хотя  он
уже спускался часов в пять посмотреть на машину и удостоверился, что это
точно машина Фредди. Бросил на заднее сиденье  его  пальто.  Вернулся  к
себе, встал на колени, закинул руку Фредди себе на шею, стиснул  зубы  и
поднял его. Пошатываясь, толчками передвинул тяжелую ношу повыше. Он уже
поднимал сегодня Фредди,  чтобы  проверить,  по  силам  ли  ему  это,  и
оказался  в  состоянии  пройти  не  больше  двух   шагов   по   комнате,
придавленный тяжестью гигантской туши; сейчас Фредди был так  же  тяжел,
но разница заключалась в том, что теперь его -  никуда  не  денешься!  -
обязательно надо было вытащить из квартиры. По квартире Том тащил Фредди
волоком, так было чуть легче. Потом вытащил  труп  на  лестницу,  локтем
захлопнул  дверь  и  начал  спускаться.  На  середине  ближайшего  марша
остановился, услышав, что кто-то выходит из квартиры  на  втором  этаже.
Том подождал, пока этот человек не спустился вниз и не вышел из парадной
двери, потом медленно пошел дальше. На голове у Фредди была шляпа Дикки,
которая скрывала слипшиеся от крови волосы. Перед выходом Том целый  час
накачивался смесью джина и перно, приведя себя  таким  образом  в  точно
рассчитанную стадию опьянения; он еще мог двигаться свободно и  уверенно
и при этом обрел смелость и даже безрассудство,  достаточное,  чтобы  не
дрогнув идти на риск. Уже с самого начала он заведомо пошел  на  риск  -
могло случиться самое худшее, а именно - что он  просто-напросто  рухнет
под тяжестью Фредди, не донеся его до машины. Он поклялся, что  ни  разу
не остановится передохнуть. Он и не остановился. Никто больше не выходил
из квартир, никто не входил в парадную дверь. В долгие часы ожидания Том
изощрялся, воображая всякие неприятные неожиданности: синьора Буффи  или
ее супруг выйдут из своей  квартиры  в  то  самое  мгновение,  когда  он
спустится до конца лестницы, или он сам упадет в обморок, и их с  Фредди
обоих найдут растянувшимися на лестнице, или он  опустит  Фредди,  чтобы
передохнуть, а потом не сможет снова поднять его. Том воображал все  это
с такой силой, мучаясь в своей квартире на  верхнем  этаже,  что,  когда
спустился по лестнице до самого низа и ничего такого не  произошло,  ему
показалось,  что  он  спустился  с  помощью   какого-то   волшебства   с
удивительной легкостью, несмотря на тяжелую ношу.
   Он  выглянул  наружу  через  стекло  двойной  парадной  двери.  Улица
выглядела обычно: прохожий шел по тротуару на  противоположной  стороне,
но ведь всегда кто-нибудь да  идет  по  тротуару  с  той  или  с  другой
стороны. Он приоткрыл первую дверь одной рукой,  ногой  распахнул  ее  и
протащил тело Фредди. В тамбуре между дверьми переложил Фредди на другое
плечо и на миг преисполнился гордым сознанием своей физической силы.  Но
тут же ошеломила боль, с которой отходила  от  напряжения  освобожденная
рука. Эта рука слишком устала даже для того, чтобы обхватить  труп.  Том
еще сильнее стиснул зубы и, шатаясь, ударяясь бедром о каменные  перила,
преодолел четыре ступеньки крыльца.
   Еще один  прохожий,  приблизившись,  замедлил  шаг,  будто  собираясь
остановиться, но Том продолжал путь.
   Если кто-нибудь подойдет, Том  дыхнет  ему  в  лицо  таким  перегаром
перно, что всякая причина спрашивать,  в  чем  дело,  отпадет.  Черт  бы
побрал их всех... Черт бы побрал их всех...  Черт  бы  побрал  их  всех,
повторял про себя  Том,  неровным  шагом  сходя  с  тротуара.  Прохожие,
безобидные прохожие. Теперь их было четверо. Но двое даже  не  взглянули
на него. Он  остановился,  пропуская  машину.  Затем,  сделав  несколько
быстрых шагов, просунул голову и  одно  плечо  Фредди  в  открытое  окно
"фиата"  и,  подпирая  тело  Фредди  своим  собственным,  переводя  дух,
огляделся в свете фонаря на другой  стороне,  всмотрелся  в  тени  перед
своим домом.
