в
грубых свитерах толстой шерсти, лица бронзовые,  обветренные,  в  руках  -
спокойная надежность, в глазах - улыбка и доброта.
     - Замечательное вино, господин Брунн, - сказал Ганс. -  Спасибо,  что
вы посоветовали  уважаемому  сеньору  налить  в  мой  бокал  именно  этого
розового вина...  Дядя Отто сказал, что мы можем пообедать за его счет, не
только выпить...
     - Втроем? - поинтересовался Штирлиц.
     Лицо Ганса вновь стало растерянным, совсем юношеским:
     - Этого он  не  уточнил...  Он  просто  сказал,  чтобы  мы  выпили  и
перекусили за его счет, он возместит...
     - Значит, будем обедать втроем, - заключил Штирлиц. - Не можем же  мы
пить втроем, а закусывать только вы и я?!
     - Конечно, в этом есть определенная неловкость, но...
     Штирлиц, сразу же поняв состояние Ганса, подвинул ему телефон:
     - Звоните...  Если ваш дядюшка ответит, что намерен  расплатиться  за
двоих, тогда я пообедаю с Манолетте, а вы закажите себе еду за собственный
счет.
     - Не считайте меня полным остолопом, ладно? - Ганс снова озлился. - Я
приехал  из  американской  зоны  оккупации  и    научился    вести    себя
цивилизованно... В конечном счете можно предъявить дяде Отто счет за питье
на троих, а обед, который мы вкусим все вместе, будет означен как угощение
на две персоны.
     Манолетте рассмеялся:
     - У тебя пойдет дело, Ганс! Хорошо, что ты обтерся среди американцев,
эти люди знают, как надо делать бузинес.
     - Чем занимались в  з о н е?  - спросил Штирлиц.
     - Чем только не занимался, - Ганс, наконец, открыто улыбнулся, и лицо
его сделалось симпатичным и добрым. -  Я  и  грузчиком  был,  и  в  газете
работал, в христианской, на нее  американцы  сразу  выдали  разрешение,  и
экскурсоводом у тех солдат, что приезжали на воскресенья из  Зальцбурга  в
Вену, и директором фирмы проката штатского костюма и обуви...  Я,  кстати,
на этом и собрал деньги для поездки в Аргентину...
     -  Это  как  же?  -  поинтересовался  Штирлиц.  -  Где  вы  доставали
гражданские костюмы? Сколько? Для кого?
     Ганс рассмеялся еще веселее; Штирлиц налил ему стакан вина: "Выпейте,
пока Манолетте жарит мясо, можно пропустить по второму".
     -  Видите  ли,  американцам  запрещено  ходить  по  девицам   легкого
поведения в форме, - ответил  Ганс.  -  А  они  же  изголодались  в  своих
гарнизонах...  Ну, когда я нанялся экскурсоводом, я это быстренько понял и
решил сделать свой бизнес... Я заметил, сеньор Манолетте называет  д е л о
"бузинесом", - это он так шутит?
     - Нет, - ответил Штирлиц, - многие испанцы именно так произносят  это
американское слово...
     - "Бузинес", - рассмеялся  Ганс  и  выцедил  второй  стакан,  заметно
охмелев. - Я набрал костюмов, ботинок, пальто и рубашек у всех знакомых...
Каждому платил процент с выручки: дал три костюма и три  пальто  -  получи
пять процентов, дал десять - вот твои семь.  Я хорошо на  этом  заработал,
только потом американская комендатура просекла, меня должны были  дернуть,
но я вовремя слинял в деревню.
     Между  прочим,  парень  подал  неплохую  идею,  подумал  Штирлиц.  На
заработанные деньги я могу купить лыжи и ботинки, будем сдавать их в нашем
бюро проката, а мне платят процент; без денег я  больше  ничего  не  смогу
поделать; надо слетать к Кемпу в Кордову, пора отправиться в Байрес, время
думать, как наладить связь с Роумэном...
