егодня  утром,  сэр,  произошло еще одно изменение. Все боевые
операции  переданы  в ведение специальной службы. Генерал Шейскопф --
наш новый командующий.
    Генерал Пеккем пронзительно вскрикнул:
    - О боже! -- Обычная выдержка ему изменила, и он впал в истерику. --
Шейскопф  -- командующий? Шейскопф? -- Он в ужасе закрыл глаза руками.
--  Карджилл,  соедините  меня  с  Уинтергрином! Подумать только -- Шей-
скопф! О нет! Только не Шейскопф.
    Разом зазвенели все телефоны. В кабинет, козырнув, вбежал капрал:
    --   Сэр,   вас   хочет  видеть  капеллан  относительно  какой-то
несправедливости в эскадрилье полковника Кэткарта.
    --  Потом, потом! У нас у самих достаточно несправедливостей. Где
Уинтергрин?
    --  Сэр, у телефона генерал Шейскопф. Он желает немедленно говорить
с вами.
    --  Скажите  ему, что я еще не пришел. Боже милостивый! -- завопил
он,  только теперь полностью осознав, какая огромная беда свалилась на
него.  --  Шейскопф? Недоумок! Да я мог с кашей съесть этого болвана, а
теперь он -- мой начальник.О господи! Карджилл! Карджилл! Не оставляйте
меня. Где Уинтергрин?
    --  Сэр,  экс-сержант Уинтергрин у телефона, -- доложил капрал. -- Он
пытался пробиться к вам все утро.
    --  Генерал, я не могу связаться с Уинтергрином, -- заорал полковник
Карджилл. -- Его номер занят.
    Генерал Пеккем кинулся к другому телефону. Он весь взмок.
    -- Уинтергрин? Уинтергрин, вы слышали, что они наделали?
    -- Скажите лучше, что вы наделали, болван?
    -- Во главе всего поставили Шейскопфа!
    --  Это  все  вы  и ваши проклятые меморандумы! Все боевые операции
переданы  специальной службе! -- завопил Уинтергрин, охваченный паникой
и яростью.
    --  Неужели  это  из-за  моих  меморандумов? -- простонал генерал. --
Неужто мои меморандумы убедили их передать все под начало Шейскопфа? А
почему они не сделали меня командиром?
    --  Потому  что  вы  больше  не  состоите  в специальной службе. Вы
перевелись  на  другую  должность  и все оставили Шейскопфу. А знаете,
чего он хочет? Вы знаете, чего этот мерзавец от вас хочет?
    --   Сэр,  я  полагаю,  вам  бы  лучше  поговорить  с  генералом
Шейскопфом, -- умолял капрал дрожащим голосом. -- Он непременно хочет
с кем-нибудь поговорить.
    -- Карджилл, поговорите с Шейскопфом вместо меня. Я не в состоянии.
Выясните, что он хочет.
    Полковник  Карджилл  мгновение слушал генерала Шейскопфа и вдруг
побелел как полотно.
    --  Бог  мой!  --  закричал  он, и трубка выпала у него из рук. -- Вы
знаете,  что он хочет? Он хочет, чтобы мы маршировали. Он хочет, чтобы
мы все маршировали!

        38. Сестренка.

    Йоссариан  отказался  вылетать на задания и с пистолетом на боку
маршировал задом наперед. Он маршировал задом наперед, потому что то и
дело  оглядывался,  желая  убедиться,  что никто не крадется за ним по
пятам. Каждый звук за спиной заставлял его настораживаться, в каждом
прохожем  ему  мерещился  потенциальный  убийца.  Он  не снимал руки с
пистолета  и  улыбался одному лишь Заморышу Джо. Капитанам Пилтчарду и
Рену  Йоссариан  сказал,  что он свое отлетал. Капитаны Пилтчард и Рен
вычеркнули  его  имя из списка бомбардиров, назначенных на предстоящий
вылет, и доложили о случившемся в штаб полка.
