позвольте мне давать оценку вашей работе, - сказал Редсдейл,
- и запомните, что я не люблю делать комплименты.  Впрочем, вы не женщина,
вы в них не нуждаетесь.  Надеюсь также, что вы и не гомосексуалист, посему
не нуждаетесь в них, как дурной мужчина.
     Риббентроп смущенно отвел  глаза,  а  Мэри  рассмеялась.  Это  спасло
положение.
     - Мы сейчас дискутировали проблему, - продолжил Риббентроп, - о  том,
кто угрожает цивилизации.  Мистер Пальма считает  прекрасных  дам  главной
угрозой прогрессу.  А я полагаю, что главная угроза  -  это  Восток,  и  в
данном случае я солидарен с мистером Киплингом: "Запад есть Запад,  Восток
есть Восток, но вместе им не сойтись".
     - Как вам сказать, - ответил Редсдейл, - сойтись можно.  У нас  стало
модным  забывать  традиции  "Эмпайр  ментелити",    традиции    имперского
самосознания...  А ведь в этом мы где-то  близки  к  Востоку,  я  бы  даже
конкретизировал  -  к  Китаю.  Я    анализировал    философию    китайской
императорской власти. Заметьте, Китай называет себя "Срединным царством" и
все земли вокруг считает своими владениями.  Земли за Амуром и  в  сторону
южных морей - это владения, которые  должны  принадлежать  Китаю,  а  весь
остальной мир - владения, которые могут стать Китаем.
     Риббентроп заметил:
     - С сожалением должен констатировать, что в Великобритании, в стране,
к которой я отношусь  с  глубочайшим  уважением,  совершенно  не  знают  о
благородных целях фюрера Германии Адольфа Гитлера и принятой  им  на  себя
миссии по спасению западной цивилизации.
     Пальма сказал:
     - Господин посол, по-моему, в Англии не дают себе отчета в  том,  что
расовая теория господина  Гитлера  в  общем-то  не  противоречит  основным
принципам британской имперской политики в колониях...
     Риббентроп обернулся к лорду Редсдейлу:
     - Вот такие люди  должны  пропагандировать  идеи  англо-саксонской  и
арийской общности.
     - Господин посол, - Редсдейл пожевал губами, - мистер Пальма воистину
блистательный журналист, и я не  вижу  более  подходящей  фигуры  на  пост
ведущего политического обозревателя "Англо-германского ревю".
     - Милорд, я латыш...
     - Дело защиты  Европы  от  большевизма  -  общее  дело  всех  народов
континента...  Латыш,  представляющий  страну,  отделившуюся  от  красных,
должен быть рыцарем нашей идеи...
     Ян растерянно посмотрел на Мэри, и  она,  улыбнувшись,  чуть  заметно
кивнула ему головой.
     - Я польщен, - сказал Ян, - но...
     Риббентроп заключил:
     - Давайте без всяких "но".  Хотя по-английски "но" звучит "бат", и  в
этом есть элемент фонетической незавершенности, "абер" произносится  более
категорично, рвуще, я бы просил исключить "абер" из вашего ответа.
     - Мне трудно быть одном в совершенно новом для меня журнале: на  кого
мне там опираться, кто будет питать меня идеями? Кто сможет предложить мне
британский вариант мыслей мистера Гитлера? С  моей  точки  зрения,  журнал
должен  быть  не  органом  германского  посольства,  а   органом    друзей
англо-германского сближения,  этой  серьезной  и,  с  моей  точки  зрения,
перспективной идеи.
     Редсдейл достал свою карточку и написал дату: "17 июля 1936 года".
     - В пятницу мы  собираемся  у  леди  Астор  в  Клайвдене,  приезжайте
туда...


