нцами у нас следит гестапо, - ответил Лерст, - но за вами
не могли следить, это какая-то ошибка.
     - За мной начали следить в Лондоне, - ответил Ян, -  так  что  ошибки
быть не может: полицейские всюду одинаково тупы и неспособны на выдумку  -
живут себе по инструкции, и все тут...
     -  Я  проверю,  -  пообещал  Лерст,  -  может  быть,  вас  спутали  с
кем-нибудь...  Меня, например, часто путали в Лондоне,  но  тем  не  менее
следили так, что я себя не чувствовал одиноким - даже в кровати...



                                  Берлин, 1938, 6 августа, 15 час. 17 мин.
__________________________________________________________________________

     Они приглашали гостей.  Он отвечал за мужчин, она -  за  женщин.  Она
обзвонила всех первой.  Он договорился только с тремя  своими  приятелями.
Четвертый сказал:
     - Милый Вольфганг,  я  немного  задержусь,  потому  что  Рудди  ночью
улетает и мне хочется проводить его.
     - Я подвезу вас. Это на Темпельхоф?
     - Нет. Это в другом месте. Я задержусь, но буду у вас обязательно.
     - Ты не мог бы попросить его взять посылку в Бургос?
     Он  закурил,  прислушиваясь,  как  голос  на  другом  конце   провода
спрашивал Рудди про  посылку.  Телефоны  в  Берлине  работали  отменно,  и
поэтому он услышал ответ Рудди: "Скажи ему,  что  я  лечу  куда-нибудь  на
север, не болтай про Бургос!"
     - Вольфганг, он летит в Бремен, почему  ты  решил,  что  он  летит  в
Бургос?
     "Я решил так, потому что знаю, кого он возит в  Испанию",  -  мог  бы
ответить Вольфганг. Но он сказал:
     - Я жду вас, мой друг, в любое удобное для вас время.  Марта  сделала
великолепный айсбайн в баварском стиле, вам понравится.


          "Ц е н т р.    Самолет  СД  уходит  в  Бургос  сегодня   вечером
     спецрейсом.   С  какого  аэродрома  вылетает   самолет,   неизвестно.
     Л у и з а".


     В это же время секретарь Гейдриха  передал  в  шифроотдел  имперского
управления безопасности следующую радиограмму:


          "Бургос.  Посольство Германии при правительстве генерала Франко.
     Штирлицу, Хагену.  Самолет  ј259  под  командованием  обер-лейтенанта
     Грилля прибудет за латышом завтра в 9.00.  Выделите для сопровождения
     трех  человек.  До  прилета  Грилля  разрабатывайте  латыша по поводу
     похищенного "мессершмитта".


     Пока обе эти шифровки шли своим чередом - одна в Москву, а  другая  в
Бургос, - Штирлиц и Хаген уже допрашивали Яна о его  участии  в  похищении
нового "мессершмитта".  Новую модель самолета угнали из Бургоса за  девять
часов до убийства Лерста.
     - Ты скажешь мне все! - неистовствовал Штирлиц, направив в  лицо  Яну
свет сильной электрической лампы. - Ты поможешь этим  и  себе,  и  мне,  и
Хагену! Ты скажешь, чтобы  спасти  свою  жизнь,  иначе  я  не  поставлю  и
пфеннига за твою голову!
     - Что я должен говорить?
     - Правду!
     - Спрашивайте только конкретно  и  не  орите  так...  У  меня  голова
разламывается.
     - Кто из американцев сидел с тобой в баре?!
     - Когда?
     - Утром, перед тем, как Манцер угнал "мессер"?!
     - Я уже слышал этот вопрос.
     - От кого?
     - От Лерста.
     - Ну и что ты ему ответил?!
     - То же, что отвечу вам: я не знаю  его  имени,  я  журналист,  а  не
похоронное бюро, мне не  нужны  анкетные  данные  собеседника,  мне  нужен
собеседник...
     - Каким образом вы угнали "мессершмитт"? - закурив, спросил  Штирлиц.
-  Давайте  по-джентльменски,  Пальма.  Расскажите  все:  это   в    ваших
интересах...
     - Почему вы думаете, что я  имею  отношение  к  "мессершмитту"  да  и
вообще ко всей вашей авиации?!
     ...Гестапо имело веские причины считать, что Пальма знал  многое  про
авиацию вообще, а уж об этом новом, проходившем боевые испытания в Испании
"мессершмитте" - тем более.
     Эпопея с самолетами началась год  назад.  Республиканцам  нужны  были
истребители: фашисты днем  и  ночью  висели  над  Мадридом  и  Барселоной.
Самолеты закупали всюду: в Польше и Голландии, Швеции и Франции.  Закупали
их напрямую и через подставных лиц, за доллары и фунты, франки и песеты, а
временами за обыкновенные грязно-желтые бруски - за золото.


