Юлиан Семенович СЕМЕНОВ

                                ПСЕВДОНИМ

                                 Повесть



                               ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                                    1

     "Дорогой Эрл!
     Твоя просьба  застала  меня врасплох.  Я понимаю,  как тебе нужны эти
девять тысяч долларов,  но беда в том,  что мой  банк  требует  не  только
поручительство  под  выдачу  кредита,  но и документ,  заверенный местными
властями,  о твоей  платежеспособности.  Вот  так-то.  Прости,  не  я  это
придумал,   а   уж   голосовать  за  это  власти  мне  просто-напросто  не
предоставили возможности: наиболее хитрые злодейства законодатели проводят
таким  образом,  чтобы  простые  люди даже и не узнали об этом.  Порою мне
кажется,  что человечество одержимо копает вокруг самого себя  ров,  чтобы
пустить  туда  аллигаторов  и  превратить  мир  в  большую  тюрьму,  но не
догадывается об этом,  и не догадывается до той поры,  пока ров  не  будет
закончен,  а  зубастые  аллигаторы не получат сан "священной коровы".  Вот
так-то.
     Пожалуйста,  сообщи,  на  какой срок тебе нужны эти деньги,  попробуй
организовать поручительство и  объясни еще  раз  -  не  на  пальцах,  а  с
цифровыми выкладками,  -  что за  дело ты надумал,  сколь оно надежно и  в
какой временной отрезок ты намерен его провернуть. Вот так-то.
     Остаюсь твоим старым другом
                                               Майклом, Серым Наездником".


                                    2

     "Дорогой Майкл!
     Деньги мне нужны ненадолго, понимаешь? От силы на пару месяцев. Зачем
они нужны мне так срочно, спрашиваешь ты? Отвечаю не на пальцах, а от души
(с цифирными выкладками не научился,  я доллары хорошо считаю на  глаз,  а
если  на  бумаге,  то  путаюсь).  На Рио Гранде возле Голубого Брода стоит
стадо двухлеток,  что-то около трех тысяч голов, и просят за каждого бычка
девять долларов, в то время как в Канзас-Сити такой бычок вполне пойдет за
пятнадцать баков.  Считай сам,  какое это  выгодное  дело.  Твой  коллега,
президент нашего "Скотопромышленного банка" Филипп Тимоти-Аустин, не имеет
права давать мне поручительство (а может,  не хочет,  он из молодых, нашей
закалки  не  имеет).  Больше мне не у кого попросить в нашей богом забытой
дыре,  понимаешь? Самый крупный держатель зелененьких аптекарь Бидл прячет
в  старом  чайнике  двести сорок два доллара четырнадцать центов и считает
себя богатеем,  равным по силе нашему старому приятелю Рокфеллеру вкупе  с
твоим племянником Морганом-старшим, будь неладны эти акулы...
     Филипп Тимоти-Аустин,  правда,  намекнул,  что если ты  мой настоящий
друг,  то выход может быть найден. Для этого необходимо лишь одно условие,
чтобы кассиром в твоем банке был верный человек,  который отстегнет деньги
под  мое  письменное обязательство вернуть  их  в  двухмесячный срок.  При
условии твоего за  меня поручительства,  понимаешь?  Тимоти-Аустин сказал,
что его кассир есть порождение ада,  трусливый суслик, к тому же зять того
судьи,  которого мы прокатили на выборах, с ним каши не сваришь. Так что я
ответил на все твои вопросы,  и ты уж ответь на мой: есть ли у тебя верный
кассир,  или  мне  купить пару  галлонов виски и  забыть про  тех  бычков,
которые поправили бы мои дела и позволили построить салун возле той почты,
в  ящик которой я  опускаю это  письмо,  чтобы оно  поспело к  тебе завтра
поутру.
     Остаюсь твоим старым другом
                                                 Эрлом - Черной пятницей".