     В  Клайвдене,  в  цитадели   той    части    консервативной    партии
Великобритании, которая шла с Чемберленом за  "умиротворение  и  крестовый
поход против большевизма", в замке  у  леди  Астор,  владелицы  нескольких
газет и журналов, держательницы многомиллионных акций, собрался узкий круг
ее друзей.
     Редсдейл, наблюдая за партией в гольф, неторопливо шел по  огромному,
гладко подстриженному лугу к замку, беседуя с Пальма:
     - Я скажу вам, Ян, что привлекает меня в этом молодом,  необузданном,
в чем-то хамском, а в чем-то героическом движении национал-социалистов  во
главе с  Гитлером.  С  моей  точки  зрения,  само  название  их  партии  -
национал-социалистская  -  несет  в  себе  известный    вызов    практике,
каждодневной  практике  канцлера  Гитлера.  Я  бы  не  примирился  ни    с
национализмом, ни с социализмом в Германии.  И тем не менее  я  не  только
примирился с национал-социализмом в Германии, я приветствую это  движение.
Мой друг и противник Черчилль не хочет понять главного: дети любят  играть
в странные игры со звучными названиями.  Молодое  движение,  победившее  в
Германии коммунистов и социал-демократов, сейчас  играет  в  эти  взрослые
игры с детским названием.  Нам нужно держать руку  на  пульсе  этой  игры.
Когда ребенок повзрослеет и захочет вместо лука взять охотничье ружье, мы,
взрослые, должны подготовить ему верную мишень.
     - Я понимаю вас, милорд, -  сказал  Пальма.  -  Меня  только  волнует
чересчур игривый  характер  ребенка.  Дитя,  стрелявшее  из  лука  во  все
стороны, может точно так же стрелять из ружья, когда повзрослеет...  Я  уж
не говорю о гаубицах...
     - Опасения правомочные, - согласился Редсдейл. - Правомочные, если мы
не будем работать с этим движением и если мы не  поможем  движению  крепко
стать на ноги и осознать свое единство с нашей  цивилизацией.  Если  бы  в
Германии к власти пришел человек по фамилии... я путаюсь всегда в немецких
фамилиях...  Господи,  да  с  любой  фамилией!  И  если  бы  этот  человек
исповедовал национальный коммунизм или коммунистический  интернационализм,
но при этом своим главным врагом он называл бы Москву,  я  бы  аплодировал
этому движению и старался бы ему всемерно помочь.  Надеюсь, вы  понимаете,
что по своей воле я никогда не сяду за один стол  с  мистером  Гитлером...
Это недоучившийся ефрейтор, нувориш без каких-либо  устоявшихся  моральных
принципов...  Да и потом он просто  дурно  воспитан.  Но  поскольку  своим
главным врагом он называет Москву, а Москва - это наш главный враг, как  я
могу не поддерживать Гитлера?
     - Я понимаю вас, милорд.
     - Я знаю, обо мне шепчутся по углам, - продолжал Редсдейл. - Я  знаю,
меня называют английским нацистом.  Пусть. Наши личные интересы преходящи,
интересы Британии незыблемы. Когда-нибудь потомки поблагодарят меня за то,
что я стойко переносил оскорбления в прессе,  и  за  то,  что  я  был  так
спокоен по отношению к тем, кто не понимал моей позиции.  Все определяет в
нашей жизни будущее, а  никто  так  верно  не  знает  цену  будущему,  как
старики, которым осталось мало времени на этой суматошной земле.
     Редсдейл подвел Яна к группе молодых мужчин:
     - Господа, позвольте представить вам Яна Пальма.  Да-да, это сын того
латышского Пальма, который  был  здесь  послом.  Молодой  Пальма  назначен
политическим обозревателем журнала "Англо-германское ревю".
     Ян пожал всем руки.
     - Дик Джоун.
     - Очень приятно. Пальма.
     - Майкл Фугер.
     - Очень приятно. Пальма.
     - Дхозеф Коуэлл.
     - Очень приятно. Пальма.
     - Пойдемте, господа, - сказал лорд, - сейчас леди Астор  покажет  нам
занятный сеанс спиритизма. Она увлечена одним прозорливцем.
     Редсдейл пояснил Яну, пока они шли  по  большой  каменной  террасе  в
римском стиле:
     - Фугер и Коуэлл связаны с Руром, они часто бывают в  Берлине,  могут
помочь вам в контактах с серьезными  людьми  рейха,  которые  отвечают  за
промышленность Германии.  Мистер  Джоун  близок  к  премьер-министру,  вам
следует прибегать к его помощи лишь в исключительных случаях...


