Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
Татьяна УСТИНОВА
ПЕРВОЕ ПРАВИЛО КОРОЛЕВЫ
ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru
Анонс
Инна Селиверстова, руководитель информационного управления
Белоярского края - "царица Савская, Клеопатра, стерва и зараза", как
называли ее недруги и противники, - впервые растерялась. Убит губернатор
края Мухин. Потом кто-то застрелил и его вдову, причем Инна находилась в
это время в другой комнате. Как во сне она схватила со стола какие-то
газеты с надписью "Селиверстовой" и скрылась из страшного дома. Утром
объявили, что Мухина умерла от инфаркта... Началась борьба за
губернаторский трон. И тут появился основной претендент - олигарх
Александр Ястребов. Инна с ужасом узнала в нем своего случайного
любовника, который "утешил" ее после развода с мужем.
Слишком много всего навалилось на Инну - она не может разгадать
загадку убийства Мухина и его жены, продолжается ее странная "связь" с
Ястребовым, и она чувствует, что втянута в какую-то страшную игру и ей
надо переиграть противника, прежде чем он ее уничтожит...
Посвящается Людмиле Селивановой.
Такие женщины, подобно комете Галлея, появляются раз в столетие.
Неприятель отражен на всех пунктах.
Из донесения М.И. Кутузова Александру I
- Я ответила на ваш вопрос?
Очочки ведущего как-то неожиданно высунулись вперед и блеснули с
изящным ехидством.
- О да, - пылко ответил он и, моментально изменив тон с пылкого на
интимный, продолжил:
- А вот еще говорят... думаю, что многие наши зрители не раз
слышали... говорят, что вы каждый день меняете шубы. Это правда?
Инна улыбалась.
- О да, - воскликнула она с бумеранговой пылкостью, - конечно,
правда, Гарик!
После чего перегнулась через голубой сверкающий стол и добавила почти
шепотом - впрочем, шепот этот отлично был слышен как в наушниках у всей
съемочной команды, так и с той стороны экрана, где находилась, как это
принято называть, "зрительская аудитория".
- Гарик, - прошептала она, - хочу вам признаться. Я каждый день меняю
шубы, бриллианты и мужчин! Только никому не рассказывайте!
Такого ведущий никак не ожидал, да еще под самый занавес. Глаза за
стеклами интеллигентных очочков стали растерянными. Вообще Инне было его
жалко - взялся, бедолага, интервьюировать знаменитостей, а они вон какие
штуки откалывают, черт бы их побрал!.. Попробуй уследи за ними, когда в
сценарии у тебя одно, а в эфире выходит совсем другое!
Инна молчала. Гарик решил, что нужно засмеяться, - и засмеялся
неуверенно. Она его не поддержала.
- И вы, - заговорил он, - так легко в этом признаетесь?..
- В чем, Гарик? - неторопливо спросила она, и он понял, что на этот
раз точно угодил в ловушку.
Ему теперь придется повторить про "шубы, бриллианты и мужчин", а
делать этого никак не следовало, наоборот, нужно бы "проехать",
"проскочить" опасное место и больше к нему не возвращаться, а он
вернулся - сам! - и попал прямо в пасть к беловолосой мегере!
- Э-э, - тоскливо промямлил Гарик и с неуклюжестью слона перешел
прямо к следующему вопросу:
- Инна, у вас хорошие отношения с губернатором Белоярска?
- Гарик, а у вас хорошие отношения с министром печати?
Нет, все-таки она решила его добить, эта стерва!..
- С министром печати? - переспросил он жалобно. - А почему,
собственно... Да нет, у меня с ним никаких отношений нет - ни плохих, ни
хороших!
- У меня тоже нет ни плохих, ни хороших отношений с губернатором
Белоярска.
- Позвольте, но вы ведь работаете... в администрации Белоярского
края, а краем руководит губернатор...
- Но вы ведь тоже работаете на телевидении, а телевидением руководит
министр.
- Не напрямую, не напрямую! - Не хватало ему еще, чтобы она затеяла
разговор о свободе слова, когда до конца эфира осталось тридцать секунд!
- Губернатор Белоярска тоже не руководит мной... напрямую, Гарик!
