мог  позволить  себе  быть в высшей
степени  циничным)  он  выпроводил  могучих  стражей  и  уставился  на
Йоссариана.  Его  глаза  за  квадратными  стеклами  очков  без  оправы
блестели веселой хитрецой. -- В конце концов, мы не можем отправить вас
домой  за то, что вы отказались летать на задания, а остальных держать
здесь, на войне. Вряд ли это будет справедливо по отношению к ним.
    -  Да,  черт  побери,  вы правы!  -  выпалил полковник Кэткарт. Он
вперевалку  расхаживал  взад-вперед,  сопя и пыхтя, словно разъяренный
бык. -- Я связал бы его по рукам и ногам, швырнул бы в самолет и силком
заставил летать на каждое задание. Вот как бы я поступил.
    Подполковник  Корн жестом попросил полковника Кэткарта помолчать
и улыбнулся Йоссариану.
    --  Вы,  знаете  ли, заварили кашу, которую приходится расхлебывать
полковнику  Кэткарту, -- заметил он добродушно, будто вся эта история
нисколько его не огорчала.
    -- Люди недовольны, боевой дух упал. И все -- по вашей вине.
    --  Нет,  по  вашей,  --  парировал  Йоссариан. -- Из-за того, что вы
увеличили норму вылетов.
    --  Нет,  по вашей, -- возразил подполковник Корн. -- Из-за того, что
вы  отказались  выполнять  норму.  Пилоты  выполняли  столько заданий,
сколько  мы требовали, и были вполне довольны жизнью, потому что у них
не было иного выбора. Теперь вы им подали идею, пробудили в них разные
надежды,  и  они  почувствовали  себя  несчастными.  Так что вы кругом
виноваты.
    -- Разве он не знает, что война еще продолжается? -- угрюмо спросил
полковник  Кэткарт, не глядя на Йоссариана. Тяжелыми шагами он мерил
кабинет.
    --   Знает,   конечно,  --  ответил  подполковник  Корн.  --  Я  даже
подозреваю, что именно по этой причине он и отказывается летать.
    -- Выходит, ему безразлично -- идет война или нет?
    --  Может  быть,  вспомнив  о  том,  что  война  продолжается, вы
откажетесь   от   своего   решения?   --   с  иронической  серьезностью
полюбопытствовал   подполковник   Корн,   передразнивая  полковника
Кэткарта.
    -- Нет, сэр, -- с лукавой усмешкой ответил Йоссариан:
    он уловил тон подполковника Корна.
    --  Ах,  вот этого-то я и опасался, -- заметил подполковник Корн с
притворным  вздохом  и,  сцепив  руки,  удобно  положил  их  на  свою
обширную,  сверкающую,  загорелую лысину. -- А ведь, знаете, откровенно
говоря, мы относились к вам не так уж плохо. Мы вас кормили, вовремя
выдавали жалованье, наградили орденом и даже сделали вас капитаном.
    --  Я  никогда  бы  не  дал  ему  капитана!  -- с горечью воскликнул
полковник  Кэткарт.  --  Я отдал бы его под суд, еще когда он наложил в
штаны во время налета на Феррару и дважды зашел на цель.
    --  Я  вам говорил, чтобы вы его не повышали, -- сказал подполковник
Корн, -- но вы меня и слушать не захотели.
    --  Нет  уж,  простите,  это вы меня убедили повысить его в звании.
Разве не так?
    -- Я доказывал вам, что не надо его повышать. А вы все-таки меня не
послушались.
    -- Если бы вы так сказали, я бы послушался.
    --  Вы  никогда  меня не слушаете, -- твердил подполковник Корн. --
Потому-то мы и торчим с вами в этой дыре.
    --  А-а,  ладно,  ерунда. Не будем толочь воду в ступе. -- Полковник
Кэткарт  засунул  руки  в  карманы  и,  ссутулясь, отвернулся. -- Чем
пикироваться со мной, подумайте-ка лучше, что нам делать с ним.
