Эдгар Уоллес.
    Шестое чувство ридера


   OCR: GrafZero2000



Глава 1. Полисмен, увлекающийся поэзией

   День, когда мистера Ридера причислили к  канцелярии  прокурора,  явился
решающим  днем  в  жизни  мистера  Лембтона Грина,  управляющего  лондонским
отделением Шотландского банка.
   Отделение  Шотландского  банка, находящееся  в  ведении  мистера Грина,
помещалось  на  углу  Пелль-стрит  и Файрлинг-авеню.  Банк занимал  довольно
просторное здание  и,  в отличие от остальных  отделений банка в пригородах,
занимал весь  корпус.  У  банка была  обширная клиентура,  и три  крупнейших
промышленных предприятия с  множеством  служащих хранили  в  этом  отделении
суммы, предназначавшиеся для выплаты жалованья многочисленному персоналу.
   Однако этими фирмами список клиентов банка далеко не исчерпывался.
   По средам, в день выплаты жалованья в промышленных предприятиях, в банк
прибывали  крупные суммы наличных денег,  сдававшиеся на хранение в стальную
камеру банка.  Камера  эта помещалась как  раз под кабинетом мистера  Грина,
этажом  ниже, в нее  вела окованная металлом  дверь. Эта дверь  видна была с
улицы,  что  облегчало наблюдение  за ней.  Над  дверью находилась  лампа  с
сильным рефлектором, освещавшая ее ослепительным светом. Кроме того, у двери
находился на страже ночной сторож, отставной солдат Артур Маллинг.
   Банк  вступил  в  соглашение  с  местным  отделением  полиции,  которое
обязалось поручить одному из постовых полицейских регулярно  во время обхода
наблюдать за банком. Благодаря этому, банк каждые сорок минут оказывался под
надзором полисмена, в обязанности которого было вменено проверять, все ли  в
порядке, и обмениваться сигналами со сторожем.
   В  ночь  на  семнадцатое  октября  полисмен   Бернет,  по  обыкновению,
остановился у двери банка и заглянул внутрь  здания.  Первое,  что бросилось
ему в глаза,-- лампа, горевшая над входом в стальную комнату, погасла.
   Ночного  сторожа не было видно поблизости,  и  полисмен,  встревоженный
всем  этим,  поспешил  к ближайшему окну и, к ужасу  своему, увидел, что оно
отворено. Он влез через окно в банк и окликнул Маллинга. Никакого ответа. Он
уловил  чуть  заметный  сладковатый запах,  происхождение которого  ему было
непонятно. Помещение кассира было пусто. Он  заглянул в кабинет директора. В
кабинете горел свет;  переступив порог, полицейский увидел распростертую  на
полу  фигуру.  То  был  ночной  сторож! Руки его были связаны, а  ноги  туго
стянуты ремнем.
   Нашлось объяснение  и приторно-сладкому  запаху.  Над  головою  сторожа
висела жестяная  кружка, в дне которой был проделан ряд отверстий. Через эти
отверстия на сторожа капала какая-то жидкость; она попадала на  плотный слой
ваты, которым было прикрыто лицо Маллинга.
   Бернет, успевший  побывать  на  войне,  сразу  сообразил, что  это  был
хлороформ.  Он поспешил оттащить бесчувственного сторожа в сторону, развязал
ремни  и, сорвав с лица его  вату, поднял тревогу.  Все его попытки привести
Маллинга в чувство оказались тщетными.
   Через несколько  минут на  место происшествия  прибыла полиция, а с нею
вместе  и  полицейский  врач, к счастливой случайности оказавшийся в  момент
тревоги в участке.
   Но и его попытки спасти жизнь несчастного сторожа оказались тщетными.
   -- По-видимому,  он  был мертв уже  к моменту моего  прихода,-- пояснил
полисмен.-- Хотел бы я знать, что означает этот шрам на правой руке?
   И  он  разжал скрюченную руку сторожа,  обнаружив  на  ней с  полдюжины
мелких царапин.
   Эти ранения должны были быть  нанесены  недавно, потому что кровь возле
них была еще совсем свежей.
   Бернет  был   немедленно  же  послан   к   мистеру  Грину,  жившему  на
Файрлинг-авеню,--  он жил в  одном из этих маленьких домиков-особняков,  так
хорошо  знакомых каждому лондонцу. Приближаясь к дому, полисмен заметил, что
окна дома  освещены, и  едва он  постучал,  как дверь отворилась,  и  мистер
Лембтон Грин предстал перед полисменом.