   Тут младший отпрыск Буффи выбежал из парадного и пустился  бежать  по
тротуару, не взглянув в сторону Тома. Потом  прохожий  пересек  улицу  в
двух шагах от машины, лишь мельком и с  легким  удивлением  взглянув  на
согбенную фигуру Фредди, которая сейчас выглядела почти естественно, как
если бы тот наклонился к кому-то  в  машине,  разговаривая  с  ним,  вот
только совсем естественно она все-таки не выглядела, и Том это знал.  Но
к счастью, мы в Европе, подумал он.  Здесь  никто  никому  не  помогает,
никто не суется не в свое дело. Будь мы в Америке...
   - Могу я вам помочь? - раздался вопрос по-итальянски.
   -  Нет-нет,  спасибо,  -   ответил   Том   по-итальянски   с   пьяной
жизнерадостной улыбкой. И добавил невнятно по-английски:
   - Я знаю, где он живет.
   Прохожий кивнул, тоже улыбнулся и пошел своей дорогой. Высокий  худой
мужчина в плаще, с непокрытой головой, усатый. Том надеялся, что он  все
забудет. Или запомнит только машину. Том перевалил Фредди в  машину,  на
сиденье рядом с водительским. Надел коричневые кожаные перчатки, которые
заранее сунул в карман пальто. Вставил ключ Фредди  в  замок  зажигания.
Стартер послушно заработал, и машина тронулась  с  места.  Спустились  с
холма к Виа Венето, миновали Американскую библиотеку,  площадь  Венеции.
Проехали мимо балкона, с которого Муссолини произносил свои  речи,  мимо
гигантского памятника Виктору  Эммануилу,  через  Форум,  мимо  Колизея.
Великолепный осмотр достопримечательностей Рима, который Фредди,  однако
же, совсем не оценил. Похоже было, будто Фредди заснул на своем сиденье,
как, бывает, засыпают люди, которых утомили достопримечательности.
   Старая Аппиева дорога протянулась перед Томом,  серая  и  древняя,  в
мягком свете редких фонарей. Черные обломки гробниц возвышались  по  обе
ее стороны, вырисовываясь на фоне еще не совсем темного неба. И  все  же
тьмы было больше, чем света. Почти никакого движения, только одна машина
ехала навстречу. Не  многие  выберут  такую  тряскую,  плохо  освещенную
дорогу  в  январе  после  наступления  темноты.  Разве  что   любовники.
Разминувшись со встречной машиной,  Том  стал  осматриваться  в  поисках
подходящего места.  Хотел  положить  Фредди  позади  красивой  гробницы.
Увидел впереди три или четыре дерева у самого края дороги,  а  за  ними,
несомненно, склеп или остаток  склепа.  Поравнявшись  с  деревьями,  Том
свернул с дороги и выключил фары.
   Немного подождал, вглядываясь то в один, то  в  другой  конец  прямой
безлюдной дороги.
   До той поры Фредди был податлив, как резиновая кукла. Что там болтают
насчет rigor mortis? Том грубо  выволок
вялое тело, лицом в грязь, потащил за деревья и за  небольшую  развалину
гробницы, зазубренную полукруглую стену высотой чуть больше  метра.  Но,
подумал Том, возможно, это обломок патрицианского склепа, он  достаточно
хорош  для  этой  свиньи.  Том  ругался  последними  словами,  проклиная
уродство Фредди и его тяжесть, и вдруг пнул  его  ногой  в  челюсть.  Он
устал, устал  до  слез,  Фредди  Майлз  надоел  ему  до  тошноты.  Он  с
нетерпением ждал, когда наконец-то сможет отвязаться от  него  навсегда.
На ходу отметил, что земля сухая и твердая и на ней не останется следов.
Швырнул пальто рядом с трупом, быстро  повернулся,  нетвердо  зашагал  к
машине на онемелых ногах и развернул ее в сторону.
   Прежде чем отъехать, вытер рукой в перчатке внешнюю  сторону  дверцы,
чтобы уничтожить отпечатки  пальцев.  Это  было  единственное  место,  к
которому он прикасался до  того,  как  надел  перчатки.  Он  припарковал
машину на углу улицы, поворачивающей к Американскому агентству, напротив
ночного клуба "Флорида", и вышел, оставив ключи в замке. Бумажник Фредди
был все еще у него в кармане, хотя итальянские  деньги  он  переложил  в
свой собственный, а купюры в двадцать швейцарских  франков  и  несколько
австрийских шиллингов сжег у себя в квартире. Теперь он  вынул  бумажник
Фредди и, проходя мимо канализационной решетки, бросил его в щель.
   Он сделал только две ошибки, думал Том по дороге домой. Логично  было
бы, если бы грабители взяли и пальто, ведь пальто было хорошее, а  также
и паспорт, который остался в нагрудном кармане. Но не  всегда  грабитель
поступает  логично,  тем  более  итальянский.  Да  и  не  всякий  убийца
поступает  логично.  Мысленно  он  вернулся  к   разговору   с   Фредди.
