рпусу  центурии,  на  втором  этаже
которого были открыты два крайних окна.
   - Эй, Анхиз! - неожиданно завопил  бродяга  дурным  голосом.  -  Анхи-из!
Выгляни на пару слов! Осчастливь зовущего! Анхизушка-а-а!..
   В окне появилась встрепанная голова, и рядовой Анк Пилум с ужасом  понял,
что лар Анхиз спал, и в разбуженном состоянии ничего хорошего от него  ждать
не приходится.
   - Слушай, Анхиз, если я к тебе этого парня пришлю, - надрывался между тем
бродяга, - что ты ему сделаешь?
   - В рожу двину, - не  задумываясь,  пообещал  центурион  Анхиз,  протирая
заспанные глаза. - Чтоб не будил.
   - Так ты ж уже не спишь! - засмеялся  бродяга,  и  нахальство  прямо-таки
проступило изо всех пор на его сплющенной ухмыляющейся физиономии. - Значит,
и повода не будет...
   - Будет, - не согласился упрямый Анхиз. - Ты погоди его присылать.  Лучше
я сам спущусь, и тогда повод обязательно найдется.
   Рядовой Анк Пилум удрученно засопел, и бродяга вновь расхохотался, садясь
на корточки и ловко бинтуя поврежденную ногу,  словно  всю  жизнь  только  и
занимался  лечением  нерадивых  часовых.  За  этим  занятием  их  и   застал
спустившийся центурион, на ходу застегивающий  многочисленные  пряжки  своей
форменной амуниции.
   Бродяга оторвался от перевязки, сунул клешню  за  пазуху,  извлек  оттуда
скрученный в трубку лист бумаги и многозначительно помахал им в воздухе.
   - Кто подписывал? - осведомился Анхиз,  почесывая  волосатую  грудь,  уже
начинающую седеть.
   - Медонт, - немедленно ответил бродяга.
   Рядовой Анк Пилум отодвинулся в тень забора,  стараясь  не  привлекать  к
себе внимания, и подумал, что бродяга ведет себя как-то странно. До того эта
мысль почему-то не приходила ему в голову. Или приходила, но  заблудилась  и
только сейчас выбралась к месту назначения. Поздно, наверное...
   - Я беса брать не пойду, - задумчиво покачал головой Анхиз. - У меня  все
Пауки  в  разгоне.  Предупреждать  надо.  Заранее...  Из  ветеранов  человек
пять-шесть, три метателя, и эти...
   Он   махнул   рукой   в   сторону    скорчившегося    рядового.    Махнул
пренебрежительно, но с некоторой симпатией.
   - И этих, рекрутов необученных, дюжина... Их учить да учить, а обкатанный
бес две трети угробит, пока свяжем. Право Правом, а зря людей губить не дам.
Ни сырых, ни прочих.
   - Брось труситься, - жестко сказал бродяга,  облизывая  пересохшие  губы.
Язык у него был длинный и узкий. - Женщину брать будешь. Дочь Архонта, жрицу
Леду. Из охраны - кормилица да  чернокожий  у  задних  ворот.  Но  ветеранов
возьми. Мало ли...
   - A беса там не окажется? - с сомнением в голосе поинтересовался Анхиз. -
Случайно... Иначе чего ты ко мне пришел,  а  не  к  Блюстителям?  По  старой
памяти? Прошлый Пустотник присоветовал?
   - Беса не окажется. Но может оказаться. Улавливаешь  разницу?  И  к  тому
же... Хочу, чтоб присмотрелся ты... До завтра - нет, до послезавтра - у тебя
все сползутся? Подумай...
   - Кто? - центурион поправил сползший ремень поножей на  левой  голени.  -
Имя? Округ?
   - Марцелл из Западного. С разрешения Совета. Бумаги пришлют с нарочным.
   - Это который?.. - начал было  центурион,  но  замолчал,  видимо,  что-то
припоминая и прикидывая.