          "Ц е н т р.  По моим сведениям, фашисты организуют  кампанию  по
     продаже старого оружия республиканцам  через  Бернгардта.  Он  создал
     подставную  фирму,  во  главе  которой  стоит  Иозеф  Вельтен,  агент
     адмирала Канариса.  Вельтен скупает оружие во всех странах, гонит его
     в  Германию,  там  это  старое  оружие  портят,  а   потом    продают
     республиканцам.  Необходимо послать наших людей  для  проверки  этого
     сообщения.     Необходимо    немедленно    дезавуировать    Вельтена.
     Д о р и а н".


          "Д о р и а н у.  По нашим данным, фирма  Вельтена  базируется  в
     Копенгагене. Подтвердите. Ц е н т р".


          "Ц е н т р. В Париже. Д о р и а н".


          "Д о р и а н у.  Кто  из  людей  Вельтена  отвечает  за  продажу
     оружия? Ц е н т р".


     На эту шифровку  Дориан  не  ответил:  отпала  нужда  -  Вельтен  был
разоблачен.  Однако Гейдрих начал новую комбинацию  -  на  удар  он  хотел
ответить ударом.



                                                       Париж, 1937, ноябрь
__________________________________________________________________________

     Моросил мелкий  дождь.  Виктор  Грасс,  по  паспорту   бизнесмен   из
Миннесоты,  наблюдал  за  тем,  как  в  низкое небо один за другим уходили
истребители, купленные им вчера - через подставных лиц - у голландцев.
     Он дождался, пока  улетел  последний  "фарман",  и  опустил  воротник
дождевика.
     Он продолжал улыбаться, когда плотный бритоголовый человек с трубкой,
зажатой в сильных зубах, тронул его за локоть.
     - Хэлло, - сказал человек, - как успехи?
     - Спасибо, - ответил Грасс и неторопливо двинул через поле к  стоянке
машин.
     - Погодите, Грасс, у меня к вам дело.
     - Делами я занимаюсь в своем бюро.
     - А здесь вы играли в кегли? Или в шахматы?
     - Повторяю, если у вас есть серьезные предложения, обратитесь  в  мое
бюро...
     - Рю де Ришелье, семнадцать, второй этаж...  За вами смотрят немцы, и
мне нет смысла лишний раз мозолить им глаза.  Да не бегите вы так,  у  вас
ноги длинные, а у меня короткие.  У меня в Локарно стоит десять  новеньких
"капрони", я их могу продать вам.
     - Кого вы представляете?
     - Себя, - ответил человек и протянул Грассу визитную карточку.
     "Питер Маккензи, генеральный директор фирмы "Маккензи бразерс",  бокс
652, Монреаль, 42, Канада".
     - Ну и что?  -  спросил  Грасс,  пряча  карточку  Маккензи  в  карман
дождевика. -  Откуда  самолеты?  Цена?  Условия?  Когда  мои  люди  смогут
осмотреть их? Документация?
     - Хоть завтра.  Ваши люди встретятся с моими техниками в Локарно -  я
продаю гарантированный товар.  Я читал в английской  прессе,  как  испанцы
нагрелись с фирмой Вельтена, поэтому я с вас сдеру много  денег.  Качество
предполагает хорошие деньги.
     - Хорошо, увидимся завтра утром.
     - Ладно. Где? К вам я не пойду - повторяю: за вами смотрят немцы.
     - Мы приедем к вам с техниками. Где вы остановились?
     - В отеле "Мальзерб". Номер девятнадцать. Когда вам угодно?
     - В восемь. Вас устроит?
     - Я люблю дрыхнуть. Давайте в девять.
     - Договорились.
     - В какой валюте будете платить?
     - Сначала мы посмотрим ваши аппараты.
     - Но если они хорошие?
     Грасс усмехнулся:
     - Тогда поговорим о цене, а уж после решим, в какой валюте нам  будет
выгодно платить, а вам - получать.
     Грасс остановился возле своей машины, открыл дверцу и сел за руль.
     - Спокойной ночи! - сказал он. - До завтра.
     - До завтра, - ответил Маккензи и пошел к стоянке такси.
     Грасс  включил  зажигание.  Мотор  заныл,  застонал,  но  никак    не
заводился. Грасс закурил, дал стечь бензину, включил зажигание еще раз, но
и на этот раз мотор не завелся.  Грасс  открыл  капот,  включил  лампочку,
подергал провода, шедшие  от  генератора  к  мотору:  все  было  в  полном
порядке.
     - И у меня нет такси, и у вас авария, - услышал  он  над  ухом  голос
Маккензи. - Ну-ка, дайте взглянуть, я разбираюсь в технике.
     Грасс посторонился, и Маккензи, закинув свою толстую коротенькую ногу
за крыло, чуть не целиком залез в мотор.
     - Покачайте бензин,  - попросил Маккензи,  - по-моему,  у вас полетел
бензонасос.
     Грасс сел за руль и начал качать бензин.
     - Теперь включайте зажигание!
     Мотор заработал. Маккензи спрыгнул с крыла и сказал:
     - У вас барахлит помпа. Скажите, чтобы поменяли, а то намучаетесь.
     Он посмотрел на стоянку такси - человек сорок мокло под дождем: такси
не было по-прежнему.
     - Садитесь, - предложил Грасс, - я вас подброшу.
     Маккензи тяжело залез  в  машину,  выбросив  вперед  левую  ногу.  Он
выбросил ее с таким расчетом, чтобы  мысок  его  ботинка,  в  котором  был
вмонтирован грубый шприц с моментально парализующим составом, ударил  ногу
Грасса.  Шприц был сделан из легированной стали: гарантия прокола  толстой
свиной кожи  любого  ботинка  абсолютная.  Это  новинка,  разработанная  в
лабораториях Гейдриха, опробовалась уже несколько раз, и  результаты  были
великолепны.
     Грасс обмяк  -  беззвучно,  словно  подломленный.  Маккензи  отбросил
сиденье, перетащил Грасса назад, сел за руль и погнал машину  в  маленький
коттедж, расположенный в большом парке на набережной Сены.
     Здесь Грассу сделали еще один укол, положили в большой багажный  ящик
с надписью "Верх. Не кантовать" и отвезли ящик на вокзал - поезд отходил в
Кельн.



