а как же иначе, понятно, из этой.
     - Деда знаешь?
     - Какого деда?
     - Меня! Меня! - кричит кадыкастый старик.
     - А... Его... Так рази он дед? Он и не дед вовсе.
     - А кто он?
     - Васька он. Пантелеев.
     - Дозволь мне сказать! - выходит из толпы древний дед.
     - Прошу.
     Дедушка идет на  середину площади,  срывает шапку,  кланяется церкви,
крестится и говорит Постышеву:
     - Ты  мужика пытаешь,  а  он -  смущенный нынче,  мужик-то.  Потому и
молчалив!  Раньше справный мужик в мироедах ходил, потом Ильич сказал, что
справный мужик -  он тоже мужик, а не каркадил нильский и жить тоже может.
Потому что -  нэп!  Тут вздох по нам прошел и  радость,  а теперя вот этот
гражданин сказал,  что  он  заместитель Ильича,  и  приказал  пожечь  всех
справных, у кого не солома, а кровель. Вот оттого мужик смущенный и боится
про  то  сказать правду,  что  Васька Пантелеев мужик как мужик,  на  себе
пашет,  на себе таскает,  из себя жгут виет.  Я - сирота, живу себе Христа
ради,  мне страх неизвестный,  а  остальные молчат!  Вы  уйдете,  а  этого
гражданина анархиста тут гарнизон останется, а он им спирт роздал с мясом,
они за него кому хошь голову прошибут. Вот и все.
     Старик  надевает  драный  картуз  на  лысую  голову,  поросшую легким
пушком, снова кланяется на все четыре стороны и уходит в толпу.
     - С  чего  ты  решил,  что  Пантелеев буржуй?  -  спрашивает Постышев
Кольку.
     - Да  какой  я  буржуй?!   -  Пантелеев  рвет  натруженными  пальцами
бескровные губы.  -  Вона зубы-то мои где?!  Нет их у меня, голод да цинга
скрошили!
     - Отвечай! - сдерживаясь, просит Постышев.
     - А,  притворяется он!  Ишь комедь тут выкручивает! Небось забыл, как
давеча орал: "Пропадите вы, красные, все пропадом!"
     - Так ты комод мой грабил!  Что годами копил, себе в куске отказывал!
Ирод треклятый, нет на тебя погибели!
     - Я -  революционер!  - говорит Колька. - Мне на твои комоды семь раз
плевать!  Я с амбара, который народу роздал, себе ни крохи не взял, а вона
в каких галифе хожу - на просвет и драные!
     Постышев  курит   папироску  быстрыми  затяжками  и   смотрит  из-под
насупленных пшеничных бровей то на Кольку, то на мужиков.
     - А  ты  чего  для  революции  делал  в  своей  презренной жизни?!  -
продолжает Колька. - Ты только ейными благами пользовался, а ей зад казал!
     - Сам ты ей зад казал!  А кто партизанам подводы давал без денег?!  А
кто  хлеб  для  голодающих отгружал  без  счету?!  А  кто  зятя  на  войну
проводил?! А кто коня отдал в армию к Блюхеру?!
     - Про то молчи! Она тебе заместо всего этого землю дала!
     Сквозь толпу медленно идет  седая простоволосая баба.  Она  сейчас не
видит никого,  идет прямо на Кольку. Тот продолжает поначалу хорохориться,
но  чем  ближе  подходит  простоволосая  женщина,   с  лицом  закопченным,
темноватым и с белыми остановившимися глазами, тем тише становится Колька,
а потом он начинает пятиться от женщины, но она неожиданно для всех делает
прыжок,  звериный,  отчаянный, вцепляется в Колькины уши, рвет их и кричит
на одной ноте -  исступленно и  жутко.  Ее с трудом отрывают от Колькиной,
враз  окровавевшей головы.  Женщина бьется  в  руках  госполитохрановцев и
кричит:
     у Плевать я хотела на вашу землю и на твою революцию! Гад! На кой она
мне, если ты Машку мою опоганил?!
     - Чего вы  требуете для  него?  -  спрашивает побелевший Постышев.  -
Какого наказания?
     Мужики молчат.
     На востоке, толчками, поднимается из-за сопок красный диск солнца. Он
разрезан синей полосой туч.
     - Смерти ему мало! - говорит женщина, ослабевшая от крика. - Мало ему
смерти, иуде подлому.
     - Дурачье!  -  кричит Колька.  -  Вот продадут вас коммунисты белым -
тогда заплачете. Я ж добра вам хочу! Я ж полной свободы вам хочу!
     - К стенке его! - говорит Суржиков. - К стенке!
     Кричит воронье,  чиркает черными молниями по  красному диску  солнца.
Небо розовеет исподволь,  постепенно -  с севера на юг. Тайга смотрится на
просвет - как черепаховый, старинной работы, гребень - по вершинам далеких
сопок.
     И гулко, широко звучит залп.
     Эхо грохочет в сопках, балуется, похохатывает и резко смолкает.
     К бронепоезду идут бойцы.  За ними, растянувшись цепочкой, во главе с
Кульковым и Суржиковым, тянутся давешние "повстанцы".
     Кульков,   обежав   по   глубокому  снегу   колонну  с   бронепоезда,
запыхавшись, обращается к Постышеву:
     - Павел Петрович,  ты  позволь нам  сразу на  передовую,  чтоб кровью
искупить.
     - Не его надо было стрелять, - сквозь зубы цедит Постышев, - а тебя -
большевика!   Ишь  либерал!  Ты  добренький,  а  комиссар  Постышев  пусть
стреляет,  да?  Ты  молчи только,  ты  сейчас молчи,  потому что  нет тебе
оправдания!
     Постышев дышит тяжело,  глаз почти не  видно,  нос от холода посинел,
плечи  у  комиссара фронта  опущены,  а  руки  засунуты глубоко в  карманы
легонькой, драной шинельки.
     - Грузись  в  бронепоезд  и  каждого  человека  через  госполитохрану
пропустишь -  нет ли  тут ниточки от Гиацинтова.  А  потом в  тыл к  белым
пойдешь, под Владивосток, партизанить, - говорит Постышев.


