Р, ЛАКИ                                       (сорок седьмой)
__________________________________________________________________________

     Шеф стратегической разведки Фрэнк Визнер позвонил Макайру после того,
как  из  Панамы  поступило  сообщение:   ч е т в е р к а   от   наблюдения
оторвалась, люди словно  бы  растворились  в  городе;  на  ноги  поставили
армейскую контрразведку, представителей ФБР, которые еще сидели в  стране,
и подключили местных детективов,  прошедших  стажировку  в  Штатах.  Связь
между  всеми  группами    поддерживалась    -    через    штаб    корпуса,
расквартированного вдоль канала, - постоянно.
     Услышав Макайра, его резкий, рубящий голос, Визнер спросил:
     - Боб, у вас не найдется десяти минут?
     - Я к вашим услугам. Подняться к вам или спустимся в кафе?
     - Как угодно... Поднимайтесь ко мне.
     Визнер встретил его дружески, отметил, что лицо Макайра бледно, глаза
запавшие, без обычного азартного  блеска,  хотя,  как  всегда,  выбрит  до
синевы и причесан с обычной тщательностью - пробор ниточный, кажется,  что
пришел не из своего кабинета,  а  прямиком  от  парикмахера;  пригласил  к
маленькому столику, сказал секретарю, чтобы сделали кофе, и спросил:
     - Плохо себя чувствуете, Боб?
     - Почему? - тот пожал плечами. - Три дня назад дул в резиновые  шары,
емкость  легких,  как  у  спортсмена...  Давление  восемьдесят   на    сто
двадцать... Неприлично здоров, Фрэнк.
     - А у меня давление скачет...  Как только меняется погода,  сразу  же
ломит в висках...  К тому же, в отличие от вас, я пьющий... Знаете,  какое
страдание, если гулял при  хорошей  погоде,  а  проснулся,  когда  зарядил
дождь?! Пять пилюль, как минимум, пять штук...  Слушайте,  у  меня  к  вам
вопрос: кого вы просили опекать в панамской  резидентуре?  Вы  же  сегодня
ночью  отправили  туда  шифровку,  а  эти  люди  исчезли...   Какая-нибудь
неожиданная комбинация?
     Лицо Макайра стало еще более бледным:
     - Аллен в курсе этого дела.
     - Даллес  -  Даллесом,  -  ответил  Визнер,  -  но  ведь  не  он  наш
директор...
     - Это дело начиналось, когда он был одним из шефов ОСС.
     - Тогда все в  порядке,  -  Визнер  удовлетворенно  кивнул.  -  Тогда
вопросов нет. Просто я подумал, что люди, которыми я интересуюсь и которые
так таинственно исчезли  в  Панаме,  не  могли  не  воспользоваться  вашим
указанием резиденту...  Такие шифровки, вроде той, что ушла ночью, дают  в
экстренных случаях, когда дело горит...
     Секретарь принес кофе, неслышно вышел, мягко  улыбнувшись  Визнеру  и
Макайру (воевал, был ранен, потом переброшен в Швейцарию, там  проводил  с
Визнером самые головоломные операции).
     Визнер снял трубку телефона, пояснив Макайру:
     - Я хочу поставить в известность Даллеса, что та четверка, которой  и
он интересуется, ушла от нас в Панаме.
     - Корректно ли это по отношению к  м а с т е р у? - спросил Макайр. -
Все же пока что в нашем управлении он  н и к т о...  Может быть,  разумнее
попросить санкцию адмирала на то,  чтобы  проинформировать  нашего  общего
друга?
     Визнер аккуратно положил трубку на рычаг:
     - Вообще-то, вы правы... Такт, прежде всего такт... Хотя порядочность
я бы все же вынес на первое место... Не согласны?
     - Порядочность обязана быть константой человека, вы правы, Фрэнк,  но
я постоянно сопрягаю два этих понятия, они для меня неразделимы.
     - Скажите, а я преступлю нормы порядочности,  если  спрошу:  что  вас
побудило приехать сюда в четыре утра и самому шифровать телеграммы на юг и
в Гамбург?
     - Повторяю, Фрэнк, это все согласовано с Даллесом.  Не ставьте меня в
неловкое положение перед ним. Вы же помните его любимую пословицу: "секрет
двоих - секрет свиньи", то есть то, что знают двое, узнает и свинья.
     Визнер рассмеялся:
     - Так кто из нас троих свинья, Боб?
     Продолжая смеяться, он  поднялся,  отошел  к  столу,  достал  плоский
диктофон, поманил Макайра и, кивнув на черный удлиненный ящичек, спросил:
     - Знаете, что здесь?
