е деться от вызова полиции, но с
моей точки  зрения, чем дольше  удастся оттянуть нудные ритуалы, тем лучше.
Британия  --  остров маленький, а Кальдер слишком  хорошо  известен,  чтобы
скрыться.
      Пен опустила взгляд  на пластиковый кладезь, который держала в руках,
без единого комментария открыла свою сумку и запихнула его туда.  Она мель-
ком покосилась  на меня и бледно усмехнулась, и  я кивнул, облегченно пони-
мая, что она и ее друзья возьмут разгадку капсул на себя.


      В ту  же субботу около двух  пополудни семья, отдыхающая  на пикнике,
наткнулась на машину,  спрятанную  за густой порослью кустов можжевельника.
Мотор автомобиля работал, и дети отдыхающих, заглянув в окно, увидели чело-
века, развалившегося на заднем сиденье с  трубкой во рту. Они узнали его по
кудрям и бородке. Дети, как сообщалось, пребывали в состоянии истерического
шока, а  родители гневались, как будто какая угодно  власть где угодно спо-
собна позаботиться о том, чтобы самоубийства не портили окружающий пейзаж.
      Дань Кальдерову чудодейству появилась по телевизору в тот же вечер, и
я подивился иронии, по которой  мастер,  знавший так много обо всяких  сна-
добьях, выбрал газ, чтобы уйти из жизни.
      Он отъехал  едва тридцать миль от своего поместья.  Он не оставил за-
писки. Люди,  которые готовили вместе с  ним отложенное шоу  Микки Бонвита,
сказали, что ничего не понимают, а Дисдэйл позвонил Оливеру и  сообщил, что
в связи с трагической смертью Кальдера он отказывается от покупки Сэнд-Кас-
тла.
      Я, когда об этом услышал, был наполовину закован в бесконечно раздра-
жающий меня гипсовый доспех, а  внутри  меня скрипели осколки костей, и  их
было больше, чем я хотел бы знать, а еще была уйма малиновых кровоподтеков,
оставленных подкованными копытами.
      Мне довольно неохотно выделили отдельную палату -- уединение в болез-
ни рассматривалось национальной службой здоровья как  греховная роскошь, --
и в понедельник вечером Пен вновь проделала весь путь от Лондона, чтобы до-
ложить о лабораторных находках. Она поцеловала меня и насупилась.
      -- У вас изнуренный вид, -- заявила она.
      -- Больница -- утомительное место.
      -- Наверное,  ничего другого ожидать  не приходилось. Вот уж не дума-
ла...
      Она поставила в кувшин для  питьевой  воды букет роз и пояснила,  что
они из сада Гордона и Джудит.
      -- Они  передают, что любят вас, -- легко сказала она. -- И сад у них
прекрасный.
      -- Пен...
      -- Да. Ладно. -- Она пододвинула стул для посетителей поближе  к кро-
вати, на которой я полусидел, полулежал в гипсе, прикрытый халатом с чужого
плеча, накинутым поверх байковых одеял.  --  Вы в самом деле, как  говорят,
сорвали банк.
      -- Вы правду говорите? -- воскликнул я.
      Она бодро усмехнулась.
      -- Нет  сомнения, что Кальдер покончил с собой  не только потому, что
увидел вас живым и  услышал, что вы хотите сделать анализы крови  у мертвой
лошади. Прежде всего он узнал, что  вы успели взять все эти штуки из прием-
ной. Лучше уж так, чем многие годы в тюрьме и полный позор.
      -- Многие люди предпочли бы позор.
      -- Только не Кальдер.
      -- Да.
      Она открыла плоский черный портфель,  который  держала  на коленях, и
извлекла оттуда несколько отпечатанных страниц.
      -- Мы вчера целый день работали и сегодня утром тоже, -- сказала она.
-- Но сперва вот что: Гордон немедленно сдал на анализ кровь мертвой лошади
в Исследовательский  центр, и ему сегодня  утром сообщили по  телефону, что
лошади дали изобутразин этила, что противоречит  обычной ветеринарной прак-
тике.
      -- Да что вы говорите.
      Ее глаза блеснули.
      -- Господа из Центра сказали Гордону, что любая  лошадь, которой дали
изобутразин этила, становится неуправляемой и буквально лезет на стену.
      -- Именно это она и делала, -- сдержанно заметил я.
      -- Это средство всегда используется как  транквилизатор, чтобы собака
не лаяла или ее не тошнило в автомобиле, но лошадей оно совершенно сводит с
ума. Одно из его фабричных обозначений --   Дикель, если вам интересно. Все
ветеринарные справочники предостерегают, чтоб не давали его лошадям.
