Фредерик ФОРСАЙТ 
   ЧЕТВЕРТЫЙ ПРОТОКОЛ 
 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 
 
Глава 1 
 
   Человек в сером решил украсть бриллиантовый гарнитур  "Глен"  в  полночь,
разумеется, если он будет в сейфе, а хозяев дома не будет. В этом  ему  было
необходимо убедиться. Человек следил за домом и ждал. В полвосьмого утра его
терпение было вознаграждено.
   Большой лимузин с изяществом, присущим только таким  машинам,  выехал  из
подземного гаража; притормозив на минуту, водитель осмотрелся  по  сторонам,
затем вырулил на дорогу и направил лимузин в сторону Гайд-парка.
   Джим Роулинс, сидевший во взятом на прокат "вольво", в  униформе  шофера,
вздохнул с облегчением. На противоположной стороне Белгравия-стрит он увидел
то, что надеялся увидеть: муж был за  рулем  лимузина,  жена  сидела  рядом.
Двигатель  "вольво"  давно  прогрелся,  салон  обогревала   печка.   Роулинс
переключил автоматическую трансмиссию, выехал из ряда припаркованных машин и
двинулся за "ягуаром".
   Утро было ясным, но холодным, еще горели фонари, над Грин-парком светало.
Роулинс вел наблюдение с 5 часов утра, и, хотя несколько человек прошли мимо
его машины, никто из них особого внимания на него не обратил. Шофер за рулем
большой машины с четырьмя чемоданами и большой плетеной корзиной  на  заднем
сиденьи в Белгравии - самом  шикарном  районе  лондонского  Вест-Энда  -  не
вызывает никакого интереса, в особенности, если это утро 31 декабря.  Многие
состоятельные люди собираются покинуть столицу и провести праздник  в  своих
загородных домах. "Вольво"  держался  в  50  ярдах  за  "ягуаром",  позволив
грузовику вклиниться между ними на углу Гайд-парка. На Парк-Лейн Роулинс  на
мгновение смешался: неужели супруги решили  затормозить  у  отделения  банка
"Коуттс", чтобы поместить бриллианты в сейф.
   На Марбл-Арк Роулинс  вздохнул  с  облегчением  во  второй  раз.  Лимузин
впереди не обогнул арку, чтобы ехать обратно по Парк-Лейн, а  проехал  прямо
на Грейт-Камбер ленд-Плейс, выехал на Глостер-Плейс  и  двинулся  дальше  на
север. Обитатели шикарных апартаментов на  девятом  этаже  Фонтеной-хаус  не
повезли драгоценности в "Коуттс"; они либо взяли их с собой за  город,  либо
оставили их дома. Роулинс полагал, что второе вероятнее всего.
   Он  следовал  за  "ягуаром"  до  Хендона,  увидел,  как  машина  проехала
последнюю милю перед скоростной  автотрассой  М-1,  и  повернул  обратно,  к
центру Лондона. Очевидно, как он и надеялся,  супруги  отправились  к  брату
жены, герцогу Шеффилдскому, в его поместье  в  северном  Йоркшире,  в  шести
часах езды от Лондона. В распоряжении Роулинса было  минимум  24  часа,  это
больше, чем требовалось. Он  не  сомневался,  что  "возьмет"  апартаменты  в
Фонтеной-хаус. Как-никак он один из лучших взломщиков в Лондоне.
   К середине того же утра он вернул  "вольво"  прокатной  фирме,  шоферскую
униформу-костюмерам, а пустые чемоданы убрал  в  собственный  шкаф  в  уютно
обставленной дорогой мебелью квартире над складом для хранения  чая,  что  в
Уондсворте. При всем своем благополучии Роулинс оставался  уроженцем  южного
района Лондона. Уондсворт не столь шикарен, как Белгравия или  Меэйфэйр,  но
зато это его вотчина. Как все люди его типа, Роулинс не любил  покидать  ее,
чувствуя себя здесь в безопасности. Среди местных пройдох  и  полицейских  у
него  была  репутация  "важной  персоны",  что  на  обычном   языке   значит
преступник.
   Как все преуспевающие жулики, он старался не выделяться в своей  вотчине.
Ездил на неприметной машине, а единственное, что себе позволял, - элегантную
обстановку квартиры. Среди преступной мелочи он не  распространялся  о  том,
чем  занимался,  и,  хотя  полиция  достаточно  точно  догадывалась  о   его
специализации, "досье" Роулинса в  участке  было  чистым,  если  не  считать
несколько записей о мелких правонарушениях,  совершенных  в  ранней  юности.