     Тот отрицательно покачал головой; глаза его сделались  еще  меньше  и
вроде как бы втянулись в череп.
     - Знаете, Боб, знаете...  Во всяком случае,  догадываетесь...  Хотите
прослушать вашу беседу с сеньором Гуарази? Или вы ее помните до последнего
слова?
     Макайр тихо спросил:
     - Вы следили за мной?
     - Нет. Я не слежу за тем, кого считаю другом...
     - Включите, - попросил Макайр. - Я хочу послушать.
     Визнер кивнул,  нажал  на  кнопку,  загорелась  красненькая  лампочка
индикатора; запись шла без помех; узнаваемость голосов абсолютная:
     М а к а й р. - Я вызову наряд ФБР, Пепе. Утро ты встретишь в камере.
     Г у а р а з и.  -  Мне  не  привыкать,  мистер  Макайр.  Вы,  кстати,
допустили ошибку, назвав меня по имени, это уже улика.  А  вот  вам  будет
трудно привыкать к новому состоянию, если мистер Вальтер Кохлер даст  свои
показания про то, как вы на него работали...
     М а к а й р. - Замолчите! Что вы несете?!
     Г у а р а з и. - Он в Гамбурге, мистер Макайр. У нас есть возможность
повлиять  на  него  в  нужном  направлении...    Можем    решить    вопрос
кардинально...  Все зависит от вас... Если вы  согласитесь  выполнить  мои
просьбы, я гарантирую молчание мистера Кохлера. Вы же знаете, ваша карьера
будет закончена, как только  он  заговорит.  А  он  голодный...  Ему  надо
есть... Он готов на все.
     М а к а й р. - Что вам от меня надо?
     Г у а р а з и. - Охранную  грамоту  для  Роумэна.  И  шифротелеграммы
южноамериканским резидентурам.
     М а к а й р. - Что?!
     Г у а р а з и.   -   Охранную   грамоту   для    Пола    Роумэна    и
шифротелеграммы... Причем фамилия его будет написана через дефис, вместе с
той, которую он сейчас использует, - в интересах дела...
     М а к а й р. - Вы сошли с ума.
     Г у а р а з и. - До свиданья,  мистер  Макайр,  простите  за  поздний
визит.
     М а к а й р. - Погодите же! Сядьте. Объясните ситуацию.
     Г у а р а з и. - Мы не объясняем ситуацию.  Мы обращаемся с просьбой.
Вы вправе выполнить ее, можете отказать - все зависит от вас.


     Визнер выключил диктофон и обернулся к Макайру; тот медленно осел  на
пол: лицо синюшное, глаза прикрыты набрякшими желтыми веками.
     Обидно,  если  умер,  подумал   Визнер,    и    содрогнулся:    какая
безнравственность, у него же семья, в конце концов!
     Обидно, если умер, повторил он, вся комбинация летит к черту,  а  это
могла быть неплохая комбинация.
     Визнер обошел стол, набрал в рот воды  из  графина  и  обрызгал  лицо
Макайра; веки дернулись; тогда Визнер  начал  похлопывать  его  по  щекам,
приговаривая:
     - Давай, давай, миленький! Все будет хорошо! Открой глаза!
     И Макайр открыл глаза, полные слез.
     - Помочь подняться? - спросил Визнер.
     Макайр  оперся  руками  о  ковер  (у  него  же   бицепсы,    как    у
профессионального боксера, подумал Визнер, я бы на его месте  свернул  мне
челюсть и унес запись, никаких доказательств), с трудом  поднялся;  фигура
его сделалась за эти минуты опущенной и дряблой.
     - Можете говорить? - спросил Визнер. - Или хотите уехать домой?
     - Я могу говорить, - тихо ответил Макайр. - Только... Есть о чем?
     - Да. У меня деловое предложение. Выпить хотите?
     - Нет.
     - Сейчас вам надо выпить, Боб.  Совсем немного. Это  приведет  вас  в
норму.  Не считайте, что все потеряно. У  меня  есть  предложение,  и  оно
вполне серьезно...
     - Хорошо, я выпью, - еще тише ответил Макайр.
     - Только не говорите, как раввин на похоронах, Боб.  Возьмите себя  в
руки. И если я говорю, что выход есть, значит, он есть.
     - Даллес в курсе всего произошедшего?
     - Не знаю.  Комбинирую я, а не Даллес. Я его очень люблю и  ценю,  но
свои планы вынашиваю сам и никому их не доверяю.  Даже когда Аллен  станет
хозяином этого предприятия, я буду продолжать вести свою линию. А если она
ему почему-либо не понравится, уйду к себе на Уолл-стрит;  политику  могут
делать люди, имеющие состояние,  то  есть  не  страшащиеся  риска.  Пейте.