Все это было двусмысленно, странно, с подвохами, да еще такими, с
которыми он не умел справиться!
Наушник напомнил ему, что пора бы попрощаться, и он с радостью и
облегчением проговорил, глядя в черную дыру камеры:
- Сегодня у нас в гостях была Инна Васильевна Селиверстова,
руководитель информационного управления администрации Белоярского края.
Я прощаюсь с вами до завтра и надеюсь, что мы встретимся вновь в
программе "Единственный герой". С вами был Гарик Брюстер.
После чего некоторое время они посидели неподвижно, как сфинксы,
улыбаясь стеклянными улыбками - друг другу.
В мониторе завертелась реклама, и голос ниоткуда сказал на всю студию
довольно кисло:
- Отлично. Всем большое спасибо.
Даже без этого кислого голоса было ясно, что эфир неудачный.
Ведущий выдернул из уха микрофон. Инна расслабилась - закинула одну
ногу на другую. Ноги были безупречные. Она никуда не спешила.
- Спасибо вам, Инна Васильевна, - поблагодарил ее Гарик досадливо.
Шнур застрял под пиджаком и никак не вытаскивался.
- Не за что, Гарик, - откликнулась она. Улыбка была ледяной и
сладкой. Гарик поежился, словно это ледяное и сладкое вылилось ему за
шиворот.
Подскочили бойкие молодые люди и проворно отцепили от микрофонов Инну
и запутавшегося Гарика.
- Э-э, - протянул Гарик, который уже видеть ее не мог, - вас
проводит... вот... Сережа.
- Спасибо.
За камерами в сумерках студии возникла продюсерша - средних лет, в
брюках и мятом пиджаке.
- Инночка, все получилось отлично! - Много лет никто не называл ее
Инночкой, да еще на людях, но на телевидении свои законы. - Немножко в
конце... смазано, но это не страшно! Наш Гарик просто чуть-чуть
растерялся. Еще раз спасибо, что пришли.
Гарик не "чуть-чуть растерялся", а чуть в обморок не упал, поправила
ее про себя Инна. Впрочем, как известно, "чуть-чуть" не считается.
- Мы пришлем вам кассету с записью эфира. Вам нужна запись?
- Хотелось бы.
Она должна посмотреть, где и какие сделала ошибки, да и вообще - как
сидела, как смотрела, как отвечала, как выглядела, как была причесана.
Она всегда анализировала свои эфиры тщательно, придирчиво и отвлеченно,
как будто там, в телевизоре, была вовсе не она, а какой-то другой
человек, и этот холодный и пристрастный взгляд всегда позволял ей найти
собственные оплошности, учесть и в следующий раз избежать их.
Она изо всех сил старалась не походить на заполошных
"государственных" теток, дающих интервью "из нашей студии "Россия", в
прическах с начесом, путающихся в словах и не умеющих улыбаться. Она
старалась - и ей это удавалось.
Уверенно держась на высоченных тоненьких каблучках, она подошла к
краю подиума, на котором помещалась декорация, и, не глядя, протянула
руку.
Тотчас же протянулась мужская рука, которая вежливо помогла ей сойти
на студийный пол.
- Спасибо, - сдержанно поблагодарила она.
- Царица Савская, - на ухо свистнул один оператор другому, - королева
Марго. Говорят, зараза и стерва - не приведи господи!
- Зато ноги - блеск, - отреагировал коллега, известный ходок по
дамской части. - Такие бы ноги, да какой-нибудь кысочке, а они
аллигатору достались!..
Они проводили ее взглядами - прямая спина, короткие белые волосы,
сужавшиеся на длинной шее, маленькое ухо с бриллиантовой гроздью, тонкий
запах сложных духов.
Э-эх!..
Шубы, бриллианты и мужчины, да еще каждый день!... Вот это баба!..
Выйдя из студии, она первым делом включила телефон. Знала, что за
час, который была вне зоны приема, ее наверняка разыскивали десять раз,
а может, двадцать, а может, сорок, но проверить автоответчик не успела -
телефон зазвонил.
- Инна, я вас провожу, - из-за спины начала было продюсерша, но та
ответила быстрой улыбкой и повернулась спиной, что означало - подожди,
не мешай.
