Я придвинулась поближе к Арсену. Пророк из подворотни зашевелился и  стал
шумно чесаться.
   - Путь - это хорошо, - поддержал разговор Арсен. - А конец - это плохо...
А как к морю проехать, вы не знаете?..
   - Ищите - и обрящете, - задумчиво сообщил попутчик. - Я вот,  к  примеру,
давно уже... это самое...
   - Ну и как? - заинтересованно встрял в беседу Виталька.
   - Да ничего... Собственно, я и видел  Его  лишь  дважды...  нет,  трижды.
Впервые я увидел Его в  тюрьме  и  решил  по  глупости,  что  Он  -  великий
разбойник. Потом я видел Его на площади, купив себе жизнь ценой Его  смерти,
и тогда я решил, что Он - великий неудачник. Да, Он умер за всех, но за меня
Он умер в особенности! А я с тех пор все иду... и никак не приду, потому что
это я - великий разбойник, и великий неудачник, а Он - просто великий...
   Господи! Кого мы подобрали?!.
   - ...И что же творил я все эти долгие века? Грехи искупал, хоть и нет  им
искупления?! Дудки! Грабил, воровал,  насиловал,  убивал  -  без  цели,  без
смысла!.. И тогда явился мне Он в третий  раз,  и  был  это  сон,  или  явь,
подобная сну; и сказал Он: "Сам ты выбрал  кару  за  грехи  своя,  но  столь
велика будет она, что искупится прошлое, и сядешь ты  одесную  от  Меня.  Но
если откажешься ты от выбора, то несть тебе прощения во веки веков!" Три дня
после того не грешил я, и столь тяжко было мне хранить добродетель, что уж и
счел я это избранной карой -  вести  праведную  жизнь  до  скончания  живота
моего.
   Но тут явился ко мне Искуситель и рек: "К  чему  мучишь  себя,  человече?
Пусть не будет тебе прощения, так хоть жизнь проживешь, как следует! Вряд ли
грядущие муки будут хуже сегодняшних!"
   Узрел я разум в словах его - и вновь взялся за прежнее. Сам избрал я путь
свой, и близок миг принятия заслуженного приговора! И  с  радостью  приму  я
назначенное! - воскликнул брызжущий слюной попутчик и выхватил из-под рубахи
большой черный пистолет.
   Виталька, как завороженный, глядел на оружие.  Машина  вильнула,  у  меня
внутри все сжалось, как в самолете,  попавшем  в  воздушную  яму.  Я  видела
медленно поднимающуюся руку Арсена, тянущуюся  к  пистолету  -  перехватить,
вырвать... Словно издалека, донесся голос попутчика:
   - Пора мне. Не нужны приговоренному бесовские игрушки. Пора...
   Пистолет со стуком упал на пол. Время снова  понеслось  вскачь,  и  я  не
сразу обратила внимание, что впереди на холме возникло  робкое  сияние.  Оно
все усиливалось, и в мерцающем ореоле проступил грубый высокий крест -  даже
не крест, а буква "Т" - на котором угадывался висящий человек.
   - Я знал, я верил!.. - словно в бреду шептал  человек  рядом  с  Арсеном,
судорожно комкая подол рубахи; и я ощущала дрожь, исходящую от него.
   В следующее мгновение, заслоняя холм,  крест  и  распятого,  над  дорогой
встал колосс - оскалившийся ящероподобный гигант  с  невыразимо  прекрасными
глазами и совершенно неуместными классическими рогами.  Два  кожистых  крыла
хлопали за чешуйчатой спиной, закручивая воздух воронками.
   Машина затормозила, я инстинктивно ухватилась за Арсена. Попутчика уже не
было рядом. Он  шел,  воздев  руки  к  небу,  шел  навстречу  вытягивающейся
когтистой лапе, и улыбка сияла на его просветлевшем лице.
   - Я пришел, Варавва! - раскатился гром над застывшей дорогой. - Пришел за
тобой! Ты - мой!.. Слишком велик камень на шее твоей, слишком  тяжел  -  для
неба!..