Явное  благополучие  и  неясность  того,  как  он  этого  добился,   внушали
почтительное уважение к нему  у  молодой  поросли  городского  дна,  которая
охотно выполняла  для  него  мелкие  поручения,  даже  серьезные  налетчики,
бравшие кассы средь бела дня со стрельбой и взломом, обходили его стороной.
   Разумеется, Роулинс имел легальное занятие, позволявшее отмывать  деньги,
полученные не праведным путем. У всех "важных персон" есть  легальное  дело.
Наиболее  типичным  прикрытием  было  владение  такси,   овощными   лавками,
мастерскими  по  ремонту  и  продаже  подержанных  автомашин.  Такой  бизнес
позволяет скрыть доходы, проводить операции с наличностью,  иметь  свободное
время,  маскироваться,  кроме  того,  нанимать  "помощников"   без   особого
интеллекта. Это верзилы с минимумом интеллекта, но  недюжинной  силы.  Таким
тоже нужна легальная работа.
   Роулинс владел конторой по  приему  металлолома  и  свалкой  автомобилей.
Таким образом, в его  распоряжении  имелись  хорошо  оснащенная  мастерская,
любые виды металлов, электрические провода,  кислота  для  аккумуляторов.  В
мастерской у него работали двое головорезов, которые  могли  дать  достойный
отпор любому, кто вознамерился доставить неприятности хозяину.
   Приняв душ и побрившись, Роулинс налил себе  вторую  чашку  кофе  за  это
утро, подсластив его ложкой сахара, и принялся за  изучение  схемы,  которую
оставил ему Билли Раис.
   Билли - смышленый двадцатитрехлетний юноша, который  когда-нибудь  станет
хорошим, даже очень хорошим профессионалом в их деле. А пока он еще  новичок
с задворок преступного мира, с завидным рвением выполняющий поручения своего
авторитетного босса. Юноша набирается опыта, получая бесценную информацию  о
методах  работы.  Накануне  Билли,  одетый  в  форму   посыльного   дорогого
цветочного  магазина  и  с  большим  букетом  цветов,   постучал   в   дверь
апартаментов на девятом этаже Фонтеной-хаус. Он беспрепятственно прошел мимо
портье в вестибюль, запомнив в деталях расположение в холле будки  портье  и
лестниц наверх.
   Дверь открыла сама герцогиня.  При  виде  цветов  на  ее  лице  появилось
выражение    приятного    удивления.    Букет    якобы    прислал    комитет
благотворительного фонда помощи ветеранам, патронессой которого была и  леди
Фиона.  Вечером  того  же  дня,  30  декабря  1986  года,  она  должна  была
присутствовать на торжественном балу, устраиваемом фондом. Роулинс рассудил,
что даже если на балу она скажет про букет кому-нибудь из  членов  комитета,
это не вызовет ни у кого удивления.
   Леди Фиона взглянула на прикрепленную к  букету  записку  и  воскликнула:
"Как это мило!" Она произнесла эти слова четко и мелодично,  как  принято  у
людей ее круга. Билли протянул ей квитанцию и шариковую ручку.  А  поскольку
руки леди Фионы  были  заняты  букетом,  она  поспешила  в  гостиную,  чтобы
положить его там, оставив Билли  на  несколько  секунд  одного  в  небольшой
прихожей.
   Билли был настоящей находкой для Роулинса. Выглядя наивным  мальчишкой  с
пушистыми светлыми волосами, голубыми  глазами  и  застенчивой  улыбкой,  он
своей внешностью мог внушить доверие любой домохозяйке средних лет.  Но  его
детские глазки ничего не упускали из виду.
   Прежде чем нажать на кнопку звонка, он внимательно осмотрел дверь,  косяк
и прилегающие  стены  в  коридоре.  Билли  искал  черную  кнопку  или  рычаг
выключения охранного устройства.  Только  убедившись,  что  такого  нет.  он
позвонил в дверь.
   Оставшись один в коридоре, он  сделал  то  же  самое:  осмотрел  дверь  с
внутренней стороны и стены в поисках кнопки или переключателя. И здесь он их
не нашел. К тому  времени,  как  вернулась  хозяйка  дома,  чтобы  подписать
квитанцию, Билли уже знал, что в  дверь  врезан  автоматический  замок  типа
"чабб", а не "брама", который очень трудно взломать.
   Леди Фиона,  взяв  ручку,  попыталась  расписаться  в  получении  цветов.
