Жорж Сименон.
   А Фелиси-то здесь!

      Перевод с французского Н. Брандис и А. Тетеревниковой

      Отсканировала Аляутдинова А.Х.



      Глава первая

      ПОХОРОНЫ ДЕРЕВЯННОЙ НОГИ

      Это была совершенно необыкновенная секунда. Так бывает со снами: быс-
трее быстрого  мелькают те, которые  кажутся нам потом самыми долгими. Даже
много лет спустя Мегрэ мог бы точно указать место, где это происходило: ку-
сок тротуара, на котором он стоял, тесаный камень, куда падала его тень. Он
мог бы  восстановить в памяти не  только мельчайшие детали  окружающего, но
даже снова ощутить  весенний запах, почувствовать дрожание воздуха, так на-
поминавшие ему детство.
      Впервые в том году он вышел из дома без пальто, впервые в десять утра
оказался в  деревне. Даже от его большой трубки  пахло весной. Мегрэ тяжело
ступал, засунув руки в карманы,  и  Фелиси, которая шла рядом, немного  его
обгоняя, приходилось делать два торопливых шага, пока он делал один.
      Они проходили вдоль фасада нового дома из розового кирпича. В витрине
лавки лежали какие-то овощи, две или три головки сыра и кровяная колбаса на
фаянсовом блюде.
      Фелиси  прошла  вперед, толкнула рукой застекленную дверь, и  тут-то,
видимо, все и произошло из-за звонка, который прозвенел совсем неожиданно.
      Звонок в лавке раздался  необычный.  За дверью висели легкие металли-
ческие трубки, и, когда ее открывали, трубки, сталкиваясь, ударялись одна о
другую и слышался нежный музыкальный перезвон.
      Давным-давно, когда Мегрэ  еще был мальчишкой,  у него в  деревне,  в
лавке колбасника, при входе раздавался точно такой же перезвон.
      Вот почему в ту секунду время для комиссара будто остановилось. Мегрэ
словно перенесся в иную обстановку, будто не он совсем, этот толстый комис-
сар, которого  Фелиси тащила за  собой. И казалось, где-то неподалеку спря-
тался прежний Мегрэмальчишка,  который глядел на них, с трудом удерживаясь,
чтобы не прыснуть со смеха.
      Ну разве  это серьезно? Что делал  этакий важный, толстый  господин в
обстановке, столь непохожей на реальную, стоя за спиной Фелиси.
      Расследование? Он занимался  делом об убийстве? Он искал виновного? И
при этом пели птички, зеленела первая травка, вокруг стояли похожие  на иг-
рушечные кирпичные домики, повсюду раскрывались  свежие  цветочки,  и  даже
лук-порей на витрине напоминал букетики.
      Да, он не раз потом вспоминал ту минуту, и не всегда с удовольствием.
Долгие годы  на набережной  Орфевр у его коллег вошло  в привычку весною, в
такие вот погожие утренние часы, обращаться  к нему всерьез, хотя и с неко-
торым оттенком иронии:
      -- Послушайте, Мегрэ...
      -- В чем дело?
      -- А Фелиси-то здесь!
      И у него перед глазами тотчас возникала тоненькая  фигурка в вычурной
одежде, вздернутый носик,  большие  глаза, голубые, как незабудки; торчащая
на макушке сногсшибательная красная шляпка, украшенная золотистым пером.
      --А Фелиси-то здесь!
      В ответ раздавалось ворчание. Коллеги прекрасно  знали: Мегрэ ворчал,
как медведь, всякий  раз, когда произносилось имя Фелиси, которая доставила
ему хлопот больше, чем все "отпетые", сосланные его стараниями на каторгу.
      Но в то майское утро Фелиси действительно находилась  рядом. Она сто-
яла на  пороге лавки Мелани  Шошуа, бакалейные товары. Фелиси ожидала, пока
комиссар очнется от своих грез.
      Наконец он сделал шаг, точно возвращаясь в реальный мир, и вновь при-
нялся за расследование дела об убийстве Жюля Лапи,  по произвищу Деревянная
Нога.
      Так же, как и с  раннего  утра, Фелиси ожидала его вопросов,  резкая,
агрессивная, ироничная.  За  прилавком  симпатичная коротышка Мелани Шошуа,
сложив руки на толстом животике, во  все глаза смотрела на странную пару --
комиссара уголовной полиции и служанку Деревянной Ноги.