              О военном положении Дальневосточной Республики

          (Записка зампомглавкому по Сибири 19 декабря 1921 г.)

          1. Переход  в  наступление  Меркуловым  начат  при   несомненном
     содействии  и  поддержке  японцев,  выражающихся  в широком снабжении
     каппелевцев  оружием  и  создании   благоприятных   условий   как   в
     подготовке, так и в самом наступлении.
          Такой резкий  сдвиг  японцев   в   пользу   Меркулова   является
     результатом   непримиримости   нашей  позиции  в  Дайрене  и  отказом
     удовлетворить их требования экономического характера  и  имеет  целью
     принудить  нас  к  уступкам и оправдать в Вашингтоне пребывание своих
     войск в Приморье. В случае успеха наступления и расширения территории
     Меркулова, они хотят получить экономические преимущества, кои требуют
     в своих 17  пунктах,  порывая  переговоры  с  нами.  Кроме  того,  по
     источникам,  не  доверять  которым  нет  оснований,  Франция пытается
     создать в Приморье базу для будущего наступления на Советскую Россию,
     для  чего  домогается  от  Японии  согласия на образование в Приморье
     правительства из эмигрировавших крупных русских  политических  фигур,
     находящихся в Париже,  и переброску этому правительству врангелевцев.
     До  окончательного  разрешения  этого  вопроса  с  Японией   Франция,
     по-видимому,   пока  решила  поддержать  меркуловское  правительство,
     устраивая ему заем  в  10  миллионов  рублей  через  Кантонский  банк
     (последнее  установлено  по  перехваченным радиотелеграммам и намекам
     членов японской делегации в Дайрене).  Японцы всеми мерами противятся
     осуществлению   займа,  боясь  нарушения  своего  полного  влияния  в
     Приморье.  Из   изложенного   видно,   что   начавшееся   наступление
     производится при молчаливом согласии Японии и консульского корпуса во
     Владивостоке и широком снабжении оружием со стороны первой  и  имеет,
     несомненно,  своей  целью  при  наличии  успеха  и занятия Хабаровска
     создание черного "буфера".
          2. Силы  противника  по  данным  Приамво:  3-й  корпус  генерала
     Молчанова в составе полков - Ижевского,  Воткинского, 4-го Уфимского,
     все с кавдивизионами, 8-го Камского, Сибирского казачьего, Уральского
     конного,  бригады генерала Осипова,  Волжского и бронепоезда  "Атаман
     Семенов",  всего  -  3186  штыков и 1145 сабель;  2-й корпус генерала
     Смолина в составе пехотных полков - Омского и Иркутского последний  с
     кавдивизионом,  всего  925 штыков и 50 сабель.  Всего в двух корпусах
     штыков - 4111, сабель - 1195. Настроение наступающих белых частей, по
     заявлению бывшего на фронте Серышева, хорошее.
          Состояние наших частей:  на фронте 5-й и 6-й  полки,  фактически
     батальоны,   отряд  государственной  пограничной  охраны,  Кербинский
     отряд,  минноподрывной взвод,  саперная рота.  Всего 1200 штыков. 4-й
     кавалерийский  полк  -  два  эскадрона - 280 сабель,  с крайне плохим
     конским составом.  Малый состав частей является результатом последней
     мобилизации.   Артиллерия   на  фронте  -  два  орудия,  остальная  в
     Хабаровске без конского состава,  погибшего за  последний  месяц  без
     фуража.   Остальные   части   тоже   малочисленны.  Обозы  частей  за
     недостатком лошадей почти отсутствуют. Моральное состояние вследствие
     влития  молодого  пополнения,  почти  необученного и необстрелянного,
     мало удовлетворительно. Полное неумение маневрировать, вести разведку
     и   охранение,   боязнь   за   фланги  и  неумение  их  обеспечивать.
     Безопасность тыла слабо обеспечена и находится под  большой  угрозой.
     Возможен  сбор  и  наступление  на  Благовещенск  белобанд  из района
     Айгунь.  Настроение казачества уссурийского - благожелательное белым,
     выражающееся в активной поддержке наступающих,  амурского - в меньшей
     мере в нашу пользу, в большей - в пользу противника, и с приближением
     его  возможно  восстание  в большой полосе Амура.  Состояние Амурской
     железной дороги критическое:  нет дров,  угля,  освещения и смазочных
     материалов,  и дороге угрожает возможность полной остановки через 3-4
     дня.  Для заготовки дров  выделена  небольшая  часть.  Указать  время
     прибытия  подкреплений  вследствие  вышеизложенного не представляется
     возможным. Поэтому  указываю  пункты  их нахождения:  Особый амурский
     полк и батарея - семь эшелонов (головной эшелон - 1-й и 2-й батальоны
     прибыли  в Хабаровск,  последний - на ст.  Уруша,  на расстоянии 1200
     верст от  Хабаровска);  Троицко-Савский  кавалерийский  полк  -  пять
     эшелонов  (головной  -  ст.  Могоча,  что  1550  верст от Хабаровска,
     последний - грузится на ст.  Петровский Завод);  бронепоезда - 8-й  в
     движении на ст. Поздеевка, 2-й ст. Зилово. Таким образом, медленность
     движения   подкреплений   к   Хабаровску,   малочисленность   частей,
     обороняющих  подступы к нему,  внушают большие опасения за сохранение
     Хабаровска в наших руках.
                                                           Главком Блюхер.