"...Итальянский парнишка. Совсем молоденький". Кто-то выследил его, ведь
сам он ни одной живой душе не говорил, где живет. Как же он так оплошал!
Возможно,   двое-трое   мальчишек-рассыльных   знали   его   адрес,   но
мальчишка-рассыльный  не  пойдет  в  кафе  "Греко".  Как   же   он   так
опростоволосился! Том съежился под плащом. Он воображал смуглое  молодое
лицо парня, тяжело дыша идущего за ним  по  пятам,  оглядывающего  фасад
дома, куда вошел Том, чтобы запомнить, в каком окне  зажегся  свет.  Том
сгорбился и прибавил шагу, как будто убегал от маньяка.

Глава 17

   Около восьми утра Том  вышел  купить  газету.  Там  ничего  не  было.
Возможно, пока тело найдут, пройдет  не  один  день.  Вряд  ли  кто-либо
станет обходить со всех сторон не представляющую  исторической  ценности
гробницу  вроде  той,  позади  которой  он  положил  Фредди.   В   своей
безопасности Том был уверен, но чувствовал себя разбитым. Из-за тяжелого
похмелья шалили нервы, он не мог доделать ни одного из дел,  за  которые
брался, вплоть до того, что, не дочистив зубы, пошел проверить,  вправду
ли его поезд отправляется в десять тридцать, а не в десять  сорок  пять.
Поезд отправлялся в десять тридцать.
   К девяти он был полностью готов, одет, а  пальто  и  плащ  лежали  на
кровати. Он успел поговорить с  синьорой  Буффи,  сказав,  что  будет  в
отлучке не менее трех недель, а то и дольше. Синьора  Буффи  была  такая
же, как всегда, и ни словом не помянула вчерашнего американского  гостя.
Том пытался придумать такой поворот разговора, который позволил  бы  ему
как бы невзначай выяснить ее истинные мысли по поводу  вопросов  Фредди,
но не сумел и решил оставить это. Лучше считать, что все прекрасно.  Том
старался победить  похмелье  доводами  рассудка,  он  ведь  выпил  самое
большее три мартини и три перно. Он знал, что все дело в самовнушении  и
похмелье оттого, что он собирался  притвориться,  будто  много  выпил  с
Фредди. Этого не понадобилось, но он непроизвольно все еще притворялся.
   Зазвонил телефон, Том снял трубку и мрачно сказал:
   - Pronto.
   - Синьор Гринлиф? - спросил итальянский голос.
   - Да.
   - Qui paria la stazione polizia nomero ottantatre. Lei e un amico  dl
un'americano chi se chiama Fredderick Mee-Layse?
   - Фредерик Майлз?
   - Да, - сказал Том. Взволнованной скороговоркой полицейский объяснил,
что труп Фредерика Майлезе  найден  сегодня  утром  на  старой  Аппиевой
дороге, а синьор Майлезе вчера какое-то  время  был  в  гостях  у  него,
синьора Гринлифа, не так ли?
   - Да, именно так.
   - А в какое время?
   - Примерно с полудня до... ну, наверно, часов до пяти или  шести.  Не
помню точно.
   - Не будете ли вы любезны ответить на несколько вопросов?..  Нет,  не
трудитесь приезжать. Следователь приедет к вам.  Сегодня  в  одиннадцать
утра вас устроит?
   - Буду очень рад помочь, если смогу, - сказал Том, изобразив  голосом
подобающее волнение, - но не может ли следователь прийти  прямо  сейчас?
Мне необходимо уйти из дому в десять.
   В трубке прозвучало что-то вроде стона. Полицейский сказал,  что  это
вряд ли получится, но они  попробуют.  Если  им  не  удастся  прийти  до
десяти, они просят его не выходить из дому, это очень важно.
   - Va bene, - согласился Том и повесил трубку.
   Черт бы их побрал! Теперь он не попадет ни на поезд, ни на  теплоход.
Его самым горячим желанием было выбраться, покинуть Рим и эту  квартиру.
Он стал собираться с мыслями для разговора  со  следователем.  Все  было
очень просто, даже скучно. Он скажет истинную правду. Они выпили, Фредди
рассказывал о Кортино, они долго беседовали. Потом  Фредди  ушел,  может
быть слегка перебрав, зато в прекрасном настроении. Нет,  он  не  знает,
куда пошел  потом  Фредди.  Похоже,  на  вечер  у  него  было  назначено
свидание.
