нке  дольше, чем я. Он заявил, что Тим Эктрин
не должен шагать через головы.
      Гордон мягко ответил ему, что, если  необходимость возникнет, предсе-
датель, принимая решение,  несомненно учтет каждый фактор. Джон внятным ше-
потом  отпустил  пару ядовитых замечаний насчет любимчиков и  незаслуженных
привилегий, а Алек иронически посоветовал  ему  найти  такой торговый банк,
где не держали бы племянников.
      -- Что ты как маленький, -- сказал он. -- Разумеется, они хотят, что-
бы следующее поколение продолжило семейный бизнес. Почему бы и нет?  Это же
естественно.
      Но Джон  был злопамятен и не понимал, что  тратит время впустую, точа
на меня зуб. Я,  казалось, постоянно занимал его мысли. Он сверкал  на меня
глазами, в которых горела неподдельная злоба, и при  любой возможности ста-
рался поднять меня на смех и очернить. Сообщения неизменно замалчивались, и
у клиентов  создавалось впечатление, что я  некомпетентен и меня  держат на
службе просто из  семейной  благотворительности. Время от времени звонившие
по телефону отказывались иметь  дело со мной, говоря, что им нужен  Джон, а
однажды звонивший сказал прямо:
      -- Это  вы тот плейбой,  которого проталкивают наверх, обходя людей с
головой?
      Джон усиливал нажим, и его можно было понять: наверное, на  его месте
я и сам потерял бы стыд.  Гордон ничего не предпринимал, чтобы обуздать на-
бирающую ход кампанию ненависти, а Алек находил все это забавным. Я чуть не
вывихнул мозги, пытаясь найти выход из ситуации, и решил просто  больше ра-
ботать. Я понимал, что Джону очень трудно будет  подтвердить свои голослов-
ные утверждения.
      Агрессию излучало даже его мускулистое тело, на котором странно смот-
релся цивильный костюм. Он был среднего роста, стриг свои жесткие рыжеватые
волосы очень коротко, так что они щетинились над  воротником; говорил гром-
ким голосом, будучи,  видимо, уверен, что напором можно заменить авторитет;
это могло бы сойти в школьном  спортзале или на казарменном плацу, но плохо
выходило на мягких коврах офиса.
      Он пришел в банковское дело, пройдя школу бизнеса и научившись высоко
себя ценить  и довольно неплохо  работать. Я  иногда думал, что  он мог  бы
стать отличным экспортным коммивояжером, но не к такой  жизни он стремился.
Алек говорил, что  Джон ловит кайф,  объявляя хорошеньким девушкам:  "Я  --
банкир", и под их восхищенными взглядами вырастает в собственных глазах.
      Нет, все-таки Алек был злоязычным человеком. Стрелы его жалили весьма
ощутимо.
      И вот наступил октябрьский  день,  когда надо мной почти одновременно
разразились три урагана. Позвонил мультипликатор; в Сити с грохотом призем-
лилось "Что Происходит Там, Где Не Должно Происходить"; и, наконец, на "Эк-
трин" обрушился с инспекторским обходом дядюшка Фредди.
      Поначалу эти  три события небыли  связаны, но под конец дня теснейшим
образом переплелись.
      Мультипликатор понесся с места в карьер. Я слушал  его с оборвавшимся
сердцем.
      -- Я нанял сверх сметы трех  художников, и мне нужно еще пять, -- го-
ворил он.  -- Десять -- это слишком мало.  Я составляю смету дополнительной
ссуды на их зарплату.
      -- Погодите, -- сказал я.
      Он без запинки продолжал:
      --  Еще  мне, разумеется,  понадобится  больше места,  но  с этим,  к
счастью, проблем не будет, у нас  тут под боком пустующий склад. Я подписал
договор на аренду и предупредил,  что  вы выплатите аванс, и, конечно,  еще
мебель, материалы...
      -- Остановитесь, -- встревоженно сказал я. -- Вы не можете.
      -- Что? Чего я не могу? -- Ей-Богу, он был сбит с толку.
      -- Вы не можете просто продолжать  брать взаймы. У вас есть лимит. Вы
не можете его превышать. Слушайте, ради всего святого, приезжайте сейчас же
сюда, и мы посмотрим, что еще можно отменить.
      -- Но вы говорили, -- его  голос поскучнел, -- что хотели бы финанси-
ровать дальнейшее расширение. Это я и делаю. Расширяюсь.
      Я лихорадочно  думал, что заработаю шрамы от порки  на всю жизнь, как
только Генри услышит. Боже мой...