     ВЛАДИВОСТОК
     _____________________________________________________________________

     Совещание у  премьер-министра  началось ровно  в  девять.  Приглашены
министр  иностранных дел  Николай  Меркулов,  японский  полковник  Мацуми,
генерал Глебов,  генерал Вержбицкий,  считающийся заместителем главкома, и
Николай Иванович Ванюшин,  но, понятно, не как представитель прессы, а как
умница "по должности" и хороший приятель Николая Меркулова по официальному
положению в обществе.  В уголке, возле камина, сидел полковник Гиацинтов -
в штатском, надушенный и красивый.
     - Господа,  я пригласил вас по крайне важному делу, - сказал премьер.
- Разговор пойдет в нескольких направлениях. Первое из них: анализ причин,
приведших к  полному краху Деникина,  Юденича и  всеми нами  оплакиваемого
Колчака.  Я  должен со  всей  определенностью сказать,  что  крах  был  не
следствием ошибок,  ими совершенных,  он наступил потому,  что эти великие
люди не выдвинули вовремя великих идей.  Тех самых идей,  которые могли бы
привлечь подавляющее большинство населения России.  Следовательно,  задача
номер  один  для  нас  в  дни  победоносного наступления белых  героев  на
Хабаровск и  Читу  заключается в  том,  чтобы  как  можно скорее и  точнее
сформулировать основные истины,  которые будут с восторгом приняты русским
народом.  Я хотел бы просить министра иностранных дел и господина Ванюшина
завтра же выехать на фронт,  поближе познакомиться с воинами, побеседовать
с  жителями  освобожденных городов  и  деревень,  словом,  составить  себе
определенную и четкую картину нашей общественной жизни,  с тем чтобы потом
организовать прессу и помочь нам четко сформулировать программу, с которой
мы пойдем дальше - на запад.  Но не только ради этого я просил бы  поехать
господина  министра  иностранных  дел  и  господина  Ванюшина на фронт.  Я
счастлив  сообщить  вам,  друзья,  что  в  Токио  маршал  Жоффр   закончил
переговоры  с  Японией  о  сроках  и способах переброски сюда армии нашего
друга Врангеля. Маршал также позавчера получил чрезвычайные полномочия - в
случае нашего успеха,  освобождения Хабаровска и Читы - заключить с нами и
с нашими японскими братьями договор,  по которому только мы будем признаны
в  мире единственным законным правительством русского Дальнего Востока.  А
это позволит нам обратиться в Лигу Наций  и  потребовать  гарантий  против
большевиков.  А  единственная  надежная  гарантия  -  это сохранение здесь
братских  японских  дивизий,  которые  защитят  свободу  и   независимость
Российской государственности на востоке нашей империи.
     - Японские войска,  -  сказал полковник Мацуми,  - будут олицетворять
войска Антанты и всего свободолюбивого человечества.
     - Я  прошу,  господа,  обсудить совместно этот вопрос,  прежде чем мы
перейдем к последующим.
     - На фронте уже кончаются снаряды,  мало патронов,  - жарко заговорил
Глебов.  -  Люди не имеют пулеметов тех новейших систем, которые находятся
на вооружении японской армии. Моторы в танках ни черта не работают! Если в
течение двух-трех недель не придет помощь, будет довольно трудно развивать
стратегический успех.  Надо меньше болтать о братстве и помощи, а побольше
помогать!
     - О,  я понял,  -  улыбнулся полковник Мацуми,  - позвольте ответить,
генерал.  Помогать можно только реальной силе.  За эти несколько недель мы
убедились в  реальности вашей  силы.  Сегодня  мы  отгружаем пять  вагонов
снарядов,  патронов и  новейших винтовок.  Это  будет  отныне три  раза  в