    Подполковник Корн беззаботно рассмеялся.
    -- Он не желает летать? Что вы, черт побери, хотите этим сказать? --
спросил  он,  улыбаясь,  в  то  время  как  полковник Каткарт отошел в
дальний  угол  кабинета,  размышляя  над  роковым  смыслом  фамилии
"Йоссариан". -- Почему это он не желает?
    --  Его  друг  Нейтли  погиб  в катастрофе над Специей, Может быть,
поэтому.
    --  За  кого  он  себя  принимает?  За  Ахиллеса?  -- Литературная
аналогия  понравилась  подполковнику  Корну,  и он решил ее запомнить,
чтобы  при  случае   повторить  в присутствии генерала Пеккема. -- Он
обязан  летать  на  задания  хотя  бы  потому,  что у него нет другого
выбора.  Возвращайтесь  и  скажите ему, что, если он не передумает, вы
доложите о случившемся нам.
    -- Мы уже это ему сказали, сэр. Но он стоит на своем.
    -- А что говорит майор Майор?
    --  Он  не попадается нам на глаза. Такое впечатление, что он вовсе
исчез куда-то.
    --  Хорошо  бы  действительно  его...  исчезнуть,  -- проворчал из
своего  угла  полковник Кэткарт. -- Тем же способом, как они... исчезли
этого малого, по фамилии Данбэр.
    --  О,  есть  масса других способов управиться с майором Майором. --
самонадеянным тоном заверил его подполковник  Корн  и,  повернувшись к
Пилтчарду и Рену, продолжал: -- Для начала  будем  с  этим Йоссарианом
помягче. Пошлите его на пару дней отдохнуть  в  Рим. Может быть,смерть
того парня и вправду его немного травмировала.
    На самом деле смерть Нейтли не просто травмировала, а чуть было не
стоила  жизни Йоссариану, ибо, когда он сообщил тяжкую весть нейтлевой
девице,  та издала пронзительный, душераздирающий вопль и попыталась
зарезать его ножом для чистки картошки.
    --  Вruto! (' Зверь (итал.).) -- в припадке истерической ярости выла
она, а он, заломив ей руку за спину, выкручивал кисть до тех пор, пока
она не выронила нож. -- Вrutо! Вrutо! -- Свободной рукой она молниеносно
хлестнула  его по лицу, до крови расцарапав щеку, и злобно плюнула ему
в глаза.
    --  В  чем  дело?  --  завизжал  он  от жгучей боли и недоумения. Он
отшвырнул   ее   от   себя,  и  она  пролетела  через  всю  комнату  к
противоположной стене. -- Что ты от меня хочешь?
    Она  снова  набросилась  на него с кулаками и, прежде чем он успел
схватить  ее  за  запястья и заставить утихомириться, сильным ударом
разбила  ему губы. Волосы ее дико растрепались, из пылавших ненавистью
глаз  ручьями  бежали  слезы, но она, как одержимая, наседала на него.
Бешенство удесятеряло ее силы, а едва он пытался ей что-то объяснить,
она свирепо рычала, ругалась и визжала:
    "Вruto! Вruto!"
    Йоссариан  не  ожидал,  что  она  окажется  такой  сильной,  и  от
неожиданности  едва  устоял  на  ногах.  Ростом  она  была  примерно с
Йоссариана, и в течение нескольких жутких мгновений он был уверен, что
она  со  своей  безумной  решимостью  одолеет  его,  собьет  на  пол и
безжалостно  растерзает на части, - и все за какое-то гнусное преступ-
ление, которого он не совершал. Ему хотелось кричать о помощи. Наконец
она  ослабела  и  слегка  попятилась.  Воспользовавшись передышкой,
Йоссариан принялся клясться, что вовсе не повинен в смерти Нейтли. Она
снова  плюнула  ему  в  лицо,  и  он,  охваченный злостью и отчаянием,
брезгливо отпихнул ее.
