сь, - он указал на кресло. - Сигарету хотите?
   - Не курю.
   - Разумно.
   Он усмехнулся так, словно придерживался другого мнения, и закурил сам.
   - Судя по виду Энерджайза, последняя скачка далась ему нелегко, -  сказал
он.
   - Он выиграл без особого труда, - возразил я.
   - Да, я тоже так подумал. - Руперт затянулся и выпустил дым через ноздри.
- И все-таки он мне не нравится.
   - Чем?
   - Ему надо восстановить силы.  Мы  этим  займемся,  не  беспокойтесь.  Но
сейчас он выглядит чересчур исхудалым.
   - А как остальные двое?
   - Дайэл из кожи вон лезет. А с Ферриботом еще надо работать.
   - Боюсь, Ферриботу больше не нравится участвовать в скачках.
   Сигарета Руперта застыла, не донесенная до рта.
   - Почему вы так думаете? - спросил он.
   - Этой осенью он участвовал в трех скачках. Вы ведь, наверно, заглядывали
в каталог. Все три раза он показал плохой результат. В прошлом году  он  был
полон энтузиазма и выиграл три скачки из  семи,  но  последняя  скачка  была
очень тяжелой.., и Раймонд Чайльд избил его в кровь хлыстом. И  этим  летом,
на пастбище, Феррибот, похоже, решил, что, если он будет  слишком  близок  к
победе, ему снова придется отведать хлыста, так  что  единственный  разумный
выход - не высовываться. Вот он и не высовывается.
   Руперт глубоко затянулся, поразмыслил.
   - Вы рассчитываете, что я добьюсь лучших результатов, чем Джоди?
   - С Ферриботом или в целом?
   - Ну, скажем.., и в том и в другом. Я улыбнулся.
   -  От  Феррибота  я  многого  не  жду.  Дайэл  -  еще  новичок,  величина
неизвестная. А Энерджайз может выиграть Барьерную Скачку Чемпионов.
   - Вы не ответили на мой вопрос, - мягко заметил Руперт.
   - Не ответил. Я рассчитываю, что вы  добьетесь  других  результатов,  чем
Джоди. Этого достаточно?
   - Мне бы очень хотелось знать, почему вы с ним расстались.
   - Из-за денежных недоразумений, - сказал я. - А не  из-за  того,  как  он
работал с лошадьми.
   Он стряхнул пепел с механической точностью, показывавшей, что  мысли  его
заняты другим. И медленно произнес:
   - Вас всегда устраивали результаты, которые показывали ваши лошади?
   Вопрос завис в воздухе. В нем таилось множество  мелких  ловушек.  Руперт
внезапно поднял голову, встретился со мной взглядом, и его глаза расширились
- он понял.
   - Вижу, вы понимаете, о чем я спрашивал.
   - Да. Но ответить не могу. Джоди обещал, что привлечет  меня  к  суду  за
оскорбление личности, если я кому-то расскажу, почему я порвал с  ним,  и  у
меня нет оснований не верить этому.
   - Эта фраза - сама по себе оскорбление личности.
   - Несомненно.
   Руперт  весело  встал  и  раздавил  окурок.  Теперь  он   держался   куда
дружелюбнее.
   - Ну, ладно. Пошли, посмотрим ваших лошадок. Мы вышли  во  двор.  Повсюду
чувствовалось   процветание.   Холодное    декабрьское    солнце    освещало
свежевыкрашенные  стены,  двор  был  залит  асфальтом,  повсюду   аккуратные
цветочные  кадки,  конюхи  в  чистых  комбинезонах.  Ничего  общего  с   тем
беспорядком, к которому я привык у  Джоди:  никаких  метел,  прислоненных  к
стене, никаких сваленных в кучу попон, бинтов, щеток  и  ногавок,  нигде  ни
клочка сена. Джоди любил показывать владельцам, что работа кипит, что у него
о лошадях постоянно заботятся. Руперт, похоже,  предпочитал  прятать  пот  и
труд с глаз долой. У Джоди навозная куча была  всегда  на  виду.  У  Руперта
этого не было.