неделю.
     - Ура!  -  воскликнул Николай  Меркулов  и  зааплодировал.  -  Чудно,
друзья! Это честно и по-мужски!
     - Друзья мои,  -  поднявшись с кресла,  сказал генерал Вержбицкий.  -
Позвольте  мне  обрадовать  вас;  наши  авангардные соединения  стоят  под
Хабаровском.  Город виден в бинокль.  Теперь,  я надеюсь, господин министр
иностранных дел сумеет договориться с атаманом Семеновым,  войска которого
бездействуют.  Если он вольет своих казаков в наши ряды, победа обеспечена
наверняка.
     Меркуловы быстро переглянулись.
     - В этом деле надо тщательно разобраться,  -  сказал премьер. - Очень
здесь надо взвесить все "за" и "против". Ну а чем нас порадует Гиацинтов?
     - У меня есть два сообщения,  -  поднявшись, сказал Гиацинтов. - Одно
приятное,  а  второе тревожное.  Начну с приятного.  В тылу большевистских
войск  начались  партизанско-крестьянские восстания,  вызванные зверствами
красных  комиссаров  над  мужиком.   Я  бы  хотел  встретиться  попозже  с
представителями генштаба  и  попросить  их  распорядиться  о  максимальном
благоприятствии  по  отношению  к   анархистам,   эсерам  и  крайне  левым
коммунистам. Именно с представителями этих течений работали мои люди.
     - Очень интересно!  -  сказал Меркулов-старший.  -  Очень интересно и
зорко!
     - Не верю, - отрезал Глебов. - Всех к стенке!
     - Генерал, нашего друга Гиацинтова, право довольно трудно заподозрить
в красноватости, - сказал премьер-министр.
     - Второе сообщение.  Я  пока  ничего не  могу утверждать определенно,
однако  мне  представляется,   что  в   городе,   даже  после  уничтожения
большевистского подполья,  все равно существует глубоко законспирированная
очень  сильная организация.  И  в  том,  что  не  работают моторы  танков,
уважаемый генерал  Глебов,  виноваты отнюдь  не  наши  японские братья,  а
красные.
     - Какие, кто, где?!
     - Я  пока  что  не  обладаю  достаточным  количеством  фактов,  чтобы
ответить сейчас же на ваши вопросы. Идет тщательная оперативная работа, и,
по-видимому, в течение ближайших дней я смогу доложить о результатах.
     - Прекрасно, - сказал Меркулов и что-то отметил в календаре, - в этом
деле надо тоже тщательно разобраться. Переходим к следующему пункту.
     Меркулов не успел сказать,  каким будет следующий пункт, потому что в
кабинет  вошел  Фривейский  и   положил  перед  премьер-министром  большой
телеграфный бланк,  на  котором  сверху  было  набрано  красными  буквами:
"Срочно.  Совершенно секретно.  Правительственная".  Спиридон  Дионисьевич
надел очки,  взял в руки телеграфный бланк и начал читать по складам,  как
все дальнозоркие люди,  отставив бумагу далеко на вытянутую руку. Читал он
телеграмму долго, дважды.
     - Господа, - попросил он. - Прошу всех встать.
     Все поднялись.
     - Господа,  члены царствующей династии Романовых пишут мне из Европы,
что их сердца и  помыслы со мной,  в  моем великом деле!  Теперь я не вижу
ничего,  что  мешало бы  договориться с  атаманом Семеновым.  Как патриот,
после этой телеграммы он, я думаю, поймет мою роль в нашей великой борьбе.
- Меркулов  поцеловал  краешек  телеграммы и  сказал:  -  Прошу  простить,
господа.
     Быстрыми шагами,  заложив руку за  отворот френча -  ни дать ни взять
Керенский,  -  ушел в маленькую комнатку,  к киоту. Рухнул на колени перед
образами и  начал жарко молиться.  Глаза его засветились,  и  ноздри стали
трепыхаться. Это значило - быть сейчас слезам.