      -- Но обычно... лошадь... его переносит?
      -- Да, примерно часов шесть бесится, потом ни следа.
      Шесть часов, уныло подумал я. Шесть часов...
      -- В той кошелке  с товарами, -- сказала Пен, -- догадайтесь,  что мы
нашли? Три таблетки Дикеля.
      -- Серьезно?
      Пен кивнула.
      -- Серьезно. А теперь навострите уши, милейший Тим, потому что, когда
мы поняли, чем занимался Кальдер, у нас просто дух захватило.
      Кажется, это вновь с ней случилось,  потому что она сидела и с отсут-
ствующим выражением смотрела на листки.
      -- Помните, -- сказала она наконец,  -- когда мы ездили к Кальдеру на
Пасху, мы  видели лошадь, у которой была кровь  в моче... кристаллурия, как
он это назвал... и антибиотики не помогали?
      -- Да, -- сказал я. -- Случалось, он лечил лошадей от этого.
      -- Угу. И  этих пациентов предварительно пользовал Ян Паргеттер, пока
был жив, не так ли?
      Я стал припоминать.
      -- По крайней мере некоторых.
      -- Так... Помните, вы говорили мне  в субботу, до того как вас погру-
зили в  "скорую", что в шкафах некоторые баночки  с капсулами были помечены
только буквами типа а+в, б+в, с+с?
      Я подтвердил.
      -- Три капсулы с одной прозрачной и одной  синей половинкой содержали
с+с. Витамин  С и сульфаниламид. -- Она взглянула  на меня, ожидая реакции,
но витамин С и сульфаниламид звучали безвредно, и так я и сказал.
      -- Да, -- согласилась она, -- по отдельности в них ничего плохого, но
вместе они могут спровоцировать кристаллурию.
      Я застыл.
      -- Кальдер сделал эти  капсулы  намеренно, с целью спровоцировать бо-
лезнь лошади, а уж потом он смог бы ее "исцелить". И единственное чудо, ко-
торое от него требовалось, -- просто прекратить давать капсулы.
      -- Боже, -- сказал я.
      Она кивнула.
      -- Мы и сами с трудом поверили. Поймите, это означает, что Ян Паргет-
тер почти наверняка все знал. Потому  что, видите ли, кто еще может всучить
тренеру, или хозяину лошади, или кому  там еще бутылочку с капсулами с над-
писью "антибиотик", с наказом давать ежедневно. А эти капсулы -- именно то,
что причиняет недомогание.
      -- Пен!
      -- Я лучше немного поясню, если вы потерпите.  Если дать сульфопрепа-
рат тому, кто в  нем не нуждается, -- безразлично, лошади или  человеку, --
ничего особо страшного не произойдет, потому что моча  обычно слегка щелоч-
ная или только слегка кислая, и препарат благополучно выводится из организ-
ма. Но витамин С -- это  аскорбиновая кислота, она делает мочу гораздо кис-
лее, и кислота взаимодействует  с  сульфопрепаратом и образует кристаллы, а
кристаллы вызывают боль и кровотечение... как растертое в порошок стекло.
      Последовало довольно долгое молчание, потом я сказал:
      -- Дьявольщина.
      Она кивнула.
      -- Когда Кальдер заполучит лошадь к себе в конюшню, он может ускорить
лечение, дав ей бикарбонат соды, который сделает мочу вновь щелочной и рас-
творит кристаллы, и  при  большом количестве  питья  лошадь придет в  норму
практически сразу. С волшебной быстротой, так сказать. -- Она остановилась,
потом улыбнулась и  продолжила: -- Мы  проверили и другие  штучки,  которые
оказались совершенно безвредными травяными снадобьями, а потом опять напас-
ти на три самодельные капсулы, на  этот раз в бледно-зеленой оболочке, и мы
определили, что в них были ваши а+в.
      -- Ну-ка, объясните,  --  потребовал я. -- Что  такое  "а", что такое
"в"?
      -- "А" -- антибиотик, "в" -- варфарин. Пока вы не  спросили: варфарин
-- средство, понижающее свертываемость крови.
      -- Та розовая пилюля, которую вы  нашли на полу в приемной, -- вспом-
нил я. -- Вы уже рассказывали.
      -- Ах, да. -- Она удивилась. -- Правда, рассказывала. Я забыла. Ну...
