Карло Фруттеро, Франко Лучентини.
    Дело Д., или Правда о "Тайне Эдвина Друда"


     © Carlo Fruttero, Franco Lucentini, 198...
     © Перевод Алексея Верди и Игоря Алюкова
     From: pelepo@mail.ru
     Редакторы В.Б.Фурсова, П.Л.Поляков



     Карло ФРУТТЕРО, Франко ЛУЧЕНТИНИ, а также Чарлз ДИККЕНС

     ДЕЛО Д., или ПРАВДА О "ТАЙНЕ ЭДВИНА ДРУДА"


Аннотация

     Кто  из  ценителей  классического детектива не  размышлял над  загадкой
"Тайны Эдвина  Друда"?  Сложился даже особый круг литературоведов-друдистов,
родственный     математикам-ферматистам,    посвятившим     жизнь    поискам
доказательства  Золотой  теоремы  Ферма,  -- людям,  в  определенном  смысле
конченым и безнадежным.
     Книга  наряду  с текстом знаменитого романа  содержит  увлекательное по
форме, остроумное, ироничное и вместе с  тем глубокое исследование  загадок,
оставленных нам  великим Диккенсом.  Авторы  вместе  с  персонажами  по всем
канонам детективного жанра кропотливо исследуют каждую улику, каждый намек и
подводят читателя к совершенно непредсказуемому, ошеломляющему выводу.

Последовательность глав
     (Арабскими  цифрами  даны  главы  Фруттеро  &  Лучентини,  римскими  --
Диккенса)

     Часть первая: 1 -- I -- 2 -- II -- 3 -- III -- 4 -- IV -- V -- 5
     Часть вторая: 6 --  VI -- VII -- 7 -- VIII -- IX -- 8 -- X -- XI -- XII
-- 9
     Часть третья:  10  -- XIII -- XIV -- 11 -- XV --  XVI -- 12 --  XVII --
XVIII -- XIX -- XX
     Часть четвертая: 13 -- XXI -- XXII -- XXIII -- 14 -- 15 -- 16 -- 17  --
18
     Эпилог


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. АПРЕЛЬСКИЙ ВЫПУСК

1

     Древние   развалины  тонут  в  дождевых  потоках.  Гигантская  каменная
глазница,  молчаливый свидетель ушедших  эпох,  уныло  смотрит  в  вечность.
Теперь это всего лишь остров в океане ревущих автомобилей. Неподалеку от все
еще  величественного  сооружения останавливаются  два  человека  и  долго  в
недоумении  взирают на ископаемую  конструкцию,  опасливо выглядывая  из-под
своих зонтов. Зонты разные -- один  серый,  другой  черный.  Оба чрезвычайно
респектабельны.
     -- Не знаю, -- произносит наконец серый зонт,  --  наверное, именно это
несоответствие  меня  больше  всего  и смущает. Все эти  механические штуки,
вторгшиеся туда, где некогда...
     Одинокий ядовито-желтый фургон, отставший от основного  потока машин, в
панике  проносится  мимо, пытаясь нагнать собратьев, которые бросили  его на
произвол  судьбы. На несколько минут  шум  стихает, и в  наступившей  тишине
осиротевшая мостовая растерянно поблескивает мокрым асфальтом.
     -- Но когда возникло это несоответствие, mon cher?  -- В голосе черного
зонта слышится улыбка. --  Вы полагаете,  что экипажи и фиакры  семнадцатого
века выглядели бы здесь более уместно? Или омнибусы на конной  тяге? Неужели
они в меньшей степени свидетельствовали бы об упадке?
     -- Вы правы, мой  друг. Все,  что моложе колесницы,  выглядит  на  этих
улицах дерзким пришельцем.
     -- В том числе, разумеется, и наши зонты.
     Два нетерпеливых автомобильчика отчаянно бросаются сквозь пелену дождя,
почти  отпихивая  друг  друга и  остервенело  бранясь  на  визгливом наречии
клаксонов. Основная армада  четырехколесных чудовищ  продолжает  раздраженно
реветь у светофора.
     --  Простите,  вы сказали  --  колесницы? -- В разговор вступает третий
зонт, понуро  бредущий  мимо.  --  Но гонки  на колесницах здесь  никогда не
проводились. Кроме того...
     Мимо с оглушительным ревом, вздымая гигантские фонтаны брызг, каждая из
которых  разбивается  на  мириады сверкающих  пылинок, проносится  очередной
табун обезумевших механических монстров.
     -- ...кроме того, в этом городе... -- вновь пытается  заговорить третий
зонт, но, сдавшись, замолкает.
     Чудовищный  шум постепенно слабеет до монотонного  гула,  а затем вновь
воцаряется тишина, и дождь мало-помалу восстанавливает утраченное было право
на звуковую независимость, все увереннее барабаня по зонтам.
     --  Кроме того,  если я верно помню то, что  мы проходили на занятиях в
семинарии, в  этом городе  еще  в 45 году до  Рождества  Христова был  издан
закон, запрещающий движение транспорта в дневные часы. Исключение составляли
лишь пожарные колесницы и повозки мусорщиков.
     -- Однако, --  говорит серый зонт, и  в  голосе  его отчетливо  сквозит
досада, --  разве кто-нибудь когда-нибудь придерживался этого замечательного
закона?  Насколько  я помню  из школьного курса, еще  Ювенал[1] жаловался на
чересчур оживленное движение...