    --  Боюсь,  что  нам придется отправить его домой. - И торжествующе
хихикнув,  подполковник Корн повернулся к Йоссариану: -- Ну, Йоссариан,
для  вас  война  окончилась.  Мы  намерены  отправить  вас  домой. Вы,
конечно, сами понимаете, что этого не заслужили, и это как раз одна из
причин,  почему я не возражаю против вашей отправки. Мы решили вернуть
вас   в   Штаты,  поскольку  любой  другой  вариант  будет  еще  более
рискованным. Мы разработали одну небольшую сделку и предлагаем...
    --  Какую  сделку?  --  насторожился  Йоссариан.  Подполковник  Корн
откинул голову и расхохотался:
    -- О, сделка преподлейшая. На этот счет можете не заблуждаться. Но,
по-моему, она вас вполне устроит.
    -- Ну, это еще надо посмотреть.
    --  Устроит,  нисколько  не  сомневаюсь, хотя сделка, скажем прямо,
вонючая.  Да, кстати, вы никому из пилотов не говорили, что отказались
летать на задания?
    -- Нет, сэр, не говорил, - поспешно заверил его Йоссариан.
    Подполковник Корн одобрительно кивнул:
    -- Превосходно. Мне нравится, как вы лихо лжете. Вы далеко пойдете,
если направите свое честолюбие на что-нибудь стоящее.
    --  А  известно  ли  ему, что война еще не кончена? -- завопил вдруг
полковник Кэткарт и энергично продул мундштук.
    --  Не  сомневаюсь, что известно, -- язвительно ответил подполковник
Корн,  --  поскольку  вы уже задавали ему этот вопрос. -- Страдальческой
гримасой  подполковник  Корн  дал  понять  Йоссариану,  как  тяжко ему
приходится с этим Кэткартом. Темные глаза Корна искрились нагловатой
хитрецой.  Упершись  обеими  руками  в  край  письменного стола, он
приподнял свои пухлые ляжки и уселся поглубже и поудобнее.Его короткие
ножки болтались, не доставая до пола,  а  ботинки  слегка  постукивали
по желтой тумбе дубового стола.
Линялые  коричневые носки без подвязок вялыми кольцами сползали ниже
лодыжек -- удивительно тоненьких и беленьких.
    --  А  знаете, Йоссариан, -- дружески заговорил подполковник Корн,
будто   осененный   неожиданной   мыслью,  которая  показалась  ему
одновременно и смешной и верной,--  по  правде  говоря,  я  отчасти
даже восхищаюсь вами. Вы умный человек  с сильным характером, и вы
отважились на исключительно смелый поступок.  А  я  -- человек умный,
но бесхарактерный. Кто же лучше меня может оценить ваш поступок?
    --  Сейчас очень тяжелый момент, -- обиженным тоном заявил полковник
Кэткарт  из  дальнего  угла  кабинета,  совершенно не обращая никакого
внимания на подполковника Корна.
    --  Момент в самом деле трудный, -- согласился подполковник Корн и
миролюбиво  кивнул. - Только что сменилось вышестоящее командование, и
мы  можем  предстать в весьма неблагоприятном свете перед генералами
Шейскопфом и Пеккемом. Вы это хотели сказать, полковник?
    -- Неужели он начисто лишен патриотизма?
    -- Неужели вы не хотите сражаться за родину? -- спросил подполковник
Корн, пародируя резкий и самодовольный  тон  полковника  Кэткарта.
-- Неужели вам жаль отдать свою молодую жизнь за полковника Кэткарта и
за меня?
    Удивленный  и встревоженный словами подполковника Корна, Йоссариан
весь так и напрягся.
    --  Что-что?  --  воскликнул  он..-- А какое отношение вы и полковник
Кэткарт имеете к родине? Родина -- это одно, а вы -- это совсем другое.