                                    3

     "Дорогой Эрл!
     Этот  Филипп  Тимоти-Аустин неглупый парень,  судя  по  тому  совету,
который он  тебе  дал.  Наш  кассир  Билл  Сидней  Портер -  человек очень
смешной,  как  и  надлежит  быть  каждому,  кто  малюет  картинки  для  их
последующей продажи  разбогатевшим овцепромышленникам или  сочиняет стишки
для  воскресных газет.  Вот так-то.  Наш Портер относится именно к  такому
типу людей -  он сочинитель.  Я,  правда, не очень-то силен в грамоте и не
считаю  себя  ценителем изящной  словесности,  хотя  Ги  де  Мопассан  мне
нравится,  очень правдиво пишет про  то,  как  блудят в  Европе всякие там
аристократы,  но  мой  компаньон Андерсон считает Портера надеждой Техаса:
"Он и  пишет,  и  рисует,  и сочиняет смешные эпиграммы,  он прославит наш
Остин".  Вот так-то.  Но Андерсон много чего говорит,  и  далеко не все из
того, что он говорит, сбывается. А даже совсем наоборот.
     Но,  во всяком случае,  Филипп Тимоти-Аустин дал хороший совет. Сразу
же по получении твоего письма я переговорил с нашим Портером.  Он ответил,
что относится к  моим друзьям с глубоким уважением,  понимает,  как "много
прекрасного и трагичного пережито" нами сообща,  но выразил опасение,  что
ревизоры могут схватить его за руку,  если под выдачу ссуды в девять тысяч
долларов не будет соответствующего документа.
     "А мое слово разве не документ?" -  спросил я,  зная,  что со всякими
там художниками и  сочинителями надо говорить не как с нормальными людьми,
но как с  придурками,  которые клюют на сентиментальность,  высокое слово,
скупую мужскую слезу и все такое прочее.  Вот так-то.  Портер, ясное дело,
ответил, что верит мне, как себе. И что мужская дружба - самое прекрасное,
что есть на  земле.  И  ради того,  чтобы сохранить ее,  он  готов на все.
Потому что,  добавил он,  его дочь Маргарет Роуз,  которой скоро будет два
года,  должна расти среди мужчин,  которые умеют дружить, ибо только такие
мужчины понимают,  что значит любить женщину.  Вот так-то.  Словом, можешь
приехать  завтра,  утренним  поездом,  и  в  11.45  получить девять  тысяч
долларов. Восемь тысяч бумажками, не совсем новыми, а тысячу - серебряными
монетами в  прекрасных кожаных мешочках,  каждый из  которых стоит  доллар
семнадцать центов. Приплюсуешь эту сумму к процентной выплате, если решишь
оставить эти чудные мешочки на память, о своем старом друге.

                                                   Майкл, Серый Наездник".


                                    4

     "Многоуважаемый мистер Кинг!
     Лишь только зная Ваше ко мне отношение,  лишь только памятуя о  Вашей
давней дружбе с моим покойным дядей Джорджем С. Тимоти-Аустином, я решился
на то,  чтобы обратиться к  Вам с этим письмом и отвлечь на какое-то время
от тех государственных дел, которыми Вы, как избранник народа, занимаетесь
в Вашингтоне.
     Я полагаю,  что Вы правильно поймете те мотивы, которые побудили меня
обратиться к Вам с этим сугубо доверительным письмом,  если вспомните, что
в Остине, штат Техас, работает "Первый Национальный банк", для которого не
существует никаких  законов,  поскольку ссуды  там  выдаются  без  всякого
обеспечения, "по дружбе", в нарушение всех и всяческих Законов Соединенных
Штатов.
     Если не Вы восстановите порядок, то кто же?!
     Примите,  многоуважаемый мистер Кинг,  мои заверения в самом глубоком
уважении, искренне Ваш
                                                     Филипп Тимоти-Аустин,
                            директор "Скотопромышленного банка" в Остине".