      Слегка попыхивая трубкой, Мегрэ осмотрелся, увидел коричневые ящики с
консервными банками, потом через стекло  витрины  стал  разглядывать еще не
застроенную до конца улицу и недавно посаженные деревья вдоль нее. Наконец,
вынув из жилетного кармана часы, вздохнул:
      -- Вы мне сказали, что вошли сюда в десять часов пятнадцать минут, не
так ли? Каким образом вы можете уточнить время?
      Тонкие губы Фелиси растянулись в презрительной улыбке:
      -- Посмотрите!
      И когда он подошел к ней, она указала на комнату за лавкой, служившую
Мелани Шошуа кухней. В полумраке виднелось плетеное кресло с красной подуш-
кой, на котором, свернувшись клубком, лежала кошка, а как раз над ней стоял
будильник. Стрелки его показывали 10 часов 17 минут.
      А бакалейщица недоумевала, зачем эти люди явились к ней в лавку.
      -- Что же вы купили?
      -- Фунт масла... Дайте мне фунт масла, мадам Шошуа... Господин комис-
сар настаивает, чтобы я проделала все то же, что и позавчера... Затем мало-
сольный сырок, не так ли?..  Постойте...  Положите мне в сетку еще  пакетик
перца, банку помидоров и две котлеты...
      Все  было  необычным  в мире, где в то утро жил Мегрэ, и ему пришлось
сделать усилие, чтобы убедить себя: он не великан, попавший в городок, пос-
троенный из деталей игрушечного конструктора.
      В нескольких  километрах от Парижа он  повернул в сторону  от берегов
Сены, в Пуасси, поднялся на холм и внезапно среди настоящих полей и фрукто-
вых садов вдруг  обнаружил обособленный мирок, о котором объявлял указатель
на обочине вновь проложенной дороги: "Земельные участки Жанневиль".
      Видимо, несколько лет назад здесь  были  такие же поля, луга и  рощи,
как и  повсюду. Но вот пришел какой-то делец,  жену или любовницу которого,
конечно, звали Жанной, откуда и пошло название родившегося здесь мирка.
      Распланировали  улицы,  аллеи,  обсаженные чахлыми деревцами,  тонкие
стволы которых укрыты от холода соломой.
      Потом кое-где возникли виллы, особнячки. Это не походило ни на город,
ни на  деревню -- обособленный  мирок со свободным пространством между пос-
тройками, пустырями, изгородями, с газовыми фонарями, до смешного бесполез-
ными на улицах, где еще нет ничего, кроме названий, обозначенных на голубых
табличках.
      "МОЯ МЕЧТА"...  "ПОСЛЕДНЯЯ  ГАВАНЬ"...--каждый  домишко уже имел свое
название, выведенное с завитушками, а  внизу  виднелся  Пуасси,  серебряная
пента Сены, где скользили вполне реальные баржи. Подальше, на равнине, сто-
яли фермы и высилась колокольня Оржеваля.
      А здесь правдоподобной только и была старая бакалейщица Мелани Шошуа,
которую застройщики откопали в  соседнем  гсродке и предоставили ей хорошую
новую лавку, чтобы новый мир не остался без коммерции.
      -- А что еще, милочка?
      -- Постойте!.. Что еще я брала в понедельник?
      -- Шпильки...
      В лавке Мелани можно приобрести все, от зубных щеток и  рисовой пудры
до керосина и почтовых открыток.
      --Кажется, больше ничего, правда?
      Из лавки -- Мегрэ это проверил -- не видно ни домика Деревянной Ноги,
ни улочки, которая огибала его сад.
      -- А молоко! -- вдруг вспомнила Фелиси. -- Я чуть не забыла про моло-
ко.
      И она с привычным уже высокомерным видом объяснила комиссару:
      -- Вы меня настолько засыпали вопросами, что я забыла захватить с со-
бой бидончик  для молока...  Во всяком случае, в понедельник  я брала его с
собой... Голубой в белый горошек...  Вы  увидите его в кухне возле  газовой
плитки... Не правда ли, мадам Шошуа?
      И всякий  раз, сообщая новую  подробность, она напускала на себя над-
менный вид, словно жена Цезаря, которая всегда вне подозрений.
      -- Что я говорила вам в понедельник, мадам Шошуа?
      -- Кажется, вы мне сказали, что у моего Зузу глисты. Ведь он все вре-
мя заглатывает свою шерсть.
      Речь, видимо, шла о коте, дремавшем на красной подушке в кресле.
      -- Погодите, милочка... Вы еще взяли, как всегда,  "Киногазету" и ро-
ман за двадцать пять су...
      В конце прилавка лежали бульварные романы в пестрых  обложках, но Фе-
лиси на них не взглянула и пожала плечами.