Залпом.  Вот так, молодец... А теперь дышите  носом,  сильней,  молодчина!
Порозовел... Как не стыдно распускаться...
     - Что теперь со мною будет, Фрэнк?
     - Мистер Визнер...  До тех пор, пока мы  не  закончим  беседу,  я  не
Фрэнк, а Визнер, мистер Визнер.
     - Простите, мистер Визнер.
     - Уже простил... Как голова? В порядке?
     - Да.
     - Тогда слушайте внимательно, Макайр. Очень внимательно. Сейчас у вас
на счету сорок девять тысяч долларов, верно?
     - Да.
     - Вы согласны с тем, что это гроши?
     - Для вас - да.  Квартира у меня выплачена, я считаю, что это  вполне
приличные накопления.
     Визнер покачал головой:
     - Это гроши, Макайр.  Знаете, сколько получает за роль хороший  актер
Голливуда?
     - Сто тысяч... Так, во всяком случае, пишут в "Сошиал"'.

_______________

     ' Светские новости в американской прессе.


     - До трехсот тысяч. Но в будущем станут платить больше... Вот я вам и
предлагаю триста тысяч...  Как звезде... Согласитесь, хорошие деньги... За
то, что  вы  сыграете  роль,  которую  вам  напишут...  А  мы  ее  с  вами
прорепетируем...
     - Какую роль?
     - Интересную.
     - Какую роль? - настойчиво повторил  Макайр,  по-прежнему  тихо,  так
тихо, что Визнеру приходилось напрягаться, чтобы слышать его.
     - Роль Макайра.  С сорок второго года. С той поры, как он привез сюда
агента абвера Кохлера...  А в сорок пятом получил из Мюнхена задание - под
страхом разоблачения - делиться  информацией,  представляющей  оперативный
интерес...
     - Вы хотите разгромить организацию Гелена?
     Визнер удивился:
     - А что это за организация? Я про  такую  ничего  не  слышал.  Ну-ка,
ну-ка, объясните, чертовски интересно...
     - Не играйте со мною так жестоко, Фр.. мистер Визнер...
     - Я не играю, а фантазирую, Макайр...  В Мюнхене есть силы, связанные
с гитлеровцами.  Вы это знаете. Мы, патриоты Америки, их ищем. И мы  их  -
рано или поздно -  найдем...  Но  за  их  спиной  стоит  русский  резидент
Штирлиц, который  п о д в е л  к нашему чистому и мужественному разведчику
Полу Роумэну свою девку, агента высокой квалификации.  Скрывшиеся нацисты,
агент Москвы и вы, чиновник разведки, изгнавший из  наших  рядов  Роумэна,
которого человек сломал на Кохлере...  Вы знаете, в нашем  государственном
аппарате, в его высших эшелонах затаились люди, связанные с  Кремлем,  они
открывают  Москве  самую  секретную  информацию...  Поэтому  противник   и
забросил вашего Кохлера в Гамбург...  Да, вы допустили слабость - не более
того...  Вы ведь хотели захватить четверку, как только бы они  сунулись  в
наши резидентуры на юге, не правда ли?! И потом во  всем  признаться?  Или
нет? Возможны варианты ответа. Либо вы играете роль человека, служившего -
через немцев - Москве давно  и  осознанно,  либо  тянете  линию  человека,
который  совершил  трагическую  ошибку...  Вас  уволят  -  это,   надеюсь,
понятно...  Но вас не осудят... Возможно, вам  дадут  три,  четыре  месяца
тюрьмы, но за вас внесут  залог...  После  этого  вы  получаете  деньги  и
переезжаете на юг...  А уж потом делаете фильм-исповедь...  Мы  вам  будем
помогать в этом, мы сделаем сценарий самого сильного антикоммунистического
боевика, который только можно себе представить...  Это даст вам еще триста
тысяч, если не больше.  Можете, конечно, отказаться, но тогда я на вас  не
поставлю ни цента.  Вы же сломались, Макайр, вы преступили  долг,  помогли
врагу. Это все. Теперь я готов слушать ваши доводы, вопросы, условия...
     - Сначала давайте расставим все точки над "i".  Речь идет о заседании
Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности? Или о федеральном
суде?
     - Комиссия отпадает.
     - Почему?
