как задумано Дженксом, можно было  не  сомневаться,  что  горный
хрусталь составил бы основу фантазии, достойной своего названия.
   - Цена нами уже установлена? - спросил я.
   - Вдвое больше его стоимости, - бодро сообщила  она.  -  Плюс  налог,
плюс упаковка и перевозка.
   - Он хочет, чтобы ему все передали с посыльным.
   Она кивнула.
   - Он всегда так просит. Джейсон все перевозит на такси.  Предоставьте
это мне, я обо всем позабочусь.
   - И еще нам надо переложить тот жемчуг, что мы получили вчера.
   - Да, конечно.
   Она  отправилась  за  жемчугом,  а  я  продолжил  то,  чем  занимался
накануне, будучи почти уверен, что мои поиски напрасны, но тем не  менее
не отказываясь  от  своих  намерений.  Аннет  вернулась  с  жемчужинами,
которые  хоть  на  этот  раз  были  уложены  в  пластиковые  пакетики  с
завязками, а не в дурацкие  открытые  бумажные  конверты,  и,  пока  она
пересчитывала и складывала новые поступления, я продолжал  просматривать
старые.
   Коробки с жемчужинами всех размеров. Никаких алмазов.
   - Вам что-нибудь говорит формула CZ? - между делом спросил я Аннет.
   - CZ - это кубический циркон, - тут же ответила она. - Мы продаем  их
в больших количествах.
   - А это.., это не искусственный бриллиант?
   - Это синтетический хрусталь, очень похожий на бриллиант, - объяснила
она, - но примерно в десять  тысяч  раз  дешевле.  Если  он  вставлен  в
перстень, разница почти незаметна.
   - Неужели? - удивился я. - В это трудно поверить.
   - Мистер Фрэнклин говорил, что многие ювелиры не могут определить  на
глаз. По его словам, лучше всего вытащить камень из оправы и взвесить.
   - Взвесить?
   - Да. Циркон гораздо тяжелее бриллианта, так что один  карат  циркона
меньше бриллианта в один карат.
   - CZ равно С, умноженное на 1,7, - медленно произнес я.
   - Верно! - удивленно воскликнула она. - Откуда вы знаете?

Глава 9

   В полдень, когда я,  закончив  свои  безрезультатные  поиски,  закрыл
крышку последней коробки с нежно переливавшимися цветами радуги  опалами
из Орегона, сидел в кабинете Гревила и читал распечатку Джун об  основах
бизнеса, постигая схему денежного оборота, заканчивавшегося справедливым
итогом. Аннет, в ежедневные обязанности которой входил перевод  денег  в
банк, дала мне на подпись пачку чеков. Я подписал их  с  ощущением,  что
делаю это не по праву. Затем она принесла мне  дневную  корреспонденцию,
требовавшую  определенных  решений,  и  я   разобрал   ее,   преодолевая
внутреннее сопротивление.
   Было несколько звонков от ювелиров,  узнавших  из  утренних  газет  о
смерти  Гревила.  Аннет,  уверяя  их,  что  это  не  означает   закрытия
предприятия, говорила более убедительно, чем выглядела.
   - Все говорят, что Ипсуич слишком далеко, но мыслями они будут там, -
сообщила она.
   В четыре часа позвонил Эллиот  Трелони  и  сказал,  что  ему  удалось
узнать, кто та леди, которая не желала слышать имя Гревила в своем доме.
   - На самом деле это грустная история, - с усмешкой  сказал  он,  -  и
смеяться тут, вероятно, нечему. Она не простила и не простит Гревилу то,
что он отправил ее великосветскую доченьку на три месяца в тюрьму за то,
что та продала кому-то из своих дружков кокаин. Ее мать была на суде,  и
я помню, как она давала репортерам интервью после заседания. Мать  никак
не понимала, почему продажа кокаина приятелю считалась  противозаконной.
Разумеется,  торговцы  наркотиками  -  презренные  негодяи,  но  продать
знакомому - совсем другое.
   - Если закон тебя не устраивает, не обращай на него внимания, он тебя
не касается.
   - Что вы говорите?
   - Это Гревил писал в своей книжке.
   - Ах да. Кажется, Гревил узнавал телефон матери, чтобы предложить  ей
возможные варианты реабилитации дочери, но та не захотела  его  слушать.
Знаете что, - он  немного  помедлил,  -  вы  мне  позванивайте,  хорошо?
Встретились бы как-нибудь за рюмочкой в "Рук-энд-Касл", а?
   - Хорошо.
   - И сообщите мне сразу же, как найдете эти записи.