   - Соберутся, - наконец сказал он. - Тут многих собирать  придется.  Но  -
возьмем. Что еще?
   - Все, - сказал бродяга. - До вечера все.
   ...Центурион застыл в воротах и долго глядел вслед  ушедшему.  Осмелевший
Анк Пилум подковылял к нему и встал за спиной.
   - Разрешите обратиться?
   - Валяй, - буркнул нахмуренный Анхиз.
   - Кто это был?
   - Это? Деревня ты... Это Даймон. Новый  окружной  Пустотник.  Они  к  нам
частенько захаживают. По делу...
   - А-а-а... - испуганно закивал рядовой, остолбенело косясь на собственную
забинтованную ногу. - Демон... Ясно...
   - Да? - равнодушно спросил Анхиз. - Вы их так называете?..
   2
   Рыба утку спросила: "Вернется ль вода,
   Что вчера утекла? Если да - то когда?"
   Утка ей отвечала: "Когда нас поджарят,
   Разрешит все вопросы сковорода".
   Гиясаддин Абу-л-Фатх Хайям ан-Нишапури
   3
   Я опоздал. Целый день мне было не по  себе,  я  никак  не  мог  дождаться
уговоренного часа, и не  дождался,  ноги  сами  принесли  меня  к  знакомому
забору, знакомой калитке - и все же я опоздал.
   Позднее я часто размышлял над  тем,  что  могло  бы  случиться,  приди  я
вовремя. Возможно, Пауки изловчились бы уволочь  спеленутого  Марцелла  куда
положено. Возможно, я сумел бы  пробиться  и  ушел  бы  в  бега,  так  и  не
столкнувшись с Пустотником Даймоном лицом к лицу. Или мы  встретились  бы  с
ним посреди улочки, где пыль к тому времени успела бы скататься  в  кровавые
шарики, - и то, что произошло потом, на арене, состоялось бы сразу, а  конец
мог бы оказаться совсем иным...
   Видимо, сказалась общая безалаберность  судьбы,  которая,  как  известно,
слепа и способна на самые нелепые поступки. Я, наверное, пользовался  особым
расположением Ее Капризности, пользовался в течение всей своей жизни -  если
даже иметь в виду не только бесовскую ее часть, нудную и бесконечную,  но  и
те, остальные жизни, кричащие во мне незнакомыми словами, захлебывающиеся  в
сухом змеином шорохе Зала. Их лица пока прятались под раскрашенными масками,
и я не мог, хотел и не мог крикнуть: "Маска, я вас знаю!"
   Я их не знал. И расшалившаяся судьба тасовала колоду.
   ...Сначала я увидел калитку,  сорванную  с  петель.  Вокруг  было  обилие
следов, словно множество людей долго топталось на одном  месте,  не  решаясь
войти... А у порога валялся обрывок толстой веревки с узлом на конце.  Таких
узлов я никогда не встречал, и тем более не вязал.
   Узел мне не понравился.
   Сад оказался на удивление нетронутым, хотя я ожидал совсем иного. И  сад,
и дом, и убранство комнат - я внимательно осматривал  все,  крадучись  вдоль
стены и заглядывая в окна, но дом был пуст, спокоен и невозмутим, от мрамора
лестницы до перламутровой плитки  знакомого  зала,  где  стояли  упакованные
вещи, у зеркала лежал забытый в спешке черепаховый гребень с инкрустацией, а
на полу блестел обнаженный кинжал Зу Акилы.
   Маленький изящный кинжал, с волнистым лезвием, с чеканкой по клинку...  и
лезвие слегка отсвечивало красным. Все остальное было в полном порядке.
   - Эй, приятель! - окликнули меня от калитки. Я обернулся и сквозь розовые
кусты  разглядел  худого  невысокого  человека  в  синем  плаще,   усыпанном
блестками. В руке он  держал  обломок  толстой  палки,  видимо,  только  что
подобранный.