      -- Слушайте,  -- не унимался мультипликатор,  -- мы тут  работали как
черти и полностью закончили один фильм. Двадцать минут, с музыкой,  со зву-
ковыми эффектами, со всякой фигней, титры там и прочее. А еще вчерне срабо-
тали три  штуки, пока  без музыки, без финтифлюшек, но  приличные... и я их
продал.
      -- Вы -- что?
      -- Продал их.  --  Он возбужденно засмеялся. --  Тут  все законно, не
сомневайтесь! Этот агент, которого вы ко мне приставили, он заверил продажу
и контракт.  Мне только подписать оставалось.  Эта фирма прямо  вцепилась в
них! И я буду получать внушительный авторский процент -- пожизненный. Широ-
кое мировое распространение, вот что они говорили. И что Би-би-си  их возь-
мет, говорили.  Но мы, начиная с  этого момента, должны  выпускать двадцать
фильмов в  год, а не семь, как я намечал. Двадцать! И если публике они пон-
равятся, это только начало. Черт его  дери, самому не верится! Но чтобы де-
лать двадцать  одновременно, мне нужна куча денег. Верно?  То есть... я так
был уверен...
      -- Да,  -- слабо выговорил я.  -- Все правильно.  Привезите контракт,
когда подпишете, и новые рисунки, и мы обсудим наши дела.
      -- Спасибо, -- сказал он. -- Спасибо, Тим Эктрин. Боже благослови ваш
драгоценный банк. Я обессиленно уронил трубку и потер лоб.
      -- Проблемы? -- спросил наблюдавший Гордон.
      -- Да  нет, не совсем...  -- Возбужденный смешок, которым я заразился
от мультипликатора, щекотал мне горло. -- Я поставил на победителя. Похоже,
я вообще поставил на вулкан. -- Не удержавшись, я наконец  расхохотался. --
С вами когда-нибудь бывало такое?
      --О да,-- кивнул Гордон. -- Конечно.
      Я рассказал ему  про  мультипликатора и показал первоначальную стопку
рисунков, которые так и лежали в моем столе. Когда Гордон их просмотрел, он
рассмеялся.
      -- Была ли эта заявка у меня на столе, -- он наморщил лоб, вспоминая,
-- как раз перед тем, как я ушел?
      Я стал соображать.
      -- Да, кажется, была.
      Он кивнул.
      --Я решил отказать.
      -- Почему?
      -- Гм. Он ведь очень молод, или что-то еще такое...
      -- Талант -- свойство врожденное.
      Гордон скользнул по мне коротким оценивающим взглядом и вернул рисун-
ки.
      -- Что ж, -- сказал он. -- Желаю ему успеха.
      Известие о том,  что дядюшку Фредди  заметили в здании  банка,  мигом
разнеслось по  всем  отделам  и  заставило  выпрямиться многие расхлябанные
хребты. Дядюшка Фредди был знаменит  тем,  что  извергал убийственно меткие
суждения о людях в их присутствии, и не я один находил, что банк становится
гораздо спокойнее (и гораздо самодовольнее), когда он ретируется.
      Он был известен как "мистер Фред" в отличие от "мистера Марка" (деда)
и "мистера Поля", Основателя. Никто  и  никогда не звал меня "мистер  Тим":
знак изменившихся  времен.  Следуя  установившемуся порядку, дядюшка Фредди
проводил утро  во Внешних Вложениях,  где проработал всю жизнь. После ленча
он заворачивают  в зал заседаний,  из вежливости просовывал голову в Ценные
Бумаги и заканчивал  марш-броском через Банковские Операции. По пути, руко-
водствуясь внутренним телепатическим чутьем, он  узнавал,  что  творится  в
коллективном разуме банка, и безошибочно ощущал, откуда дует ветер.
      Он был в банке, когда там взорвалась "Что Происходит...".
      Алек по обыкновению выскользнул к местному ларьку, как раз когда дос-
тавили свежие газеты, и вернулся с шестью экземплярами, которые банк офици-
ально  выписывал.  Никто  в Сити не мог позволить себе не знать про то, Что
Происходит у них под носом.
      Алек разносил  подписные экземпляры по одному  на каждый этаж,  а наш
придерживал у себя, чтобы прочитать первым, заявляя, что заработал чаевые.
      -- Твой дядя,  -- доложил он  по возвращении, --  закидывает  дерьмом
беднягу Теда Лорримера из Инвестиций  за  то, что тот прошляпил с  продажей
"Уинклер Консолидэйтед", когда даже косоглазый бабуин сообразит, что они по
уши завязли в  центральноамериканских махинациях, а голова, торчащая не от-
туда, так и просится, чтоб ее оттяпали.