     ...В темной комнате, уставленной старинной,  нарочито  грубой  черной
мебелью, сухонькая леди  Астор,  единственная  женщина  среди  стариков  и
спортивного кроя юношей, сидела во главе овального стола.  Рядом с ней был
мальчик лет тринадцати.  Лицо у него было синюшное, нездорово-одутловатое.
Мальчик был мал ростом. Руки совсем еще детские, в ямочках, припухлые.
     Прежде  всего  Пальма  увидел  эти  маленькие  детские  пухлые  руки,
лежавшие на громадном блюде посреди расчерченного мелом стола.
     - Я чувствую, - говорил мальчик, широко открыв глаза,  -  я  чувствую
тебя.  Кто ты? Войди в меня и скажи всем. Кто ты? Войди  в  меня  и  скажи
всем.  Ну? - Он обернулся к леди Астор. -  Ну,  -  беспомощно  спросил  он
окружающих, - вы чувствуете? Вот он поднимается.  Вы видите  его?  У  него
сильное,  спокойное  лицо.  Смотрите  все!   Семь,    тринадцать,    семь,
одиннадцать, семь! Вы видите Ричарда.  Смотрите на  него.  Перед  вами  не
слепок с Ричарда Львиное Сердце, а он сам, наш Ричард.  Слушайте,  что  он
говорит.
     - Я слышу, - сказала леди Астор, - я слышу, мой мальчик, я слышу его.
Вы слышите, что он говорит? "Туда! Смотрите туда, - говорит он, -  бойтесь
того и бойтесь его так, как я вам это скажу сейчас".
     Ян наклонился к лорду Редсдейлу и шепнул:
     - У дитяти была истеричная няня?
     - Ничего, истеризм полезен Британии, в определенных, конечно, дозах.
     - "Бойся Рима", - слышу я! -  продолжал  говорить  мальчик.  -  Бойся
Третьего Рима.  Слышите, вы все? Бойтесь Третьего Рима. Где он? -  спросил
мальчик, и вдруг  руки  его  стали  конвульсивно  сжиматься  в  кулаки,  и
перестали они быть детскими. - Вот Третий Рим - смотрите, там Третий  Рим,
слышите вы меня? Слышите, все?
     - Россия - Третий Рим, - тихо сказала леди Астор, взяла  правую  руку
мальчика  в  свои  морщинистые,  веснушчатые  руки,  поднесла  к  лицу   и
поцеловала.


          ("Германия  всегда  будет  рассматриваться  как  основной  центр
     западного мира при отражении  большевистского  натиска.  Я  вовсе  не
     считаю это  отрадной  миссией,  а  рассматриваю  как  обстоятельство,
     усложняющее и обременяющее жизнь нашего народа, которое, к сожалению,
     обусловлено нашим неудачным географическим положением в Европе. Но мы
     не можем уйти в этом отношении от судьбы.
          Наше  политическое    положение    обусловливается    следующими
     моментами.
          В Европе имеются лишь два государства,  которые  серьезно  могут
     противостоять большевизму, - это  Германия  и  Италия.  Что  касается
     остальных  стран,  то  одни   оказались    разложенными    вследствие
     демократических форм жизни,  зараженными  марксистской  идеологией  и
     поэтому в ближайшее время рухнут сами по  себе,  а  во  главе  других
     стоят  авторитарные  правительства,  прочность  которых  определяется
     единственно  военной  силой,  а  это  означает,  что   они,    будучи
     вынужденными  поддерживать  свое  господство  внутри  страны  лишь  с
     помощью средств насилия, не в состоянии использовать эти средства для
     обеспечения внешнеполитических интересов государства.  Все эти страны
     никогда не будут в состоянии вести войну против  Советской  России  с
     видами на успех.
          И вообще, кроме Германии и Италии, только Японию  можно  считать
     силой, способной противостоять мировой угрозе.
          В задачи настоящего меморандума  не  входит  предсказание  того,
     когда нынешнее шаткое положение в Европе перейдет в открытый  кризис.
     Я хочу лишь выразить  в  данных  строках  мое  убеждение,  что  этого
     кризиса невозможно избежать,  ибо  он  обязательно  наступит,  и  что
     Германия  обязана  всеми  силами  и  средствами    обеспечить    свое
     существование перед лицом этой катастрофы, защитить себя,  и  что  из
     этой  неотвратимой  перспективы  вытекает  ряд  выводов,   касающихся
     важнейших задач,  когда-либо стоявших перед нашим народом. Ибо победа
     большевизма  над  Германией  привела  бы   не   к   чему-либо   вроде
     Версальского  договора,  а к окончательному уничтожению и истреблению
     германской нации.
          Невозможно  предвидеть  всех  последствий  такой  катастрофы.  И
     вообще густонаселенной Западной Европе (включая Германию) пришлось бы
     пережить в результате победы  большевизма,  пожалуй,  самую  страшную
     социальную катастрофу, какой никогда не  переживало  человечество  со
     времени гибели античных государств...
          Я ставлю следующие задачи:
          1) через четыре года мы должны иметь боеспособную армию,
          2) через четыре года экономика Германии  должна  быть  готова  к
     войне".)