     -  Слушайте-ка,  Ганс,  я  тут  поднакопил  денег,    думаю    купить
инвентарь...  Дам на прокат в ваш  центр,  будете  платить  мне  семьдесят
процентов, идет?
     - Двадцать, - спокойно ответил Ганс, но  лицо  его  снова  словно  бы
замерзло. - Дядина фирма престижна, к нему приходят сорок человек в  день,
я посмотрел расходные книги... Вы окупите затраты за полгода, потом пойдет
чистая прибыль, за престиж платят, господин Брунн.
     - Послушай, мальчик... Кстати, сколько тебе лет?
     - Двадцать два...
     - Хм... Выглядишь на восемнадцать... Воевал?
     - Я играл в астигматизм...  Вчистую, конечно, не списали,  коричневые
сволочи имели особый нюх на тех, кто норовил обойти их на повороте,  но  я
служил при кухне, только поэтому и не сдох...
     - Где воевал?
     - Я ж говорю - при кухне...  Сначала мы стояли во Львове, оттуда ушли
в Братиславу, а уж из Праги я дал стрекача, когда все начало рушиться.
     - Во время восстания?
     - Нет, все, кто попал  в  ту  мясорубку,  погибли...  Я  почувствовал
загодя, что оно начинается, ну и дал деру...
     - Так вот, дорогой Ганс...  Я ценю толковых молодых людей, понюхавших
войну, я принимаю условия  игры,  которые  ты  мне  предлагаешь,  но  хочу
сказать следующее: двадцать процентов за использование моего  инвентаря  -
это совершенно несерьезно... Ты же имеешь дело не с голодным австрийцем, а
с вполне сытым янки, который знает твой язык, как свой...  Я понимаю,  что
ты не хочешь платить налоги, - если поставишь в  бюро  проката  мои  лыжи,
придется слюнявить большие отчисления в казну, зачем?  Чем  больше  приток
лыжников, тем выше налоги, все по правилам, никто не  спорит...  Но  здесь
инспекция по доходам смотрит за  всем,  кроме  как  за  лыжами...  Здешним
боссам выгодно  сделать  Барилоче  горнолыжным  курортом  для  всей  Южной
Америки, поэтому лет пять ты с дядей будешь в  полном  порядке...  Поэтому
платить ты мне будешь пятьдесят процентов... Это по-божески...
     - Во-первых, я не собираюсь торчать в  этой  дыре  больше  двух  лет,
господин Брунн. Мне хватит двух лет, чтобы собрать золотишка и вернуться в
Европу, - я намерен открыть свое горнолыжное дело в  Альпах...  Во-вторых,
пятьдесят процентов совершенно нереальны, потому что я так или иначе  буду
рисковать, а в случае проверки штраф придется платить мне, содиректору,  а
не дяде или вам...  Поэтому мое последнее предложение: тридцать процентов.
Или работайте этот год, пока не истечет контракт, и открывайте свое  дело,
никто вам не мешает...
     - Ты же прекрасно понимаешь, Ганс, что для своего дела нужны ссуда  в
банке, человек, сидящий на выдаче инвентаря, проводник и  инструктор.  При
этом я должен приобрести лицензию, а  это  тысяча  баков,  как  минимум...
Инструкторов здесь мало, очень мало, поэтому  если  я,  обидевшись,  уйду,
делу дяди Отто будет нанесен ущерб...  Подумай об  этом...  Посоветуйся  с
ним, ты ведь будешь провожать его на поезд, нет?  Назови  ему  сорок  пять
процентов как последнюю цифру, ладно?
     Ганс покачал головой:
     - Господин Брунн, я запомнил ваш первый урок: вы никуда не уйдете  до
тех пор, пока не истечет годовой контракт, так что не пугайте меня. Просто
из симпатии к вам, не консультируя этот вопрос с дядей Отто, -  прибыль-то
с вас буду получать я, а не он, и вы прекрасно об этом знаете, - я даю вам
тридцать пять процентов.