                                                     Берлин, 1937, октябрь
__________________________________________________________________________

     Через двенадцать часов Грасс лежал в соленой купели в подвале гестапо
на Принц-Альбрехштрассе.  Маленький толстый Маккензи  -  штурмбанфюрер  СС
Отто Штуба  -  сидел  у  его  изголовья  и  время  от  времени  прикасался
раскаленным железным прутом к шее Грасса.
     - Пока не скажешь, каким образом ваши узнали  про  Вельтена,  я  буду
мучить тебя, и я добьюсь, что ты заговоришь, но это будет слишком  поздно.
Лучше тебе начать говорить сразу, тем более что мы знаем  про  тебя  очень
многое, почти все. Где вы теперь покупаете самолеты? Грасс, глупо молчать,
поверь.  Ты человек конченый: если мы даже и отпустим тебя, в Москве  тебя
все равно поставят к стенке.  Разве нет? Но мы тебя не отпустим.  Мы  тебе
предлагаем два варианта: один - полюбовный, так сказать, мирный, а  второй
- болезненный, неприятный и для меня и для тебя. Повторяю свои вопросы: от
кого вы узнали про Вельтена? У кого ты покупаешь самолеты теперь? Кто еще,
кроме тебя, занимается этим делом?
     Штуба снова приложил раскаленный прут к шее  Грасса.  Тот  зашелся  в
крике, на искусанных губах выступила кровавая пена. Штуба прижигал свежие,
кровоточащие раны, и лицо  его  чуть  подергивало  судорогой:  видимо,  он
испытывал наслаждение от этой своей работы.
     Потом Штуба бросил раскаленный  прут  на  кафельный  пол,  подошел  к
рубильнику, вмонтированному в стену включил  его  и,  вернувшись  на  свое
прежнее место стал наблюдать, как, медленно пузырясь, начала закипать вода
в соленой ванне.
     Грасс, закричав, потерял сознание.  Штуба вколол ему в грудь шприц  с
тонизирующим раствором. Грасс открыл глаза.
     - Ты гнал самолеты и через Германию? - монотонно спрашивал  Штуба.  -
Отвечай: гнал самолеты через Германию?
     - Да, - чуть слышно прошептал Грасс.
     - На кого они были оформлены?
     - На голландскую фирму "Де Граатонберг".
     В кабинет неслышно вошел Гейдрих.  Он сел в кресло в полутемном  углу
комнаты.
     - А если бы голландцы вас не пропустили? -  спросил  из  своего  угла
Гейдрих. - Что бы вы тогда делали?
     Грасс, видимо, не услышал его.  Штуба ударил Грасса в  лицо  и  тихим
голосом, совершенно без выражения, повторил:
     - А если бы Голландия вас не пропустила?
     - Тогда я гнал бы их через Англию.
     - Врешь.  Англичане не пропускают ваши самолеты. Они не вмешиваются в
игры на Пиренеях.
     - Через Англию, - повторил Грасс, - это правда.
     - Кто у вас есть в Англии?
     - В Англии есть человек.
     - Что ты о нем знаешь?
     - Ничего.
     Гейдрих сказал Штубе:
     - Покажите ему кино.
     Штуба снял телефонную трубку и сказал:
     - Где там киномеханик? Пусть включит ленту.
     Застрекотал киноаппарат, установленный в соседней комнате.  На  белой
стене возникли зыбкие очертания обнаженного мужчины.  Его держали под руки
два  эсэсовца.  Чуть  поодаль  два  других  эсэсовца  кормили  мясом  двух
громадных доберман-пинчеров.
     - Не закрывай глаза, - сказал Штуба Грассу, _ смотри  внимательно.  Я
показываю это кино, чтобы сохранить тебе жизнь.