   Том пошел в спальню и поставил на  мольберт  картину,  которую  начал
писать несколько дней назад. Краски на палитре  все  еще  были  влажные,
потому что он держал палитру в тазу на кухне так, чтобы  на  нее  капала
вода. Он смешал  белую  и  голубую  краски  и  стал  наносить  мазки  на
серовато-голубое небо. Вообще-то картина была выдержана в любимых  Дикки
Гринлифом ярких  тонах  -  красновато-коричневом  и  кипенно-белом  -  и
изображала римский пейзаж: открывавшиеся из окна  крыши  и  стены.  Небо
было единственным отклонением, но зимой небо в Риме такое пасмурное, что
даже Дикки написал бы его серовато-голубым, а  не  цвета  электрик.  Том
нахмурил  брови,  как  всегда  хмурил  брови  Дикки  во  время   занятий
живописью.
   Телефон снова  зазвонил.  Том  вполголоса  выругался  и  пошел  снять
трубку.
   - Алло!
   -  Алло!  Это  Фаусто,  -  прозвучало  в  трубке,  -  come   sta? - И знакомый, бьющий ключом, неистовый молодой смех.
   - О-о, Фаусто! Спасибо, хорошо! Извини  меня,  -  продолжал  Том,  он
говорил по-итальянски голосом Дикки, в манере Дикки - смеясь  и  немного
рассеянно.  -  Я  пытаюсь  писать   картину...   попытка   с   негодными
средствами...
   Том старался говорить голосом Дикки, только что  узнавшего  о  гибели
своего друга Фредди, и вместе  с  тем  голосом  Дикки  в  обычное  утро,
выкладывающегося за работой.
   - Можно пригласить тебя на ленч? Мой поезд на Милан отходит в  четыре
пятнадцать.
   Том тяжело вздохнул, как вздыхал Дикки:
   - Я уезжаю в Неаполь. Да, прямо сейчас, через двадцать минут.
   Если удастся избежать встречи с Фаусто,  незачем  и  говорить  ему  о
звонке из полиции. Газеты сообщат новость об убийстве Фредди  не  раньше
полудня, а то и позднее.
   - Но я здесь! В Риме! Дай мне адрес!  Я  на  вокзале!  -  весело,  со
смехом кричал в телефон Фаусто.
   - Как ты узнал мой телефон?
   - Позвонил в справочное бюро. Там сказали, что  ты  не  даешь  своего
телефона, но я наплел целую историю, будто ты, мол, выиграл в лотерею  в
Монджибелло. Может, девица из справочного и не поверила,  по  на  размер
выигрыша я не поскупился. Дом, и корова, и колодец, и даже  холодильник.
Пришлось перезвонить три раза, по в конце концов она дала  мне  телефон.
Дикки, где ты живешь?
   - Это не важно. Мы бы встретились за ленчем, если бы мне не надо было
на поезд, но вот видишь...
   - Я помогу тащить вещи! Скажи, где ты живешь? Я приеду на такси, и мы
поедем вместе.
   - Не успеешь. Давай встретимся на  вокзале  через  полчаса.  Поезд  в
десять тридцать до Неаполя.
   - Договорились.
   - Как там Мардж?
   - A, innamorata di te!,  -  сказал,  смеясь,
Фаусто. - Ты собираешься встретиться с ней в Неаполе?
   - Да нет, не собираюсь.  Мы  увидимся  через  десять  минут,  Фаусто.
Сейчас мне надо спешить. Arrividerch.
   - До скорого, Дикки! Пока! - Он повесил трубку.
   Когда Фаусто увидит сегодняшние газеты, он поймет,  почему  Дикки  не
пришел на вокзал, а  до  того  будет  думать,  что  они  не  встретились
случайно. Возможно, Фаусто увидит газеты уже в полдень, ведь итальянская
пресса не упустит такой  сенсации  -  убийство  американца  на  Аппиевой
дороге. После разговора с  полицией  Том  поедет  в  Неаполь  на  другом
поезде, не раньше четырех, когда Фаусто уже не будет  на  вокзале.  И  в
Неаполе подождет следующего теплохода до Мальорки.
   Только бы Фаусто не выпытал в справочном бюро еще и его адреса  и  не
вздумал явиться сюда до четырех часов. Только бы Фаусто  не  ввалился  в
квартиру, когда здесь будет полиция.