      -- Сколько я  вам  должна?.. Поторопитесь... Комиссар настаивает: все
должно быть, как в понедельник, а я у вас тогда долго не задерживалась.
      Тут вмешался Мегрэ.
      -- Скажите, мадам Шошуа... Поскольку мы говорим о том, что было в по-
недельник утром... Пока вы обслуживали мадемуазель, вы не  слышали, не про-
езжала ли здесь машина?
      Бакалейщица задумалась, глядя сквозь витрину на  залитую солнцем ули-
цу.
      -- Не могу сказать... Постойте!.. Тут их нечасто  увидишь... Из лавки
только слышно, как они мчатся по  дороге... Какой это был день?.. Помню, за
домом Себилей  проехал маленький красный автомобиль, но в  какой день -- не
знаю...
      На всякий случай Мегрэ пометил в своей записной  книжке: "Красная ма-
шина... Себиль...".
      И он снова очутился на улице вместе с Фелиси, которая  шла, подпрыги-
вая, набросив пальто на плечи, словно старинный плащ:  рукава развевались у
нее за спиной.
      -- Пойдемте здесь... Домой я всегда возвращаюсь коротким путем.
      Узкая тропинка петляла между огородами.
      -- По дороге вы никого не встретили? -- спросил комиссар.
      -- Подождите... Сейчас увидите...
      И он  увидел. Фелиси оказалась права. Едва они  вышли на новую улицу,
навстречу им попался почтальон, поднимавшийся на  велосипеде  на  холм.  Он
проехал мимо них и, обернувшись, крикнул:
      -- Вам ничего нет, мадемуазель Фелиси!
      Она посмотрела на Мегрэ.
      -- В понедельник он видел меня здесь в тот же  час.  Так бывает почти
каждое утро.
      Они обогнули  уродливый, оштукатуренный и выкрашенный в небесно-голу-
бой цвет домик, окруженный палисадником, и прошли вдоль живой изгороди. Фе-
лиси толкнула калитку, задев своим развевающимся пальто кусты смородины.
      -- Ну вот... Теперь мы в саду... Сейчас увидите беседку...
      В десять часов без нескольких минут они вышли из домика  через другую
дверь, выходящую в  аллею.  Чтобы дойти до лавки  и  вернуться обратно, они
описали почти  полный круг. Они прошли  вдоль бордюра из  гвоздики, которая
вот-вот расцветет, и грядок с нежно-зеленым салатом.
      -- Он, видимо, находился здесь... -- сообщила Фелиси,  указав на туго
натянутую веревку и тяпку, воткнутую в землю. -- Он начал  сажать помидоры.
Дошел до половины грядки... Когда я  его тут не застала, то сразу подумала,
что он пошел выпить стаканчик розового вина...
      -- Он пил много вина?
      -- Только, когда мучила жажда...  Вы  увидите на бочке в погребе  его
опрокинутый стакан.
      Сад мелкого трудолюбивого рантье. Домик, в каком тысячи бедняков меч-
тают провести остаток дней. Из сада, залитого солнцем, они вступили в голу-
бую тень примыкавшего к нему дворика. Направо -- беседка из зелени. На сто-
ле в беседке графинчик с водкой и маленькая рюмка с толстым дном.
      -- Значит, вы заметили бутылку и  стакан. А ведь сегодня утром вы мне
говорили, будто ваш хозяин никогда не пил водки в одиночестве,  особенно из
этого графинчика.
      Она смотрит  на него с вызовом. Она все так же смотрит на него а упор
своими чистыми голубыми глазами, чтобы он  мог прочесть в них ее полную не-
виновность.
      Однако же она возражает:
      -- Это пил не мой хозяин...
      -- Знаю... Вы мне уже говорили...
      Бог мой,  как трудно  иметь дело с такой особой,  как Фелиси! Что она
еще сказала своим резким голосом, который так действует на нервы Мегрэ? Ах,
да... Она сказала:
      -- Я не имею права выдавать чужие секреты. Может быть, в глазах неко-
торых я  была просто служанкой. Но он относился ко мне не как к прислуге. В
один прекрасный день все бы, конечно, узнали...
      -- Что узнали?
      -- Ничего.
      -- Вы намекаете, что были любовницей Деревянной Ноги?
      -- За кого вы меня принимаете?
      Мегрэ рискнул:
      -- Ну так его дочерью?
      -- Бесполезно допытываться... Быть может, когда-нибудь...