      Гордон негромко фыркнул в стенографический  отчет.  Алек  сел за свой
стол и развернул газету.  Нормальная  жизнь офиса продолжалась где-то минут
пять, а потом Алек подскочил на стуле, точно его шилом кольнули.
      -- И-исус Христос, -- прошептал он.
      -- Что такое?
      -- Наш младенец опять течет.
      -- Что? -- сказал Гордон.
      -- Лучше  прочитайте это. -- Он  протянул газету Гордону,  который по
мере чтения наливался гневом.
      -- Это  позор, -- сказал Гордон.  Он сделал движение,  чтобы передать
газету мне, но Джон, вскочив на ноги, только что не силой выхватил ее у не-
го из рук.
      -- Я  должен увидеть первый, -- с нажимом  проговорил он. Затем отнес
газету  на  свой стол, методически разместился сам,  разложил  страницы  на
плоской поверхности и принялся читать. Гордон безмятежно наблюдал за ним, а
я ничем не ответил на  вызов.  Джон неторопливо дочитал, не сказал  ничего,
но,  стиснув  зубы, передал газету не  мне,  а Руперту; а Руперт  проглотил
статью, широко раскрыв глаза и тихо ахая, и наконец принес ее мне.
      -- Скверно, -- сказал Гордон.
      -- Сейчас узнаю. -- Я откинулся на спинку стула и поднял оскорбитель-
ную колонку к глазам. Озаглавлена она была "Обманки в банке" и гласила сле-
дующее:
      "Возможно, читателям не слишком  хорошо  известно, что во многих ком-
мерческих банках две трети годового дохода  складывается  из  процентов  на
ссуды. Отдел Инвестиций, Управление Кредитов и Общие Финансы -- это прикры-
тие для публики,  театральная мишура, маскирующая истинное лицо этих весьма
скрытных банков.  Они вкладывают (чужие деньги)  в рынок ценных  бумаг, они
выступают в качестве посредников при объединениях и слияниях предприятий, и
эта их  деятельность год за годом  широко освещается на  страницах биржевых
отчетов.
      А ниже этажом, так сказать, лежит хвост, который  вертит собакой, та-
инственный отдел банковских операций, где мирно ссужают деньги из собствен-
ных глубоких сундуков и загребают огромные барыши в  виде процентов; причем
размер процентных ставок устанавливают сами.
      Этим процентным ставкам  нет необходимости быть высокими. Кто в "Поль
Эктрин Лтд" успешно ссужает сам себе кругленькие суммы из этих  сундуков за
ПЯТЬ процентов? Кто в "Поль Эктрин Лтд" открывает частные компании,  НЕ за-
нимающиеся тем бизнесом, под который якобы ссужаются деньги?  Кто не объяв-
ляет, что эти компании принадлежат ему?
      Человек-с-улицы (бедный  недотепа) был бы счастлив получить неограни-
ченную наличность из "Поль Эктрин Лтд" за пять процентов годовых  и вложить
ее туда, где платят больше. И у банкиров есть свои маленькие развлечения".
      Я оторвал  взгляд от оскорбительной  статьи и взглянул на Алека; тот,
разумеется, ухмылялся.
      -- Интересно, кто запустил руку в банку с вареньем, -- сказал он.
      -- И кто ее  там поймал, -- добавил я. --Ага. Гордон  мрачно заметил:
-- Это очень серьезно. -- Если этому поверить, -- сказал я. -- Но газета...
-- начал он.
      -- Да ну, -- прервал я, -- они уже и раньше на нас наезжали, помните?
Еще в мае. Помните, какая тут  поднялась суматоха? -- Я был дома... с грип-
пом. -- Ах, да. Ну, фурор давным-давно стих, и никто не выступил с опровер-
жением. Эта сегодняшняя статья просто высосана из пальца. А значит... будем
исходить из  того, что кому-то захотелось потрепать банку  нервы. Кто и что
имеет против нас? Чьей спятившей башке мы, например, отказали в ссуде?
      Алек уставился на меня с преувеличенным восторгом.
      -- И тут Шерлок Холме пришел на помощь, -- восхищенно продекламировал
он. -- Теперь мы можем спокойно пойти пообедать.