Звонил муж, два месяца назад превратившийся в бывшего. То есть
развели их вчера, а два месяца назад он решительно объявил ей, что "все
кончено".
До этого он тоже говорил "кончено", но не уходил, а два месяца назад
ушел.
- Привет, - сказал он озабоченно, - ты где? В Москве?
- В Москве.
- Ах да! - спохватился он. - Только что по телевизору видел!
- Ну и как тебе программа?
- Я не стал смотреть, - с готовностью признался он, и она моментально
поняла, что телевизор был упомянут специально ради того, чтобы сказать
ей, что он "не стал смотреть" - переключил на футбол.
- Ну и как тебе футбол?
- А? - переспросил бывший муж, немного растерявшись. - А, ничего. Все
в порядке. Слушай, Иннуль, а где мой костюм? Ну, знаешь, с жилеткой?
Что-то я его не могу найти, а Анька, зараза, смылась.
"Зараза Анька" - домработница - смылась неспроста.
"Я его если увижу, Инна Васильевна, - чуть не плача сказала она,
перед тем как Инна уехала в "Останкино", - я ему в рожу вцеплюсь! Вам же
хуже будет. Отпустите меня, а?!"
Инна ее отпустила, и бывший муж собирал теперь свою часть "совместно
нажитого имущества" в полном одиночестве.
Нелегко ему, бедняге, подумала Инна.
Всю жизнь за ним ухаживали - сначала мать с бабкой, потом первая
жена, потом она, Инна, а теперь вот "новая счастливая семейная жизнь"
подключилась. Но так как "новая счастливая" не могла ухаживать за ним в
Инниной квартире, пришлось ему самому трудиться, и, как видно, от
непосильного труда он уже изнемог. Собирать вещи, когда ни разу за всю
жизнь не поинтересовался, где они лежат, - вот, черт побери, задача!..
Зато Инна все хорошо знала - про костюмы, май-юг, шорты, двухтомничек
Мандельштама, бритвенный прибор, коробку с компакт-дисками - джаз,
разумеется! - про два десятка шелковых галстуков и пяток сложных
концептуальных фильмов Вуди Аллена и Питера Гринуэя.
Больше от мужа ничего не осталось.
"Давайте я все соберу и у двери поставлю, - с ненавистью предложила
Аня. - Он тут нам все перебуровит, если сам собираться станет!"
Но Инна не желала облегчать его и без того веселую жизнь.
"Перебуровит - разберем", - мрачно ответила она домработнице и уехала
на съемки.
- Иннуль, где костюм?
- В гардеробе с правой стороны. За твоей зимней курткой, -
автоматически ответила она. Продюсерша за спиной разговаривала с кем-то
из группы, голос был недовольный.
- Куртку я уже упаковал, - радостно сообщил муж, - а костюм что-то...
Подожди, я сейчас посмотрю.
И она стала ждать. Он сказал: "Подожди, я посмотрю", - и она
послушалась. Как всегда. Не положила трубку, не отключила телефон, не
послала его к чертовой матери.
Ему нравилось, что она так от него зависит. Так слушается. Так
переживает.
В последнее время ему еще очень нравилось собственное положение -
умница, красавица, начальница, интеллектуалка Инна умоляла его не
уходить, "подумать", "попробовать еще раз", обещала, что "все теперь
будет по-другому", плакала, не спала, курила, даже подурнела, вот как
убивалась!..
А он вовсю и от души играл - разочарованного мужа, задавленного
непониманием и неприятием "родной жены", которой давно опостылел
холодный семейный очаг, которая "пустилась во все тяжкие", "растоптала",
унизила, оскорбила, собственноручно убила "большое светлое чувство" - и
получила по заслугам! Он ушел "к другой", которая понимает, разделяет, у
которой правильная "система ценностей", и вместе с этой "другой" и ее
подходящей системой он вволю наслушается джаза и этнической музыки и с
утра до ночи сможет декламировать из Мандельштама - "другая" поймет!
Кларк Гейбл, черт возьми!..
Самое главное, что он и чувствовал себя почти Кларком Гейблом -
свободным, чувственным, раскрепощенным, обожаемым женщинами, которые
борются за него, и жена - блестящая, умная, высокопоставленная! -
проиграла?.. Он выбрал "новую счастливую семейную жизнь", а старую
затоптал в пыль, да еще плюнул в самую середину.