   Мистер Лембтон Грин был совершенно  одет, и, как показалось  полисмену,
очень  взволнован. Бернет заметил, что в  передней лежали  наготове чемодан,
дорожный плед и зонтик.
   Мертвенно-бледный директор  безмолвно  выслушал  сообщение  полисмена и
затем пролепетал:
   -- Ограблен банк? Это невозможно! Это ужасно...-- прохрипел он.
   Он с трудом держался на ногах, и Бернету пришлось поддержать его.
   -- Я... я хотел уехать,-- бессвязно прошептал он, сопровождая полисмена
и направляясь  с ним  в банк.--  Я  отказался от  своего  поста... Я написал
дирекции письмо, в котором изложил все причины...
   Пробравшись сквозь  толпу любопытных,  Грин прошел к  себе в  кабинет и
отпер ящик письменного стола.
   -- Их нет! -- дико вскричал он. -- Я их оставил в ящике... Мои письма и
ключи...
   Покачнувшись, директор упал без чувств.  Придя в себя, Грин увидел, что
находится в арестном  помещении при полицейском участке. Днем  его вызвали к
начальнику  полиции, и, словно во  сне, он выслушал обвинение. Его, Лембтона
Грина, обвиняли в убийстве Артура Маллинга и в похищении 100000 фунтов!

   Как-то утром, несколько  дней  спустя,  мистер Джон Ридер,  недовольный
своим  перемещением,  покинул уютный  свой  кабинет и перебрался в  неуютное
помещение прокуратуры в  верхнем этаже Дворца  Правосудия.  Он согласился на
это перемещение лишь при условии, что будет поддерживать телефонную связь со
своим прежним кабинетом.
   Он не выставил этого требования,  да  и  вообще  он никогда  ничего  не
требовал. Он попросил об этом нерешительно, словно прося снисхождения. Одной
из особенностей мистера Ридера была внешняя  беспомощность, порой вызывавшая
в людях сочувствие, смешанное с жалостью.
   Прокурор,  к  которому был прикомандирован мистер  Ридер,  не раз ловил
себя на мысли о том, что сомнительно, насколько этот новый помощник окажется
подходящей заменой инспектору Холфорду.
   Мистер  Ридер  был  весьма  хилым,  пожилым  человеком.   Ему  было  за
пятьдесят, волосы его были пепельно-серого цвета, и он носил небольшие баки,
отвлекавшие внимание от его крупных, несколько оттопыренных ушей.
   Мистер Ридер носил пенсне; оно сидело  у него на самом  кончике носа, и
никто  не  мог  похвастать тем, что  ему довелось видеть,  как  мистер Ридер
смотрит   сквозь  стекла  пенсне.  Обыкновенно,  когда   Ридеру  требовалось
разглядеть что-либо, он снимал их.
   Носил Ридер старомодный, наглухо,  на все пуговицы, застегнутый сюртук,
плохо гармонировавший  со  шляпой.  Обувь Ридер  предпочитал носить  номером
побольше,   с  широкими  носками,  а  галстук,  не  затруднявший   владельца
необходимостью вывязывать его, был снабжен пряжкой, застегивавшейся сзади.
   Элегантнее всего из  принадлежностей  туалета  Ридера  был его  зонтик,
который можно было издали принять за тросточку: настолько туго был он стянут
тесемкой. Вне  зависимости от состояния  погоды  -- и в солнечный день  и  в
ненастье,-- он болтался в закрытом виде на руке у мистера Ридера.
   Инспектор  Холфорд,   получивший   назначение  на   другую   должность,
встретился с ним, чтобы ввести в курс дела.
   -- Очень рад познакомиться с  вами,-- сказал  он, обращаясь  к  мистеру
Ридеру.--  Мне не приходилось ранее встречаться с вами, но я много слышал  о
вас. Ведь вы, главным образом, работали до сих пор для банка Англии?
   Мистер Ридер прошептал, что  действительно  имел честь обслуживать  это
учреждение,  и тяжело  вздохнул, словно  сожалея  о  том, что  ему  пришлось
проститься с прежней своей работой.
   Холфорд глядел на него, и во взоре его сквозило сомнение.
   -- Видите ли,-- сказал он смущенно,-- здесь вам предстоит работа совсем
иного свойства. Но если вы на самом деле, как мне говорили, один из наиболее
осведомленных людей Лондона,  то вы  войдете в  курс дела без особого труда.
Нам  еще  никогда не  приходилось приглашать любителя...  Прошу прощения,  я
хотел сказать, частного сыщика, и поэтому мы, конечно...