    --  Что  тебе  от  меня  нужно?  --  завопил он с надрывом, в полном
смятении. -- Я его не убивал!

    Неожиданно  она  ударилась  в  слезы и этим поставила Йоссариана в
тупик.
    А  она  плакала  от  горя, глубокого горя, обессилевшая, покорная,
вовсе  позабывшая  о  Йоссариане.  Трогательная в своем несчастье, она
сидела,  низко опустив красивую, гордую, забубенную голову. Плечи ее
обмякли,   ярость  улетучилась.  Страдание  ее  было  неподдельным.
Громкие,  мучительные  рыдания душили и сотрясали ее. Она перестала
замечать  его,  он  ее  больше  не интересовал. Теперь он мог уйти без
всякого   риска.  Но  он  предпочел  остаться,  чтобы  утешить,  ее  и
поддержать.
    -- Ну пожалуйста, ну не надо, -- беспомощно бормотал он, обняв ее за
плечи  и  вспоминая  с  тоской  и болью, каким беспомощным и слабым он
чувствовал  себя  в  самолете,  когда они возвращались после налета на
Авиньон  и  Сноуден хныкал: "Мне холодно, мне холодно", а Йоссариан
Отвечал:  "Ну,  ну, не надо, ну, ну". И это было все, что он мог тогда
придумать. Вот и теперь, когда надо было ей посочувствовать, он только
твердил: "Ну пожалуйста, прошу тебя, ну не надо".
    Она  прислонилась  к  нему  и  лила  слезы  до  тех  пор,  пока не
обессилела настолько, что больше не могла плакать. Он вынул из кармана
носовой  платок, и тут она вдруг вцепилась ему в глаза обеими руками
и испустила победоносный вопль.
    Йоссариан, полуослепший, бросился вон из дома. Он был сыт по горло
этой   чудовищной,   абсурдной  схваткой.  Прохожие  бросали  на  него
удивленные взгляды. Он нервничал и прибавлял шагу, не понимая, что в
нем  привлекает всеобщее внимание. Он потрогал рукой саднящее место
на лбу, пальцы стали липкими от крови, и тогда он догадался. Он провел
платком  по лицу и шее. До какого бы места он ни дотронулся, на платке
появлялись  свежие  красные пятна. Все лицо кровоточило. Он поспешил в
здание  Красного Креста, поднялся по крутым беломраморным ступеням в
мужскую  уборную, там промыл свои бесчисленные раны, поправил воротник
рубашки и причесался. Никогда прежде ему не приходилось видеть столь
жестоко исцарапанной, избитой физиономии, как та, что смотрела на него
из зеркала. Но какого черта эта девка навалилась на него?

     Когда Йоссариан вышел из уборной, нейтлева девица дожидалась его,
притаившись в засаде. Йоссариан скатился по лестнице, выскочил из дома
и  три  часа  бегал  по  городу, разыскивая Заморыша Джо: ему хотелось
убраться  из  Рима прежде, чем она его снова настигнет. И только когда
самолет  поднялся,  он  почувствовал себя в полной безопасности. Но
едва  самолет  приземлился  на  Пьяносе,  Йоссариан увидел ее здесь.
Переодетая  в зеленый комбинезон механика, она дожидалась его с тем же
ножом  в руке как раз в том месте, где остановился самолет. Йоссариану
удалось  зашвырнуть  ее в самолет, а Заморыш Джо связался по радио с
контрольно-диспетчерским пунктом и запросил разрешение на полет в Рим.
В римском аэропорту они выгрузили нейтлеву девицу на рулежную дорожку,
и Заморыш Джо, не выключавший даже моторов, тут же взял курс обратно в
Пьяносу.  Когда  они  с  Заморышем  Джо  возвращались  в свои палатки,
Йоссариан   пристально   и   настороженно   всматривался   в  каждого
встречного. Заморыш Джо насмешливо взглянул на Йоссариана.
    --  Ты  уверен,  что  все  это  тебе не померещилось? -- спросил он,
немного замявшись.