   - Дайэл стоит вот тут.
   Мы   остановились   у   денника,   расположенного    снаружи    основного
прямоугольника, и  Руперт  ненавязчивым  щелчком  пальцев  подозвал  конюха,
стоявшего футах в двадцати.
   - Это Донни, - сказал Руперт. - Он ходит за Дайэлом.
   Я пожал руку Донни - крепкому парню лет двадцати, с неулыбчивыми глазами,
всем своим видом демонстрировавшего, что его не проведешь. Судя по тому, как
он взглянул сперва на Руперта, а потом на  лошадь,  это  было  не  недоверие
лично ко мне, а общий взгляд  на  жизнь.  Мы  полюбовались  некрупным  рыжим
крепышом. Я попробовал дать Донни пятерку. Он взял, поблагодарил, но  так  и
не улыбнулся.
   В том  же  ряду,  чуть  подальше,  стоял  Феррибот.  Он  смотрел  на  мир
потускневшими глазами и даже не шелохнулся, когда мы  вошли  в  денник.  Его
конюх, в противоположность  Донни,  одарил  его  снисходительной  улыбкой  и
пятерку взял с видимой радостью.
   - Энерджайз в главном дворе, - сказал Руперт, показывая мне дорогу. - Вон
в том углу.
   Когда мы были на полпути к деннику Энерджайза, во двор  въехали  еще  две
машины, из которых вывалилась толпа мужчин в дубленках и звенящих браслетами
дам в мехах. Они увидели Руперта, замахали ему и потянулись к конюшне.
   Руперт попросил меня обождать пару минут.
   - Ничего-ничего, - сказал я. - Вы скажите, в каком деннике Энерджайз. Я к
нему сам загляну. А вы пока встречайте других владельцев.
   - Он в номере четырнадцатом. Я скоро приду.
   Я кивнул и направился  к  четырнадцатому  деннику.  Отпер  засов,  вошел.
Внутри был привязан темный, почти черный конь.  Видимо,  его  приготовили  к
моему визиту.
   Мы с  конем  поглядели  друг  на  друга.  "Старый  друг",  -  подумал  я.
Единственный,  с  которым  у  меня  был  настоящий   контакт.   Я   принялся
разговаривать с ним, как тогда, в фургоне, виновато оглядываясь через  плечо
на открытую дверь - а вдруг кто-нибудь услышит и решит, что я спятил!
   Я  сразу  увидел,  почему  Руперт  беспокоился  на  его  счет.  Энерджайз
действительно похудел. Похоже, вся эта тряска в  фургоне  не  пошла  ему  на
пользу.
   Я видел, как Руперт в другом конце двора разговаривает  с  владельцами  и
провожает их к их лошадям.  Видимо,  по  воскресеньям  владельцы  съезжаются
толпами.
   Мне было хорошо здесь. Я провел со своим черным конем минут двадцать, и у
меня появились странные мысли...
   Руперт вернулся почти бегом и принялся дико извиняться:
   - Вы все еще здесь... Прошу прощения...
   - Не за что, - заверил его я.
   - Идемте в дом, выпьем по рюмочке.
   - С удовольствием.
   Мы присоединились к прочим владельцам и вернулись в кабинет Руперта,  где
нас щедро угостили джином и виски. Траты на напитки  для  владельцев  нельзя
было включать в деловые расходы при  расчете  налогов,  за  исключением  тех
случаев, когда владельцы - иностранные  граждане.  Джоди  жаловался  на  это
каждому встречному и поперечному и с небрежным кивком  принимал  от  меня  в
подарок ящики спиртного. А Руперт наливал, не скупясь, безо всяких  намеков,
и это было очень приятно.
   Прочие владельцы возбужденно строили планы. Они собирались встретиться на
Рождество в Кемптон-парке. Руперт представил нас друг другу и  сообщил,  что
Энерджайз тоже будет участвовать в Рождественской Барьерной.