                                                                Люси Фрэн,
                                         Киностудия "Твэнти сенчури Фокс".
                                                                 Голливуд,
                                                                       США

          Уважаемая мисс Фрэн!
          Поскольку я довольно долго живу в Пуэрто-Монт,  одном  из  самых
     уникальных уголков Тихоокеанского побережья Чили, где еще по сю  пору
     можно  мило  побеседовать  с  настоящими  индейцами,   где    рыбалка
     значительно более интересна, чем в Перу или на Кубе, а переход  через
     Анды, отстоящие  всего  в  тридцати  милях  от  города,  может  стать
     незабываемым путешествием, я решила обратиться к Вам с  предложением:
     поскольку наша небольшая фирма "Эксперимэнтл синема инкорпорэйтед" не
     в  силах снять здесь игровой фильм по мотивам Майн Рида,  может быть.
     Ваша мощная корпорация найдет возможность  ознакомиться  со  здешними
     местами  (жилье  и  проезд  в  этом  районе мы берем на себя) и затем
     согласится поддержать нас в новых начинаниях?

                                                             Сердечно Ваша
                                                          Сьюзан Джилберт,
                                вице-президент "Эксперимэнтл синема инк.",
                                    Пуэрто-Монт, почтовый ящик 2177, Чили.


     Получив письмо с обратным адресом неведомой "Синема инк.", Люси зашла
к Спарку и молча положила конверт на его стол:
     - Тебя это по-прежнему интересует, малыш?


     Н у ж н ы й текст был написан бесцветным луковым раствором, проявился
моментально, стоило только прогладить утюгом:
     Дорогой друг, я продолжаю поиск в  следующих  направлениях,  одно  из
которых оказалось несколько неожиданным:
     1.  Дело  в  том,  что  судьба  немцев,  живших  в  Никарагуа,  резко
отличается от той, которая благоприятствовала им  в  Аргентине,  Бразилии,
Чили после того, как началась война против стран "оси".
     Абсолютно все немцы Никарагуа - вне зависимости  от  того,  были  они
членами  НСДАП  или  антифашистами-эмигрантами,  -   были    насильственно
депортированы в  США.  Их  дома,  кофейные  плантации,  магазины  и  отели
захватил президент Сомоса.
     Таким образом, среди никарагуанских немцев мы вправе искать тех,  кто
сможет оказать посильную помощь в нашей  деятельности  по  выявлению  всей
нацистской цепи на юге континента.
     Всякий  деловой  контакт  с  немецкими  антифашистами,  бежавшими   в
Аргентину еще в начале тридцатых  годов,  невозможен,  поскольку  за  ними
поставлена слежка, как за красными.  Материалы о никарагуанских  немцах  -
после того, как закончу сбор данных и обработаю их, - будет отправлен Вам.
     2. Во время посещения местной библиотеки  я  натолкнулся  на  дело  о
похищении  ребенка  великого  американского  летчика  Чарльза   Линдберга.
Сначала я прочитал это как забытую  сенсацию,  а  потом  начал  мучительно
вспоминать, в связи с  чем  я  так  хорошо  помню  эту  фамилию.  Не  могу
утверждать наверняка, но мне кажется, что Мюллер  имел  к  этому  какое-то
отношение,  что-то  проскальзывало  в  архивах  криминальной  полиции   за
тридцать третий или тридцать четвертый годы.  Там же, в  архивах,  которые
хранятся  на  западе  Германии,  скорее  всего  в  Мюнхене,  должны   быть
документы, также касающиеся Мюллера, в  связи  с  делом  Кисселя,  личного
охранника фюрера, а также материалы по убийству министра  иностранных  дел
Веймарской республики Вальтера Ратенау. Эти дела - если их найти в архивах
и заполучить в нашу собственность - произведут шок на каждого, кто с  ними
ознакомится.  Такого рода документы - если они сохранились - позволят  нам
выйти на самую верхушку нацистов, скрывшихся здесь.
     Более того.
     В нацистских, эмигрантских кругах говорят, что могила в  Берлине,  на
которой выбито имя Мюллера, является фикцией: либо гроб пуст, либо  в  нем
покоятся  останки  совершенно  другого  человека.  Полагаю  целесообразным
сообщить об этом в Лондон Майклу Сэмэлу.
     Написано:  "во  многие  знания  многие    печали".    Позволю    себе
перефразировать: "во многие знания - динамит".
     Если бы мы смогли поработать в Европе, - по тем направлениям, которые
я обозначил, - убежден, информация окажется безмерно полезной делу  борьбы
против последышей фюрера.
     3.  Адрес  и  телефон  Риктера  я  выяснил.  Считаю   преждевременным
проводить с ним беседу, поскольку жду Ваших данных из Европы, они позволят
мне осуществить задуманное, если, конечно, я нахожусь  на  верном  пути  в
моем поиске.
     4. Все более и более загадочной становится для  меня  Вилла  Хенераль
Бельграно.  Об этом месте в горах, неподалеку от Кордовы, здешние  нацисты
говорят шепотом, с особым почтением.
     Полагаю возможным встретить  там  кого-то  из  прежних  знакомых,  но
делать это можно и нужно лишь после того, как  мы  получим  информацию  из
Европы.  Такого  рода  "архивная  информация"   станет    оружием    более
действенным, чем пулемет или даже орудие; повторяю: "во  многие  знания  -
динамит".
     5. Более всего я страшусь  того,  что  Вы  решите  -  после  нокаута,
нанесенного нам, - считать всю схватку проигранной.  И отойдете  от  дела.
Тогда, конечно, моя миссия здесь кончена. Один я ничего не смогу сделать.
     Убежден, что, несмотря на  тот  удар,  который  нам  смогли  нанести,
ситуация не безнадежна, шансы на победу есть, и они отнюдь не малые.
     6. Поскольку в ближайшие месяцы предполагается новый тур  переговоров
между "Дженерал электрик" и службами Перона, я очень жду Ваших  материалов
из  Европы  именно  в  течение  этого  времени,  чтобы  иметь  возможность
оперировать ими с сотрудниками "Дженерал электрик", которые не могут  быть
равнодушны к "атомному проекту" Риктера.
     7. Что же касается самого "проекта", то он закамуфлирован так надежно
и охраняется столь квалифицированно, что я  не  имею  возможности  к  нему
приблизиться, не расшифровывая себя. Порою я чувствую за собой слежку, но,
полагаю,  это  профилактика,  проводимая  секретной  службой  Перона    по
отношению ко всем иностранцам,  проживающим  в  стране.  Тем  не  менее  я
проявляю крайнюю осторожность и всю информацию получаю в  ночных  барах  и
пивных, вслушиваясь в разговоры эмигрантов: "во многие знания -  динамит".
И, увы, печали.
     Буду рад получить от Вас известие.