   Я направился к нему,  и  после  первого  шага  сразу  понял,  что  это  -
Пустотник. Не мог не понять. Как и он не мог не чувствовать, что перед ним -
бес. Я сделал еще один шаг. И еще один.
   - Грабить пришел? - спросил Пустотник, доставая из-за  пазухи  деревянную
флягу. - Выпить хочешь? Угощаю...
   Он явно делал вид, что ничего не  произошло.  Шел  себе  человек,  увидел
открытую дверь в сад, а там уже другой человек  околачивается,  и  никак  не
похожий на хозяина -  отчего  бы  не  похмелиться  двум  хорошим  человекам?
Глядишь, чего и обломится...
   Я принял предложенную игру. Пусть от  нее  за  стадию  разило  фальшью  и
притворством - я подошел к нему и отхлебнул из протянутой фляги. Молча. Я не
знал, что говорить. И то, что плескалось во фляге, не было вином.
   - Пей, пей, - заявил неправильный Пустотник, усаживаясь на приступочку  и
вертя в пальцах свою дурацкую палку. Я никак не мог понять -  издевается  он
надо мной или преследует какую-то одному  ему  известную  цель.  Приходилось
ждать.
   - Пей, приятель... Тут до тебя  уже  успели.  Пауки,  знаешь  ли,  ребята
жареные... Палку  видишь?  Так  она  подлиннее  была,  а  к  концу  железяка
прикручена - плоская, вроде листа  с  того  дерева...  Здоровенная,  острая,
зараза... как называется-то? И не выговоришь...
   - Ассегай. Варварский дротик.
   Это были первые слова, произнесенные  мной,  и  прозвучали  они  до  того
равнодушно и спокойно, что я подивился сам  себе.  Во  рту  остывал  терпкий
травяной привкус, жидкость во фляге можно было бы назвать чаем, не будь  она
зеленой и с сильным запахом незнакомых растений... Я расслабленно привалился
к забору, а за спиной у меня молчал чистый убранный дом, с гребнем у зеркала
и кинжалом на полу. Зеленый чай, окровавленный клинок и неторопливая  беседа
двух притворяющихся нелюдей.
   - Ишь ты... Знаток, по всему видно... Вот черный-то  и  отмахивался  этой
штукой, пока мог, а мог он  долго.  Одного  запырял  до  полной  Реализации,
остальные с ним застряли, да тройка матерых с той стороны зашла - и  в  дом.
Как девку выволокли, так чернокожий заскулил, палку свою сломал и деру  дал.
Бежит по улице, а сам все озирается - и слезы по щекам... Дикий совсем. Чуть
меня с ног не сшиб. Так и удрал. И пол-палки с наконечником утащил.  А  баба
та, что у аристократочки в прислуге была...
   Тут он расхохотался так искренне, что я на миг засомневался...  но  всего
лишь на миг.
   - Ой, не могу! - ржал Пустотник, захлебываясь и разевая непомерно большой
рот. - Ой, кончусь сейчас!...  Мегера  та  Пауку  главному...  центуриону...
пол-уха отрубила! Он ее по морде, по морде - а кровищи!..  Так  и  хлещет...
младшие Паучки еле позатирали...
   Мне захотелось его убить. И в ту же секунду  он  прекратил  веселиться  и
искоса глянул на меня. Хмуро поглядел, настороженно, и я понял, почему бой с
Пустотником доводил бесов до безумия. Я понял - и  все  равно  я  хотел  его
убить.
   - Ты пей, пей, - холодно протянул он, опуская палку к ногам, -  чего  зря
стынуть, чайку-то... Пивал где такой? Зелененький?
   Очень важно ему было получить ответ. Это я чувствовал. Предельно важно.
   - Не пивал, - буркнул я, неожиданно ощутив, что вру. И  щупальца  чужого,
чуждого восприятия сразу отпрянули, втянулись, скрылись...