                                                 (Из меморандума Гитлера.)



                                   Москва, 1938, 6 апреля, 13 час. 39 мин.
__________________________________________________________________________

          "Ю с т а с у. Вам надлежит сообщить о вылете самолета из Берлина
     Вольфу и проследить за тем, чтобы Хаген передал  Дориана  тем  людям,
     которые  прилетят  за  ним  из  Берлина.  Это  будет  наша  операция.
     Ц е н т р".


          "С о в к о н с у л ь с т в о  в  Б а р с е л о н е.  И в а н у.
     Подготовьте экипаж из двух антифашистов-немцев для полета  в  Бургос.
     Подробный инструктаж  получите  с  Марком,  отправленным  к  вам  для
     руководства  операцией.  Самолет  должен  быть  немецким.  Экипажу  с
     аэродрома не отлучаться. Ц е н т р".


          "Б е р л и н.  Л у и з е.  Вам надлежит выяснить,  когда  и  кто
     готовит к вылету самолеты Гейдриха,  совершающие рейсы  на  Бургос  с
     аэродрома Темпельхоф.  По  выяснении  немедленно  сообщить  Фридриху.
     Ц е н т р".


          "М а д р и д.  С т е п а н у.  Вам поручается  возглавить  звено
     истребителей для выполнения специального задания. Согласуйте операцию
     с республиканскими  ВВС.  Главная  задача:  сбить  немецкий  самолет,
     который будет следовать из Берлина в Бургос. Д и р е к т о р".


          "М а д р и д. С т и в у. Просьба установить местонахождение Мэри
     Пейдж.  По нашим последним данным, она находится в  Лиссабоне,  отель
     "Эксельсиор". Ц е н т р".


          "П а р и ж.  Л у и  Ж а н у.  Вам следует  подготовить  место  в
     частном госпитале,  где  содержатся  больные  инфекционной  желтухой.
     Палата должна быть отдельной. По нашему сигналу запишите там больного
     под  фамилией  Пальма.   Дальнейшие  указания   получите   от   Жюля.
     Ц е н т р".


     Советская разведка начала операцию по спасению Дориана - Яна  Пальма.
Подчас и не ведая о том, разные люди начали работу, конечная цель  которой
сводилась к тому, чтобы  в  течение  ближайших  суток  организовать  вывоз
Пальма в Париж, где он будет помещен в госпиталь,  а  оттуда,  "когда  ему
станет лучше", он даст телеграмму в Лиссабон, Ригу  и  Лондон  о  причинах
своей задержки - невольной и оправданной со всех точек зрения.



                                   Берлин, 1938, 6 апреля, 13 час. 43 мин.
__________________________________________________________________________