   - Обязательно, - заверил я.
   - Я говорил вам, мы хотим остановить Ваккаро.
   - Я все обыщу, - пообещал я. Положив трубку, я спросил о них у Аннет.
   - Записи о судебных процессах? - удивилась она. - Нет-нет. Он никогда
не приносил ничего подобного в офис.
   "Точно так же, как никогда не покупал алмазов,  -  сдержанно  добавил
про себя я, - о которых не было и намека ни в перечнях, ни в описях".
   Из стола вновь донесся приглушенный настойчивый сигнал. На моих часах
было двадцать минут пятого. Протянув руку, я открыл ящик, и сигнал,  как
и в прошлый раз, тут же умолк.
   - Что-нибудь ищете? - спросила Джун, залетая в комнату.
   - Нечто вроде электронных часов с будильником.
   - Это наверняка всемирные часы, -  сказала  она.  -  Мистер  Фрэнклин
пользовался ими, чтобы не  забыть  позвонить,  например,  поставщикам  в
Токио.
   Я  рассудил,  что,  поскольку  мне  нечего  будет  сказать  токийским
поставщикам, сигнал вряд ли нужен.
   - Вы хотите, чтобы я послала в Токио факс и сообщила, что  все  дошло
благополучно? - спросила она.
   - Вы обычно это делаете? Она кивнула.
   - Они беспокоятся.
   - Тогда, пожалуйста, сообщите им. Когда Джун ушла, в дверях  возникла
рыжая шевелюра Джейсона, и он без всякого намека на  нахальство  сообщил
мне, что отвез товар Просперо Дженксу и вернулся с  чеком,  который  уже
передал Аннет.
   - Спасибо, - безразличным тоном ответил я.
   - Аннет велела передать вам, - сказал он, посмотрев на меня ничего не
выражающим взглядом, и удалился. "Удивительный прогресс", - отметил  про
себя я.
   В тот вечер,  когда  все  ушли,  я  остался  один  и  стал  не  спеша
осматривать владения  Гревила  в  поисках  тайников,  которые  требовали
смекалки, хитрости и постоянно вводили в заблуждение.
   Я был просто не в состоянии  осмотреть  сотни  ящичков  в  помещениях
склада и пришел к выводу, что он вряд ли  мог  бы  ими  воспользоваться,
потому что Лили или кто-то другой могли запросто наткнуться на то, о чем
знать им не следовало. "В этом-то и была основная проблема", - решил я в
конце концов. Гревил, согласно своим принципам, не поощрял разграничение
на "свое" и "чужое", но это правило распространялось и на  него,  и  его
сотрудники  привычно  заскакивали  к  нему  в   кабинет   при   малейшей
необходимости.
   Постоянно не давала покоя назойливая мысль о том, что, если Гревил  и
оставлял  хоть  какие-то  координаты  бриллиантов  в  офисе,  они  могли
исчезнуть вместе с "кудесником-взломщиком", и  мне  просто  нечего  было
искать. Я и в самом деле не нашел ничего, что могло бы принести малейшую
пользу. После часа бесплодных поисков я запер  все,  что  запиралось,  и
спустился во двор, чтобы найти Брэда и отправиться домой.

***

   Рассвет в день похорон Гревила был ясным и холодным, и, когда  взошло
солнце, мы уже направлялись на восток. Поездка в Ипсуич заняла  в  общей
сложности три часа, и мы приехали в город, имея большой запас времени на
поиски машины Гревила.
   Все   попытки   выяснить   что-нибудь   через    полицию    оказались
безрезультатными. Они не брали на буксир, не отвозили и не штрафовали за
просроченную стоянку ни один старый "Ровер".  Они  не  видели  машину  с
таким номером ни на городских магистралях, ни на  автостоянках,  однако,
по их словам, это еще ничего не значило. Розыск машины не  входил  в  их
первоочередные обязанности, поскольку она не  была  украдена,  но,  если
вдруг.., они сообщат мне.
   По дороге я объяснил Брэду принцип действия "машиноискателя" и дал  в
придачу карту городских улиц.
   - Очевидно, когда нажмешь эту красную кнопку, у машины зажгутся  фары
и зазвучит сигнал, - сказал я. - Так  что  ты  веди  машину,  а  я  буду
нажимать, идет?
   Он удивленно кивнул, и мы начали свои несколько необычные  поиски  из
центра города, вблизи того места, где умер Гревил, медленно проезжая  по
улицам, сначала к северу, затем к югу, и отмечая их на карте. Во  многих
жилых кварталах машины стояли возле домов одна за другой, но нигде мы не
услышали свистка сигнала. Мы проезжали общественные стоянки, автостоянки
возле магазинов и перед вокзалом, но нигде  не  увидели  зажженных  фар.