     -  Потому  что  она  работает    целенаправленно:    коммунистическое
проникновение  в  идеологии.  И  вы  знаете,  как  она  непопулярна  среди
интеллектуалов.  А именно в них  мы  заинтересованы,  -  они  рассчитывают
бомбы, снимают фильмы, пишут книги...  Толпе нравятся скандалы такого рода
- пусть...  Но ведь мы работаем впрок, на будущее, а не на  толпу...  Ваше
дело иного толка, оно боевое, в нем есть качественно  новая  информация...
Оно может повлиять и на интеллектуалов, здесь же  не  слова,  но  д е л о;
нацисты, несчастный, честный патриот Роумэн, красные, этот  их  суперагент
Штирлиц...
     - Значит, суд? - утверждающе, по-прежнему тихо заключил Макайр.
     - Да.
     - В таком случае, мое имя будет опозорено?
     - Я вижу вашу роль несколько  иной.  Вы  -  жертва  заговора.  И  вам
прекрасно известно, как американцы сострадают тому, кто оказался  в  нитях
шпионажа.
     - Пресса... На прессу может быть оказан определенный прессинг?
     - Этого обещать не могу.  Слава богу,  мы  живем  не  в  тоталитарной
стране... Реакцию прессы предсказать трудно.
     - Это уязвимое  звено,  мистер  Визнер...  Я  читал  ответ  редактора
Сульцбергера, когда он обещал нам знакомить соответствующие  подразделения
с обзорными материалами своих корреспондентов...  Если он готов на  такое,
неужели нельзя объяснить ему ситуацию со мной?
     Визнер усмехнулся:
     - Какую? Мол, милый Сульцбергер, мы ребята  особые,  даже  когда  наш
наложил в штаны и начал помогать врагу, мы все равно не даем его в обиду и
вытаскиваем за уши из  дерьма?  Ты  уж  поддержи,  Сульцбергер,  коррупцию
такого  рода,  как-никак  мы  близки  к  президенту,    на    нас    лежит
ответственность  за  безопасность  этой  страны...  Давайте,  придумывайте
текст, который устроит меня.  Я согласовывать ни с кем не  буду,  приглашу
Сульцбергера на ланч и обговорю с ним все  совершенно  открыто...  Давайте
текст, я весь внимание...
     Макайр вдруг странно усмехнулся; после виски лицо его в первые минуты
порозовело, а сейчас снова  сделалось  мертвенно-бледным,  поэтому  улыбка
казалась дикой, противоестественной:
     - А вы ему скажите, что все это игра...  То есть не все, конечно,  но
именно мое дело...  Нужна пружина спектакля - вот я  и  пожертвовал  своим
положением...  Жертва во  имя  общего  блага...  Такое  бывало  в  мировой
юриспруденции, все верили, особенно если  подсудимые  хорошо  выглядят,  в
галстуках и без явных следов пыток.
     - То есть, -  мягко  уточнил  Визнер,  -  вы  предлагаете  ознакомить
Сульцбергера со всем делом?
     - А почему нет?
     И тут Визнер рассвирепел:
     - Потому что вы, Макайр, совершили преступление! А это  не  игра!  Вы
перепугались за себя, за привычку  каждое  утро  приезжать  сюда,  вертеть
кадры, расставлять своих людей и конструировать комбинации! Причем все это
б е с к о р ы с т н о!  А вот я, например, постоянно думаю о моем бизнесе,
когда обсуждаю вариант предполагаемой комбинации! В этом, видимо,  главная
сила этой страны - каждый защищает собственные  интересы,  где  бы  он  ни
работал: чистильщиком сапог,  директором  департамента  или  губернатором!
Только несчастный президент трудится во имя общего  блага!  Все  остальные
связаны друг с другом незримыми путами интереса...  А вы - нет...  Почему,
Макайр? Почему бы вам не вложить ваши паршивые сорок девять тысяч в  акции
наших компаний в Чили накануне расторжения отношений с русскими и  запрета
профсоюзов? Вы же знали об этом  заранее.  Отчего  не  сделали  того,  что
обязан сделать любой американец?! Жадность?  Или  какая-то  иная  причина?
Какая? Неверие в успех? Какие основания? Или у вас были  такие  основания?
От кого поступила информация?
     Макайр выбросил руки, словно заслоняясь от удара:
     - Перестаньте! Хватит! Как вам не  совестно!  Я  так  и  впрямь  могу
подумать о себе невесть что!
     Ну  и  прекрасно,  подумал  Визнер,  этого  я  и  добиваюсь,  ублюдок
безмозглый; мы изучаем  возможные  связи  сотрудников  с  красными,  какая
глупость. Их надо проверять на  п л а с т и л и н о в о с т ь,  вот на что
их надо проверять!