   - Нет! - голос человека тонул в усиливающемся ветре. -  Нет!  Я  принимаю
кару!.. Я иду... иду...
   Лапа гиганта оборвала пронзительный крик. На том месте,  где  только  что
стоял  человек,  возникла  ослепительная  вспышка.  Когда  я  снова   обрела
способность видеть, - ни колосса, ни человека на дороге уже не  было.  Крест
на холме выглядел пустым и зыбким. Но  нет,  вот  на  нем  стала  проступать
чья-то фигура. Мне даже показалось, что я узнаю грязную нестиранную  рубаху,
порванную на плече, улыбку на заросшем щетиной небритом лице...
   - Варавва!.. Варавва... - прогрохотал замирающий гром в отдалении.
   Крест медленно растаял в воздухе.
   ФАТАЛЬНОЕ ВЕЗЕНИЕ. ВИТАЛЬКА
   ...Здорово! Прямо как в "жутике"!  И  Атмосферный  Череп,  и  Люфицер,  и
бандюга этот припадочный... Ребятам расскажу - от зависти полопаются... Хотя
нет, не полопаются. Не поверят. Вот всегда так:  соврешь  чего  -  верят,  а
правду говоришь - смеются... Мы с Мишкой "летающую тарелку" видели  -  никто
не поверил. Даже папа. А Спиридонов, дылда конопатая, еще потом "гумноидами"
дразнился. Ничего, у меня сейчас свидетели - и папа, и мама, и дядя Арсен...
Пусть только попробует не поверить - я его к папе притащу, а если он и  папе
не поверит, я ему сам по шее надаю!..
   ...А пистолет-то, пистолет! И чего его разбойник бросил -  пальнул  бы  в
черта этого... Только его, наверное, обычные пули не берут - серебро  нужно.
Или кол осиновый. А пистолеты колами не стреляют...
   - Дядя Арсен, можно посмотреть?
   - Что? А... ладно. Только осторожно. Сейчас я патроны выну, тогда смотри.
   Ну конечно, как мне, так без патронов...
   - Арсен, что вы делаете?! Не давайте ему эту гадость! Виталик,  не  смей!
Это не игрушка.
   - Мам, он же не заряжен... Я только посмотрю - и отдам.
   - Прекрати немедленно! Арсен, спрячьте его.
   - Ну что вы, Нина? Я уже обойму вытащил, и ствол  пустой.  Пусть  ребенок
посмотрит...
   - Верно, Нинок... (спасибо, папа!) Я сам в его возрасте...  -  и  ничего,
как видишь.
   - Ну, хорошо... Только не нажимай ничего! Посмотри  и  сразу  отдай  дяде
Арсену, - сдается мама.
   Ох, и тяжелый же... А когда стреляет, небось, еще и отдача ого-го какая!
   - Дядя Арсен, это что за марка?
   - Не знаю. Я никогда такого не видел.  Похоже  на  "Люгер"  или  "Кольт",
но...
   - Так "Кольт" - это ж револьвер!
   - Нет, Талька, пистолеты "Кольт" тоже бывают. Но - другие.
   Так, запомним... А я думал, "Кольты" - это только те, что у ковбоев... Ох
и тугой же у него курок! Не нажимается...
   - И не старайся. Я его на предохранитель поставил.
   - А как он...
   - Виталик, перестань сейчас же! А вы, Арсен, прежде чем  давать  мальчику
оружие...
   Похоже, отберут... Ну и ладно, вот только разок прицелюсь из него  вон  в
того дяденьку на повороте... Ой! Это же гаишник!..
   Гаишник свистит и машет нам своей полосатой палочкой. Пистолет уже у дяди
Арсена, и он поспешно прячет оружие, пока папа послушно тормозит.