   --  Я  отлично  понимаю,  что  вы  хотите  сказать,--  проворчал Ридер,
оставляя свой зонтик.
   -- Мне известно, что вы рассчитывали на  то,  что  эту должность займет
мистер Болонель. Он также был  не прочь  занять  ее, да и его супруга желала
этого,-- впрочем,  особенно огорчаться  им не следует. У нее ведь имеются  и
иные интересы: она является участницей ночного клуба в Вест-Энде.
   Холфорд застыл в удивлении.
   То, о чем сообщал Ридер, доходило уже до Скотленд-Ярда в виде неясного,
ничем не подтвержденного слуха.
   -- Черт побери, как вам удалось выяснить это? -- воскликнул он наконец.
   Мистер Ридер самодовольно улыбнулся.
   --  Такова уж наша  жизнь: слышишь тут и там кое-что новенькое, а затем
все и  всплывает наружу,-- сказал он, мягко улыбаясь.--  Видите ли,  я всюду
подозреваю  что-либо  дурное.  По-видимому,  у  меня   у  самого  преступные
наклонности.
   Холфорд глубоко вздохнул.
   -- Впрочем, дело, которым вам предстоит заняться, особых  трудностей не
представляет. Грин -- бывший каторжник.  Во время войны ему удалось получить
должность  в   банке,   постепенно  он  выдвинулся,   и   ему   предоставили
самостоятельное отделение. В свое время ему пришлось просидеть в тюрьме семь
лет -- он был осужден за подделку банкнот.
   -- Похищение и подделка,--  проворчал Ридер.-- Я... боюсь, что выступал
главным свидетелем против него.  Да, да... он попал в лапы кредиторов... Все
это очень нелепо... И глупее всего то, что он не хочет сознаваться!
   И Ридер тяжело вздохнул.
   -- Бедняга! Эта история  может ему стоить  головы, И из-за этого одного
следовало бы простить ему его прежние прегрешения.
   Инспектор удивленно поглядел на своего нового коллегу.
   -- Бедняга?! Я никак не могу предположить, что вы  выразите ему столько
сочувствия.  Он  ухитрился присвоить  сто тысяч  фунтов  и  вздумал дурачить
полицию совершенно нелепым объяснением.  Если вам угодно,  то ознакомьтесь с
собранным  нами  материалом. Шрамы  на  руке  Маллинга  действительно  очень
замечательны,  тем  более,  что  нам удалось обнаружить  такие же шрамы и на
другой руке. Но они  не  настолько глубоки, чтобы можно было поверить в  то,
что  произошла   борьба.   А  что  касается   сказки,  которую  нам  вздумал
рассказывать Грин...
   Ридер озабоченно покачал головой.
   -- Да, история, которую он нам рассказал, была не особенно складна,-- и
в голосе его прозвучало  сожаление.-- Насколько  мне  помнится, он рассказал
примерно следующее: ему пришлось повстречаться с человеком, с которым вместе
он отбывал тюремное заключение. Этот человек узнал его и стал шантажировать.
Он  потребовал,  чтобы Грин заплатил...  или исчез. Грин предпочел  остаться
честным человеком  и в письме к директорам изложил причины, вынуждавшие  его
искать спасения  в  бегстве.  Это  письмо  вместе  с  ключами от кладовой он
положил в ящик письменного стола, оставив также письмо и своему кассиру.  Он
намеревался  покинуть Лондон  и  попытаться где-нибудь,  где его  не  знали,
начать строить новую жизнь.
   --  И в письменном столе ни письма,  ни ключей не  оказалось,-- вставил
инспектор Холфорд.-- Единственное  правдивое во всей этой  истории  было то,
что ему пришлось посидеть в кутузке.
   --  В  тюрьме!  -- жалобно поправил  его Ридер. Он не  любил вульгарных
выражений.-- Совершенно верно, это соответствовало действительности.
   Пройдя к себе в кабинет, он позвонил по телефону в свой прежний рабочий
кабинет и долго беседовал со  своей секретаршей. Его секретарша была молодой
женщиной,  по  отношению  к  которой, однако,  судьба  оказалась не особенно
милостивой.
   Остальная  часть  дня  ушла  у  него  на  ознакомление  с  документами,
оставленными для него его предшественником на столе. Под вечер в его кабинет
явился  прокурор  и  одобрительно  поглядел  на  груду бумаг,  над  которыми
согнулся его помощник.