   - Ну и ладно, - засуетился вдруг Пустотник, - ну и ладненько, давай  сюда
фляжечку, и уходим... Мало ли кого власти стребуют, а мы ни при чем...  Одно
только странно: почему Паучки, а не  блюстители?  По  всему  видать  -  беса
ждали, да не дождались. А теперь и вовсе не дождутся - бес, небось,  в  бега
уйдет, ищи луну в пруду... Верно я говорю?
   - Верно, - кивнул я и про себя подумал: "Сволочь ты... ящерица противная,
скользкая..."
   - Вот и я толкую, что верно... Только  хорошо  бы,  чтоб  нашелся  добрый
человек и передал тому бесу - пусть не уходит далеко. Игры скоро, а на Играх
всякое может случиться... А то не пришлось бы потом  локти  кусать,  что  не
успел вернуться вовремя. Хорошо бы - но мало добрых людей на этом свете,  ой
как мало... почти совсем нету. Добрых  мало  -  свободных  много,  реализуют
Право и уйдут. Ищи - свищи... Одни бесики  живут  себе,  живут,  режут  друг
дружку, зубами  грызут  на  потеху  гражданам,  или  кайлом  помахивают,  да
только...
   Он резко встал, и я  вздрогнул,  увидя  стеклянный  немигающий  взгляд  у
самого своего лица. Дверь внутри него чуточку  приоткрылась,  и  оттуда,  из
невозможной, невероятной глубины донесся острый, душный смрад просыпающегося
зверя - и не зверя даже, но просыпающегося...
   - Да только говорят знающие люди, - он сделал отчетливый акцент на  слове
"люди", - что есть на земле такие места, где  и  всякому  отребью  Право  на
смерть дадено... Придет, скажем, такой бесик в Зал Ржавой подписи,  глядишь,
и...
   Знакомый шорох плеснул у меня в мозгу,  тень,  предчувствие,  намек  -  и
отступил, растворился... Пустотник уходил по улице, чуть приволакивая  ноги,
он скрывался за  поворотом,  а  я  смотрел  ему  вслед,  и  последние  слова
Пустотника еще звучали во внезапно сгустившемся воздухе...
   На что ты  надеешься,  глупый,  измученный,  припадочный  бес...  кем  ты
проклят - и за что?!.
   4
   ...Когда Пустотник  свернул  за  угол,  рядом  с  ним  тут  же  объявился
центурион Анхиз - возник  из  ниоткуда  и  зашагал  вперевалочку,  поправляя
бронзовый шлем, все норовивший краем  проехаться  по  окровавленной  повязке
вокруг головы.
   - Ну что? - безразлично поинтересовался Анхиз? - Брать будем или как?  Он
там пока торчит, не ушел еще... Ох, загубишь ты мне ребят, Даймон, как  пить
дать...
   - Нет, - в раздумье замедлил шаг Пустотник, и голос его был сух и  колюч,
без малейших признаков исчезнувшего веселья. - Погодим пока.  Не  уверен  я,
понимаешь! Не до конца... Вот явится он на Игры, там и проверю. Да  и  людей
твоих жалко. Если это тот, которого ищу  -  положит  он  людей  твоих,  даже
вместе с тобой положит... А мне его держать - время не  пришло.  Но  придет.
Скоро придет. Вот тогда и ответим на многие вопросы.
   - Не явится он на Игры, - бросил центурион, проглатывая обиду. - Не похож
на тронутого.
   - Ты так думаешь? - загадочно усмехнулся Пустотник Даймон.
   - На девку приманить мыслишь?
   - Грубый ты все-таки человек, центурион. Или  прикидываешься...  Девку...
Ты полагаешь, мне эта Леда нужна очень - хоть и нельзя, чтоб люди думали так
же, как она! Ну, не Реализовала бы она Право на открытии, так  другая  какая
жрица, из младших, за честь бы почла, конкурс бы  устраивать  пришлось!..  А
народу без разницы - та или не та!.. Нянька ее мне поперек горла... Не  туда
она крошку свою везти задумала. Не надо, чтоб в Мелхском оазисе лишние  люди
появлялись, не любит Зал посторонних... А то приедет Марцелл, бес шальной, с
женщинами в Мелх, а мне голову ломать -  то  ли  случайно,  то  ли  Зал  его
притянул, то ли еще что...