      Вот она, Фелиси! Жесткая, как гладильная  доска, кислая, взбалмошная,
с резкими чертами неумело напудренного и нарумяненного лица, маленькая слу-
жанка, мнящая себя принцессой на деревенском балу, но  взгляд которой вдруг
с тревогой устремляется в одну точку, а на губах мелькает отчужденная през-
рительная улыбка.
      -- Если он пил в одиночестве, это меня не касается...
      Нет, старый Жюль Лапи по прозвищу Деревянная Нога пил не  один. Мегрэ
убежден в этом. Человек, работающий  в  своем саду, с соломенной шляпой  на
голове и в сабо  на ногах не бросит вдруг неоконченной посадку  помидоров и
не пойдет искать в буфете бутылку с водкой, чтобы одному распивать ее в бе-
седке.
      В то утро на столе, выкрашенном  в зеленый цвет, стояла и вторая рюм-
ка. Кто-то ее убрал. Может быть, Фелиси?
      -- Что вы сделали, не застав Лапи в саду?
      -- Ничего. Пошла в кухню, зажгла газ, поставила кипятить молоко и на-
качала воды, чтобы вымыть овощи.
      -- А потом?
      -- Встала на старый стул и сменила липкую бумагу для мух...
      -- Не  снимая шляпки  с головы? Ведь вы всегда  ходите за покупками в
шляпке?
      -- Конечно. Я ведь не какая-нибудь замарашка.
      -- Когда же вы ее сняли?
      -- Когда вскипело молоко. Я поднялась к себе наверх.
      Все новое и свежевыкрашенное в доме,  который  старик  окрестил  "Мыс
Горн".  Лестница  пахнет лакированным еловым деревом. Ступеньки трещат  под
ногами.
      -- Поднимайтесь! -- сказал комиссар. -- Я пойду следом за вами.
      Она толкает дверь комнаты, в которой стоит кушетка, покрытая кретоном
в цветочках, а на стенах висят фотографии киноактеров.
      -- Значит, так... Я снимаю Шляпу... И вдруг вспоминаю: "Ах, да! Забы-
ла открыть  окно у мсье  Жюля". Иду  через площадку. Открываю  дверь и  как
вскрикну...
      Мегрэ попыхивает трубкой, которую набил в  саду  свежим  табаком.  Он
рассматривает на натертом полу контуры тела Деревянной Ноги, очерченные ме-
лом в понедельник утром, когда его нашли здесь.
      -- А револьвер? -- спрашивает он.
      -- Никакого  револьвера не было. И вы это  сами прекрасно знаете, раз
читали полицейский рапорт.
      . В комнате убитого над камином модель трехмачтовой  шхуны. На стенах
все картины  изображают парусники. Мегрэ мог  бы подумать, что  находится в
комнате бывшего моряка,  если бы жандармский лейтенант, который вел рассле-
дование, не рассказал ему о забавных приключениях Деревянной Ноги.
      Жюль Лапи никогда не был  моряком.  Он служил счетоводом в Фекане,  в
фирме, продававшей оснащение для морских судов:  паруса,  тросы,  шкивы,  а
также продукты питания для долгих рейсов.
      Закоренелый холостяк, мелочный до маниакальности, бесцветный, ограни-
ченный. Брат его работает плотником на судоверфи.
      Однажды утром  Жюль Лапи  -- ему тогда было лет  сорок -- поднялся на
борт "Святой  Терезы", трехмачтового корабля,  которому в тот же день пред-
стояло сняться  с якоря  и отправиться в Чили за  фосфатами. Лапи явился на
судно с поручением  весьма прозаическим: удостовериться, все ли товары дос-
тавлены, и потребовать у капитана оплаты.
      Что  же  происходит? Моряки, жители Фекана, всегда подсмеивались  над
педантом счетоводом, который выглядел испуганным, всякий раз, поднимаясь по
долгу службы на борт судна. Так произошло и в тот раз. С ним по обычаю чок-
нулись. Его  заставили. Бог знает, сколько  ему пришлось выпить,  чтобы так
наклюкаться?
      Однако, когда во время прилива "Святая Тереза" скользила между молами
нормандского порта, выходя в открытое море, мертвецки пьяный Жюль Лапи хра-
пел в углу  трюма, а команда считала, что он давно уже на земле -- по край-
ней мере, все они так утверждали!
      Трюмы закрыли. И  только два дня спустя обнаружили счетовода. Капитан
отказался повернуть обратно, уклониться от курса, и вот  таким образом Жюль
Лапи, который в то время имел еще обе ноги, оказался на пути к мысу Горн.
      Во время того путешествия он лишился ноги.