"Роверы-3500"  встречались  довольно  редко,  и,  когда  нам   попадался
очередной, мы останавливались, чтобы  посмотреть  на  номер,  даже  если
машина и не была серого цвета, но автомобиля Гревила мы среди них так  и
не нашли.
   Мною  все  сильнее  овладевало  чувство  глубокого  разочарования.  Я
серьезно рассчитывал  отыскать  эту  машину.  По  мере  того  как  время
приближалось к двум часам, я все больше укреплялся во мнении, что мне не
стоило так затягивать с поисками - следовало заняться ими сразу же после
смерти Гревила.  "Однако  в  прошлое  воскресенье  я  был  просто  не  в
состоянии начать их, да и узнал-то я, что  нужно  искать  нечто  ценное,
только во вторник", - думал я.
   Даже сейчас меня не покидала уверенность, что Гревил не мог  оставить
алмазы в каком-то легкодоступном месте, но приезжал  же  он  зачем-то  в
Ипсуич.., а вдруг?
   Крематорий располагался в саду среди  аккуратно  рассаженных  розовых
кустов. Брэд подвез меня к самому входу и поехал где-нибудь  перекусить.
Мне навстречу вышли двое мужчин в черных костюмах  и  с  соответствующим
выражением  лица.  Один  представился  владельцем  похоронного  бюро,  в
которое я обращался, другой - сотрудником крематория. Сообщив  мне,  что
прислано множество цветов, они спросили, какие положить на гроб.
   Несколько озадаченный, я последовал за ними, и мы  пришли  в  длинную
крытую аркаду, находившуюся возле здания. Там возле своих венков  стояли
одна-две группы скорбящих людей.
   - Вот цветы для мистера Фрэнклина,  -  сказал  сотрудник  крематория,
показывая на длинные ряды  необыкновенно  ярких,  разноцветных  букетов,
полных жизни в этом владении смерти.
   - Это все для него?! - воскликнул я в изумлении.
   - Да, их приносили все утро. Какие положить внутрь, какие - на фоб?
   Я заметил, что на букетах были карточки.
   - Я тоже прислал цветы от себя и наших сестер, - сказал я с некоторой
неуверенностью. - На карточке должно быть  написано  Сьюзан,  Миранда  и
Дерек. Я хочу, чтобы вы положили их.
   С  сочувствием  взглянув  на  мои  костыли,  сотрудник  крематория  и
владелец похоронного бюро решили помочь мне найти цветы,  а  мне  первым
делом попалась на глаза не та  карточка,  что  я  искал,  а  другая,  от
которой у меня перехватило в горле.
   "Я думаю о тебе каждый день в четыре двадцать, любимый. К.".
   Карточка была прикреплена к розам ярко-красного цвета, которые стояли
с папоротником в темно-зеленой  вазе.  Двенадцать  благоухающих  цветов.
"Дазн Роузез означает "дюжина роз", - подумал я. - Боже мой!"
   - Нашел, - донесся до меня голос владельца похоронного бюро,  который
держал в руках большой букет розовых и красновато-коричневых  хризантем.
- Вот, пожалуйста.
   - Прекрасно. Мы положим еще эти розы и тот венок, что возле них, - он
от сотрудников его компании. Хорошо?
   Похоже, они согласились со мной. После мучительных раздумий  Аннет  и
Джун, позвонив из офиса, сказали, что  сошлись  на  исключительно  белых
цветах. Они взяли с меня обещание, что я  обращу  на  цветы  внимание  и
удостоверюсь в том, что они красивы.
   Мы решили, что всем сотрудникам лучше  остаться  в  офисе,  поскольку
работа шла "весьма оживленно, однако по потупленному взору  Джун  я  мог
судить, что ей бы хотелось поехать.
   Я поинтересовался у  работника  крематория,  кем  были  присланы  все
остальные цветы. Он ответил, что от деловых  партнеров,  а  карточки  он
соберет и отдаст мне.
   Впервые я задумался над тем, что, вероятно,  мне  надо  было  отвезти
тело Гревила в Лондон, чтобы дать возможность  его  друзьям  и  коллегам
попрощаться с ним, но в течение последующего необычайно тихого  получаса
я нисколько не пожалел об этом. Священник, приглашенный похоронным бюро,
поинтересовался, хочу ли я прослушать  всю  службу,  поскольку  оказался
единственным присутствующим на похоронах, и я сказал "да", это полностью
отвечало моменту и настроению.