Напрасно. Стержень из шариковой ручки  был  предусмотрительно  вынут.  Билли
рассыпался в извинениях. Леди Фиона, с улыбкой заверив, что ничего страшного
не произошло, удалилась в гостиную взять свою ручку. Билли уже обнаружил то,
что искал. Дверь все-таки подключена к системе сигнализации.
   Поверх дверной петли виднелся  маленький  пружинный  штифт,  а  рядом  на
косяке - небольшое углубление с микропереключателем типа "пай". Когда  дверь
закрыта, пружинный штифт входит в углубление, и электроцепь замыкается.
   При включенной сигнализации микропереключатель реагирует на разрыв  цепи,
то есть на открытие двери, и сигнализация срабатывает.  Билли  потребовалось
менее трех секунд, чтобы достать тюбик с суперклеем, залить его в  отверстие
с переключателем и сверху замаскировать все пластилином.  Микропереключатель
был полностью изолирован от пружинки.
   Когда леди  Фиона  вернулась  с  подписанной  квитанцией,  милый  молодой
человек стоял, облокотившись о дверной косяк. Он выпрямился  с  извиняющейся
улыбкой, незаметно стирая с большого пальца остатки клея и пластилина. Потом
Билли даст Роулинсу полное описание  плана  холла,  будки  портье,  лестниц,
лифтов, коридора, ведущего к апартаментам, маленькой прихожей  и  той  части
гостиной, которую он смог рассмотреть.
   Роулинс, попивая  кофе,  был  уверен,  что  четыре  часа  назад  владелец
апартаментов  вынес  чемоданы  в  коридор   и   вернулся,   чтобы   включить
сигнализацию. Как обычно, никакого звукового сигнала не последовало.  Закрыв
за собой дверь, он повернул ключ в замке, довольный тем, что все в  порядке.
Поворот   в   замке   окончательно   замыкал   цепь,    пружинка    касалась
микропереключателя   "пай",    сигнализация    включалась.    Но    изоляция
микропереключателя вывела систему из строя. Роулинс был уверен,  что  сумеет
вскрыть замок за полчаса. Правда,  внутри  апартаментов  могут  быть  другие
ловушки, но, когда до них дойдет дело, он справится с ними.
   Допив кофе,  он  достал  папку  с  газетными  вырезками.  Как  все  воры,
занимающиеся  драгоценностями,  Роулинс  внимательно  следил  за   колонками
светской хроники. Эта подборка была целиком посвящена появлению  в  обществе
леди Фионы и ее великолепному бриллиантовому гарнитуру, который она надевала
накануне на торжественный бал, как полагал Джим Роулинс, в последний раз.
 
*** 
 
   А в это время в тысяче милях на восток у окна квартиры на  третьем  этаже
дома 111 по проспекту Мира стоял старик и  тоже  думал  о  полуночи.  С  ней
наступит 1 января 1987 года, и ему исполнится семьдесят пять лет.
   Он был еще в халате, хотя время приближалось к обеду. Куда торопиться? На
работу идти не надо. Ему некуда идти. Его русская жена Эрита моложе  его  на
тридцать лет. Она уехала с обоими сыновьями покататься на  коньках  в  парке
имени Горького.
   Старик взглянул в зеркало на стене. То что он увидел, обрадовало  его  не
больше, чем раздумья о прожитой  жизни.  Лицо  прорезали  глубокие  морщины,
волосы, когда-то густые и темные, стали белыми как снег, редкими и тусклыми.
Кожа от долгих лет увлечения алкоголем и курением пошла  пятнами;  выражение
глаз было жалким. Он вернулся к  окну  и  посмотрел  на  заснеженную  улицу.
Несколько закутанных бабушек  в  рукавицах  подметали  снег,  который  опять
выпадет ночью.
   Как давно, подумал он - двадцать четыре года назад, - почти день  в  день
он приехал сюда из Бейрута, где жил в праздном и бессмысленном изгнании.  Не
было смысла оставаться там дольше. Ник Эллиот и остальные сотрудники конторы
уже обо всем догадались, да и сам он не старался ничего скрыть.  Он  приехал
сюда, оставив первую жену с детьми при условии, что те приедут к нему,  если
захотят.