    --  Но  как  можно  разделять  нас? -- спокойно, без тени возмущения
спросил  подполковник  Корн:  он  продолжал  паясничать, издеваясь над
полковником Кэткартом.
    --  Верно! -- с пафосом закричал полковник Каткарт. -- Или вы для нас
или вы против нас. Вопрос стоит только так.
    --  Думаю, что до него дошло, -- сказал подполковник Корн и добавил:
-- Или вы для нас, или вы против родины. Все очень просто.

    --  Ну  нет,  подполковник,  меня на этом не поймаешь.
    Подполковник Корн был невозмутим:
    -- Откровенно говоря, меня тоже. Но многие на это клюют. Итак, ваше
слово.
    -- Вы позорите ваш мундир! -- яростно взревел полковник Кэткарт. В
первый  раз  за весь разговор он взглянул прямо в лицо Йоссариану. --
Хотел бы я знать, как вы пролезли в капитаны?
    --  Вы  что,  забыли, полковник? Ведь это вы его произвели, -- мягко
напомнил подполковник Корн, подавляя смешок.
    -- Да, и совершенно напрасно.
    --  А  я  говорил  вам: не надо этого делать, -- сказал подполковник
Корн. -- Но вы и слушать меня не хотели.
    -- Ладно; хватит толочь воду в ступе! -- закричал полковник Кэткарт.
Он  упер  кулаки  в бока и, прищурившись, уставился на подполковника
Корна злобным, подозрительным взглядом: -- Послушайте, вы-то на чьей,
собственно говоря, стороне?
    -- На вашей, полковник. На чьей же еще?
    -- Тогда прекратите поддевать меня и не морочьте мне голову.
    --  Конечно,  я  на  вашей  стороне,  полковник. Я патриот до мозга
костей.
    --  Так  вот,  почаще об этом вспоминайте. Полковник Кэткарт что-то
проворчал  и отвернулся, видимо еще не совсем убежденный в преданности
подполковника Корна. Он снова размашисто зашагал взад-вперед, вертя
в руках мундштук, и наконец указал большим пальцем на Йоссариана:
    --  Давайте  решим, что с ним делать. Будь моя воля, я вывел бы его
на  улицу  и  пристрелил,  как  собаку.  Вот что бы я сделал. И так же
поступил бы генерал Дридл.
    --  Но  генерала  Дридла  больше  нет с нами, -- сказал подполковник
Корн. -- Поэтому мы не можем вывести капитана на улицу и пристрелить. --
Теперь,   когда   его  мимолетный  конфликт  с  полковником  Кэткартом
уладился,  подполковник Корн снова почувствовал себя свободно, мягко
застучал каблуками по тумбе и обратился к Йоссариану:
    --   Итак,  мы  намерены  отправить  вас  домой.  Пришлось  немного
пораскинуть мозгами, но в конце концов мы разработали чертовски
симпатичный планчик, как отправить вас домой и при этом не вызвать
особого недовольства среди ваших друзей, которых вы покидаете. Надеюсь,
теперь-то вы счастливы?
    -- Что еще за планчик? Я не уверен, что он мне придется по душе.
    --   Я   даже  уверен,  что  он  вам  не  понравится,  --  засмеялся
подполковник  Корн  и  снова  удовлетворенно  сцепил  пальцы рук на
макушке.  --  Скорее  всего,  он  вызовет  у  вас отвращение. По правде
говоря,  план  гнусный,  он  наверняка  возмутит  вашу  совесть. Но вы
примете  его  без  промедления.  Примете,  потому что через две недели
целым  и  невредимым  вернетесь  домой, а во-вторых, потому, что иного
выбора у вас просто нет. Или вы принимаете наши условия, или идете под
суд. Словом, да или нет?