     [1] Римский поэт-сатирик  (около 127  -- около 60  до  н.э.).  (Здесь и
далее, где не указано иначе, -- прим. перев. и ред.)

     Тем временем  черный  зонт узнает  новоприбывший третий  зонт  (изрядно
потрепанный  да  к  тому  же  неописуемого  цвета)  и  разражается   бурными
приветствиями.
     -- Как приятно встретиться с вами, mon chеr! А я и не знал, что вы тоже
здесь.
     -- Полагаю, все  мы  здесь.  Более или  менее. Но  я так и не понял, на
какое время назначено открытие этой проклятой конференции. На три? Или, быть
может, на пять? В гостинице мне толком ничего не удалось узнать.
     --  Они  посоветовали  вернуться  к половине четвертого, -- вступает  в
разговор  серый  зонт, -- и  потому мы решили не отпускать такси. Не желаете
присоединиться к нам? В такую погоду нелегко поймать машину.
     -- Очень любезно с вашей стороны. Премного благодарен.
     Все  трое  забираются в желтое такси,  терпеливо ожидающее  в  стороне.
Машина трогается с  места,  и очертания развалин начинают расплываться, пока
наконец не исчезают, словно мираж на полотне пуантилиста.

     Что  же  это   за  развалины?  Проницательный  читатель,  конечно,  уже
догадался, что исполинская  каменная глазница  --  это римский  Колизей. Для
читателя также  не  составит труда понять,  что три  зонта принадлежат  трем
иностранцам,  прибывшим  в  Рим  на  одну  из  многочисленных  международных
конференций. Ливень, неистовство которого  постепенно сходит на  нет, застал
их врасплох во время короткой экскурсии по знаменитой столице. Но кто они?
     Один из  иностранцев  по всем признакам  принадлежит к  славному отряду
английских католических священников. Двое других, судя, во всяком случае, по
их зонтам, тоже прибыли с брегов  туманного Альбиона.  Но  тот, что  пониже,
как, наверное,  уже  заметил проницательный  читатель,  изредка расцвечивает
унылую английскую речь французскими выражениями.
     Разглядеть   незнакомцев   повнимательнее   мешают   затемненные   окна
автомобиля, так что читатель сможет удовлетворить  любопытство только  после
того, как такси доставит своих пассажиров к гостинице.
     Счастье еще, что остановились они не в "Эксельсиоре", "Гранд отеле" или
в  какой-нибудь другой гостинице, расположенной в центре Рима. В этом случае
путешествие  из-за многочисленных  пробок неизбежно растянулось бы на долгие
часы. А так автомобиль мчится (хотя  даже сейчас определение "мчится" весьма
условно)   по  широким  проспектам   новостроек,  пересекает   площади,  чье
геометрическое  совершенство  почти   неразличимо  за   пеленой   дождя.  Но
заблудиться в  этой  части  нового  Рима  невозможно --  все  дороги ведут к
удивительному  архитектурному  сооружению,  которое  не спутаешь  ни  с чем:
монументальный  серый куб, щедро украшенный арочными перекрытиями, отчетливо
проступает сквозь дождливый сумрак.
     А это значит, что мы вслед за  нашими пассажирами такси огибаем квартал
римской  Всемирной  выставки[2].  Такси  оставляет  удивительное  сооружение
справа и устремляется в район Чеккиньола, где  скопления строительных кранов
чередуются с девственными  пустырями.  Наконец  автомобиль останавливается у
огромного параллелепипеда,  почти  столь же  внушительного, как и упомянутый
выше куб. Гостиница "Urbis et orbis"[3], чье название на фронтоне этого чуда
архитектурной мысли урезано до лаконичного "U & O".