     Гейдрих позвонил Шелленбергу.
     - Вальтер, - сказал он, - мне что-то не хочется везти  к  нам  латыша
самолетом.  Может быть, целесообразнее отправить его морем, а? Зайдите  ко
мне, Вальтер, побеседуем.
     Помощник Гейдриха по политической разведке Шелленберг  был  красив  и
молод.  Ему только что исполнилось двадцать семь лет, но "у этого мальчика
- голова седого  мыслителя"  -  так  говорил  о  нем  рейхсфюрер.  Поэтому
Гейдрих, нашедший Шелленберга в университете и приведший его  в  разведку,
любил оттачивать концепцию той или иной своей идеи в спорах с  помощником.
На этот раз они спорили недолго.
     - Вы не правы...  Везти его мимо Британии целых пять  дней,  учитывая
нрав Бискайского  залива,  нецелесообразно,  -  сказал  Шелленберг.  -  Он
странный, медлительный парень, а я боюсь медлительных латышей в море.
     - Почему?
     - Тут уж мне подсказывает интуиция, - улыбнулся  Шелленберг.  -  Если
что-либо произойдет с самолетом - шансов спастись никаких: они  летят  над
горами, а случись что на море...
     - Можно дать приказ убрать его в случае опасности.
     - Эту возможность  я  как-то  упустил,  -  рассмеялся  Шелленберг,  -
видимо, из жадности: полученную вещь так обидно терять...
     - В общем, надо его вывозить оттуда если не  сегодня,  то  завтра:  я
очень боюсь, что англичане и латыши поднимут визг, и  тогда  нам  придется
долго  и  нудно  беседовать  с  Риббентропом  -   он    будет    требовать
доказательств.  Он не хочет ссориться с иностранцами.  Как  будто  я  хочу
этого...
     - Хаген прислал радиограмму,  что  латыш  плох  и  везти  его  сейчас
невозможно.
     - Это ерунда. Пусть продолжает болеть в каюте...
     - В порт мы его повезем на машине?
     - Ничего страшного.  Дадут снотворного... Он проснется на море -  это
хорошая прогулка.
     - Можно дать приказ шифровальщикам?
     - Да. Пусть он подышит морским воздухом.
     - Я выясню, какие суда стоят в портах Испании, группенфюрер.
     - Вы дьявол, Шелленберг...  Вы опрокидываете  мое  предложение...  Мы
потеряем шесть дней, пока отправим туда наше судно.  С  первым  попавшимся
отправлять его глупо, вы правы...
     - Почему? Пусть его везут пятеро-шестеро наших...  Им  дадут  большую
каюту, и все.
     - Нет.  Нам тогда придется входить в  контакт  с  ведомством  морских
торговцев: вдруг они завернут корабль в другой порт? В Британию, например,
бункероваться?
     - Значит, самолет? - спросил Шелленберг.
     - Какой-то вы сегодня вялый и неконструктивный.  Я хотел спора, а  вы
играете в поддавки.
     - Просто меня мучит изжога, - мягко улыбнулся Шелленберг, - поэтому я
так вял. Надо проверить поджелудочную железу: меня очень мучит изжога.
     - При чем тут поджелудочная железа? - поморщился Гейдрих. - Вы хитрый
и умный, даже когда вялый и с изжогой.  Кто, кстати, готовит  материалы  о
"лондонском периоде" Пальма?



                                                              Лондон, 1936
__________________________________________________________________________

     На следующий день после выхода журнала,  редактируемого  Пальма,  шеф
британской  контрразведки  генерал  Гортон  пригласил  на  завтрак    Гэса
Петериса,  переведенного  из  Индии  в  здешнее    латышское    посольство
советником.  Гортон, имевший визитную карточку генерала в отставке,  часто
завтракал с дипломатами - он предпочитал личные  контакты  и  в  серьезных
делах, особенно  поначалу,  когда  они  только  завязывались,  никогда  не
доверял  сотрудникам,  особенно  молодым.  "Своим  чрезмерным   старанием,
подозрительностью и желанием принести мне в зубах информацию, -  говаривал
Гортон, - и не просто информацию, а обязательно написанную  и  подписанную
собеседником, они крушат все окрест себя, как слоны, в лавке. Агент должен
быть окружен уважительной любовью и доверием, а они сверлят его глазами  и
пытаются ловить на мелочах: не перевербован ли.  Я пять лет лелеял  одного
актера, это очень ценная находка - известный актер, который дружит с нами.
Стоило мне поручить во время каникул беседу с ним моим  мальчикам  -  и  я
потерял агента.  Он мне потом объяснил,  что  его  заставили  писать  свои
впечатления и требовали назвать имена тех леди, с которыми он спит..."
     С Петерисом генерал познакомился через полгода после  того,  как  тот
перевелся в Лондон.  Неторопливо присматривался  к  нему;  понял  здоровое
честолюбие умного молодого дипломата и сошелся с ним легко, чувствуя,  что
Петерис относится к числу тех, кто никогда не изменит присяге,  но  всегда
поможет тем, кто - встречно -  может  оказать  содействие:  не  столько  в
карьере, сколько  в  деле,  ибо  Петерис  понимал,  что  лишь  дело  может
выдвинуть его в первые ряды, дело, а никак не попытки "сделать карьеру".
     - Послушайте, Гэс, - спросил Гортон, - вы хорошо помните Яна Пальма?
     - Да, генерал. Мы вместе учились в университете.
     - Что вы можете сказать об этом человеке?
     - Ничего плохого, кроме того, что мы вместе учились.
     Гортон улыбнулся:
     - Хороший ответ.  Я  бы  просил,  если  это  не  противоречит  вашему
пониманию  чести,  проанализировать  его  пламенную  дружбу  с  германским
посольством, с Уго Лерстом и с мистером Риббе