     Из своего угла Гейдрих сказал:
     - Уберите свет, очень плохая резкость.
     Штуба выключил свет, и стало очень четко видно, как эсэсовцы спустили
с поводков доберман-пинчеров, а два  других  эсэсовца  отбежали  от  своей
жертвы,  и  доберманы  бросились  на  обнаженного  мужчину,  и  он   начал
отбиваться от яростных собак, которые хотели вцепиться ему в низ живота.
     - Собаки натренированы, - пояснил Штуба. - Они хорошо  натренированы.
Они выгрызают половые органы так, что потом у заключенного остается только
один путь: в папскую капеллу - кастратом.
     Гейдрих, по-прежнему негромко, сказал из своего угла:
     - Поясните ему, что здесь нет звука, я бы очень не  хотел,  чтобы  мы
проиграли ему пленку. Он тогда услышит, как тот человек - его же профессии
- кричит. Это очень страшно слышать.
     - Выключите, - с трудом разлепив окровавленные губы, попросил  Грасс.
- Не надо. Я знаю, что того человека в Лондоне зовут Дорианом. Больше я не
знаю о нем ничего.
     - Чем он занимается?
     - Не знаю.
     - Сколько ему лет?
     - Я его не видел.
     - Откуда он родом?
     - Он живет в Англии, но он не англичанин... Он там работал...
     - А где он живет в Лондоне? - спросил Штуба.
     - В Лондоне его сейчас нет. Он в Испании.
     - У красных?
     - Нет, у Франко.
     Гейдрих стремительно вышел  из  кабинета,  набрал  номер  телефона  и
спросил:
     - Шелленберг, скажите, пожалуйста,  кто  из  англичан  находится  при
штабе Франко? Военных там нет?..  Понятно... Журналисты? Сколько?  Пятеро?
Ясно. Посмотрите, пожалуйста, по своей картотеке, кто из журналистов был у
Риббентропа - то ли в этом, то ли в прошлом году.  Спасибо, я  подожду.  И
нет ли этого человека сейчас в Испании?
     Гейдрих вернулся в кабинет,  подвинул  стул  к  стеклянной  ванне,  в
которой лежал измученный Грасс, и спросил его:
     - Какое у вас звание?
     - У меня нет звания.
     - Какое звание у вашего шефа?
     - Я ничего больше не скажу.
     - Кого вы знаете из военных?
     - Никого.
     - Из чекистов?
     - Я ничего не скажу, - повторил Грасс и закрыл глаза.
     Гейдрих обернулся к Штубе:
     - Пойдемте-ка со мной.
     Они вышли в соседнюю комнату, и Гейдрих сказал:
     - Этого парня надо будет в три-четыре дня привести в порядок, а потом
вы  заберете  его  в  Голландию  и  там  организуете  ему    автомобильную
катастрофу.
     - Я не совсем понимаю, обергруппенфюрер...
     - Было бы очень плохо, если бы вы понимали все мои  планы,  Штуба,  -
улыбнулся Гейдрих. - Вы красиво завязали эту  операцию,  надо  ее  так  же
красиво развязать.  Зачем пугать Москву тем, что мы знаем  их  Дориана?  А
этот Грасс - возьмите от него все и увезите в Голландию...
     Зазвонил телефон. Гейдрих поднял трубку.
     - Слушаю.  Ясно... Пальма... Так я и думал. Спасибо.  Проинформируйте
об этом Риббентропа...  Хотя нет не надо. Я  к  вам  зайду  -  побеседуем.
Лерсту пошлите шифровку: пусть глаз не сводит с этого  нашего  "друга".  И
пусть он организует ему интересные встречи, посмотрим,  нет  ли  у  латыша
связей.  А потом, если интересных связей в Бургосе нет, пусть устроит  ему
поездку на фронт. Ну, об этом позже. Я у вас буду в восемь.