                                 Н о т а
               заместителя официального представителя РСФСР
         в Великобритании министру иностранных дел Великобритании
                                 Керзону

          Г-н Берзин   свидетельствует  свое  уважение  лорду  Керзону  оф
     Кедлстон и имеет честь обратить внимание Правительства Его Величества
     на факт вербовки беженцев для белых армий на Дальнем Востоке, который
     имеет место в лагере для русских беженцев в Египте.
          До нас  дошли  сведения  о  том,  что немедленно после недавнего
     переворота  во  Владивостоке  среди  русских  солдат,  находящихся  в
     русском  лагере  "Б"  в  Александрии,  Сиди-Виша,  начала проводиться
     агитация за вступление в белые армии на Дальнем Востоке. Эта агитация
     была санкционирована администрацией лагеря,  и когда несколько недель
     спустя к лагерю подошел пароход,  всем  добровольцам  было  разрешено
     совершить   посадку   на   него,  причем  власти,  по-видимому,  были
     осведомлены о пути следования судна.
          Далее, принимая  во  внимание современные условия международного
     судоходства, г-н Берзин вынужден заключить, что транспортные средства
     не  могли  быть  предоставлены  иначе,  как с ведома и даже с помощью
     некоторых   союзных   правительств.   Таким   образом,   события   во
     Владивостоке,  которые  справедливо  приписываются  военным  замыслам
     Японского Правительства,  по-видимому,  также  получили  поддержку со
     стороны какого-то другого правительства.
          Г-н Берзин надеется,  что Правительство Его Величества,  которое
     всегда   отрицало   какое-либо   участие  в  недавнем  перевороте  во
     Владивостоке,  обратит должное внимание на факты, которые доведены до
     его    сведения,    и   предпримет   все   необходимые   шаги,   дабы
     воспрепятствовать вербовке в белые армии русских беженцев в  лагерях,
     находящихся под его контролем.
                                                                   Берзин.



     КАФЕ "АФРОДИТА"
     _____________________________________________________________________

     Гиацинтов позвонил в  редакцию Ванюшину и  попросил Николая Ивановича
встретиться с ним - выпить чашку кофе и посоветоваться по важному делу.
     Гиацинтов приехал в кафе первым,  сел возле окна,  закурил,  попросил
лакея принести два кофе и,  опершись лбом о ладони,  принялся разглядывать
серые прожилки на белом мраморе с