если вы дадите определенный антибиотик вместе с варфарином,  вы можете уси-
лить эффект варфарина до того, что кровь почти совсем не  будет свертывать-
ся... и получите жестокое кровотечение в желудке, во рту, везде,  где нару-
шены мельчайшие кровеносные  сосуды... которые обычно тут же затягиваются и
не причиняют беспокойства.
      Я шумно вздохнул.
      -- Каждый раз, когда я приезжал, у него были больные с кровотечением.
      Она кивнула.
      -- Действие варфарина радикально снижает действие витамина К, который
необходим для нормального свертывания, так что Кальдеру, чтобы дать событи-
ям обратный ход,  всего лишь требовалось скормить лошадям побольше витамина
К... который в большом количестве содержится в люцерне.
      -- А "б+в"? -- тупо спросил я.
      -- Барбитурат и варфарин.  Механизмы  различны, но если вы применяете
их в смеси, а потом прекратите давать только барбитурат, вы  можете вызвать
что-то вроде отсроченного кровотечения, где-то через три недели. -- Она по-
молчала. -- Мы  просмотрели все наши фармакологические справочники, и везде
есть  совершенно  ясные предупреждения, для тех, кому  это  требуется,  что
нельзя прописывать людям  вместе  с варфарином антибиотики, или барбитурат,
или еще фенилбутазон, или анаболики и стероиды без тщательной корректировки
дозы варфарина.  И понимаете ли, -- продолжала она,  -- смешивать два сред-
ства в одной капсуле -- это  блестящий ход, потому что никто не догадается,
что дает лошади два лекарства вместо одного... И мы считаем, что Ян Паргет-
тер мог помещать Кальдеровы капсулы в стандартную бутылочку, и владелец ло-
шади думал, что дает лошади то, что обозначено на этикетке.
      Я поморгал.
      -- С трудом верится.
      -- Легче легкого, -- сказала Пен. -- А дальше будет еще легче.
      -- Что, и дальше есть?
      -- Более чем. -- Она усмехнулась. -- Как насчет тех несчастных живот-
ных, страдающих общей немощью, которые до того ослабевают, что с трудом пе-
редвигаются?
      Я проглотил комок в горле.
      -- Как насчет них?
      -- Вы говорили, что в портфеле Яна Паргеттера нашли большую  бутыль с
горсточкой пилюль? На ней было  написано  "диуретик",  другими словами, эти
таблетки вызывают обильное мочеиспускание.
      Я кивнул.
      -- Ну так вот. Мы идентифицировали  одну из тех, что вы забрали. Если
вы просто будете достаточно долго давать лошади эти специфические цианидные
таблетки мочегонного, то спровоцируете именно тот вид общей прогрессирующей
слабости, который находили у этих лошадей.
      Я потерял дар речи.
      -- А чтобы исцелить слабость, -- продолжала она, -- вам  нужно просто
прекратить  давать  диуретик  и  запастись хорошей пищей и  простой  водой.
Але-оп! -- Она торжествующе заулыбалась. -- С точки зрения химии, это прос-
то изящно. Слабость  вызывается  постоянным чрезмерным отделением солей ка-
лия, которые необходимы организму для поддержания сил, и лечение заключает-
ся в  скорейшем восстановлении уровня  калия в организме... с помощью солей
калия, которые можно купить где угодно.
      Я благоговейно внимал. Она наслаждалась своими разоблачениями.
      -- Перейдем теперь к лошадям с неизлечимыми язвами и нарывами.
      И такие были в конюшне, вспомнил я.
      -- Язвы и нарывы  обычно  довольно быстро очищаются повязками, пропи-
танными мазью  с антибиотиком. Что ж... к этому  времени мы подозревали уже
абсолютно все, так что под конец взяли тот крошечный тюбик с мазью, который
вы нашли в портфеле Яна Паргеттера, и проверили. И -- глядь! -- а там ника-
кой не антибиотик.
      -- А что?
      -- Кортизоновая мазь.
      Она насладилась моей непонятливостью.
      -- Кортизоновая мазь прекрасно действует на экземы и аллергию, но она
не универсальна. Собственно, если вы пораните лошадь, занесете  грязь в ра-
ну, чтоб она  воспалилась, а потом приметесь добросовестно втирать кортизон
дважды в  день, вы получите  чудесную маленькую язвочку, которая никогда не
подсохнет. Пока, разумеется,  не отошлете лошадь к Кальдеру, который возло-
жит на ваше сокровище руки... вместе с обычным антибиотиком, который и нач-
нет нормальный процесс исцеления.