    -- Померещилось? Ты же все время был со мной и только что сам отвез
ее в Рим.
     -- А может, мне тоже померещилось. Почему она хочет тебя убить?
    --  Я  ей  никогда  не нравился. То ли потому, что я перебил Нейтли
нос,  то ли потому, что, когда я сообщил ей о его гибели, ей не на ком
было выместить свою злобу. Как ты думаешь, она вернется?
    В  этот  вечер Йоссариан отправился в офицерский клуб и задержался
там допоздна. Возвращаясь к себе, он злобно косил глазами по сторонам.
Когда он подходил к своей палатке, в темноте у тропинки выросла чья-то
фигура.  Йоссариан  упал  в обморок. Очнувшись, он понял, что сидит на
земле. Он ожидал удара ножом и почти радовался, что этот смертельный
удар  наконец  принесет  ему  желанный покой. Но чьи-то дружеские руки
помогли ему встать. Это был пилот из эскадрильи Данбэра. -- Как дела? --
прошептал пилот.
    -- Прекрасно, -- ответил Йоссариан,
    -- Я видел, как ты упал, и подумал, что с тобой что-то стряслось.
    -- Мне стало плохо.
    --  В  нашей  эскадрилье  прошел слух, будто ты отказался летать на
задания.
    -- Верно.
    --  А  потом  к  нам  заходили  из штаба полка и сказали, что слухи
неверны и что ты просто дурачишься.
    -- Вранье.
    -- Как ты думаешь, они отпустят тебя подобру-поздорову?
    -- Не знаю.
    -- Как ты думаешь, они не отдадут тебя под суд за дезертирство?
    -- Не знаю.
    --  Ну,  будем  надеяться, что они тебя отпустят, -- сказал пилот из
эскадрильи  Данбэра, скрываясь в тени кустарника. -- Держи меня в курсе
дела.
    Несколько  секунд  Йоссариан  смотрел  ему вслед, а затем двинулся
дальше, в свою палатку.
    --  Тссс!  --  послышался  шепот. Впереди, шагах в пяти, прятался за
деревом Эпплби. -- Как дела?
    -- Прекрасно, -- сказал Йоссариан.
    --  Говорят,  тебя  собираются  судить  за дезертирство перед лицом
неприятеля.  Но по-моему, они на это не пойдут, поскольку они не могут
быть  уверены,  что им удастся состряпать против тебя дело. Да и перед
новым  командованием выступать с таким делом невыгодно. Кроме того, ты
ходишь  в  знаменитостях,  поскольку  дважды  зашел на цель у Феррары,
Сейчас  ты,  пожалуй,  первый  герой во всем полку, так что, по-моему,
можешь быть спокоен: они блефуют, и только.
    -- Спасибо, Эпплби.
    -- Мне просто хотелось тебя предупредить. Поэтому-то я и заговорил
с тобой.
    -- Я это ценю.
    Эпплби застенчиво поковырял землю носком ботинка.
    -- Мне жаль, Йоссариан, что мы подрались тогда, в офицерском клубе.
    -- Ничего. Все в порядке.
    --  Но  ведь не я затеял драку. Я уверен, не ударь Орр меня по лицу
ракеткой -- ничего бы не было. Зачем он это сделал?
    -- Потому что ты у него выигрывал.
    -- А разве неясно было, что я у него выиграю? И разве это повод для
драки?  Правда, сейчас, когда он погиб, по-моему, уже неважно, лучший
я игрок в пинг-понг или нет.
    -- Я тоже так думаю.
    --  И мне очень жаль, что мы подняли тогда такой шум из-за таблеток
атабрина  по  дороге в Европу... Если тебе хочется подцепить малярию --
дело твое.
    -- Ладно, это все ерунда, Эпплби.
    -- Ты знаешь, я сказал подполковнику Корну и полковнику Кэткарту,
что,  по-моему, они не должны заставлять тебя летать на задания, раз
ты не хочешь, а они сказали, что не ожидали от меня такого заявления.