   --  Что вы сейчас читаете? Материал по делу Грина? -- осведомился он.--
Очень  рад, что вы заинтересовались  им, хотя это дело и  представляется мне
совершенно ясным. Впрочем, я получил письмо от председателя правления банка,
который по каким-то причинам склонен верить в правдивость слов Грина.
   Мистер Ридер перевел взгляд на говорившего,  и в глазах его засветилась
боязнь. То была его обычная манера реагировать на что-либо, изумлявшее его.
   -- Вот  здесь имеется протокол показаний полисмена Бернета. Быть может,
вы могли бы внести в него кое-какие дополнения.  Разрешите, я прочту вам его
показания.
   "Незадолго до того, как я приблизился к зданию банка, я заметил, что на
углу  стоял  какой-то человек. В это мгновение проехал автомобиль, и в свете
фонарей я ясно разглядел этого человека. Однако не придал  никакого значения
его присутствию и более его  не видел. Полагаю, что этот  человек мог обойти
квартал и  приблизиться к  Файрлинг-авеню с противоположной стороны. Тут же,
после  того, как встретил этого человека, я натолкнулся ногой  на что-то  и,
осветив  тротуар фонариком,  увидел, что у  моих ног лежит  старая  подкова.
Впрочем, я уже днем обратил внимание на то, что на этом месте детвора играла
с подковой. Я  перевел  взгляд на  угол, на котором  стоял  человек, но  его
больше там не было  --  он  исчез.  Должно быть,  его  внимание привлек  мой
фонарик. Больше никого я  не видал,  равно  как  и  не  заметил, чтобы  окна
квартиры мистера Грина были освещены".
   Мистер Ридер задумчиво взглянул на потолок.
   -- Ну  и что  же?  -- осведомился прокурор.--  Мне кажется, что в  этих
показаниях  нет ничего, что могло бы  привлечь  внимание. Должно быть,  этот
человек был  не кто  иной, как  Грин.  Он  воспользовался  невнимательностью
полисмена и, обежав квартал, проник в банк с противоположной стороны.
   Мистер Ридер задумчиво почесал подбородок.
   --  Да... Да-а-ааа...-- протянул  он  и заерзал на  своем стуле.-- Быть
может,  мне  было  бы  разрешено   предпринять  кое-какие   шаги  совершенно
независимо от действий  полиции?  -- нерешительно осведомился он.-- Мне было
бы  очень  нежелательно дать  полиции повод  думать,  что какой-то  дилетант
пытается сунуть нос в ее дела.
   -- Прошу вас,  -- делайте  все, что вам  угодно, -- добродушно  заметил
прокурор.--  Отправляйтесь вниз и переговорите  с теми,  кто вел это дело. Я
готов  даже написать  им пару  строк  о том,  чтобы  они оказали  вам полное
содействие. В том, что кто-либо из работающих со мною предпринимает  розыски
по  своей собственной инициативе, нет ничего удивительного или необычного. Я
боюсь лишь, что ваши попытки останутся безрезультатными. Скотленд-Ярд сделал
все, что можно было сделать.
   -- Быть может, вы разрешите мне побеседовать с арестованным?
   --  С Грином? Пожалуйста. Я сейчас выпишу вам разрешение на  свидание с
ним.
   С  пасмурного неба струились потоки дождя. Мистер Ридер,  уткнув  нос в
воротник  и, по обыкновению, не раскрывая зонтика,  поспешил к Брикстоунской
тюрьме, в которой сидел Грин.
   Его провели  в камеру, в которой сидел человек,  утративший надежду  на
лучшее будущее.
   --  Это правда,  в  самом  деле я сказал правду!  Каждое сказанное мною
слово  --  правда!  --  воскликнул  взволнованный  Грин,   и  в  голосе  его
послышалась дрожь.
   Грин был тщедушным, бледным человеком; редкие его волосы начали седеть.
Ридер, обладавший необыкновенной памятью на лица, тут же узнал его.
   --  Да,  мистер  Ридер,  теперь и  я узнаю вас.  Вы  ведь  и  были  тем
человеком,  которому тогда удалось накрыть меня. Но с тех пор меня ни  в чем
нельзя  винить. Я  никогда  не  прикасался  ни к одному  пенсу,  который  не
принадлежал бы мне. Что сейчас будет с моей бедной...
   -- Вы женаты? -- сочувственно осведомился Ридер.
   --  Нет,  но  я намеревался жениться,  хотя  это  и  несколько  поздно,
принимая во внимание  мои годы. Она моложе меня почти на тридцать лет, и это
лучшая женщина в мире...
   Ридер, не прерывая, выслушал похвалы по адресу неизвестной ему особы, и
глаза его прониклись еще большей печалью.