     - Ладно, - вздохнул Визнер. - Думаю, вариант введения прессы  в  игру
мы отвели.  Будет скандал, превыше всего  журналисты  блюдут  достоинство.
Какие еще предложения?
     - Вы позволяете мне отправиться в Панаму, - еще тише, шепотом  сказал
Макайр. - Прямо сейчас. Если нет рейса, можно сговориться с Пентагоном, от
них в зону канала самолеты уходят каждый час.  Я лично  включусь  в  поиск
четверки.  Все же Роумэна я лучше всех вас знаю, я замечу его  из  тысячи,
даже в камуфляже... Не говоря уже о Гуарази.
     - Прекрасная идея. Допустим, вы их нашли. Дальше?
     - Я привожу их сюда.
     - Макайр, думайте, что говорите! Никто из нас  не  знает,  зачем  они
рванулись на юг.  Никто. Ясно, что на встречу с русским  агентом,  с  этим
самым  Штирлицем...  А  зачем?  Почему  такая  срочность?  Отчего  в   это
предприятие вошел синдикат? Почему  в а ш и  люди, Макайр, ваши, вы с ними
контачили, разорвали контракт и стали поддерживать  Роумэна?  Можете  дать
ответ на эти вопросы? Допустим, вы привезли сюда Роумэна и  Гуарази,  -  а
что дальше? Кто  будет  выплачивать  им  нанесенный  ущерб?  Люди  поехали
отдыхать в Панаму, а вы одели на них наручники.  Выплачивать ущерб станете
вы, сотрудник новой разведывательной институции.
     - Хорошо, - Макайр  как-то  по-новому,  подобострастно  кивнул,  -  я
попытаюсь... Я нахожу их там и неотступно следую за ними...
     Визнер изумился:
     - Вы следите за Гуарази и Роумэном?! Вы, который ни разу не был ни на
фронте, ни в тылу врага, следите за двумя профессионалами?!
     - Значит, выхода нет?
     - Я  с  самого  начала  предложил  вполне  достойный  выход,  Макайр.
Нашкодили - умейте платить по векселю. Причем, поскольку вы наш, поскольку
вы  п о в е д е т е  роль, вам переведут триста тысяч долларов.  С  такими
деньгами вас возьмут в любое дело...
     - Что я должен сейчас делать?
     - А ничего.  Идти к себе и продолжать работу. Как ни в чем не бывало.
Когда я получу какую-то информацию с юга, вызовите врача - боли в  области
сердца... И ждите указаний... Еще выпьете?
     - Да.
     - Разбавить водой?
     - Не надо.
     Макайр  выпил  полстакана,  содрогаясь;  долго  тяжело  дышал,  потом
откинулся на спинку низкого, мягкого дивана и сказал:
     - Я хочу встретиться с Алленом.
     - Он не станет с вами встречаться.
     - Я согласен сделать все, что вы сказали, мистер Визнер.  И поэтому я
должен увидеться с Даллесом.
     - В таком случае считайте, что нашего разговора не  было.  Пусть  все
идет, как шло.  Повторяю, у Даллеса свои игры, у меня свои. Я решил начать
с той игры, которую доверчиво открыл вам. Если вы расскажете о ней Даллесу
-  выкручивайтесь  из  создавшегося  положения  сами.   Меня    перестанет
интересовать ваша судьба, если в дело войдет кто-нибудь третий.  Я не вижу
какую-либо выгоду во всем этом предприятии.
     Макайр поднялся.
     - И тем не менее, я обязан увидаться с ним.
     - Валяйте, - Визнер кивнул. - И передайте ему вот это, - он достал из
кармана пять страниц бумаги.
     - Что это? - спросил Макайр, обрушиваясь на диван.
     - Ваша исповедь.  Когда вы написали ему, каким  образом  протащили  в
Штаты агента абвера  Вальтера  Кохлера...  Берите,  берите,  у  меня  есть
копии... Да и потом это собственность Аллена, а не моя...
     - Я написал... это... в одном экземпляре и передал... Даллесу...
     Визнер раздраженно закурил:
     - Только, бога ради, не падайте больше в обморок! Не вызывать же  мне
сюда доктора...
     - Я хочу знать, как очутилась у вас эта бумага?
     - Это не бумага, а ваш приговор.  Даллес не любит выносить приговоры.
Он любит миловать и помогать идти вверх.  Он не станет встречаться с вами.
Вы меня вынудили сказать вам правду.  Я не хотел этого,  честное  слово...
Садитесь к столу и пишите то, что я вам продиктую.
     - У меня трясутся руки...
     - Помассируйте...  Соберитесь в конце концов, как не стыдно...