                                    5

     "Дорогой Филипп!
     Я очень  хорошо помню твоего дядю Джорджа С.  Тимоти-Аустина.  Только
поэтому отвечаю.  Письмо твое мне не понравилось. Ты, видно, считаешь всех
на   земле   глупее   себя.   Да,  я  сижу  в  Вашингтоне.  Да,  занимаюсь
государственными делами.  Тем не менее я остаюсь Робертом Кингом,  который
сделал  себя  своими  руками.  И  не перестал быть человеком,  внимательно
следящим за бизнесом вообще, а уж в Техасе тем более. Поэтому я не могу не
знать,   что   "Первый  Национальный  банк"  Остина  забивает  всех  своих
конкурентов в округе.  А уж твой скотский банк тем более. Вот, видно, куда
ты  зарыл  собаку.  Но  не  сровнял  землю  -  сразу же заметно.  Как тебе
известно,  я не имею никакого интереса ни в твоем банке,  ни тем  более  в
делах  "Первого  Национального".  Поэтому не вижу нужды нацеплять на грудь
бляху шерифа,  заряжать револьверы и садиться в засаду,  чтобы задерживать
всех тех, кто получает ссуды без обеспечения, а по одной лишь дружбе.
     Хочу дать тебе добрый совет,  сынок: думая о себе, думай и о ближних.
Если  ты  решишь,  что  об  окружающих можно только лишь  вытирать подошвы
ботинок при подъеме по лестнице успеха, то ты скоро сядешь в долговую яму.
     Не  сердись  за  резкость.  Я  считал  себя  обязанным сказать правду
родственнику моего старого друга Джорджа. Тебя, видно, занесло.
                                                                    Кинг".


                                    6

     "Дорогой старина Камингс!
     По  моим сведениям "Скотопромышленный банк" Техаса готовит к  выпуску
акции "Силвер филдз",  которые дадут прибыль уже  в  конце этого года  как
минимум на пять процентов к  вложенной сумме.  Поскольку президентом этого
банка является внук моей двоюродной бабки,  он  дает персональную гарантию
тем клиентам, которые близки любившей его старухе, да и вообще всей семье.
     Словом,  если ты решишь,  что у тебя есть верные друзья, которым надо
помочь в  деле,  адресуй их  ко мне,  я  беру на себя юридические гарантии
дела.
                                                                      Твой
                                                                П. Прайз".


                                    7

     "Дорогой мистер Билл Сидней Портер!
     Мы не без интереса ознакомились с Вашими юморесками и карикатурами.
     К  сожалению,  мы  не  можем  рекомендовать в  газеты и  журналы Ваши
юморески из-за  их  несколько странного стиля  (кое-кто  из  наших  коллег
заметил, что стиль следует назвать не "странным", но "вызывающим").
     Пожалуйста, не сердитесь за откровенность.
     В  то же время Ваши карикатуры понравились всем без исключения,  и мы
намерены предложить их ряду ведущих газет Юга и Западного побережья.
     Надеемся на дальнейшее сотрудничество.
     Не    сочтите   за   бестактность,    но   всем   работникам   нашего
литературно-посреднического  агентства  Ваше  будущее  видится  в  веселой
живописи, но никак не в литературе.
                                                         С уважением - Ваш
                                   У. Н. Д. Л. Боу, консультант-редактор".


                                    8

     "Дорогой Кинг!
     Мой  курьер передаст тебе  эту  записку,  по  почте  ее  посылать нет
смысла.  Техасские банковские скотоводы играют  акции  "Силвер  филдз"  из
расчета один к  пяти за  год,  что  вовсе недурно.  Они обратились ко  мне
неспроста, понимая, что наши с тобою отношения более чем дружеские. Ответь
мне, пожалуйста, не обращались ли они к тебе с какой-либо просьбой, а если
обращались,  то  в  чем  ее  смысл.  Видимо,  они  хотят  налить масла  на
сковородку, но неясно, что собираются жарить.
                                                     Твой Авраам Камингс".


                                    9

     "Дорогой Камингс!
     Техасский финансовый скотина  подъезжал ко  мне  по  поводу  "Первого
Национального банка".  Мол,  там  сидят анархисты.  Плюют на  законы нашей
великой родины.  И  все такое прочее...  Я навел справки (это умеет делать
Ричард, ты его помнишь по Айдахо). Выяснилось, что зубастые парни в Техасе
как  мухи  летят  на  "Первый  Национальный".   А   Тимоти-Аустина  с  его
"Скотопромышленным" обходят стороною.  Потому  что  он  боится  риска.  Не
обкатался в деле.  Пришел на готовенькое. Не знает, как поставить палатку,
развести костер,  накормить лошадей в горах.  Дела его банка,  как говорит
Ричард,  ни к черту не годятся.  Поэтому он решил использовать мои связи с
финансовым  министерством:  нарядить  в  Остин  злого  ревизора,  обгадить
тамошний банк и таким образом убрать конкурента.  Все просто.  Как мычание
старой коровы, которую гонят на бойню.
     Ты,  видно,  догадываешься,  что я дал молодому скотобанкиру от ворот
поворот. Потому что он посмел играть со мною втемную, этот сосунок.
     Теперь же  он норовит показать (используя тебя),  что мой урок принят
им  к  сведению.  Пять  единиц к  одной в  течение года  -  вполне хорошее
предложение.  Тем  более под личное обеспечение его троюродного племянника
двоюродной бабки.
     Пожалуй,  возьми-ка на нас с  тобой полсотни тысяч акций при условии,
что они вернутся четвертьмиллионным кушем в конце года.  А я взамен на это
подумаю, как можно решить вопрос об откомандировании злющего ревизора. Для
Остинского банка.
     Окончательное решение я  оставляю за  тобой.  На  этом письме поставь
крестик и отдай моему посыльному.  Это будет значить, что мы вошли в дело.
Если  ты  колеблешься и  есть хоть один гран риска,  сожги мое  послание и
скажи тому буйволу, который вручит его тебе, чтобы он передал мне привет.