   Гаишник подходит к нам, скрипя сапогами,  и  небрежно  отдает  честь.  На
сапогах у него бренчат погнутые шпоры. Мотоцикл  он  ими  пришпоривает,  что
ли?.. Лицо у гаишника толстое, красное, фуражка съехала на затылок, а  глаза
какие-то стеклянные, неживые, да еще и один - карий,  а  другой  -  и  вовсе
зеленый...
   - Старший сержант Кобец, - он снова козыряет, чуть покачнувшись. - Ну-ка,
из чего это ваш мальчик в меня целился?.. Давайте, давайте,  выкладывайте...
- от него пахнет, как от дяди-разбойника, и дышит он мне прямо в лицо. Мысли
путаются...
   Сам собой у меня в руке оказывается мой водяной пистолет. Он тоже большой
и черный; гаишник неожиданно резко и больно  бьет  меня  по  руке,  на  лету
перехватывая игрушку. Тонкая струйка воды брызгает ему в  физиономию.  Жаль,
что не настоящий - была бы дырка в голове!
   - Что вы делаете?! Это же игрушка. За что вы ребенка?!.
   Это папа. Голос у папы звенящий и страшный,  и  кажется,  что  он  сейчас
выскочит из машины и разорвет гаишника на куски. Ударенная рука болит,  и  я
еле сдерживаюсь, чтобы не заплакать...
   Гаишник молча крутит в пальцах мой пистолет, брезгливо стирает  капли  со
щек, с вислых рыжих  усов  и,  поколебавшись,  возвращает  пистолет  мне.  Я
замечаю у него на пальце перстень с ненашими буквами и длинным острым шипом,
торчащим из центра. Дядя Арсен тоже смотрит  на  перстень,  и  лицо  у  него
становится твердым и злым.
   - Игрушка, - произносит сержант, дыша на  меня  кислятиной  и  не  моргая
своими разноцветными пуговицами. - Вам всем придется пройти со мной.
   - Почему? - спрашивает мама.
   - Вы превысили скорость.
   - Я не...
   - Не пререкайтесь с представителем власти. Выходите из машины.
   - Тогда почему - все? За рулем был я - значит, мне и отвечать.
   - Вопросы здесь задаю я. Выходите.
   В зеркальце  я  вижу  лицо  мамы  -  оно  бледное,  растерянное  и  очень
испуганное. Вот-вот  расплачется.  Мы  переглядываемся  -  и,  все  четверо,
выбираемся из машины.
   - Следуйте за мной, - сухо произносит гаишник. Мы следуем.
   ...Мы  подходим  к  какому-то  старинному  дому  с  колоннами  у   входа,
поднимаемся по высоким каменным ступеням. Гаишник толкает скрипучую дверь  с
позеленевшими набалдашниками на медной  ручке,  и  мы  оказываемся  в  очень
темном коридоре. Я сразу же хватаю дядю Арсена за руку  (папа  идет  первым,
сразу за гаишником, потом мама).
   Впереди возникает тусклый свет. На мгновение его заслоняет гаишник, после
- папа... и мы оказываемся в огромном зале с полукруглым потолком. На стенах
горят настоящие свечи, но толку от них мало, и все  равно  видно  плохо.  Мы
стоим на деревянном огороженном возвышении; напротив - такое же  возвышение,
но побольше, и на нем стоит стол. За столом сидят скучные дяденьки в черном,
с длинными  белыми  завитыми  волосами,  и  в  смешных  плоских  шапочках  с
кисточками. Справа и слева от нас торчат два всамделишных рыцаря в латах и с
тяжеленными железяками - кажется, они называются алабердами...
   Тем временем гаишник уже низко-низко склонился перед неподвижными черными
дяденьками. Сверху он выглядит неловким и ненастоящим.
   - Подсудимые доставлены, ваша честь, - неожиданно тонким  голоском  пищит
сержант.
   Один из  черных  вяло  машет  рукой,  и  гаишник,  пятясь  задом,  спешит
исчезнуть, стараясь не звякать шпорами.