    --  Не  берите  меня  на  пушку, подполковник. Вы ведь все равно не
отдадите  меня  под  суд  за  дезертирство  перед лицом неприятеля. Вы
будете  очень  некрасиво  выглядеть, да и вряд ли вы сумеете добиться,
чтобы меня признали виновным.
    --  Но  теперь  у  нас  есть  возможность  отдать  вас  под  суд за
дезертирство  во  время исполнения служебных обязанностей, поскольку
вы  улетели в Рим без увольнительной. И мы можем к этому придраться. И
если  вы  немного  подумаете,  то поймете, что другого выхода у нас не
будет.  Мы  не  можем позволить вам безнаказанно разгуливать по части,
открыто  не  подчиняясь  командованию.  Тогда  и другие тоже откажутся
летать  на  боевые  задания -- это уж вы мне поверьте. Итак, если вы не
примете  наши  условия,  мы отдадим вас под суд, хотя это доставит нам
немало хлопот и принесет полковнику Кэткарту уйму синяков и шишек.
    При  словах "синяки и шишки" полковник Кэткарт вздрогнул и вдруг
ни  с  того  ни  с сего злобно швырнул свой инкрустированный ониксом и
слоновой костью изящный мундштук на стол.
    --  Господи!  --  заорал  он.  --  До  чего я ненавижу этот проклятый
мундштук.
    Мундштук,  отскочив от стола к стене, рикошетировал на подоконник,
с  подоконника  упал  на пол и подкатился к ногам полковника Каткарта.
Бросив сердитый взгляд на мундштук, полковник Кэткарт сказал:
    -- Интересно, будет ли мне прок от этого?
    --  От  генерала  Пеккема вы получите пироги и пышки, а от генерала
Шейскопфа  -- синяки и шишки, -- проинформировал его подполковник Кори
с самым невинным видом.
    -- Да, но кому из них я должен нравиться?
    -- Обоим.
    --  Как  я могу нравиться им обоим, когда они терпеть друг друга не
могут?  Как  я  могу заслужить пироги и пышки у генерала Шейскопфа без
того, чтобы не схлопотать синяков и шишек от генерала Пеккема?
    -- Маршировать.
    --   Хм,  маршировать...  Да,  это  единственный  способ  очаровать
Шейскопфа.  Раз-два, левой, ать-два. -- Мрачная усмешка скривила губы
полковника Кэткарта. -- Если уж подобные типы становятся генералами, то
мне сам бог велел.
    --  Вы  пойдете  далеко,  --  заверил  его  подполковник Корн весьма
неуверенным  тоном.  Его веселое настроение, проистекавшее от сознания
собственного  превосходства  над  полковником  Кэткартом,  еще  больше
поднялось,  когда  он заметил враждебность и отвращение, написанные на
лице  Йоссариана.  Посмеиваясь,  Корн обратился к Йоссариану: -- Теперь
вам  понятно, в чем соль? Полковник Кэткарт хочет стать генералом, а я
-- полковником, поэтому мы и собираемся отправить вас домой.
    -- Но почему ему так хочется стать генералом?
    --  То  есть  как,  почему?  По  той же причине, по какой я рвусь в
полковники.  А  что  же  нам  еще  остается  делать?  Нас всегда учили
стремиться  к  высшему.  Генерал  --  выше полковника, полковник -- выше
подполковника.  Вот мы оба и стремимся к высшему. И знаете, Йоссариан,
вам  просто  повезло,  что мы честолюбивы. На этом фоне ваше положение
просто прекрасно, и я надеюсь, что вы примете во внимание этот фактор,
обдумывая свои комбинации.
    -- Нет у меня никаких комбинаций.
    --  Нет,  ей-богу,  мне в самом деле нравится, как вы лихо лжете, --
ответил  подполковник Корн. -- Вы должны гордиться, если вашего боевого
командира произведут в генералы. Гордиться тем, что служили в части, в
которой на каждого пилота в среднем приходится больше боевых  вылетов,
чем  в  других частях. Неужели вы не хотите получить как можно  больше
благодарностей  и Пучок дубовых листьев (Знак отличия вместо  второго
ордена.  --  Ред.) к вашей Авиационной медали? Где ваш боевой  дух?