   Вначале он думал, что для него это будет  переезд  в  мир  его  настоящих
духовных и нравственных ценностей. Он с  головой  окунулся  в  новую  жизнь,
искренне веря в торжество идей марксизма. А почему бы и нет? Ведь он  служил
ему в течение двадцати семи лет. Он чувствовал себя счастливым  и  довольным
жизнью в те первые годы, в середине шестидесятых. Разумеется,  ему  пришлось
пройти множество собеседований, хотя его глубоко уважали в КГБ. Ведь он  был
одной из пяти "звезд"  советской  разведки  наряду  с  Берджесом,  Маклином,
Блантом и Блейком. Все они прочно существовали  в  узком  кругу  британского
истеблишмента, и все они предали его.
   Берджес обосновался здесь до того, как приехал Филби. Пьянство и  разврат
рано свели его  в  могилу.  Маклин  был  первым,  кто  простился  со  своими
иллюзиями, впрочем, он жил в Москве с 1951 года. К 1963 году  он  озлобился,
стал угрюмым, вымещая все на Мелинде, которая в конце концов его  бросила  и
переехала жить к Филби. Потерявший  последние  надежды  и  обиженный  Маклин
влачил жалкое существование и умер от рака. К этому моменту он  окончательно
возненавидел своих "хозяев", а  они,  в  свою  очередь,  возненавидели  его.
Бланта разоблачили в Англии. Значит, их осталось  двое,  подумал  старик.  В
какой-то степени он завидовал Блейку,  который  совершенно  ассимилировался,
был всем доволен и даже пригласил его с Эритой вместе встретить  Новый  год.
Блейку легче, он космополит. Отец Блейка был голландцем, мать еврейкой.
   Лично для него, Филби, ассимиляция была невозможна; это  он  понял  после
первых пяти лет. К этому времени он уже свободно писал и говорил  по-русски,
правда, с сильным английским акцентом. Его ненависть к  этому  обществу  все
нарастала и нарастала. Оно было полностью необратимо чуждым ему.
   Но это было не самое страшное: через семь лет после  приезда  он  потерял
свои последние политические иллюзии. Все было ложью. Он был достаточно умен,
чтобы это понять. Лучшие годы жизни он отдал служению лжи, лгал  и  предавал
во имя лжи, он покинул милый зеленый остров ради лжи и обмана.
   Получая и читая от корки до корки каждый английский журнал и  газету,  он
по привычке следил за таблицей победителей  в  крокет,  одновременно  будучи
советником  по  планированию  операций,  призванных  разрушить  эту  далекую
идилию. Сидя незамеченным у стойки бара в "Национале", он жадно  вслушивался
в смех и шутки на своем родном языке, доносившиеся до него, и в то же  время
консультировал руководство КГБ, включая  самого  председателя,  о  том,  как
лучше расшатать государственный строй этого маленького острова. А в  глубине
его души все эти 15 лет томилось беспредельное отчаяние, которое  не  смогли
заглушить ни алкоголь, ни женщины. Поздно, я  никогда  не  смогу  вернуться,
говорил он себе. И все же, все же...
   Раздался звонок в дверь. Странно. Дом 111 на проспекте  Мира  принадлежит
КГБ,  здесь  живут  в  основном  полковники  госбезопасности   и   чиновники
министерства иностранных дел. Ни один  посетитель  мимо  вахтерши  внизу  не
пройдет, а у Эриты есть свой ключ.
   На пороге стоял молодой подтянутый мужчина в хорошо сшитом теплом  пальто
и меховой шапке. Его лицо было холодно-безразличным,  но  не  от  мороза  на
улице. По ботинкам было видно, что он добрался сюда в машине, а не пешком. В
пустых голубых глазах не было ни дружелюбия, ни вражды.
   - Полковник Филби? - спросил он.
   Филби удивился. Близкие друзья - Блейки и полдюжины других  называли  его
просто Ким. Всем же остальным он был известен  только  по  псевдониму.  Лишь
самая верхушка КГБ знала его как Филби, полковника КГБ в отставке.
   - Да.
   - Майор  Павлов,  Девятое  управление  КГБ,  личная  охрана  Генерального
секретаря ЦК КПСС.
   Филби знал Девятое управление КГБ. Оно обеспечивало  верхушку  партийного
аппарата телохранителями, отвечало за охрану и безопасность зданий, где  они
жили и работали. В торжественных  случаях  и  в  помещениях  ЦК  они  носили
армейскую форму с темно-синим околышем на фуражках, с погонами  и  нашивками
на рукавах. В народе их называли кремлевской охраной.  Личные  телохранители
всегда были в штатском, сшитом с иголочки, в  прекрасной  физической  форме,
отлично тренированы, холодны, преданны и вооружены.