     Очень жду.
               Искренне
                         "М".



РОУМЭН                                           (Голливуд, сорок седьмой)
__________________________________________________________________________

     В  Голливуде  теперь  чувствовалось  ощущение  чего-то   безвозвратно
утерянного: редко появлялся  на  людях  Чаплин,  не  было  ни  Брехта,  ни
Эйслера, ни Марлен Дитрих; перестал приезжать Фейхтвангер, хотя раньше был
здесь частым гостем. И хотя каждый день то в "Плазе", то на "Биверли хилз"
устраивались приемы, где блистали звезды экрана во главе с Адольфом Менжу,
Джеймсом Кегни и Робертом Тейлором, того  постоянного  праздника,  который
царил здесь раньше, не было, он казался безвозвратно утерянным.
     Все было, как прежде, казалось бы, - и безудержное веселье  во  время
полуночных гала-концертов, и блицы  фотокорреспондентов,  и  песни  Фрэнка
Синатры, прерывавшиеся визгом  и  свистом  собравшихся  (визжали  женщины,
свистели -  высшая  форма  похвалы  -  джентльмены  во  фраках),  и  танцы
негритянского трио "Старз" из Нью-Орлеана, - но в городе,  тем  не  менее,
царило   таинственное   ощущение   п о т е р и.   Песни   были    чересчур
сентиментальны, танцы  излишне  экзальтированы,  веселье  грубо  показным,
п р у щ и м.  Так бывает на православных поминках, когда выпили по третьей
и слезы уступили место смеху, который -  если  внимательно  всмотреться  в
него и вслушаться - был истеричным,  н а  п р е д е л е.
     Роумэн  теперь  бывал  практически  на  всех  гала-приемах,  -  Спарк
пристроил его на киностудию  "Юниверсал"  ассистентом  продюсера,  платили
вполне  сносно,  дом  арендовывать  не  стал,  поселился  с   Кристой    в
Лос-Анджелесе, на  третьем  этаже  большого,  но,  тем  не  менее,  вполне
престижного дома.
     Когда Спарк позвонил ему  и  сказал,  что  можно  взять  в  рассрочку
коттедж на сто двадцатой улице, Роумэн усмехнулся:
     - Знаешь, старик, поскольку любимая поехала за покупками, скажу  тебе
честно: праздник  кончился,  начались  будни,  песня  сделалась  бытом.  Я
благодарен Кристе, только из-за нее я снова стал мужиком,  и  я  хочу  тот
к о н ч и к,  который мне отпущен, прожить в свое удовольствие... Наш друг
сломал меня, понимаешь? Я треснул.  Пополам. Вот так. И я  хочу  класть  в
кровать  девок,  пить  виски  на  приемах  и  ждать,  когда  перевалю   за
пятьдесят... К старости надо готовить себя загодя... Я бы продолжал делать
м о е  дело, но я подписал капитуляцию,  и  ты  знаешь,  почему...  А  те,
которые  разгромлены,  имеют  право  на  все.  "Дорога  из  Голливуда    в
Лос-Анджелес трудная, пробки, задержался, что делать,  прости,  родная..."
Только не строй брезгливую гримасу, ладно?! Не надо, ты рожден святым,  ну
и будь  им.  А  я  из  породы  хулиганов,  не  устраиваю,  порви  со  мной
отношения...
     - Ты думаешь, я поверил хоть одному  твоему  слову,  Пол?  Ты  просто
крепко жахнул и несешь чепуху.
     - Готов тебе поклясться, что сегодня еще не пил...
     - Значит, перепил вчера.
     - Тебе хочется, чтобы было так?
     - Да, мне так хочется.
     - Ну и считай, что это так на самом  деле...  Чего  не  сделаешь  для
друга...
     - Ты плохо говоришь. Пол.
     - Ну и что?
     - С твоим делом не все потеряно...
     - С "моим". Значит, твоим оно никогда не было?
     - Я плохо  сказал,  не  сердись...  С  н а ш и м  делом  не  все  еще
потеряно...
     - Ты хочешь, чтобы мальчики исчезли снова? Только если это  случится,
ты их больше никогда не увидишь.  Фото убитых младенцев напечатает пресса,
после того как исполнители передадут Макайру подлинники!
     - Что ты болтаешь?! - разъярился Спарк. - Мы же говорим по телефону!
     - Я понимаю, что  мы  не  шепчемся!  И  я  знаю,  что  мои  разговоры
прослушиваются! Тем лучше! Значит, эта свинья Макайр  торжествует  победу!
Значит, он не будет строить мне пакостей! И тебе, кстати говоря, тоже!
     - Я думал, что после пережитой трагедии  мы  станем  еще  ближе  друг
другу. Пол...
     - Спарк, запомни, руководители разгромленных союзных армий  перестают
здороваться, потому что им стыдно смотреть в глаза друг другу.  Мне стыдно
смотреть тебе в глаза, понимаешь? Мне стыдно смотреть в  глаза  Кристе!  Я
избегаю   видеть   Элизабет,   потому   что   оказался   банкротом...    Я
б а н к р о т!  Вот и все!  Пройдут годы, прежде чем я  снова  понадоблюсь
этой стране! Но это будут трудные годы, а я хочу взять свое, чтоб не  было
так дерьмово, когда навалится старость.
     - Я хочу встретиться с тобой, Пол.
     - Только не говори как заправский квакер, ладно? Сегодня гала-прием в
"Президенте", приезжай, выпьем, - и, не дождавшись ответа, положил трубку.