Неужто  вы не рветесь в бой, дабы удлинить список боевых заслуг вашей
части? Даю вам последнюю  возможность ответить "да".
    -- Нет.
    --  В  таком  случае,  -- беззлобно сказал подполковник Корн, -- чаша
нашего терпения переполнилась и...
    -- Он должен презирать себя!
    --  ...и  мы вынуждены отправить вас домой. Только окажите нам одну
маленькую услугу и...
    -- Какую еще услугу? -- перебил Йоссариан с вызовом:
    он почуял недоброе.
    --  О,  совершенно пустяковую, незначительную услугу. Мы предлагаем
вам  самую великодушную сделку. Мы издаем приказ, согласно которому вы
возвращаетесь в Штаты. Нет, на самом деле издаем. А вы в благодарность
должны...
    -- Что? Что я должен?
    У подполковника Корна вырвался короткий смешок:
    -- Полюбить нас. Йоссариан заморгал:
    -- Полюбить вас?
    -- Да, полюбить нас.
    -- Полюбить вас?
    --  Совершенно  верно,  --  кивнув,  подтвердил подполковник Корн,
чрезвычайно  довольный  неподдельным  удивлением  и замешательством
Йоссариана. -- Полюбить нас. Быть с нами заодно. Стать нашим закадычным
другом.  Говорить  о  нас  хорошо - и здесь, и в Штатах. Короче, стать
своим малым! Ну что, немного мы с вас запросили?
    -- Значит, вы хотите, чтобы я вас полюбил? И все дела?
    -- И все дела.
    -- И все?..
    - Да. Чтобы вы полюбили нас всем сердцем.
    Йоссариану захотелось расхохотаться от души, когда он с удивлением
понял, что подполковник Корн говорит то,что думает.
    -- Это не так-то легко, -- усмехнулся он.
    --  О,  это  гораздо  легче,  чем  вам  кажется,  --  отпарировал
подполковник Корн, нисколько не задетый шпилькой Йоссариана. -- Вы сами
удивитесь, как легко полюбить нас, стоит только начать. -- Подполковник
Корн  подтянул  свои  просторные, болтающиеся брюки и нехорошо ухмыль-
нулся,  отчего  глубокие  темные  складки,  отделявшие  его квадратный
подбородок  от  обвислых  щек,  протянулись  еще  ниже.  --  Видите ли,
Йоссариан,  мы  собираемся открыть вам путь к процветанию. Мы намерены
произвести  вас  в  майоры и даже наградить еще одной медалью. Капитан
Флюм  уже  работает  над пресс-бюллетенем, в котором он воспевает ваше
доблестное  поведение  над Феррарой, вашу глубокую преданность родному
полку  и исключительную верность воинскому долгу. Я цитирую дословно.
Мы  намерены прославить вас и отправить домой как героя, отозванного
Пентагоном  для  поднятия боевого духа в стране и для пропагандистских
целей.  Вы  будете  жить, как миллионер. С вами будут носиться, как со
знаменитостью.  В вашу честь будут устраивать парады, вы будете произ-
носить  речи, призывая население приобретать облигации военного займа.
Новый, роскошный мир откроется перед вами, как только вы станете нашим
закадычным другом. Ну не прекрасно ли?
    Йоссариан  вдруг  поймал себя на том, что внимательно слушает, как
подполковник расписывает пленительные подробности его будущей жизни.
    -- Я не любитель говорить речи. Подполковник Корн посуровел. Он уже
больше не улыбался:
    --  Хорошо,  забудем  о  речах.  Главное  --  не  ваши  речи, а ваши
разговоры.  В полку не должны знать, что мы вас отправили домой только
потому,  что  вы отказались выполнять задания. И мы не желаем, чтобы
генерал  Пеккем  или  генерал  Шейскопф что-нибудь пронюхали о наших с
вами трениях. Вот почему мы так хотим с вами подружиться.