     [2] Квартал, первоначально отведенный под застройку комплекса Всемирной
Выставки, которая должна была открыться  в 1942  г. В связи с началом второй
мировой войны  выставка  не  состоялась.  Сейчас здесь,  кроме жилых  домов,
расположено множество дворцов для проведения различных выставок и конрессов,
а также спортивные сооружения.
     [3]  Дословно: "Города и мира".  Здесь обыгрывается известное выражение
"urbi et orbi" -- "городу и миру" (лат.).

     Гостиницу окружает парк, скудные размеры которого способны выжать слезу
даже  у самого закоснелого  скряги. Тем не менее крошечный пятачок изобилует
деревьями,  кустарниками,  весьма   запутанными  дорожками  и   на  редкость
уродливыми бетонными скамьями.  Огромное красное полотнище,  натянутое перед
входом в гостиницу, горделиво возвещает, что...
     Впрочем, оно ничего не возвещает. Игривый ветер,  временами переходящий
в небольшой  ураган, постарался на славу, перекрутив материю так, что нельзя
разобрать ни слова.
     Поэтому любознательный читатель  вынужден  проследовать  за пассажирами
такси в вестибюль  гостиницы. И только здесь он наконец сможет удовлетворить
свое любопытство, прочитав  на  доске объявлений  об  открывающейся  сегодня
конференции.

     ЗАВЕРШЕННОСТЬ ВСЕМУ

     МЕЖДУНАРОДНЫЙ ФОРУМ
     ПО ЗАВЕРШЕНИЮ НЕОКОНЧЕННЫХ
     ИЛИ СОХРАНИВШИХСЯ В ОТРЫВКАХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
     В ОБЛАСТИ МУЗЫКИ И ЛИТЕРАТУРЫ

     Ф.ШУБЕРТ "Симфония No 8"
     И.-С.БАХ "Искусство фуги"
     Дж.ПУЧЧИНИ "Турандот"
     Тит ЛИВИЙ "От основания Города"
     Э.А.ПО "История А.-Г.Пима"
     Ч.ДИККЕНС "Тайна Эдвина Друда"

     Портье любезно сообщает,  что итальянский  вариант  объявления  еще  не
готов,   но   и  английский  текст  вполне  понятен   всякому  просвещенному
латинянину.   Совершенно   очевидно,   что  конференция   призвана  обсудить
завершение шести  указанных произведений, список которых возглавляет Восьмая
симфония Шуберта, известная также как "Неоконченная".
     Работа  над  "Искусством  фуги",  "Турандот" и  "Тайной  Эдвина  Друда"
оборвалась  по  причине  смерти авторов,  тогда как Эдгар  По  оставил  свою
"Историю Артура Гордона Пима из Нантакета" по собственному почину, возможно,
напуганный призраком, появившимся  в конце двадцать пятой главы.  Только Тит
Ливий завершил свой монументальный труд, но до  нас дошли лишь  XXXV книг из
CXLII.  Судя  по  всему,  организаторы  конференции  преисполнены  решимости
исправить столь прискорбное положение вещей.
     Но  каким  же  образом  они  надеются  преуспеть  в   этом  благородном
начинании?  Или,  вернее,  каким  образом  они  надеются  преуспеть  в  этом
начинании лучше своих многочисленных предшественников? Ибо попытки завершить
каждое  из  упомянутых  произведений  предпринимались  не   раз.  Исключение
составляет   опять   же  Тит  Ливий:   в   его  случае  ученые  мужи  обычно
довольствовались  кратким  пересказом  других  античных   авторов.  Но   для
волнующей  тайны,  оставленной   нам  в  наследство  Чарлзом  Диккенсом,  за
прошедшие со  дня смерти автора десятилетия  было  предложено  почти  двести
вариантов разгадки.
     В том-то и дело. Все эти окончания столь сильно не  согласуются  друг с
другом  (в  отношении  музыкальных  произведений  можно  сказать,  что   они
находятся в диссонансе),  что нет никаких  сомнений:  до  сих  пор к  задаче
завершения неоконченных  шедевров подходили  несерьезно,  по-любительски, не
вооружившись  предварительно  знанием  необходимых  методов  и  приемов,  не
заручившись  поддержкой какой-нибудь  уважаемой и  авторитетной организации.
Однако на этот  раз все будет иначе. Нынешнюю конференцию подготовили весьма
компетентные  особы,   чей  огромный  опыт  в  планировании,  организации  и
осуществлении всего и вся не может быть подвергнут сомнению.
     Именно эти компетентные особы на неделю арендовали гостиницу  "Urbis еt
orbis" и созвали самых знаменитых специалистов, когда-либо  навещавших  этот
бренный мир. О, они пообещали заплатить. А как же иначе! И хорошо заплатить.
Они ведь спонсоры.
     Читатель наверняка уже  догадался,  о  каких  компетентных особах  идет
речь. Да-да-да, это японцы. Да и кто  еще  смог  бы замахнуться на "всеобщее
восстановление  целостности"?! Разумеется,  никто!  Как  никто (и  тут  даже
японцы  не  исключение) не станет платить деньги  просто  за красивые глаза.
Спонсоры  получат  все   права  на  "восстановленные  в  своей  целостности"
произведения  на пятьдесят  лет. Но оговоримся  сразу: упомянутые меценаты и
благодетели  надеются на куда более скорую  отдачу,  каковой  должен явиться
имидж благородных, высокопросвещенных  и  чрезвычайно  щедрых представителей
деловых кругов.  Впрочем, деятельность двух компаний, решивших финансировать
это  смелое совместное  предприятие,  по  своей природе  очень  близка  идее
"всеобщей завершенности":  одна  занимает  лидирующее  положение на  мировом
рынке  запасных частей,  а другая давно и весьма успешно "завершает" на ниве
электроники.