   Много Пустотников встречал центурион Анхиз за годы своей нелегкой Паучьей
карьеры, привык к ним, сжился,  можно  сказать  -  но  ни  один  из  них  не
разговаривал с Анхизом так доверительно; и Анхиз почувствовал острое желание
поверить, поверить и помочь этому человеку... да, человеку.
   Старею, подумал центурион. Пора уходить. Совсем.
   - Боюсь я, - продолжал меж тем Пустотник. - Боюсь, что не то  его  тянет.
Вот проверю - тогда сам повезу. А с Ледой... Ни любви, ни интереса тут  нет,
а на порядочность может и клюнуть. Так что  пусть  посидит  пока  девочка  с
кормилицей своей  заодно,  а  мы  уж  расстараемся.  Побегай,  мальчик  мой,
побегай, Марцеллушка, пошустри - придешь  на  Игры,  никуда  не  денешься...
Большую карту разыгрывать буду. Такую большую, что могу и  не  разыграть.  А
там и поговорим...
   Пустотник внезапно остановился и  внимательно  посмотрел  на  примолкшего
Анхиза.
   - Скажи, Паук, - строго и серьезно спросил Даймон, - скажи, но  правду...
Ты давно знаешь нас. То есть  меня-то  как  раз  недавно,  но  каждый  новый
окружной Пустотник сначала идет знакомиться к центуриону Пауков, а уж  потом
сообщает пяти Порченым. Свои у  нас  отношения...  Вот  скажу  сейчас  тебе:
Анхиз, Совет встал над жизнью и забыл о Кодексе Веры, пошли  менять  власть,
Анхиз... Пойдешь или нет?
   - Не пойду, - честно ответил центурион, морща лоб. - Извини,  Даймон.  Не
поверю в таком деле ничьему чужому  слову,  и  твоему  не  поверю.  Но  одно
добавлю: приди ко мне Совет  и  скажи  -  Анхиз,  Пустотники  перешли  черту
положенного, нарушено равновесие, Анхиз...
   - Ну? - тихо и требовательно шепнул Пустотник.
   - Тоже не пойду.
   - Спасибо, центурион. Это и хотел услышать от тебя.  Значит,  не  зря  мы
вкладывали в этот мир все, что могли!..
   - Что вкладывали, Даймон? Душу? Как меч в ножны? Как  деньги  в  дело?  И
было ли что вкладывать...
   Пустотник не ответил.
   ПРИЛОЖЕНИЕ V
   (Кодекс Веры, глава "Молчащий гром")
   XVIII. 3. ...И как Творитель создал людей для одному ему ведомых целей, а
также чтоб проявить себя в созидаемом -  так  и  человек  способен,  в  свою
очередь, создавать вещи для  целей  человеческих  и  проявления  себя  через
созданное.
   XVIII. 4. Смертна плоть человеческая и конечна во времени; ветшают кости,
тускнеют глаза, седеют и выпадают волосы, разрушаются зубы, и так до полного
исхода,  превращения  в  прах  -  ибо  таков  закон,   положенный   Человеку
Творителем,  благословен  Он;  ибо  вначале  была  Порча  -  основа  и  суть
существования бренного.
   XVIII. 5. Посему не должен смертный в путях  созидания  преступать  закон
Порчи;  посему  ржавеет  металл,  гниет  и  горит   дерево,   трескается   и
выветривается камень, протирается ткань - и всякой вещи положен свой предел,
свой срок существования.
   XVIII. 6. Умирают люди, и  умирают  вещи,  и  здесь  лежит  главный  путь
существования, общая основа круговорота  бытия  -  но  здесь  же  кроется  и
различие.