   - Что вы можете  сказать  в  свое  оправдание?  -  спрашивает  человек  в
шапочке, которого сержант назвал "ваша честь".
   - Позвольте полюбопытствовать, а в чем нас обвиняют? - папа  искусственно
улыбается и шепчет: "Маскарад..."
   - Значит, вам нечего сказать, - их честь даже не  вслушивается  в  папины
слова; похоже, что ему заранее все равно.
   - Итак, доподлинно установлено, что все, здесь присутствующие, повинны  в
непрощаемых преступлениях перед Церковью и  Короной,  а  посему  двое  мужей
приговариваются к смертной казни через колесование, жену бесстыжую  надлежит
отправить  на  вечное  покаяние,  а  отрока  определить   в   послушание   к
отцам-иезуитам для вытравления ростков ереси  и  воспитания  в  благочестии.
Приговор надлежит привести в исполнение незамедлительно.
   - Послушайте, кончайте этот балаган, прекратите... - папа  все  никак  не
может понять, что все это не понарошку, не игра,  но  я-то  сразу  понял,  и
мама, кажется, поняла, и дядя Арсен...
   Дядя Арсен легко перепрыгивает через  ограждение  и  пытается  подойти  к
столу, но рыцарь ухватывает его за плечо железной рукавицей и останавливает.
Их честь тем временем собирается гасить свечи, стоящие  на  столе,  обжигает
пальцы и недовольно морщится.
   - Разве так свечи гасят? - громко и весело говорит дядя Арсен,  и  черные
удивленно поворачиваются в его сторону. - Давайте покажу...
   Их честь машет рыцарю, тот отпускает дядю Арсена, и вот он уже у стола. С
доброжелательной улыбкой дядя Арсен бьет свечку  кулаком,  резко  отдергивая
руку назад. Пламя дергается и гаснет, свеча остается стоять. Я-то знаю,  что
дядя Арсен - каратист, он уже девять лет занимается; но их  честь  этого  не
знает и заинтересованно пододвигает большой гнутый  подсвечник.  Дядя  Арсен
бьет еще раз, но  промахивается.  Подсвечник  летит  в  грудь  черному,  тот
отшатывается, скатерть на столе вспыхивает вместе с кисточкой смешной шляпы.
   Одновременно с пожаром дядя Арсен кричит, как наш  кот  Трофим  при  виде
помоечных кошек, высоко  подпрыгивает  и  пинает  ближнего  рыцаря  ногой  в
бронированную грудь. Рыцарь сносит деревянные перила и  с  грохотом  рушится
вниз. Я визжу от восторга и хлопаю в ладоши, и мама впервые не лезет ко  мне
со своими замечаниями.
   До папы к этому моменту, кажется, дошла вся серьезность  происходящего  -
впрочем, он же не каратист, хотя и очень хороший папа! - он подскакивает  ко
второму рыцарю и два раза грохает его кулаком по шлему, больно ушибая  руку.
Рыцарь замахивается на него алабердой, но папа,  наверное,  решает,  что  он
тоже немножко каратист, и бьет рыцаря ногой прямо под железную юбочку.
   Рыцарь кричит почти так же, как и дядя Арсен, и роняет алаберду  на  пол.
Папа тут же схватил маму за руку, крикнул мне, и мы все бросились  к  двери.
Она оказалась заперта, и перед ней уже торчал  еще  один  рыцарь  с  длинным
мечом. И тогда я выстрелил ему в рожу из своего водяного пистолета (впрочем,
рожи видно не было, из-за шлема). Наверное, через забрало я влепил ему прямо
в глаз, потому что он попятился, взмахнув руками; тут в него врезались  папа
и дядя Арсен, и все вместе они просто-напросто вынесли дверь, а  мама  вышла
следом.
   Машина наша оказалась на месте, мотор завелся сразу, но к нам уже  летело
с десяток рыцарей на лошадях. И тогда дядя Арсен достал  Вараввин  пистолет,
высунулся из окна и стал бабахать по коннице. Правда, он ни в кого не попал,
но раздался такой грохот, что кони перепугались и стали поворачивать - и тут
папа газанул, и мы понеслись по дороге...