     На какое-то время наши зонты исчезают из поля зрения, затерявшись среди
разноязычной и  пестрой толпы, заполонившей вестибюль  "U &  O". Но вот  они
выныривают   у  дальней  стены,  держась  по-прежнему   вместе,  и,   следуя
указателям, направляются  в бар, предоставленный  в распоряжение их  секции.
Открытие конференции состоится через два часа, и нашим героям как раз хватит
времени, чтобы  ублажить  свой  желудок  доброй  порцией  кофе  со  взбитыми
сливками.   Они  проникают  в  сумрачное  помещение,  где   гуляют  приятные
большинству   сердец   ароматы   и   звучит   негромкая   приятная   музыка.
Многочисленные  коллеги  наших  зонтов уже  утвердились  за  стойкой бара  и
столиками. Это признанные авторитеты в своей области, все они давно и хорошо
знают друг  друга, равно как и всякого, кто  имеет отношение к литературному
жанру, именуемому "детектив". Но все вместе они собрались впервые.
     Следуя  примеру  своих коллег,  новоприбывшие получают у  бармена некие
значки, которые и прикрепляют к своей одежде. Приглядевшись, читатель сможет
разобрать, что  на значках написаны имена. На значке черного зонта начертано
"Э.Пуаро",  на значке серого  зонта --  "Капитан  Гастингс".  Потертый  зонт
несколько  неловко  прикрепляет к своей видавшей  виды сутане  значок "Патер
Браун". Покончив с этим делом, указанные лица отыскивают свободный столик  и
заказывают  кофе.  Немного  погодя  к  ним  подходит  высокий худой человек,
которого нельзя не узнать по развевающейся клетчатой накидке и  характерному
головному убору. Этот достойный джентльмен  склоняется над  нашей  троицей и
начинает пристально изучать их значки сквозь старомодную лупу.
     -- Простите меня за бесцеремонность! -- произносит он хриплым  голосом,
оставшись доволен осмотром. -- Позвольте представиться: я Шерлок Холмс.
     Из-за его  спины выдвигается  еще один  джентльмен, на  значке которого
можно прочесть: "Доктор Ватсон".

     Да,  читатель!  Невероятные  достижения  японской  экономики  позволили
собрать вместе всех или почти всех известных детективов -- мастеров интуиции
и  дедукции,  знатоков  странных  совпадений  и  подозрительных  недомолвок,
исследователей всевозможных загадок и тайн.
     Кроме двух уже распознанных нами  знаменитых дуэтов, здесь присутствуют
и другие  не менее известные пары.  За одним из  столиков расположился Огюст
Дюпен[4]  вместе  со своим неизменным анонимным  спутником. У  занавешенного
окна можно разглядеть доктора Торндайка с неприметным  Эстли[5];  неподалеку
развалился на диване необъятный Ниро Вулф,  рядом примостился его деятельный
помощник Арчи Гудвин[6]  У стойки бара Филип Марлоу  и Лью Арчер[7] устроили
небольшое   состязание,  наперегонки   поглощая   двойные   порции  бурбона.
Детективов-одиночек, подобных патеру Брауну, но не столь известных,  слишком
много, поэтому не станем утомлять читателя перечислением имен. И разумеется,
здесь  великое   множество   представителей   официальных  сыскных  органов.
Преобладает,  естественно,  Скотленд-Ярд,  но хватает публики и из парижской
префектуры, а также, и тут мы не в состоянии скрыть охватившего нас приступа
патриотизма, из итальянской квестуры.