                                                                    Кинг".


                                    10

     "Дорогой мистер Портер!
     Как мне  стало  известно,  вы  проявили   интерес   к   моей   газете
"Айконокласт",  с  которой,  увы,  я  вынужден  расстаться  по целому ряду
обстоятельств,  но главным  я  считаю  то,  что  радикальное  направление,
избранное мною,  открытая борьба против коррупции,  продажности политиков,
вакханалии беззаконий  лишили  меня  и  без  того  маленькой  читательской
аудитории.  Люди не очень-то хотят читать правду,  мистер Портер, поверьте
слову  старого  газетчика,  им  гораздо  приятнее  рассматривать   веселые
картинки,   знакомиться   со   светскими  новостями  и  обводить  цветными
карандашами цены на те  акции,  которые  сегодня  особенно  котируются  на
бирже.
     Тем  не  менее,  если  Вам  как  молодому патриоту Честного Печатного
Слова,  столь угодного Штатам,  хочется попробовать себя на новом поприще,
сообщаю Вам,  что печатный станок и  право на  издание моей газеты встанут
Вам в  двести пятьдесят долларов,  которые Вы  можете вручить мне в  любое
удобное для Вас время. Номер своего счета я не даю по той причине, что его
у  меня нет  уже  три  месяца.  Только это и  подвигло меня на  то,  чтобы
расстаться с  любимым  детищем и  начать  службу  проводником на  Западном
направлении железной дороги.
     Примите уверения в моем абсолютном уважении
                                                              Эд Кармайкл,
                                       журналист, издатель и фельетонист".


                                    11

     "Дорогой Ли!
     Поскольку ты,  старый бродяга, легче твоих братьев сносил меня, когда
я читал тебе свою муру в ту пору,  что мы объезжали коней в прерии,  прошу
прочитать маленькую безделицу,  которую  я  написал  для  нашей  остинской
газетенки "Роллинг стоун",  редактором которой я  ныне стал,  взяв ссуду в
четверть тысячи долларов. Ответь мне с присущей тебе честностью: полнейшая
это чушь или нет?  Только,  пожалуйста,  не показывай эту штуковину никому
другому,  потому что  в  молодости можно  шалить литературой,  а  когда ты
приближаешься к старости (тридцать два года) и обременен семьею, надо либо
писать,  либо вообще навсегда забыть об этом паскудном, но столь манящем к
себе деле.
     Штука,  которую я  тебе  посылаю,  называется "Моментальный снимок  с
нашего президента". Если тебе очень уж невмоготу будет это читать, порви и
брось в корзину для мусора.
                                                                 Твой друг
                                                      Билл Сидней Портер".