      -- Господи милостивый.
      -- Не мажьте кортизоновой мазью порезы, -- сказала Пен. -- Многие так
делают. Это глупо.
      -- Не буду, -- пылко пообещал я.
      Она ухмыльнулась.
      -- Знаете, тюбики с зубной пастой заполняют с заднего конца.  Так что
мы внимательно присмотрелись  и обнаружили, что конец тюбика был раскручен,
а потом вновь запечатан. Очень ловко.
      Теперь она, похоже, закончила, и я спросил:
      -- Это все?
      -- Это все.
      Какое-то время мы размышляли молча.
      -- Это ответ на кучу вопросов, -- наконец сказал я.
      -- Например?
      -- Например,  почему  Кальдер  убил  Яна  Паргеттера. Паргеттер хотел
что-то прекратить...  может быть, эти проделки  с болезнями. Сказал,  что с
него хватит. Сказал еще, что остановит и Кальдера, и тем, должно быть, под-
писал свой приговор.
      Пен спросила:
      -- Кальдер вам так и сказал?
      -- Да, так и сказал, но в тот момент я не понимал, о чем он.
      -- Интересно, -- задумалась она, -- почему Ян Паргеттер захотел оста-
новиться? Они явно  делили между собой постоянный приличный доход. Кальдер,
должно быть, завербовал его Бог знает когда.
      -- Селен, -- сказал я.
      -- Что?
      -- Селен -- вот почему. Вызывая у лошадей заболевания, а  потом исце-
ляя их, они не рисковали причинить неисправимый вред. По сути, вреда вообще
не было. Но селен -- это навсегда. Жеребята останутся уродцами. Я догадыва-
юсь, что эту идею  Кальдера  Паргеттер счел отвратительной. И взбунтовался,
возможно, потому, что он все-таки был ветеринаром.
      -- А Кальдер не захотел расстаться с идеей... и убил.
      Я кивнул.
      -- Кальдер ведь рассчитывал не только на доход, но и на славу. И если
бы Джинни каким-то образом не заполучила этот шампунь, он, вполне возможно,
достиг бы своего.
      -- Удивляюсь, как она смогла, -- сказала Пен.
      -- Гм. --Я неловко поерзал на  кровати. -- Я вспомнил, как звали того
работника Кальдера, который напомнил мне Рикки Барнета. Джейсон. Я вспомнил
той ночью... в конюшне... забавно, какие штуки проделывает память.
      -- А что с ним такое? -- сочувственно спросила Пен.
      -- Я  вспомнил, как Кальдер говорил, что дает  пилюли Джейсону, а тот
дает их лошадям. Он имел в виду травяные пилюли. Но когда Яна Паргеттера не
стало, Кальдер, должно быть, нашел  кого-то  другого,  чтобы давать лошадям
эти двойные капсулы... потому что лошади с такими болячками не переводились
у него во дворе и после смерти Яна Паргеттера.
      -- Наверное, нашел, -- безучастно сказала она. -- Только...
      -- Только что?
      -- Только когда мы в ту субботу обыскивали двор, перед тем, как услы-
шали ваш крик, мы заглядывали в разные стойла, и там почти не было лошадей.
Поместье на этот раз пустовало.
      -- Могу догадаться, -- медленно сказал я, -- что Джейсон  был слишком
занят. Он  три месяца или больше  проработал в конюшне  Оливера, скармливая
лошадям яблоки с селеном.
      Тут в моем мозгу вспыхнула картинка. Яблоки... Шон, конюх, спешит че-
рез двор, размахивая ведром и грызя  яблоко. Шон, Джейсон: одно и то же ли-
цо.
      -- Что такое? -- спросила Пен.
      -- Фотография Рикки Барнета.
      -- Ах, да.
      -- Тут говорят, что завтра меня смогут выписать, сказал я, -- если уж
мне так хочется.
      Она вытаращилась на меня с комическим отчаянием.
      -- Слушайте, что точно у вас сломано?
      -- Говорят,  что в верхнем  списке лопатка, ключица, плечевая кость и
несколько ребер. Внизу, -- пожаловался я, -- они запутались. Я не знаю, где
в лодыжке помещается столько костей.
      -- Они их закрепили?
      -- Бог знает.
      -- Как вы собираетесь с этим управляться?
      -- Потихоньку.
      -- Не дурите, -- сказала она. -- Оставайтесь здесь, пока  не срастет-
ся.