- Нашел, - весело сказал он в трубке. Был уверен, что она все еще
ждет, и не ошибся. - Он же в мешке, а я так искал.
- Все, Виктор? - холодно спросила она. - Я еще в "Останкино", у
меня... дела.
- Ты когда приедешь?
- Не знаю. Не скоро.
- Приезжай, - позвал он. - Давай хоть простимся, как люди!
- Виктор, мы пытались, как люди, и у нас ничего не вышло.
- Это у тебя ничего не вышло. - Он ехидно засмеялся. - Я же тебе
говорил, чтобы ты перестала дергаться. Я тебе не нужен, и ты мне не
нужна.
- Ты мне нужен, - сквозь зубы сказала она.
Господи, почему она опять позволяет ему втягивать ее в этот нелепый,
нескончаемый, кошмарный разговор, который они вели уже полгода!
Ему нравилось слегка подшучивать над ней, натягивать и ослаблять
веревку, в которую уже была просунута голова повешенного - ее голова! И
она могла точно сказать, когда именно понравилось: когда он заявил, что
"все кончено" - как в кино! - а она зарыдала и стала умолять его
остаться, и он остался, снисходительный к ее слабостям, обрадованный ее
унижением, мужчина-победитель, можно даже сказать, орел-мужчина, в одну
минуту отряхнувший с ладоней прах десятилетней совместной жизни.
- ...Приехала бы, - говорил он в трубку, - попили бы кофейку, я
"Божоле" привез. Посидели бы, Иннуль!
- Витя, если ты не знаешь, где твои вещи, Аня завтра все соберет. Я
не приеду.
- Ну, как хочешь. А ты где? Ах да, в Москве!.. Когда улетишь?
- Я не знаю пока. Я только прилетела.
- А что? Дела?
- Дела. Виктор, я больше не могу разговаривать.
- Да брось ты, - сказал он добродушно, - не страдай. На самом деле ты
сама во всем виновата. Помнишь, как я...
Но тут она не далась.
Ей некуда бежать - со всех сторон жала стальная клетка, а она была
зверем, которого прижимали к сетке, и кололи ножами, и до крови били в
ребра и зубы, и еще сапогом в беззащитный живот, но почему-то все никак
не убивали до конца - оставляли забаву "на завтра", чтобы опять прийти и
опять колоть, и так без конца.
Но на этот раз она не далась.
- Пока, - попрощалась она стремительно. В желудке было холодно и
тяжело, как будто она наглоталась речных камней. - Передавай привет
нашей молодухе. Скажи, что я ей сочувствую. У нее впереди много
интересных и занимательных открытий.
- Ты просто сука, - сказал муж равнодушно, и телефон замолчал.
Инна вытерла ладони о юбку и посмотрела - на ткани остались следы
пятерни.
- Инна Васильевна!..
- Да.
- Вы уже уходите? Генеральный просил непременно проводить вас к нему!
Он не знал, что вы у нас сегодня в эфире, и просил прощения, что не
встретил, и...
- У меня самолет, - соврала она, - через час. Я... и так опаздываю.
Привет Паше.
Пашей - Павлом Алексеевичем - звали генерального, и при мысли о том,
что она должна с ним встретиться, не приведи господь - ужинать,
разговаривать, слушать, камни в желудке пришли в движение и полезли друг
на друга.
Мой муж в моей квартире сейчас собирает вещи, чтобы уйти от меня
навсегда, а вы разговариваете со мной, словно я нормальный человек,
такой же, как вы все!
Его никогда больше не будет в ее жизни, а она - идиотка! - считала,
что с ней ничего такого ни за что не случится! Она была почему-то
уверена, что оба они слишком умны, чтобы вот так, ни с того ни с сего,
удариться в "новую счастливую семейную жизнь" - все с тем же
Мандельштамом, джазом и "Божоле", с которых когда-то началась их
"счастливая жизнь"!
Водитель все знал. Он возил ее последние семь лет: сначала - когда
она стала замом председателя скромной телерадиокомпании, потом - когда
перешла в пресс-секретари, и теперь - когда руководила "средствами
массовой информации" огромного Сибирского края.