    --  А  что  мне  говорить  ребятам,  когда  они  спросят,  почему я
отказался летать на задания?
    --  Говорите,  что  вам по секрету сообщили, будто вас отправляют в
Штаты,  и вы не желаете рисковать жизнью из-за одного-двух полетов. Ну
и, дескать, на этой почве легкая размолвка между закадычными друзьями.
    -- И они поверят?
    --  Конечно,  поверят,  как  только увидят, что нас с вами водой не
разольешь,  а тем более, когда им на глаза попадется пресс-бюллетень и
они прочтут ваши добрые слова -- да-да, это уж вам придется написать! --
обо  мне  и  полковнике  Кэткарте. О летчиках не беспокоитесь. Пока вы
здесь,  от  них  можно  ждать  всяких  неприятностей,  но после вашего
отъезда  мы  их  призовем  к  порядку  и  приструним.  Знаете,  как
говорится, одна хорошая овца может испортить паршивое стадо, -- сострил
подполковник Корн.
    --  Слушайте,  а  ведь может получиться очень здорово: не исключено
даже,  что  вы  вдохновите  своих  друзей на выполнение новых боевых
заданий.
    --  Ну  а  что, если, предположим, я разоблачу вас, когда вернусь в
Штаты?
    --  И это после того-то, как вы получите медаль, повышение и шумную
славу?  Во-первых,  вам  никто  не  поверит.  Во-вторых, начальство не
позволит.  Да  и чего ради, скажите на милость? Вы же собирались стать
своим  малым, помните? Вы будете наслаждаться богатством и почетом. Вы
были  бы  последним  дураком,  если б отказались от всего этого ради
каких-то моральных принципов. А ведь вы не дурак. Ну, по рукам?
    -- Не знаю.
    -- Или по рукам, или под суд.
    --  Но  это  будет  довольно  подлый трюк по отношению к ребятам из
эскадрильи.
    --  Трюк  гнусный,  --  любезно  согласился  подполковник  и замолк,
выжидательно глядя на Йоссариана и наслаждаясь всей этой сценой.
    -- А собственно, какого черта! -- воскликнул Йоссариан.
    --  Если  они  не  хотят  больше  летать на задания, пусть бросят и
выкручиваются сами, как это сделал я. Правильно?
    -- Конечно, -- сказал подполковник Корн.
    -- Почему, собственно, я должен из-за них рисковать своей жизнью?
    -- Конечно не должен.
    -- Ну что же, по рукам! -- объявил он радостно, приняв решение.
    --  Великолепно,  --  сказал  подполковник  Корн  с  гораздо меньшей
сердечностью, чем ожидал Йоссариан. Соскочив на пол,  подполковник
Корн  подергал,  оправляя,  брюки,  и протянул Йоссариану мягкую
ладонь: -- Ну, счастливого пути на родину.
    -- Благодарю, подполковник. Я...
    -- Зови меня просто Блэки. Теперь мы приятели.
    --  Конечно,  Блэки.  Друзья  зовут  меня Йо-Ио. Вот так-то, Блэки,
старина...
    --  Друзья  зовут  его Йо-Ио, -- пропел подполковник Корн полковнику
Кэткарту. -- Почему бы вам не поздравить Йо-Йо? Он ведь сделал весьма
благоразумный шаг.
    --  Ты  и  вправду поступил благоразумно, Йо-Йо, -- сказал полковник
Кэткарт, тряся руку Йоссариана с неуклюжим усилием.
    -- Спасибо, полковник, я...
    -- Зови его просто Чак, -- сказал подполковник Корн.
    --  Конечно,  зови  меня  просто  Чак,  -