   Слушая его негромкий монотонный голос, я видел, как из высоких  окон,
расположенных на одной стене, на гроб с цветами падали солнечные лучи, и
думал о Гревиле, но не о том, как я помнил его живым, а скорее,  о  том,
чем он стал для меня за прошлую неделю.
   Его жизнь окутала меня подобно спустившейся на плечи мантии.
   За понедельник, вторник,  среду  и  четверг  я  узнал  о  его  работе
столько, что уже никогда это не забуду. Доверие людей,  полагавшихся  на
него, распространилось  теперь  и  на  меня.  В  какой-то  степени  этим
объяснялось и желание его друга Эллиота Трелони посидеть в баре со  мной
вместо Гревила. Кларисса Уильяме послала цветы, зная, что  я  увижу  их,
стремясь напомнить о себе, если я  уже  забыл.  Николас  Лоудер  пытался
использовать меня в интересах своей конюшни. Просперо Дженкс скоро будет
наседать по поводу бриллиантов для своей "фантазии",  а  предоставленная
банком ссуда зависла точно грозовая туча и омрачала мои мысли.
   Гревил покоился в гробу. Он вовсе не планировал, чтобы все  случилось
именно так.
   "Благородный человек",  -  думал  я,  мысленно  повторяя  строки  его
молитвы, поскольку они,  казалось,  полностью  соответствовали  моменту.
"Пусть я буду чист от бесчестных помыслов. Пусть мужество  не  оставляет
меня в моих поступках.  Пусть  обретет  смирение  душа  моя".  Не  знаю,
насколько ему удалось последнее, мне это пока было недоступно.

***

   Монотонный голос священника смолк. Сотрудник крематория, сняв с гроба
цветы и венок, положил их  на  пол,  и  под  скрип  и  жужжание  машины,
показавшиеся  громкими  в  наступившей  тишине,  гроб  двинулся  вперед,
скрываясь из виду, направляясь в объятия пламени.
   "Прощай, дружище, - мысленно сказал я. - Прощай - правда,  теперь  ты
со мной больше, чем когда-либо прежде".
   Я вышел на улицу; воздух был холодным и чистым. Поблагодарив  всех  и
расплатившись, я договорился,  чтобы  все  цветы  отправили  в  больницу
святой  Екатерины,  что,  похоже,   было   необременительно.   Сотрудник
крематория отдал мне срезанные с цветов карточки и спросил, каковы будут
пожелания относительно урны  с  прахом  брата.  У  меня  вдруг  возникло
идиотское желание рассмеяться, но, посмотрев на  его  скорбное  лицо,  я
понял, что это было бы в высшей степени неуместно.  Вопрос  о  том,  что
делать с прахом, всегда приводил меня в замешательство.
   Он терпеливо ждал моего решения.
   - Если у вас есть высокий куст красных роз, - наконец сказал я, - мне
кажется, было бы неплохо, если бы  вы  посадили  его  к  другим  розовым
кустам и положили туда прах.
   Заплатив за розовый куст, я вновь поблагодарил его и немного подождал
Брэда, который вернулся с откровенно самодовольной улыбкой.
   - Я нашел ее, - заявил он.
   - Что? - спросил я, все еще думая о Гревиле.
   - Тачку твоего брата.
   - Не может быть!
   Он кивнул, невероятно довольный собой.
   - Где?
   Брэд не ответил. Он подождал, пока я усядусь, и с торжественным видом
привез меня в центр города, остановившись  метрах  в  трехстах  от  того
места,  где  рухнули  строительные  леса.  Затем  со  свойственной   ему
скупостью  жестов  и  слов  указал   на   площадку   рынка   подержанных
автомобилей,  где  под   трепыхавшимися   на   ветру   флажками   стояли
предлагаемые машины с намалеванными белой  краской  на  лобовых  стеклах
ценами.
   - Неужели одна из них? - недоверчиво спросил я.
   Брэд булькнул - нельзя назвать иначе этот гортанный звук,  выражавший
удовольствие.
   - Сзади, - пояснил он.
   Он вкатил на площадку, проехал позади машин, куда-то  свернул,  и  мы
очутились  перед  широко   открытыми   воротами   гаража,   на   которых
предлагались услуги по ремонту, замене масла, техосмотру, а также висела
табличка "Туалет". Взяв "машиноискатель", Брэд высунул  его  в  открытое
окошко, нажал на  красную  кнопку,  и  где-то  в  темных  недрах  гаража
замигали фары и раздался пронзительный свист.