   Только за поворотом я успел подумать, до чего же мне ужасно,  невероятно,
неожиданно повезло!..
   ПТИЦА МИРА. АНДРЕЙ
   ...По-моему, это было уже слишком! За следующим  поворотом  нас  поджидал
зависший в воздухе старый приятель - Атмосферный Череп. Выглядел он  чуточку
большим, чем в прошлый раз, несколько белее  и  со  странно  деформированной
затылочной частью. Но его туманные пророчества нравились мне все  же  больше
топоров железных кретинов, посему я притормозил, не  дожидаясь,  пока  Череп
начнет взрывать асфальт.
   -  Здравствуйте!  -  сказал  Череп.  Все-таки  это  был  очень   вежливый
Атмосферный Череп.
   - Привет! - я высунулся из окна и помахал ему рукой.
   -  Если  хотите  -  привет,  -  саркастически  проскрипел  Череп.  -   Со
свиданьицем...
   - И что же ты собираешься предрекать нам на этот раз? - за иронией Арсена
явно пряталась тревога.
   - Вы что-то путаете.  Я  -  не  пророк.  Я  -  Атмосферный  Череп.  Я  не
предсказываю - я констатирую.
   - Дядя Череп, а  что  вы  нам  проко...  прокон...  проконстантируете?  -
немедленно влез неугомонный Виталька, но Нина поспешно дернула его за  руку,
и он обиженно умолк.
   - Поздравляю вас, господа! - нижняя челюсть Черепа уперлась в землю. - Вы
включены в ткань Отростка.  Рубикон  перейден.  Так  что  дальнейшая  судьба
зависит от вас самих.  Но  прошу  учесть  -  в  великой  Некросфере  обитает
множество эфирных созданий, и большинство из них глупы, злобны и жестоки,  в
отличие от меня,  имеющего  философский  склад  ума...  Лично  я  не  против
белковой жизни, но, увы...
   И Череп преспокойно  растворился  в  атмосфере  -  или  Некросфере,  если
пользоваться его терминологией.
   - ...Мне кажется, пора обсудить создавшееся  положение,  -  заявил  Арсен
через пару километров. - Мы  влипли,  и  неизвестно  во  что.  Ваши  мнения,
господа белковые?
   Я согласно кивнул, съехал на обочину и заглушил мотор.  Мы  выбрались  из
машины. Солнце стояло невысоко, но уже начинало припекать. В  траве  звенели
кузнечики, от пыльных сосен тянуло приятным смолистым ароматом. Идиллия!..
   - Ставлю первый вопрос, - сообщил Арсен. - Куда?
   - Не знаю, - честно признался я. - Хотелось  бы  к  морю...  И  чтоб  без
Черепов.
   - Мы  попали  в  другое  время,  -  тихо  проговорила  Нина  без  всякого
выражения. - Надо назад...
   -  И  в  нем  одновременно  существуют  рыцари  и  сержант  Кобец?!  Плюс
Атмосферный Череп... А назад - где оно, это "назад"?!
   - А что такое Отросток? - спросил вдруг Виталька.
   - Устами младенца... - заметил Арсен.
   - Я не младенец! - обижено вспух Виталька.
   - Конечно! - поспешно заверил его Арсен. - Но Отросток может быть  только
от чего-то... Я полагаю, это некий прорыв к нам...
   - И теперь у нас всегда будет... так? - со страхом спросила Нина.
   - Ну что вы, Ниночка! Если я правильно понимаю смысл слова "Отросток", то
он должен быть конечным в пространстве и, надеюсь, во времени... Так  что  в
принципе возможна частичная  галлюцинация,  накладывающаяся  на  реальность.
Например, рыцари и инквизиция - мираж, а пьяный сержант - реальность...