      Гордон, однако, задумчиво сказал:
      -- Тем не менее вполне возможно основать компанию и ссудить  ей день-
ги.  Все,  что  для этого требуется, -- повозиться с бумагами. Я сам мог бы
это сделать. И кто угодно  из  сидящих здесь, разумеется, в пределах  своих
возможностей. Если бы думал, что может выйти сухим из воды.
      Джон кивнул.
      -- Нельзя позволять, чтобы  Тим или Алек шутили над этим, -  - значи-
тельно сказал он. -- Сама репутация банка поставлена под угрозу.
      Гордон нахмурился,  встал, взял газету  с моего стола и пошел погово-
рить с Почти-Равным себе в комнату, окна которой выходили на собор св. Пав-
ла. Сеется ужас, подумал я. Выступает холодный пот, и сердца  банкиров тре-
пещут в страхе.
      Я мысленно прикинул, кто в нашем отделе имел такую возможность  и об-
ладал достаточной властью: тех, кто мог теоретически это сделать, оказалось
двенадцать, начиная с Вэла Фишера и кончая мной самим.
      Но... не Руперт же, еще погруженный в свое горе: у  него  нет ни сил,
ни желания становиться мошенником.
      Не Алек, само собой: просто потому, что он мне нравится.
      Не Джон: слишком себя уважает.  Не  Вэл, не Гордон: немыслимо. Не  я.
Остались те, кто пасся на других лужайках, а я не настолько хорошо их знал,
чтоб судить. Может быть, кто-то из них поверил, что очень крупный куш стоит
риска разоблачения и полного  краха; но нам всем и так платили  щедро, воз-
можно, именно потому, что искушению легче  всего  противостоять,  когда  не
приходится выворачивать карманы, чтобы заплатить за газ.
      Гордон не возвращался. Утро медленно тащилось  к обеденному перерыву,
когда Джона  известили, что пришел клиент,  и он суетливо  заторопился нав-
стречу, а Алек подбил Руперта выйти  с ним съесть пирожков и попить пива. Я
захотел в  тишине  разделаться  с делами и не пошел на ленч, и к двум часам
дня еще сидел в одиночестве, когда вошел Питер, помощник Генри,  и попросил
меня подняться на верхний этаж, поскольку меня хотят видеть.
      Дядюшка Фредди, подумал  я. Дядюшка Фредди читает газетенку и взрыва-
ется, как боеголовка. По какой-либо  причине  он делает вывод, что это  моя
вина. Нервно вздохнув, я покинул свой стол и поднялся в лифте, чтобы встре-
титься лицом к лицу со старым воякой, рядом с которым  мне  никогда в жизни
не было легко.
      Он поджидал меня наверху, разговаривая с Генри. Оба взглянули на меня
с высоты  своих шести футов. Жизнь казалась бы  куда менее ужасной, подумал
я, будь дядюшка Фредди чуть пониже ростом.
      -- Тим, -- сказал Генри, завидев меня, -- пройдите-ка в малый зал.
      Я  кивнул  и прошел в комнатку  за  залом заседаний, в которой  стоял
квадратный полированный стол в окружении четырех или пяти стульев. На столе
лежал экземпляр "Что Происходит...", уже истрепанный от многоразового проч-
тения.
      -- Ну,  Тим, -- сказал мой дядя, входя в комнату вслед за мной, -- ты
знаешь, что все это означает?
      Я покачал головой.
      -- Нет.
      Мой дядя что-то проворчал про себя и сел, жестом позволив нам с Генри
сесть рядом. Генри  мог быть председателем,  мог даже зваться  в  служебное
время боссом дядюшки Фредди, но седовласому старому тирану помимо всего еще
принадлежало личное право собственности на само здание, и он издавна привык
обходиться со всеми здесь как с гостями.
      Генри рассеянно повертел в руках газету.
      -- Что вы думаете? -- обратился он ко мне. -- Кто... вы думаете?
      -- Может быть, и никто.
      Он едва заметно улыбнулся.
      -- Подстрекатель?
      -- Гм. Ни одной конкретной детали. Как и в прошлый раз.
      -- В прошлый раз, -- сказал  Генри, -- я спрашивал у издателя газеты,
откуда он получил информацию. Он ответил, что не раскрывает источники. Бес-
полезно спрашивать вновь.
      -- Нераскрываемые источники, -- фыркнул дядюшка Фредди. -- Никогда им
не верьте.