                                                     Бургос, 1937, октябрь
__________________________________________________________________________

     Именно  в  восемь  германский  военно-воздушный  атташе  в    Бургосе
генерал-полковник Кессельринг устраивал прием.
     Лерст, улыбающийся, щеголеватый, веселый, подвел к Кессельрингу Яна.
     -  Генерал,  я  хочу  представить  вам   нашего    друга,    военного
корреспондента господина Пальма.
     - Я читал ваши статьи, они серьезны и объективны...
     - Благодарю вас.
     - Никто так не ценит объективность, как солдаты...
     - Я убежден в этом, генерал.
     Лерст и Пальма подошли к следующей группе военных.
     Лерст познакомил Яна с генералом Рихтгофеном.
     - Рад видеть грозного вождя немецких асов, - сказал Ян.
     Рихтгофен вопросительно посмотрел на Лерста.
     - Это наш друг, журналист Пальма.
     - Очень рад, господин Пальма.
     Лерст отвел Яна в глубину зала, к камину.  Он задержался на мгновение
возле штурмбанфюрера СС Штирлица:
     -  Дорогой  Пальма,  познакомьтесь  -  это  мой  помощник,  он   тоже
увлекается индийской филологией.
     - Хайль Гитлер! - сказал Штирлиц.
     Ян, засмеявшись, ответил:
     - Хайль король.
     Лерст, Пальма и Штирлиц отошли к свободному  диванчику,  сели  рядом.
Лакей принес вина и маленькие бутерброды на черном лакированном подносе.
     - "Хайль король" - смешно, - заметил Лерст. - Я понимаю  преимущества
вашей демократии, но у нас это не может  прижиться.  Мы  знали  веймарскую
демократию,  и  весь  тот  период  я  могу  определить  одним  словом    -
беспомощность.  А национал-социализм  -  это  динамизм,  это  концентрация
промышленной мощи, это ясная цель.  Как результат - мы бьем красных  и  на
земле и в воздухе.  И я все чаще и чаще задаю себе вопрос:  как  можно,  с
вашей прогнившей системой, бороться с коммунизмом?
     - Я восхищаюсь динамизмом Гитлера, - ответил Пальма.  -  Концентрация
мощи - это прекрасно.  Но рассейте мои сомнения:  временами  ваша  система
напоминает сильный спортивный мотоцикл, а наша  система  -  дилижанс.  Чем
быстрее мотоцикл движется, тем он устойчивее.  Победа - это скорость. Ну а
если поражение? Мотоцикл упадет набок. Дилижанс просто остановится. Англия
напоминает дилижанс.  Она пережила много потрясений, она  останавливалась,
но не падала.
     Лерст закурил:
     - С мотоциклом - удачно.  Если мы - мотоцикл,  то  останавливаться  в
ближайшие годы никак не собираемся.
     - И потом мы мотоцикл с коляской, - добавил Штирлиц.
     Пальма заметил:
     - Ну, разве что с коляской - тогда все меняется.
     К Лерсту подошел Хаген, хотел что-то сказать ему, но тот перебил:
     - Дорогой Пальма, я хочу представить вам моего второго помощника.  Он
фехтует значительно лучше меня зовут его Хаген, и он - отменный спортсмен.
     - Когда не пьет слишком много пива, - заметил Штирлиц.
     - У вас столько помощников, что мне хочется считать вас не секретарем
посольства, а по крайней мере послом, - сказал Ян.
     - Всему свое время.
     - Мы не спешим, - торопливо сказал Хаген. - Знаете,  есть  прелестная
пословица: "Поспешай с промедлением".
     - Хорошая пословица, - согласился Ян.
     - Господин Лерст, - шепнул Хаген, - пришла срочная корреспонденция из
Берлина. Там есть кое-что для вас.
     Лерст поднялся:
     - Займите нашего  гостя.  Нет  ничего  омерзительнее  дипломатических
приемов: здесь только шпионам вольготно, а нам, дипломатам, от  них  жизнь
не в жизнь...
     Сидевшие рядом в креслах подвыпившие летчики  -  один  немец,  другой
итальянец - обсуждали преимущества нового "мессершмитта" перед "капрони".
     - Хотя это и не патриотично по отношению к  моей  стране,  -  говорил
итальянский капита