   - Ну, если судить по тому, как он выиграл в Сэндауне, - заметил  один  из
людей в дубленках, - это будет первый фаворит.
   Я глянул на Руперта, спрашивая его мнения, но он возился  с  бутылками  и
стаканами.
   - Надеюсь, - сказал я.
   Дубленка глубокомысленно кивнула.
   Его жена, уютная дамочка пяти футов ростом, скинувшая  своего  оцелота  и
оставшаяся  в  ярко-зеленом  шерстяном  костюме,  посмотрела   на   меня   с
удивлением.
   - Но, Джордж, солнышко, Энерджайза ведь  тренирует  тот  славный  молодой
человек, у которого еще такая хорошенькая женушка. Ну, помнишь, та,  которая
познакомила нас с Дженсером Мэйзом.
   Она жизнерадостно улыбнулась, не замечая, как ошарашены ее слушатели.  Я,
наверно, с минуту простоял как вкопанный, лихорадочно прокручивая  в  голове
все, что из этого вытекает. А тем временем диалог между солнышком Джорджем и
его ярко-зеленой супругой перешел на шансы их собственного стиплера в другой
скачке. Я отвлек их:
   - Извините, не расслышал, как вас зовут...
   - Джордж Вайн, - сказал мне мужчина в дубленке, протягивая  широкую,  как
лопата, ладонь, - и Поппет, моя жена.
   - Стивен Скотт, - представился я.
   - Рад познакомиться.
   Он отдал свой пустой стакан Руперту, который радушно снова  наполнил  его
джином с тоником.
   - Поппет не читает спортивных новостей и не знает, что вы  отказались  от
услуг Джоди Лидса.
   - Вы говорили, что Джоди  Лидс  познакомил  вас  с  Дженсером  Мэйзом?  -
осторожно спросил я.
   - Да нет, не он! - улыбнулась Поппет. - Его жена. Джордж кивнул.
   - Повезло, можно сказать.
   - Видите ли, - небрежно  говорила  Поппет,  -  выигрыши  на  тотализаторе
иногда такие маленькие! Настоящая лотерея, не правда ли? В  смысле,  никогда
не знаешь, что ты получишь за свои деньги. Не то что у букмекеров.
   - Это она вам говорила? - спросил я.
   - Кто? А-а, жена Джоди Лидса...  Да,  это  она.  Видите  ли,  я  как  раз
забирала на тотализаторе свой выигрыш за одну из наших лошадей, а  она  тоже
стояла в очереди  к  соседнему  окошку,  и  она  сказала,  как  обидно,  что
тотализатор платит только три к одному, когда у букмекеров стартовая  ставка
была пять к одному, и я с ней была совершенно согласна. Мы немножко постояли
и поболтали. Я ей сказала, что того стиплера,  который  только  что  выиграл
скачку, мы купили только на прошлой неделе, и это наша  первая  лошадь.  Она
очень заинтересовалась и сказала, что у нее муж тренер и что  иногда,  когда
ей надоедает, что на тотализаторе  такие  маленькие  ставки,  она  ставит  у
букмекера. Я сказала, что мне не нравится толкаться  в  рядах  -  там  толпа
народа и  ужасно  шумно.  Она  рассмеялась  и  сказала,  что  она  ставит  у
букмекера, который стоит у ограды, так что можно просто подойти и совсем  не
надо пробираться через толпу у ларьков. Да ведь вы же  должны  их  знать!  В
смысле, они-то вас должны знать, если вы понимаете, о чем я. А мы с Джорджем
о них даже и не слышали. Я так и сказала миссис Лидс.
   Она остановилась, чтобы отхлебнуть джину. Я слушал как зачарованный.
   - Ну вот, - продолжала Поппет, - миссис Лидс вроде  как  заколебалась,  а
мне вдруг пришла в голову великолепная идея - попросить ее познакомить нас с
тем букмекером, который стоит у ограды.