Он все знал. И все сделал по-своему.
Инна точно помнила, что ничего не говорила ему, когда садилась в
машину, и он ей ничего не говорил. И потом ничего не говорила, когда,
сгорбившись, покачивалась на заднем сиденье, неотступно и тяжко думая о
куртке, которую муж, наверное, уже забрал и сунул в рюкзак, а ей так
нравилась эта куртка, и Виктор в ней тоже нравился. И еще думала о том,
что завтра ей возвращаться в Белоярск, а до этого запланирована встреча
с новым начальником из администрации президента, и неплохо бы до нее
посмотреть бумаги, которые она готовила. А потом нужно попытаться
надавить на губернатора, который отродясь с прессой "не водился" и
вообще отчасти не понимал, кому она нужна, эта пресса, - и об этом она
тоже думала, и о десятке других важных и нужных дел, но все заслоняла
куртка, которую он забрал, и это значит - все, конец, больше ничего не
будет.
Она очнулась, когда поняла, что машина больше не едет. Почему-то
вдруг накатила такая усталость, как будто она ворочала жернова на
мельнице.
- Мы где? - Инна посмотрела в окно и не узнала. - Где мы, Осип
Савельич?
Водитель с таким диковинно-литературным именем глядел на нее из
зеркала заднего вида. Вид у него был угрюмый. Не только именем, но и
видом он походил на кулака и белобандита из романа-эпопеи "Вечный зов".
- Ты бы, Инна Васильна, не убивалась так уж, - мрачно сказал он. -
Молодая, красивая, богатая, карьеру вон какую сделала! Из-за какой-то...
тьфу!.. мокрицы так себя изводить!..
Водитель был проверенный боевой товарищ, лучший друг, член семьи, он
имел право говорить все, что угодно, но пользовался этим правом очень
редко - даром что походил на кулака, а понимал ситуацию, как любой
придворный!
Инна молчала.
Он имел право говорить. Она имела право не слышать.
- Куда ты меня завез?
- Да никуда я тебя не завез! В пансионат завез! Я как услыхал, что
сегодня твой... Хулио Иглесиас нагрянет, я сразу сестре позвонил, она
директорствует тут. Нечего тебе сегодня домой ехать, здесь переночуешь,
она уж отдельную дачку для тебя приготовила! Анька завтра с утра все там
уберет, тогда поедешь, а сегодня - погоди, побудь на дачке!..
- Ну ты даешь, Осип Савельич, - тихо сказала Инна, - или тебе с
сестрой надо увидеться?
- Вот еще, - оскорбился водитель, - я с ней и так в любой момент могу
увидеться!
- И убирать там ничего не нужно, - продолжала она, - не за покойником
ведь!
- Да лучше б он сдох!..
- Осип Савельич!
- Да ладно!..
- Осип Савельич, замолчи.
- Да молчу, молчу! Его бы, барана, к воротам привязать и гонять
хворостиной, пока...
- Осип Савельич!
- В Москву обратно не повезу! Хочешь, сама за руль садись и езжай, а
я не повезу! Что ты там станешь делать? Опять всю ночь пустырник
трескать?!
- Ну тебя, Осип Савельич, - устало сказала Инна, - от твоей заботы с
ума можно сойти.
И выбралась из машины.
Небольшой подъезд был освещен теплым светом - куски его лежали на
желтых листьях, густо засыпавших газон, и пахло осенью, травой,
чуть-чуть дымом и близкой рекой, как в детстве.
Из яркого тепла навстречу уже бежала женщина, очевидно, та самая
сестра-директриса, нисколько не похожая на своего брата, легкая,
маленькая, коротко стриженная. Добежав, она сразу захлопотала,
заулыбалась, повела Инну куда-то за угол, по белой плиточной дорожке, к
высокому, как теремок, строеньицу, темневшему на фоне леса.
Строеньице оказалось дачкой "на одного" с гостиной, светелкой и
деревянным балконом. И сауна в теремке имеется, похвасталась директриса,
и ванна-джакузи, и плоский телевизор на круглых металлических стойках, и
занавески в кружевцах и атласных лентах - все как следует.
- Ужин сюда подам, и сауну уже включили, погреетесь. Фрукты