   Том задвинул два чемодана под кровать, третий поставил в степной шкаф
и закрыл дверь. Он  не  хотел  наталкивать  полицию  на  мысль,  что  он
собирается вот-вот уехать. Но из-за чего он так волнуется? Вряд  ли  они
напали на след. Возможно, кто-нибудь из приятелей Фредди знал,  что  тот
собирается разыскать его вчера, вот и все. Том взял кисть и смочил ее  в
плошке со скипидаром. Пусть полицейские  видят,  что  он  не  так  уж  и
расстроен известием о гибели Фредди. Он даже в силах немного  поработать
в ожидании допроса, хотя одет был для выхода на улицу. Он же сказал  им,
что собирается уходить. Да, он приятель Фредди, по не слишком близкий.
   Синьора Буффи впустила  полицейских  в  половине  одиннадцатого.  Том
смотрел вниз с лестничной  площадки.  Они  не  остановились  расспросить
синьору Буффи. Том вернулся в квартиру. В  комнате  стоял  острый  запах
скипидара.
   Их было двое: постарше, в форме офицера, и помоложе, в форме рядового
полицейского. Тот, что постарше, вежливо поздоровался  и  попросил  Тома
предъявить паспорт. Том предъявил, и офицер перевел острый взгляд с  его
лица  на  фотокарточку  Дикки.  Никто  доселе  не  рассматривал  ее  так
пристально, и Том собрал волю в кулак, готовясь встретить опасность.  Но
ничего не произошло. Полицейский вернул  паспорт  с  легким  поклоном  и
улыбкой. Это был низенький человек средних лет, похожий на тысячи других
итальянцев средних лет, с густыми  с  проседью  бровями  и  коротенькими
густыми  черными  с  проседью  усами.  Он  не   выглядел   ни   особенно
сообразительным, ни безнадежно тупым.
   - Как его убили? - спросил Том.
   - Ударили по  голове  и  по  затылку  тяжелым  предметом,  -  ответил
полицейский, - и ограбили. Мы полагаем, что он был пьян, когда уходил от
вас вчера?
   - Да... немного. Мы с ним выпили. Мы пили мартини и перно.
   Полицейский записал это в  блокнот,  записал  и  время,  которое,  по
словам Тома, провел у него Фредди - примерно с полудня и  приблизительно
до шести.
   Полицейский помоложе с красивым бесстрастным  лицом  прогуливался  по
квартире, заложив  руки  за  спину.  С  рассеянным  видом  наклонился  к
мольберту, как будто был в музее и один.
   - Вы знаете, куда он собирался пойти от вас?
   - Нет, не знаю.
   - Но вы сочли, что он в состоянии вести машину?
   - Да, конечно. Он был пьян, но  вполне  мог  вести  машину.  Иначе  я
поехал бы с ним.
   Офицер задал еще один вопрос, и Том притворился, что не совсем понял.
Полицейский задал вопрос вторично, выбирая другие  слова,  и,  улыбаясь,
переглянулся со своим  подопечным.  Том  переводил  глаза  с  одного  на
другого,  немного  обиженно.  Полицейский  хотел  знать,   каковы   были
отношения между ним и Фредди.
   - Он был мой приятель, - сказал Том. - Не слишком близкий. Я не видел
его и не получал от него весточки  месяца  два.  Я  ужасно  расстроился,
когда сегодня утром услышал об этом несчастье. - Том придал своему  лицу
озабоченное выражение,  которое  должно  было  возместить  бедность  его
словаря. Кажется, он добился своей цели. Допрос был очень поверхностным,
а полицейские, похоже, собирались уйти через две-три минуты.
   - В котором часу его убили? - спросил Том.
   Полицейский все еще писал. Он поднял свои кустистые брови.
   - Очевидно, сразу же после того, как этот синьор ушел от вас,  потому
что, по мнению врачей, смерть наступила по меньшей мере двенадцать часов
назад, а может быть, и раньше.
   - В котором часу его нашли?
   - Сегодня на рассвете. Его нашли рабочие, которые шли по дороге.
   - Dio mio! - пробормотал Том.
   - Он не  говорил,  что  собирается  совершить  прогулку  по  Аппиевой
дороге?
   - Нет, - сказал Том.
   - Что вы делали вчера после того, как ушел синьор Майлезе?
   - Я оставался здесь, - сказал Том и широко повел руками,  как  сделал
бы Дикки, - а потом немного поспал. А попозже, в восемь или  в  половине
девятого, вышел прогуляться.
   Сосед по дому,  чьей  фамилии  Том  не  знал,  встретился  ему  вчера
примерно без четверти девять, когда он возвращался домой, и они  сказали
друг другу "добрый вечер".
   - Вы гуляли один?
   - Да.
   - А синьор Майлезе уехал отсюда один? Вы не знаете, он не собирался с
кем-нибудь встречаться?
   - Не знаю. Он ничего такого не говорил. Интересно, были ли  у  Фредди