   - И она вас познакомила?
   - Она согласилась, что идея великолепная.
   Ну, еще бы...
   - И мы забрали Джорджа, и она познакомила  нас  с  этим  милым  Дженсером
Мэйзом. И он предлагает нам куда более высокие ставки, чем на  тотализаторе!
- торжествующе закончила она.
   Джордж Вайн закивал.
   - Вся беда в том, что теперь она ставит больше, чем раньше, - сказал  он.
- Вы же знаете этих женщин...
   - Джордж, солнышко! - воскликнула она с нежным упреком.
   - Да-да, милая, ты знаешь, что делаешь.
   - Что толку возиться с мелочью? - с улыбкой сказала она. - Так  много  не
выиграешь.
   Он ласково похлопал ее по плечу и сказал мне как мужчина мужчине:
   - Когда приходят счета от Дженсера Мэйза,  то,  если  она  выиграла,  она
забирает выигрыш, а если проиграла, то плачу я.
   Поппет безмятежно улыбнулась.
   - Джордж, солнышко, ты такой лапусик!
   - А что бывает чаще? -  поинтересовался  я.  -  Выигрыши  или  проигрыши?
Поппет поморщилась.
   - Фи, мистер Скотт, какой нескромный вопрос!

***

   На следующее утро, в десять ноль-ноль, я заехал за Элли в Хэмпстед.
   Я впервые видел ее при дневном свете. День был мерзкий, но Элли сияла.  Я
подошел к ее двери с большим черным зонтиком, защищаясь от косого  дождя  со
снегом. Она открыла мне уже одетая в аккуратный белый плащ и черные  сапожки
по колено. Ее волосы были  блестящими  и  расчесанными  после  мытья,  а  ее
румянец не имел ничего общего с косметикой.
   Я галантно чмокнул ее в щечку. От нее пахло живыми  цветами  и  туалетным
мылом.
   - С добрым утром, - сказал я. Она хихикнула.
   - Вы, англичане, такие чопорные!
   - Не всегда.
   Элли спряталась под мой зонтик, я проводил ее к машине, и она уселась  на
сиденье, ухитрившись не потревожить ни единого волоска в своей прическе.
   - А куда мы поедем?
   - Пристегни ремни, - сказал я. - В Ньюмаркет.
   - В Ньюмаркет? - переспросила она.
   - Лошадей  смотреть,  -  пояснил  я,  выжал  сцепление  и  направил  свой
"Ламборджини" примерно на северо-восток.
   - А-а, я могла бы и догадаться!
   - А что, ты предпочла бы что-нибудь другое? - усмехнулся я.
   - Я побывала в  трех  музеях,  в  четырех  картинных  галереях,  в  шести
соборах, в одном лондонском Тауэре, двух палатах парламента и семи театрах.
   - За какое время?
   - За шестнадцать дней.
   - Ну вот, как раз пора соприкоснуться с реальной жизнью.
   Блеснули белые зубы.
   - Если бы вам пришлось прожить шестнадцать дней с двумя моими малолетними
племянниками, вы бы не чаяли, как от них сбежать, от этой реальной жизни!
   - Это дети вашей сестры?
   - Ральф и Уильям, - кивнула она. - Чертенята!
   - А во что они играют?
   - Проводите исследование рынка? - усмехнулась она.
   - Покупатель всегда прав!
   Мы пересекли Северную кольцевую и поехали по  магистрали  А-1  в  сторону
Белдока.
   - Ральф одевается  в  солдатскую  форму,  а  Уильям  строит  на  лестнице
крепость и стреляет бобами во всех, кто проходит мимо.
   - Здоровая агрессивность.
   - Когда я была маленькая,  я  терпеть  не  могла  всех  этих  развивающих
игрушек, которые подсовывают детям, потому что они якобы полезны.