    Йоссариан грустно улыбнулся:
    -- Да уж держу пари, что от тебя они этого не ждали.
    -- Ну и пусть, мне все равно. Черт возьми, ты сделал семьдесят один
вылет.  Этого  вполне  достаточно.  Как  ты думаешь, они отпустят тебя
подобру-поздорову?
    -- Не думаю.
    --  Но  ведь,  если они тебя отпустят, им придется и нас отпустить.
Верно?
    -- Вот поэтому-то они и не отпустят меня подобру- поздорову.
    -- Как ты думаешь, что они предпримут?
    -- Не знаю.
    -- А не могут они отдать тебя под суд?
    -- Не знаю.
    -- Боишься?
    -- Ага.
    -- А летать еще будешь?
    -- Нет.
    -- Ну ничего. Думаю, все обойдется, -- убежденно прошептал Эпплби. --
Надеюсь.
    -- Спасибо, Эпплби.
    --  Эй!  --  окликнул Йоссариана приглушенный повелительный голос,
едва лишь скрылся Эпплби. За невысоким, облетевшим кустарником, росшим
за палаткой, присев на корточки, прятался Хэвермейер.
    -- Как дела? -- спросил он, когда Йоссариан подошел к нему.
    -- Прекрасно.
    -- Летать собираешься?
    -- Нет.
    -- А если заставят?
    -- Все равно -- нет.
    -- Боишься?
    -- Ага.
    -- А под суд тебя не отдадут?
    -- Да уж, наверное, попытаются.
    -- Майор Майор куда-то пропал.
    -- Они его... исчезли?
    -- Не знаю.
    -- А что ты будешь делать, если они надумают и тебя... исчезнуть?
    -- Постараюсь им помешать.
    --  А  не  предлагали они тебе какую-нибудь сделку или что-нибудь в
этом роде при условии, что ты будешь продолжать летать?
    --  Пилтчард  и  Рен  предлагали устроить, чтобы я летал только "за
молоком".
    Хавермейер оживился:
    --  Послушай,  это вроде бы неплохая сделка. Лично я согласился бы.
Держу пари, что ты ухватился за это предложение.
    -- Отказался.
    -  Ну  и  глупо.  --  На  вялой,  туповатой  физиономии Хэвермейера
появилось  сосредоточенно-хмурое выражение. -- Послушай, парень, а ведь
Пилтчард  и  Рен поступают несправедливо по отношению ко всем нам. Ты,
значит,  будешь летать только "за молоком", а мы, выходит, выполняй за
тебя опасные задания? Так, что ли, получается?
    -- Так.
    --   Послушай,  мне  это  не  нравится,  --  воскликнул  Хэвермейер,
поднимаясь  с  земли  и с оскорбленным видом подбочениваясь. - Мне это
совсем  не  нравится.  Они  собираются  подложить  мне шикарную свинью
только  потому,  что  ты струсил, как желтопузая крыса, и не хочешь
летать на задания.
      --  Разбирайся  с  ними  сам!  --  сказал Йоссариан и настороженно
потянулся к пистолету.
    --  Да  нет,  я  против тебя ничего не имею, -- сказал Хэвермейер, --
хота  и любви особой к тебе не питаю. Знаешь, я ведь тоже не больно-то
радуюсь,  что  надо  отлетать  еще  столько  заданий.  Нет,  ли какого
способа, чтобы и мне избавиться от них?
    Йоссариан иронически хмыкнул и сказал шутя;
    -- Нацепи кобуру с пистолетом и маршируй со мной.
    Хэвермейер задумчиво, покачал головой:
    -  Нет,  на  это  я  пойти  не могу. Если я проявлю трусость, то
навлеку  позор  на жену и малыша. Трусов никто не любит. А кроме того,
мне  хочется,  чтобы  после войны меня оставили в резерве. Резервистам
платят пятьсот долларов в год.
    -- Ну тогда придется летать.