      -- На это могут уйти недели... там еще какие-то дела со связками, или
сухожилиями, или я не понял.
      -- Что еще за дела?
      -- Да я не вслушивался.
      -- Тим! -- Она вышла из себя. -- Да... это до того нудно...
      Она подняла глаза к небу и наконец рассмеялась.
      -- Я принесла вам подарочек из своей аптеки. -- Она порылась в сумоч-
ке. -- Возьмите, с любовью от меня.
      Я взял протянутую ею маленькую коробочку  и  посмотрел  на  этикетку.
"Окопник". Пен ухмыльнулась.
      -- Спокойно можете принимать. Окопник содержит алантоин, а он способ-
ствует сращиванию костей. Вот чего не отнять... Кальдер  поистине был вели-
чайшим знатоком всех существующих лекарственных средств.


      Во вторник, 5 июня, Оливер Нолес забрал меня из больницы,  повозил по
разным поручениям,  а затем  отвез к себе домой, не  в последнюю очередь из
сочувствия, но главным  образом  чтоб поговорить о деле.  Я  ожидал, что он
примет мою временную нетрудоспособность в обычной прямой и бесстрастной ма-
нере.  Так  он  и сделал, только сухо заметил, увидев меня, что, когда я по
телефону напрашивался на приглашение, я упомянул о "паре трещин" и  не ска-
зал, что на мне пол-акра бинтов и пластыря, а поверх всего такие живописные
лохмотья.
      -- Не беспокойтесь, -- заверил я.  -- Я могу скакать на одной ножке и
сидеть могу, и правая рука у меня в порядке.
      -- Да. Я вижу.
      Медсестра, которая везла  меня к его  машине в кресле  на  колесиках,
запротестовала:
      -- Скакать  он не может, это его растрясет.  -- Она протянула Оливеру
клочок бумаги. -- Вот  здесь у дороги есть место, -- она  показала пальцем,
-- где можно взять напрокат кресло на колесиках. -- Она повернулась ко мне.
-- Выберите поудобнее.  Такое, которое позволит держать ногу вытянутой, вот
так. Меньше будет болеть. Ладно?
      -- Ладно, -- сказал я.
      -- Хм. Ну... всего хорошего.
      Она с дружеской  сноровкой помогла мне  залезть в машину  и  повлекла
больничный транспорт прочь, а мы с Оливером разжились по ее совету креслом,
поместив изобилующее подушками и хромом удобство на заднее  сиденье его ав-
томобиля.
      -- Отлично, -- сказал я. -- Следующим пунктом надо купить хороший мо-
ментальный фотоаппарат и пачку пленки к нему.
      Оливер отыскал лавчонку и купил аппарат, а я по возможности терпеливо
дожидался его, сидя на переднем сиденье.
      -- Куда дальше? -- спросил он, вернувшись со свертками.
      -- Кембридж. Инженерные работы. Вот адрес. -- Я вручил ему клочок бу-
маги, на котором записал координаты Рикки Барнета. -- Мы поймаем его, когда
он пойдет с работы.
      -- Кого? -- спросил Оливер. -- Кого мы поймаем?
      -- Увидите.
      Мы припарковались через дорогу от ворот заведения и подождали, и точ-
нехонько в четыре тридцать начался исход.
      Рикки Барнет вышел и посмотрел  туда-сюда,  разыскивая  нас, и позади
себя я услышал, как Оливер удивленно охнул и сказал: "Но это же Шон", потом
расслабился и добавил с сомнением: "Нет, не он".
      -- Нет,  не он.  --Я высунулся в открытое окно  и позвал: -- Рикки!..
Сюда.
      Он перешел дорогу и остановился у машины.
      -- Залезай, -- велел я.
      -- Вы попали в аварию? -- недоверчиво спросил он.
      -- Вроде того.
      Он забрался на заднее сиденье. Когда я ему вкратце объяснил,  для ка-
ких целей может понадобиться его фотография, он особой  радости не испытал;
но в его положении отказываться было затруднительно, а я к тому же порядоч-
но подсластил свой  беззастенчивый шантаж, который считал в своем положении
вполне допустимым средством.  Он все еще  был недоволен, однако  это  имело
свои достоинства, поскольку  мне никак не требовалось сорок отпечатков, где
он улыбается во  весь  рот. Оливер  отъехал  подальше, остановился по  моей
просьбе около удобного нейтрального  фона  -- выкрашенной в серое фабричной
стены -- и сказал, что сделает фотографии, если я объясню, чего хочу.
      -- Рикки похож на Шо