   - Всем известно, - улыбнулся я, - что  игрушки  бывают  двух  видов.  Те,
которые нравятся детям, и  те,  которые  покупают  их  мамы.  Угадай,  каких
производится больше?
   - Циник ты!
   - Мне это часто говорят, - ответил я. - Но это не правда.
   "Дворники" непрерывно работали, стирая снег с ветрового стекла. Я включил
обогреватель. Элли вздохнула - похоже, удовлетворенно. Машина без  остановок
проскочила Кембриджшир и  въехала  в  Суффолк.  Полуторачасовое  путешествие
показалось совсем коротким.
   Погода была не самая лучшая, но конюшня, которую я выбрал для трех  своих
самых молодых лошадей, предназначенных  для  гладких  скачек,  даже  в  июле
выглядела бы угнетающе. Два небольших прямоугольных строения,  расположенные
бок о бок, кирпичные, прочные и приземистые, как  все  здания  эпохи  короля
Эдуарда. Все  двери  выкрашены  в  угрюмый  темно-коричневый  цвет.  Никаких
архитектурных излишеств, никаких кадок с цветами, ни клочка травы - все серо
и уныло.
   Как и многие конюшни Ньюмаркета, эта стояла  прямо  на  городской  улице,
посреди других домов. Элли огляделась без  особого  энтузиазма  и  высказала
вслух то, что я думал про себя:
   - Больше похоже на тюрьму.
   Окна денников зарешечены. На въезде  -  крепкие  ворота  в  десять  футов
высотой. Стена, которой обнесены конюшни, утыкана битым стеклом.  На  каждом
засове болтается по висячему замку. Не хватает только охранника с винтовкой.
Хотя, по-видимому, временами бывает здесь и охранник.
   Владелец всего этого негостеприимного хозяйства и сам  оказался  довольно
суровым. Пожимая нам руки,  Тревор  Кеннет  улыбнулся,  но  улыбка  казалась
совершенно непривычной для его угрюмой физиономии. Он пригласил нас к себе в
кабинет, укрыться от дождя.
   Голая комната. Линолеум, поцарапанная металлическая мебель, лампочка  без
абажура и кучи  бумаг.  Полная  противоположность  кабинету  Руперта  Рэмзи.
Жалко, не к тому я повез Элли...
   - Ваших лошадей устроили нормально, - сказал он,  словно  ожидая,  что  я
буду спорить.
   - Это замечательно, - вежливо ответил я.
   - Вы небось повидать их захотите? - Поскольку именно за этим я и  приехал
сюда из Лондона, вопрос показался мне дурацким. - Ну, само собой, их  сейчас
не тренируют.
   - Да, конечно, - согласился я. Предыдущий сезон гладких скачек завершился
полтора месяца назад. До следующего было еще месяца три. Ни  один  владелец,
пребывающий в здравом уме, не подумал бы, что  его  лошади,  предназначенные
для гладких скачек, будут в работе в  декабре  месяце.  Тревор  Кеннет  умел
изрекать очевидные вещи!
   - Дождь идет, - сказал он. - В неудачный день вы приехали.
   На нас с Элли были плащи, а я захватил зонтик. Тревор  Кеннет  долго  нас
разглядывал и наконец пожал плечами.
   - Ну, пошли, что ли...
   Сам он надел непромокаемый плащ и шляпу с обвислыми полями, которая  явно
уже немало лет  защищала  его  от  непогоды.  Он  провел  нас  через  первый
прямоугольник. Мы с Элли шли за ним, Элли жалась ко мне, прячась под зонтик.
   Кеннет отодвинул засов на одной из уныло-коричневых  дверей  и  распахнул
обе половинки.
   - Реккер, - сказал он.
   Мы вошли в денник. Реккер шарахнулся в глубину денника, пол которого  был
кое-как присыпан торфом. Реккер был длинноногий гнедой  годовичок,  довольно
нервный и пугливый. Кеннет даже не  попытался  его  успокоить  -  встал  как
вкопанный и уставился на жеребчика оценивающим  взглядом.  Джоди,  при  всех
своих недостатках, с молодыми лошадьми обращался очень  хорошо,  никогда  не
упускал случая приласкать их, дружески с ними разговаривал. А может,  зря  я
отправил Реккера именно сюда?