                                    12

     "Дорогой Билл!
     Я всегда говорил братьям, что ковбой-лентяй Билл Сидней Портер оттого
полная бездарь в  нашем деле,  что  ему  уготована другая судьба,  а  ведь
только гений, то есть сын Божий, может быть наделен всем поровну. Ты, увы,
не  сын Божий,  но  ты  настоящий молодец,  потому что дал хороших тумаков
нашему президенту,  который строит из себя девственницу,  а торгует собою,
как самая последняя шлюха.
     Однако,  мой  дорогой Билл,  ты  должен тщательно взвесить,  стоит ли
печатать этот рассказ в твоей газете, потому что у президента Кливленда на
следующих выборах будет много сторонников в Остине,  и это, я думаю, может
весьма серьезно осложнить твое  положение главного редактора.  Ты  человек
доверчивый и  честный,  только такие,  наверное,  и могут сочинять,  ты не
знаешь,  как злопамятны люди,  ставящие на  того или иного петуха во время
предвыборного боя,  а  ты у них отнимаешь не фантик и не "золотое кольцо с
бразильским бриллиантом", которое мы изготовляли за полтора доллара, чтобы
всучить нуворишам за  триста;  ты  отнимаешь у  них шанс на  четырехлетнее
государственное могущество,  которое  стоит  денег,  очень  больших денег,
Билл.
     Ну ладно,  ты намекаешь в своей юмореске,  что эмблема твоей "Роллинг
стоун"*  похожа  на  бомбу,   начиненную  динамитом,  и  поэтому  от  тебя
разбегаются в  Вашингтоне все  чиновники.  Но  когда  ты  описываешь,  как
президент Кливленд,  увидев у тебя в руках эмблему твоей газеты, наделал в
штаны и начал бормотать, что он "умирает за свободу торговли, за отечество
и  за все такое прочее",  это запомнят.  А  еще больше его люди не простят
тебе того,  что ты вывел его совсем уж полным кретином,  когда он трусливо
заверещал про  то,  что  ты  "подлый убийца,  пускай  твоя  бомба  свершит
смертоносное назначение",  и все такое прочее. А когда правящий нами дурак
понял  наконец,  что  ты  не  динамитчик,  и  начал с  тобою беседовать об
отечестве,  и выяснилось, что он о нем ни черта не знает, кроме того лишь,
что в Техасе работает его друг Дэйв Кальберсон (кажется, это ваш прокурор,
отец  твоего  друга?),   и   что  "вроде  бы   этот  штат  снова  объявлен
самостоятельной республикой",  и  вообще  "какого  цвета  он  изображен на
карте,  такого ли,  каким он является на самом деле?", хочется закричать в
ужасе: "Господи милосердный, кто нами правит?!"
     _______________
          * "Р о л л и н г  с т о у н"  - дословно название газеты Портера
     можно переводить как "катящийся камень",  тогда как по-английски  это
     "перекати-поле".    Портер    нарисовал    эмблему    своей   газеты:
     перекати-поле,  начиненное ядром с динамитом,  похожее на камень, и с
     зажженным фитилем.

     Кливленд -  яростный противник серебряной валюты, поэтому у него есть
могучие сторонники в Техасе, им не понравится, что ты выставил их человека
полнейшим идиотом. Стоит ли тебе лезть на рожон? Конечно, если ты готовишь
себя к политической карьере -  тогда дело другого рода, можно рискнуть, но
ты  мне  об  этом  раньше ничего не  писал.  Если  же  ты  просто-напросто
задираешься,  то подумай семь раз, прежде чем отрезать. Тебе могут мстить,
а месть сильных беспощадна и неуязвима...
     ...Я бы не стал  тебе  так  писать,  не  будь  эта  штука  талантливо
сделана.  Президентов  ругать  никому  не возбраняется,  но ты это делаешь
столь искрометно,  так необычно,  так   в п е р в ы е,   что это нельзя не
заметить и, заметив, не запомнить...
     Нет ничего ужаснее столкновения таланта с бездарностью,  доверчивости
с  коварством,  честности  с  моральным  извращением,  любви  с  эгоизмом,
открытости с самовлюбленной недоверчивостью. Тебя пока что миловала жизнь,
ибо ты  ее  не задирал,  сидел себе в  кассе и  выдавал баки нашему брату.
Только  поэтому ты  "проскакивал",  Билл,  только  поэтому и  ни  по  чему
другому.  Хватит ли у  тебя сил выстоять?  Всякое заявление самого себя во
весь голос есть не что иное, как объявление войны конкурентам. А их у тебя
будет много,  потому что  имя  им  серость,  а  нет  ничего могущественнее
серости,  ибо она удобна,  она никого не беспокоит,  не заставляет думать,
все тихо, пристойно и ползуче.
     Ты  уж  извини меня,  Билл,  но  я  должен закончить это  мое  письмо
обязательной банал