      Генри сказал:
      -- Гордон считает, что вы, Тим, сможете поднять дела и узнать, сколь-
ко предприятий, если они вообще есть, занимают у нас средства под пять про-
центов. Вряд ли таких много.  Те,  что остались со времени, когда  проценты
были низкими. Те, что  когдато  выговорили у нас долгосрочный фиксированный
процент. -- Он не  стал упоминать, что, когда пришло его время,  он положил
конец таким  невыгодным соглашениям, связывающим нас  по рукам и  ногам. --
Если есть среди них хоть одно недавнее, вы сможете его вычислить?
      -- Я посмотрю, -- сказал я. Мы оба знали, что на это нужны не часы, а
дни, а в  результате может выйти  пшик. Мошенничество, если  таковое  имело
место, могло продолжаться десятилетие. Полвека. Ловкий мошенник может очень
долго заниматься своим делом и не попадаться на глаза, пока кто-нибудь слу-
чайно его не уличит. Может быть, легче окажется выяснить, кто смог его ули-
чить и почему он обратился в газету, а не в банк.
      -- Так или иначе, -- сказал  Генри, -- не только поэтому мы попросили
вас подняться сюда.
      -- Нет, -- проворчал мой дядя. -- Пора тебе стать директором.
      Мне показалось, я ослышался.
      -- Э-э... кем?
      -- Директором. Директором, --  раздраженно  повторил он. -- Таким ти-
пом, который сидит в правлении. Похоже, ты никогда о них не слышал.
      Я оглянулся на Генри, который улыбался и кивал.
      -- Но, -- сказал я, -- вот так вдруг...
      -- То есть ты не возьмешься? -- требовательно вопросил мой дядя.
      -- Нет. Возьмусь.
      -- Отлично. Не подведи  меня. Я положил на тебя глаз, еще  когда тебе
было восемь.
      Должно быть, на моем лице выразилось изумление.
      -- Ты рассказывал мне тогда, -- объявил дядя, -- сколько ты сэкономил
и сколько у тебя будет, если ты вложишь сэкономленный в месяц фунт из четы-
рех процентов по сложной процентной ставке на сорок лет, к каковому времени
ты станешь очень старым. Я записал  твои цифры, произвел подсчет, и ты ока-
зался прав.
      -- Это же только формула, -- сказал я.
      -- Ясное дело. Сейчас ты это сможешь подсчитать,  если тебя разбудить
среди ночи. Но в восемь лет?!  Ты унаследовал дар, вот что. Тебя просто ис-
калечило воспитание.  -- Он печально  покачал головой. -- Посмотри, как жил
твой отец. Мой младший брат. Веселье, выпивка и ни одной мысли в голове, да
и откуда, ведь он опоздал, когда раздавали мозги. Посмотри, как  он потакал
твоей матери, позволяя ей так рисковать деньгами. Посмотри  на жизнь, кото-
рую  он  дал  тебе. Одни удовольствия, не считаясь с ценой. Тогда я чуть не
потерял веру в тебя. Думал,  что с  тобой все кончено. Но я знал, что дар у
тебя  есть,  просто  он спит, и если его растолкать, он проснется. И вот ты
здесь, и я оказался прав.
      Я намертво лишился дара речи.
      -- Мы пришли к соглашению, -- сказал Генри. --Сегодня утром  на засе-
дании правления все единодушно признали, что пора следующему Эктрину занять
свое законное место.
      Я подумал о Джоне и  о  новом приливе ненависти, которую вызовет  мое
повышение. И медленно проговорил:
      -- Назначили бы вы меня директором, если бы меня звали Джо Смит?
      Генри хладнокровно сказал:
      -- Может быть, не в этот  именно раз. Но, уверяю вас, довольно скоро.
Вам, кроме всего прочего,  почти тридцать три, а я стал членом  правления в
тридцать четыре.
      -- Благодарю вас, -- сказал я.
      -- Не беспокойтесь, -- сказал Генри,  -- вы это заслужили. -- Он под-
нялся и церемонно пожал всем руки. -- Ваше  назначение официально состоится
первого ноября, ровно через неделю. Тогда мы пригласим вас на краткое собе-
седование в зале заседаний, а потом на ленч.
      Они оба  должны были понимать,  насколько глубоко я счастлив, и сами,
казалось, были довольны. Аллилуйя, подумал я. Я сделал это. Я попал сюда...
Я начал честно.
      Генри вышел вместе со мной к лифту, все еще улыбаясь.
      -- Они несколько месяцев не могли решиться, крутили то так,  то эдак,
-- сказал он. -- С тех пор как вы приняли мои дела, когда я  заболел. И вот
сегодня утром  я рассказал им  про ваши новости от мультипликатора. Кое-кто
заявил,  что  это просто везение. Я  объяснил  им, что в