   - Ему нужен добрый, мягкий конюх, -  сказал  я.  Кеннет  бросил  на  меня
презрительный взгляд.
   - Нечего с ними нянькаться. Неженки никогда не выигрывают.
   Конец беседы.
   Мы снова вышли под дождь. Кеннет с грохотом задвинул засов. Пройдя четыре
денника, он снова остановился.
   - Гермес.
   Снова молчание и оценивающий взгляд. У Гермеса за плечами было два сезона
скачек, и он уже приучился не бояться людей. Поэтому он только покосился  на
нас. С виду - совсем обычный конь.  Но  он  выиграл  несколько  скачек,  как
настоящий чемпион.., и проигрывал всякий раз, как я ставил на  него  крупную
сумму. К концу последнего сезона гладких скачек он дважды пришел к финишу  в
самом хвосте. Джоди сказал, что Гермес перетрудился и ему нужно отдохнуть.
   - Что вы о нем думаете? - спросил я.
   - Ест хорошо, - ответил Кеннет.
   Я ждал продолжения, но его не последовало. После короткой паузы мы  снова
вымелись под дождь. В деннике моего  третьего  жеребчика,  Бабблгласса,  вся
угнетающая процедура более или менее повторилась.
   На Бабблгласса я  возлагал  большие  надежды.  Это  был  задержавшийся  в
развитии двухлеток. До сих пор он только один раз  участвовал  в  скачках  и
ничем особенным себя не проявил. Но года в три он  обещал  сделаться  чем-то
примечательным. С тех пор как я видел его  в  последний  раз,  он  подрос  и
пополнел. Когда я сказал  об  этом,  Кеннет  ответил,  что  этого  следовало
ожидать.
   Мы вернулись  в  кабинет.  Кеннет  предложил  нам  кофе  и  явно  испытал
облегчение, когда я сказал, что мы лучше поедем.
   - Что за унылое место! - сказала Элли в машине.
   -  Видимо,  все  нарочно  устроено  так,  чтобы  владельцам  не  хотелось
появляться здесь чересчур часто.
   - Ты что, серьезно? - удивилась Элли.
   - Некоторые тренеры полагают, что владельцы  должны  оплачивать  счета  и
помалкивать в тряпочку.
   - Но ведь это глупо!
   Я вопросительно посмотрел на нее.
   - Если бы я тратила такие деньжищи, - решительно сказала  Элли,  -  я  бы
ожидала более теплого приема.
   - Это национальная традиция - кусать руку, которая тебя кормит.
   - Все вы психи.
   - Как насчет закусить?
   Мы зашли в паб, где кормили совсем  неплохо  для  понедельника,  а  после
ленча не спеша покатили обратно в Лондон. Элли не стала возражать,  когда  я
остановился у двери своего дома, и без опаски последовала за мной.
   Я занимал два нижних этажа высокого  узкого  дома  на  Принс-Альберт-роуд
напротив  Риджентс-парк.  В  первом  этаже  помещались  гараж,  прихожая   и
мастерская. А наверху - спальня, ванная, кухня и гостиная.  В  гостиной  был
еще балкон размером с половину самой гостиной. Я включил свет и  повел  Элли
наверх.
   - Типичная холостяцкая квартирка, - сказала Элли, оглядываясь  вокруг.  -
Ни единой безделушки!
   Она пересекла комнату и выглянула через  раздвижную  балконную  дверь  на
улицу.
   - А тебя не раздражает этот уличный шум?
   - Мне нравится, - ответил я. -  Летом  я  практически  живу  на  балконе.
Вдыхаю полной грудью выхлопные газы и жду, когда развеются тучи.
   Она рассме