   - Дурацкая усатая реальность, - буркнул  насупившийся  Виталька.  -  Надо
было сразу дать ему по башке... или ей...
   - Значит, давайте,  -  предложил  Арсен,  -  при  виде  черт  знает  чего
попытаемся отнестись к этому, как к  видению.  И  посмотрим,  что  из  этого
получится...
   "И получится черт знает что..." - подумал я, но промолчал.
   - Только сперва давайте отдохнем, -  робко  попросила  Нина.  -  Два  дня
сплошного сумасшествия. Поначалу нам хоть смертных приговоров не выносили...
   Я загнал машину под деревья, и мы расположились прямо на земле, устланной
толстым ковром порыжевших сосновых иголок, сквозь который пробивался  робкий
зеленый бархат травы. Солнце, ветерок... Кузнечики. Небо. Отпуск. И ни каких
тебе Отростков. Виталька тут же принялся кидать шишки в деревья  -  и,  надо
заметить, довольно успешно.
   Через некоторое время я вздохнул и поднялся.
   - Пойду, пройдусь... А то все ноги отсидел.
   Неожиданно у меня создалось впечатление, что поднимался с хвои я, а фразу
эту говорил уже не я - словно в некий неуловимый миг у меня в голове  возник
еще кто-то, и этот странный кто-то, тот, который Не Я, взглянул на мир моими
глазами, прислушался к звенящей тишине моими  ушами  -  а  вот  сейчас  даже
заговорил за меня.
   Когда я попытался снова поймать это удивительное ощущение - оно  исчезло.
Если тот, который Не Я, и остался, то больше ничем себя не проявлял.
   - Я с тобой, - немедленно вскочила Нина, оправляя платье.
   Виталька тоже было намылился увязаться с  нами,  но  я  убедил  его,  что
машину должны стеречь, как минимум, двое мужчин, а то некому  будет  спасать
дядю Арсена от возможных ужасов - он поразмыслил  и  важно  отпустил  нас  с
мамой немножко погулять.
   - Смотрите, не заблудитесь, - напутствовал нас Арсен.
   - А мы тут рядом... И от дороги отходить не будем, - ответила Нина.
   ...Мы шли молча, взявшись за руки, щурясь от веселого  солнечного  дождя,
просеянного сквозь сито сосен. Воздух, пьяный от смолы,  казался  прозрачным
до звона. Разговаривать не хотелось. Вот мы и не разговаривали.
   Неподалеку от очередной  опушки  начиналась  окраина  какого-то  поселка.
Полдюжины одноэтажных домиков с огородами, дачные постройки, у перекрестка -
белая двухэтажная контора, вдоль дороги - свежевырытая траншея... За  холмом
рыхлой земли у ближайшей ограды наблюдалось плохо различимое  движение.  Там
явно что-то происходило...
   - Посмотрим? - неуверенно спросила Нина, крепче сжимая мою руку.
   Я молча кивнул, и мы пересекли шоссе.
   Лучше бы мы этого не делали!..
   ...Огромный, двухметровый  сизый  голубь  с  удовлетворенным  кулдыканьем
долбил клювом окровавленного человека в разорванной  спецовке.  Человек  еще
шевелился. От каждого удара тупого клюва в стороны летели  грязные  багровые
ошметки.
   Увидя нас, птичка оставила свою жертву, переступила  с  ноги  на  ногу  и
довольно резво заковыляла в нашу сторону.  Нина  всхлипнула  и  бросилась  к
траншее. Голубь булькнул и устремился за ней.
   Я дико заорал и, подхватив с земли увесистый обломок кирпича, запустил им
в  сизого  монстра.  Кирпич  угодил  мерзкой  твари  в  шею,  голубь  слегка
покачнулся и остановился, кося на меня то  одним,  то  другим  бессмысленным
глазом. Потом он обиженно направился в мою сторону.
   Я надеялся, что Нина догадается лечь на дно траншеи,  где  голубю  трудно
будет ее  достать.  А  я  отвлеку  его  -  и  бегом