      Несколько лет спустя, в понедельник,  его  убьют  из револьвера через
несколько минут после  того,  как он бросит сажать  помидоры.  А Фелиси тем
временем будет делать покупки в новой лавке Мелани Шошуа.
      -- Спустимся вниз... -- вздохнул Мегрэ.
      В доме спокойно и приятно благодаря игрушечной чистоте  и вкусным за-
пахам! Столовая, справа,  превращена  в покойницкую. Комиссар только приот-
крыл дверь в комнату. Ставни закрыты, и лишь тоненькие лучи света проникают
в комнату.  Гроб стоит на столе, покрытом сукном,  а сбоку салатник, напол-
ненный святой водой, и в ней плавает веточка самшита.
      Фелиси ждет Мегрэ на пороге кухни.
      -- В общем, вы ничего не знаете, вы ничего не видели, вы не имеете ни
малейшего представления о том, кого ваш хозяин... кого Жюль Лапи мог прини-
мать в ваше отсутствие...
      Она смотрит на него, не отвечая.
      -- И вы уверены, что, когда вернулись, на садовом столе стояла только
одни рюмка?
      -- Я видела только одну... Но если вы видите две...
      -- У Лапи кто-нибудь бывал?
      Мегрэ садится возле газовой  плитки.  Он охотно чего-нибудь бы выпил,
охотнее всего того розового вина, о котором ему  говорила Фелиси. Вероятно,
оно-то и  хранится в бочке, виднеющейся  в прохладной тени  погреба. Солнце
поднялось выше и мало-помалу высушило осевший на оконных стеклах пар.
      - Он не любил гостей...
      Занятный человек.  Его существование совершенно меняется после неожи-
данного путешествия к мысу Горн. Он возвращается в Фекан на  деревянной но-
ге, и все охотно подсмеивеются  над  его приключениями. Он живет еще  более
замкнуто и  начинает долгую тяжбу  с владельцами "Святой Терезы". Он наста-
ивает, что во всем виновата компания: он попал на корабль не по своей воле,
и, следовательно,  судовладельцы несут полную ответственность за несчастный
случай. Он очень высоко оценил  свою  потерянную ногу и выиграл тяжбу.  Суд
присудил ему довольно большую пенсию.
      Жители Фекана продолжают подсмеиваться  над  ним. Он решает уехать от
своих земляков, а заодно расстаться с морем, которое ненавидит, и  одним из
первых соблазняется широковещательными проспектами создателей Жанневиля.
      Затем выписывает себе служанку -- девушку из Фекана, которую знал еще
ребенком.
      -- Сколько лет вы у него прожили?
      -- Семь лет...
      -- Сейчас вам двадцать четыре...  Значит,  вам  было семнадцать, ког-
да...
      Мегрэ задумался и неожиданно спросил:
      -- У вас есть любовник?
      Она смотрит на него, не отвечая.
      -- Я вас спрашиваю, есть ли у вас любовник?
      -- Моя личная жизнь касается только меня.
      -- Вы принимали его здесь?
      -- Я не собираюсь вам отвечать.
      Отхлестать бы ее по щекам. Минутами Мегрэ хочется залепить ей пощечи-
ну или потрясти за плечи.
      -- Ведь я все равно до всего докопаюсь...
      -- Ни до чего вы не докопаетесь...
      -- Ах так! Не докопаюсь...
      Он останавливается. Это уже слишком  глупо!  Неужели  он будет прере-
каться с девчонкой?
      -- Вы уверены, что вам нечего мне сказать? Подумайте хорошенько, пока
еще не поздно.
      -- Я уже обо всем подумала.
      -- Вы ничего от меня не скрываете?
      -- Это было бы трудно! Говорят, вы настолько хитры, что от вас ничего
не скроешь.
      -- Ладно, увидим!
      -- Не то уже видели!
      -- Что вы собираетесь делать, когда сюда приедут родственники и Дере-
вянную Ногу похоронят?
      -- Не знаю.
      -- Вы думаете остаться здесь?
      -- Может быть.
      -- Надеетесь стать его наследницей?
      -- Весьма возможно.
      Мегрэ никак не удается сохранить спокойствие.
      -- Во всяком случае, дитя мое, зарубите себе на носу одно: пока будет
вестись следствие, я запрещаю вам отлучаться отсюда без разрешения полиции.
      -- Значит, я не имею права выйти из дома?
      -- Нет!
      -- А если мне захочется куда-нибудь сходить?
      -- Вы попросите у меня разрешения.
      -- Вы думаете, я его уб