   XVIII. 7. Вложена Творителем душа в плоть  живущих,  и  разрушенное  тело
уподобим мы распахнувшейся темнице,  сброшенным  оковам,  дабы  вольный  дух
вошел в вечное блаженство освободившихся  -  разрушенная  же  вещь  души  не
имеет, ибо создана человеком,  который  не  есть  Творитель,  но  есть  лишь
Со-Творитель.
   XVIII. 8. Поправший же закон Порчи дождется страшного:  в  вещи,  живущей
неположенные сроки, в вещи, существующей без человека; в вещи,  превзошедшей
предел совершенства - зародится в ней отзвук души, но души неживой, чуждой и
Творителю, и самому человеку. Горе дерзкому, чей путь  приведет  к  созданию
не-жизни -  ибо  что  страшней  слуги,  сравнявшегося  с  господином,  но  с
помыслами мертвыми и стремлениями неисповедимыми?!.
   XVIII. 9. И для напоминания ослушникам, для  примера  вечного  живут  меж
людей бессмертные: проклятые, отлученные от закона  Порчи,  обреченные  жить
без надежды, заточенные в теле своем; не люди, не вещи, никто - бесы...
   5
   В "Огурце" не оказалось ни одного посетителя. Даже хозяин  куда-то  исчез
из-за своей стойки, и лишь в углу тихо тренькал  заезжий  кифаред,  невидяще
пялясь перед собой. Перед ним стояла кружка  вина  и  миска  с  полуостывшим
рагу. Впрочем, отсутствие клиентуры не удивило меня  -  вечерняя  разгульная
публика  предпочитала  более  шумные  заведения,  с  девочками  и  крысиными
боями... А хозяин "Огурца" делал вид, что все и так идет нормально. Вот  оно
и шло.
   В голове занозой зудел недавний разговор с притворой-Пустотником. Это что
же, братцы, получается - пожалел он меня, что ли?! Побегай,  мол  маленький,
только не отбегай далеко от песочницы, а то мама позовет  -  не  услышишь...
Так не мама ты мне, паскуда склизкая, и не верю я в жалость твою  дешевую!..
Ты думаешь, куда я после беседы с тобой кинулся? К воротам Медным,  к  месту
обозначенному - и ни одной заразы там не нашел! Ни погонщика, коему  плачено
было с лихвой, ни наров его горбатых, ни даже следов  от  копыт  их...  Лишь
плевок под кустом валялся, зеленый комок жевательного наса,  что  Блюстители
жевать любят. Так что знал ты все наперед, и не тобой ли была  назначена  та
встреча первая, где впервые колыхнулось перед наивным бесом платье лар  Леды
- женщины, которая не хотела умирать?!.
   Злость  кричала  во  мне,  злость  и  обида,  и  когда  откричались  они,
отвизжали, то понял я: чушь несу, злую сопливую чушь,  и  не  о  том  сейчас
речь. Ладно, Пустотник, договорились - не уйду далеко! Близко  буду,  совсем
близко... Вот только где?..
   - Сдается комната. Вниз по  коридору,  через  погреб,  отодвинуть  третью
справа  бочку  и  потянуть  за  кольцо  над  плинтусом.   Хорошая   комната,
недорогая... темновато там для привередливых постояльцев...
   Рядом со мной стоял хозяин. Толстенький, лысенький, розовощекий и пухлый.
Он вытирал руки об клеенчатый передник и рассеянно поглядывал на приоткрытую
дверь таверны. Он был похож на младенца, и  стоял  на  широко  расставленных
ногах, с детской неуклюжестью.
   - Я монстр, - сказал я. - Я преступник и маньяк.  Жу-уткий.  И  вообще...
Вот.
   Он улыбнулся.
   - Монстр, который любит малосольные огурцы... - протянул хозяин. - А меня
зовут Фрасимед. Фрасимед Малахольный. Философ. Очень приятно познакомиться.
   -  В  чем  же  заключается  твоя  философия,  Фрасимед  с  неблагозвучным
прозвищем?
   Хозяин облокотился о стол и  на  секунду  задумался...  а  я  на  секунду
прислушался. Не было в