     [4] Cыщик-интеллектуал из рассказов Э.А.По.
     [5]  Доктор   Торндайк   и  мистер  Эстли  --   персонажи   детективных
произведений английского писателя Р.О.Фримена.
     [6] Ниро Вулф и Арчи Гудвин -- герои детективных  романов американского
писателя Рекса Стаута.
     [7] Филип Марлоу -- частный сыщик, герой романов американского писателя
Р.Чандлера. Лью Арчер -- частный сыщик, герой романов американского писателя
Р.Макдональда.

     В  рамках конференции собравшиеся  в  баре специалисты (в  том числе  и
только  что  прибывший  полковник  карабинеров)  составляют  так  называемую
"друдовскую рабочую  группу". Им надлежит расследовать  запутаннейшее  дело,
оставленное в  наследство знаменитым Чарлзом Диккенсом. После того как тайна
Эдвина   Друда   будет  раскрыта,  не  составит  особого   труда  с  помощью
компьютеров,   любезно  предоставленных  услужливыми  спонсорами,  завершить
неоконченный роман и представить его на суд читателя.

     В эту минуту появляется  одна  из распорядительниц  конференции, весьма
энергичная  особа,   обладательница   превосходного   цвета  лица,  чудесных
каштановых локонов и звучного имени Лоредана (о последнем обстоятельстве эта
достойная  особа  спешит  объявить  во  всеуслышание). Шурша  бледно-лиловым
одеянием  весьма  смелого  покроя  и  сияя  умопомрачительной  улыбкой,  она
объявляет (на весьма относительном  английском), что  программа  конференции
должна претерпеть незначительные изменения.
     Итальянский  читатель (а  через  секунду-другую  его примеру  наверняка
последуют  и  все прочие читатели) не преминет  буркнуть себе  под нос,  что
этого  и  следовало   ожидать.   То,  что   подобную  конференцию  принимает
общепризнанная столица древних  руин  и интенсивных  реставрационных  работ,
представляется совершенно  уместным,  если не неизбежным.  Но  Рим  является
также  и  общепризнанной  столицей забастовок,  неразберихи и  автомобильных
пробок, это город, где нормальная работа  аэропорта воспринимается как нечто
экстраординарное, а  городской совет постоянно лихорадит. Так что нет ничего
удивительного в том, что мэр  --  главный  персонаж  торжественной церемонии
открытия --  задержался на нескончаемом заседании  на площади Кампидольо[8],
министр  культуры  застрял  в  аэропорту  Катании,  а  самолет  из Токио  со
спонсорами-благодетелями  на  борту  по   невыясненным   причинам  предпочел
приземлиться в Пизе.

     [8] Здесь находится Сенаторский дворец  -- ныне официальная  резиденция
мэра Рима.

     Несравненная  Лоредана  сообщает  обо  всем этом с лучезарной  улыбкой,
предназначенной  всем  и никому. Время от времени она  кокетливо  поправляет
свои   роскошные   каштановые   волосы.   Ее  невозмутимость   неопровержимо
свидетельствует:  хозяйка  конференции  знает все  о задержках,  заминках  и
прочих осложнениях.  О,  она  уверена  (пальчик  игриво  дергает  непокорный
локон),  что  конференция  обязательно  будет  открыта,  надо  лишь  немного
подождать  --  часов до  семи  вечера. Соответственно банкет  переносится на
восемь тридцать, и вместо торжественного ланча гостей ожидает  торжественный
обед. Однако  (тут Лоредана одаривает публику  очередной дразнящей  улыбкой)
первое  заседание  можно провести прямо  сейчас,  и она с радостью  проводит
группу друдистов в конференц-зал.
     Решительно  кивнув,  отчего над головой  взметнулся  каштановый  вихрь,
любезная, но непреклонная красавица  делает знак своим  подопечным следовать
за ней и решительным шагом устремляется в подземные глубины "U & O". Звездам
сыскного дела ничего  не  остается,  как подчиниться  аппенинскому  напору и
углубиться в лабиринты бесчисленных коридоров и залов  заседаний (со стороны
специалисты-детектив