   - Это вам, товарищ полковник.
   Майор протянул Филби длинный конверт из бумаги отменного качества.
   - И это тоже, - добавил майор  Павлов  и  протянул  листок  с  телефонным
номером.
   - Спасибо, - произнес Филби. Майор кивнул головой, повернулся на каблуках
и молча вышел в коридор. Через несколько секунд Филби увидел из окна, как от
подъезда отъехала черная "Чайка"  с  ЦКовскими  номерами,  начинающимися  на
"МОС".
   Сквозь лупу Джим Роулинс рассматривал фотографию, вырезанную  из  журнала
светской жизни. На фотографии, снятой годом раньше,  была  женщина,  которая
сегодня утром вместе со своим мужем покинула столицу в северном направлении.
Леди Фиона в бриллиантах стояла рядом  с  женщиной,  которая  приветствовала
принцессу Александру. Роулинс знал историю камней лучше своей биографии.  Он
изучал ее несколько месяцев, прежде чем решиться на ограбление.
   В 1905 году молодой граф Маргейт вернулся  из  Южной  Африки  с  четырьмя
крупными, но необработанными алмазами. В 1912 году он  отдал  их  в  огранку
фирме Картье в Лондоне, чтобы сделать своей молодой жене свадебный  подарок.
Картье передал камни гранильщикам фирмы "Асхер" в Амстердаме, прославившейся
благодаря обработке знаменитого "Каллигана". Из  четырех  камней  вышли  две
пары алмазов, ограненных в грушевидную форму (по 58 граней на  каждом).  Два
камня были в десять карат и два в двадцать карат.
   В Лондоне Картье оправил их в белое золото, добавил сорок  гораздо  более
мелких бриллиантов, в  результате  чего  получился  гарнитур,  состоящий  из
диадемы, кулона  и  серег.  Пока  создавался  гарнитур,  отец  графа  герцог
Шеффилд-седьмой умер, и граф унаследовал его титул. Бриллианты получили  имя
"Глен" по названию родового поместья Шеффилдов.
   Восьмой герцог, после своей смерти в 1936 году, завещал  "Глен"  сыну,  у
которого, в свою очередь, было двое детей - дочь 1944 года  рождения  и  сын
1949 года рождения.  Фотографию  дочери,  теперь  уже  42  лет  от  роду,  и
рассматривал Джим Роулинс через увеличительное стекло.
   - Тебе больше не придется их носить, дорогая, - произнес Роулинс вслух  и
принялся проверять инструмент, что собирался взять с собой на дело.
   Гарольд Филби вскрыл конверт кухонным ножом, вынул письмо и развернул его
на столе в гостиной. Письмо произвело на него впечатление: это  было  личное
послание Генерального секретаря ЦК КПСС, написанное им  от  руки  аккуратным
канцелярским почерком и, разумеется, по-русски.
   Бумага, как и  конверт,  была  отменного  качества,  но  без  реквизитов.
Очевидно, он писал это письмо в своей квартире на Кутузовском проспекте, где
со времен Сталина жили представители высшей партийной элиты.
   В правом верхнем углу письма стояла дата: среда, 31  декабря  1986  года.
Ниже шел следующий текст:
 
   "Дорогой Филби!
   Мне сообщили об интересной фразе, которую Вы произнесли недавно на  одном
из приемов.
   Вы   сказали:   "Политическую   стабильность   Великобритании   постоянно
переоценивают здесь, в Москве, особенно в настоящий момент".
   С удовольствием получил бы от Вас развернутое разъяснение по поводу этого
замечания в письменном виде. Направьте его лично мне, не прибегая  к  помощи
секретарей и не оставляя копий.
   Когда Вы подготовите ответ, позвоните по телефону, который Вам дал  майор
Павлов, попросите его к телефону, он к Вам заедет за письмом сам.
   Поздравляю с наступающим завтра Вашим днем рождения.
   С. уважением..."
 
   Внизу стояла подпись.
   Филби медленно вздохнул. Значит, ужин у Крючкова  для  высших  чинов  КГБ
прослушивался. Его подозрения подтвердились.
   Заместитель  председателя  КГБ,  начальник  Первого  Главного  управления
Владимир Александрович Крючков был предан Генеральному секретарю беззаветно,
являясь его собственной креатурой.
   Имея  звание  генерал-полковника,  Крючков  не   был   ни   военным,   ни
профессиональным разведчиком; он был партаппаратчиком до мозга костей, одним
из тех, кого нынешний советский  лидер