   -- К счастью, она не явилась в  суд, но ей, разумеется, известно о том,
что произошло.  Один из моих  друзей  рассказал мне, что все это  совершенно
надломило ее.
   -- Бедняга! -- прошептал Ридер и сочувственно покачал головой.
   -- И  должно  же это было  случиться  как раз  в  день  ее  рождения,--
продолжал сокрушенно Грин.-- Да, я накануне рассказал ей обо всем, но мне бы
не хотелось,  чтобы она была впутана  в это дело. Если бы мы были помолвлены
официально,  то  я бы не придавал этому значения, но так  как она замужем  и
лишь  собирается  разводиться, то  я  вынужден просить,  чтобы  ее имени  не
упоминали. Поэтому же мне пришлось очень мало бывать в ее  обществе, и никто
не знал о нашей помолвке, хотя мы и жили на одной улице.
   --  На  Файрлинг-авеню?  --  осведомился  Ридер,  и  бывший  банковский
служащий молча кивнул головой.
   -- Семнадцати лет ее выдали замуж  за грубого,  черствого человека. Мне
было очень тяжело скрывать нашу помолвку; за ней ухаживало множество народу,
и я должен был мириться с этим. Если бы вы знали, кто ухаживал за нею?! Даже
Бернет, полисмен, арестовавший меня, преследовал ее своим вниманием. Он даже
стихи   посвящал  ей.   Вы  когда-нибудь  слышали   о  чем-нибудь  подобном?
Полицейский, пишущий стихи.
   Грин полагал, что полиция и  поэзия совершенно несовместимы,  но Ридер,
по-видимому, был несколько иного мнения.
   --  В каждом человеке  кроется немного поэзии,  милейший Грин,-- сказал
он,-- и полисмен, в конце-концов, всего лишь человек.
   Если он и  уверил Грина, что в поэтических наклонностях Бернета не было
ничего странного, то  все же мысль об  этом не покидала его.  Всю дорогу  он
размышлял о Вернете.
   На следующее  утро в  три четверти  восьмого, в час,  когда  весь  мир,
казалось,  населен молочницами  и насвистывающими газетчиками, мистер  Ридер
направился на Файрлинг-авеню.
   На  одно мгновение  он  остановился перед зданием банка и затем  прошел
дальше.
   По  обе  стороны   улицы  красовались  уютные  виллы,  они  были  очень
привлекательны,  но поразительно, до  утомительности похожи  одна на другую.
Перед каждой  виллой был  разбит небольшой цветник, порой  состоявший  всего
лишь  из  одной  клумбы  с  несколькими  розами.   Грин  жил  в  номере  18,
расположенном по правую руку от Ридера.
   Хозяйство  Грина  вела  экономка,  по-видимому,  не   питавшая  особого
пристрастия  к  цветам,  потому что садик  перед  виллой Грина  был  в очень
запущенном состоянии.
   Ридер  поравнялся  с   виллой   номер  26   и  с  безразличным   видом,
остановившись, оглядел ее. Шторы на окнах виллы были спущены, и миссис Магда
Грайн, должно быть, была большой любительницей  цветов, потому что на каждом
подоконнике  виднелась  герань.  В  цветнике  была  разбита  большая клумба,
посреди которой высился розовый куст.  Но цветы  увяли, и листья пожелтели и
повисли книзу.
   Переведя взгляд на окно второго этажа, он заметил, как взвилась штора и
в окне за белой занавеской показалась чья-то фигура.
   Мистер Ридер поспешил  продолжить свой путь и направился к садоводству,
расположенному в конце улицы.
   Там он  пробыл  некоторое время,  не отрывая  взгляда от  оранжерей. Он
простоял у изгороди так долго, пока к нему, в уверенности, что  имеет дело с
клиентом, не подошел садовник.
   Садовник осведомился у Ридера, что ему угодно.
   -- Что мне  угодно? -- повторил Ридер.-- Мне угодно  очень многое.-- И,
повернувшись  к  застывшему от  удивления  садовнику  спиной, он пошел своим
путем.
   У номера 26 он снова остановился и, войдя в цветник, направился к двери
домика.
   На его стук вышла молодая девушка, которая и провела его в гостиную.
   Комната была обставлена очень скудно -- вся обстановка состояла из пары
плетеных кресел, стола и маленького коврика.
   Ридеру бросилось в глаза, что молодая девушка чем-то  озабочена. На  ее
красивом, но несколько грубом лице виднелись следы слез.
   -- Ми