     ...Криста вернулась через полчаса; в ее облике угадывалась усталость,
под глазами залегли тени,  что  делало  лицо  одухотворенным,  исполненным
постоянного внутреннего напряжения.
     - Ты голоден, милый? Сейчас я сделаю тебе  хороший  стэйк,  потерпишь
десять минут? - спросила она Роумэна.
     - Нет.  Я еду на  р а б о т у...  Там  хорошо  кормят...  На  г а л а
дают стэйки и виски. И много овощей - для тех, кто хочет похудеть.
     - Ты выглядишь измученным.
     - О, нет, я в хорошей форме, тебе просто кажется...
     - Не приглашаешь меня с собою?
     - Тебе там не понравится, родная.  Ты не любишь этих людей. Я тоже их
не очень-то жалую,  зато  именно  на  гала-приемах  можно  договориться  с
суперактером и пригласить на роль, уломав его на пару десятков тысяч баков
- тоже деньги... Мы же уговорились: еще два-три года, я собираю деньги, мы
летим на Гавайи, покупаем там землю, строим дом  и  шлем  все  к  чертовой
матери...
     - Я не могу тебе помочь на этих проклятых гала-приемах выбивать  баки
из капризных суперактеров? - Криста вымученно улыбнулась.
     - Я не монстр, - ответил Роумэн. - Это плохо - обижать актеров, они -
художники, их и так все обманывают,  а  тебе  они  сразу  поддадутся...  Я
уговариваю их взять то, что им  полагается,  и  ни  баком  больше...  Если
хочешь видеть, как я с ними хитрю, - едем, только надо ли тебе это?
     - Кого ты сегодня станешь призывать  к  справедливости?  Мужчину  или
женщину?
     - Всех, кто попадет под руку.
     - Сделать кофе?
     - Нет, родная, не хочу.
     - Сердце не болит?
     - Работает, как часы фирмы "Павел Буре".
     - Слава  богу...  Меняется  погода,  я  очень  боялась,  что  у  тебя
замолотит заячий хвостик...
     - Ты давно не называла мое сердце заячьим хвостиком...
     - Ты просто забыл, - Криста улыбнулась, наблюдая за тем,  как  Роумэн
надевал черную узенькую "б