    -- И я так думаю. Послушай, а как по-твоему, есть надежда, что тебя
освободят от боевых полетов и отправят домой?
    -- Нет, не думаю.
    --На  если  тебя  освободят и разрешат взять кого- нибудь с собой в
Штаты,  может,  возьмешь меня? А? Таких, как Эпплби, ты не бери. Лучше
возьми меня.
    --  Но какого дьявола они станут еще мне предлагать кого-то брать с
собой?
    --  Мало  ли что. Но, если все-таки тебе предложат, ты помни, что я
просился  первым.  Не  забудешь?  И сообщай мне, как идут дела. Я буду
ждать  тебя  здесь, в кустах, каждый вечер. Если они тебя не прижмут к
ногтю, я, может, тоже брошу летать. Договорились?
    Весь  следующий  вечер  люди  то  и дело выныривали из темноты: их
интересовало,  как  у  него  идут  дела.  Ссылаясь на тайное родство и
приятельские  отношения,  о  существовании которых он прежде даже не
догадывался,  они  упрашивали  его,  чтобы он по секрету сообщил им
последние  новости.  Когда  он проходил по лагерю, летчики, которых он
едва  знал,  появлялись  как из-под земли и спрашивали, как дела. Даже
летчики  из  других  эскадрилий поодиночке прокрадывались под покровом
темноты  и  выныривали, перед носом Йоссариана. После захода солнца,
куда бы он ни направлял свои стопы, кто-то уже лежал в засаде, готовый
вынырнуть   из   темноты  в  спросить,  как  дела.  Люди сваливались
ему на голову с деревьев, выскакивали из кустов, земляных щелей,
зарослей бурьяна, из-за палаток, вылезали из-под машин. Даже один  из
его соседей по палатке вынырнул из темноты и прошептал: "Как дела?",
причем  умолял  Йоссариана  не  говорить  другим  обитателям палатки,
что он выныривал из темноты. Завидев очередную притаившуюся фигуру,
шепотом  приглашающую его подойти поближе, Йоссариан хватался за
пистолет, опасаясь, что шипящая тень коварно обернется нейтлевой
девицей  или,  того  хуже, хмурым представителем законной власти,
который  излупит  его  дубинкой до потери сознания. Похоже было на то,
что  власти собирались предпринять что-нибудь в этом духе. Они явно не
намеревались  предавать  его  военно-полевому  суду за дезертирство
перед  лицом  неприятеля,  потому  что до лица ближайшего неприятеля
было  ни  много  ни  мало -- сто тридцать пять миль. Кроме того, именно
Йоссариан  разнес  вдребезги  мост  у  Феррары при вторичном заходе на
цель.  (При  этом погиб Крафт. Когда Йоссариан пересчитывал покойников
из  числа  знакомых,  он  всегда забывал приплюсовать Крафта.) Но ведь
какие-то  меры  они  были  обязаны  применить к нему, и вся эскадрилья
мрачно ждала, что на Йоссариана обрушатся адские кары.
    Днем  Йоссариана  избегали  все,  даже Аарфи. Йоссариан понял, что
люди  на  виду, средь бела дня, -- это одно, а в одиночку, под покровом
темноты,  --  совсем  другое.  Впрочем, это его мало заботило. Когда он
маршировал  задом  наперед,  с  рукой  -- на пистолете, его куда больше
волновало,  как  и  чем  его  будут  стращать, умасливать и соблазнять
капитаны   Пилтчард  и  Рен  после  очередного  срочного  совещания  с
полковником  Кэткартом  и  подполковником Корном. Заморыш Джо часто
отлучался  из части, и капитан Блэк был единственным, кто разговаривал
с Йоссарианом. Приветствуя его, он неизменно называл Йоссариана старым
мешком  с  костями  . В конце недели капитан Блэк вернулся  из  Рима
и  сообщил Йоссариану, что нейтлева девица куда-то пропала.  Сердце
Йоссариана  защемило,  он  почу