   На  улицу  выскочил  сердитый  механик  в  промасленном  комбинезоне,
сообщивший мне, что заведует этим гаражом и будет рад  посмотреть  вслед
этому "Роверу-3500", а также что я  должен  ему  за  недельную  стоянку,
помимо чистки свечей зажигания двигателя V8, плюс доплату за причиненные
неудобства.
   - Какие неудобства?
   - Вместо положенного часа  машина  простояла  здесь  неделю,  занимая
место, и, кроме того, от этого свистка у меня  сегодня  трижды  чуть  не
лопнули барабанные перепонки.
   - Трижды? - удивился я.
   - Раз - сегодня утром, еще дважды - днем. Этот  человек  уже  побывал
здесь. Он сказал, что привезет нового владельца "Ровера".
   Брэд, довольный, посмотрел на меня. Похоже,  "машиноискатель"  сделал
для нас сегодня утром то, что от него требовалось:  виноваты  были  наши
глаза и уши, не увидевшие  и  не  услышавшие  ничего,  поскольку  машина
стояла не на виду.
   Я попросил механика выписать счет  и,  выбравшись  из  своей  машины,
подошел к автомобилю Гревила. Дверцы "Ровера" открывались,  но  багажник
был заперт.
   - Вот, - сказал мастер, протягивая мне квитанцию и ключи зажигания. -
Багажник не открывается.  Какой-то  мудреный  замок.  Сделан  на  заказ.
Чертовщина.
   Желая его утихомирить, я дал ему кредитную карточку, и он отнес ее  в
свой похожий на конурку офис.
   Я посмотрел на "Ровер".
   - Сможешь его вести? - спросил я Брэда.
   - Да, - угрюмо ответил он.
   Улыбнувшись, я вытащил из кармана ключи Гревила, чтобы проверить,  не
подходит ли какой-нибудь  к  багажнику;  и  один  из  них  действительно
подошел, что вызвало у меня вздох облегчения. По его  виду  трудно  было
предположить, что он имеет хоть какое-то отношение к машине. "Он  больше
напоминает ключ от сейфа",  -  подумал  я.  Открывшийся  замок  оказался
сложным, сделанным  из  стали.  Все  это  было  в  духе  Гревила:  после
приключений с его "Порше" мерам безопасности  отводилась  первоочередная
роль.
   Тщательно хранимое богатство состояло из дорогого  на  вид  комплекта
клюшек для гольфа с тележкой и набором новых мячей, большого коричневого
конверта, небольшого дорожного чемоданчика с пижамой,  чистой  рубашкой,
зубной щеткой и кремом для бритья в  ярко-красной  баночке,  переносного
телефона, подобного моему, персонального компьютера, портативного  факса
с начатой упаковкой бумаги, коробочки из полированного дерева, в которой
лежали  изящные  медные  весы  с  легким,   как   пушинка,   разновесом,
противоугонного замка, закреплявшегося на руле, и тяжелого, сложного  на
вид  оранжевого  приспособления  -  я  вспомнил,  как  Гревил  увлеченно
рассказывал о том, что его нужно  подсовывать  под  сдутую  шину,  чтобы
можно было таким образом добраться до гаража,  а  не  менять  колесо  на
обочине.
   - О Боже, - сказал Брэд, глядя на все это хозяйство, и  подошедший  с
бумагами мастер, видимо, тоже оценил необходимость надежного запора.
   Закрыв багажник, я вновь запер его, как наверняка сделал  бы  Гревил,
затем сунул голову в машину и окинул взглядом салон, обратив внимание на
некоторый беспорядок, никак не сочетавшийся  с  привычной  аккуратностью
брата: спички, квитанции платных стоянок, голубые солнцезащитные очки  и
целлофановый пакетик с бумажными салфетками. Из кармана дверцы  водителя
небрежно торчала какая-то карта.
   Я вытащил ее. Это была карта Восточной Англии. Дорога от  Лондона  до
Ипсуича была жирно выделена черным  цветом,  и  сбоку  были  перечислены
другие  нужные  магистрали.  Я  с  интересом  отметил,  что  маршрут  не
заканчивался в Ипсуиче, а продолжался до Хариджа.
   Расположенный на берегу Северного моря,  Харидж  был  портом,  откуда
ходил паром Харидж -  Хукван-Холланд.  Это  была  такая  же  исторически
известная переправа, как Дувр - Кале или Фолкстон - Остенде. Я не  знал,
ходил ли все еще паром из Хариджа, но