й.  Он  вытер  пот  со  лба и непроизвольно,
дружески улыбнулся Сноудену.
    -- Мне холодно, -- подвывал Сноуден, -- холодно мне.
    --  Ну  ничего,  ничего,  --  сказал  Йоссариан, хотя его уже грызло
сомнение. -- Скоро сядем, и тобой займется доктор Дейника.
    Но  Сноуден  продолжал  качать головой и, наконец, едва различимым
движением  подбородка  указал вниз под мышку. Йоссариан наклонился и
увидел  странной  окраски  пятно, просочившееся сквозь комбинезон, над
самой  проймой  бронекостюма. Йоссариан почувствовал, как сердце его
сначала  остановилось,  а потом забилось так неистово, что он с трудом
дышал.  Под  бронекостюмом  таилась  еще  одна  рана. Йоссариан рванул
застежки  костюма  и услышал свой собственный дикий вопль. Увесистый
осколок  снаряда  величиной  больше  трех дюймов вошел в другой бок
Сноудена,  как  раз  под  мышкой, и прошел навылет, разворотив при вы-
ходе  гигантскую  дыру  в  ребрах  и  вытянув  за  собой  внутренности
Сноудена.  Йоссариан  обеими  руками  закрыл  лицо. Его вырвало. После
рвоты все тело Йоссариана обмякло  от  усталости, боли и отчаяния. Он
вяло повернул голову к Сноудену:  тот дышал еще тише я учащенней, лицо
побледнело еще больше.
Неужто на свете есть сила, которая поможет ему спасти Сноудена?
    -- Мне холодно, -- прохныкал Сноуден. - Холодно мне.
    --  Ну,  ну,  не  надо,  -- машинально твердил Йоссариан еле слышным
голосом. -- Ну, ну, не надо.
    Йоссариану  тоже  стало  холодно. Он был не в силах унять дрожь во
всем теле. Он смятенно разглядывал мрачную тайну Сноудена, которую тот
расплескал  по затоптанному полу. Нетрудно было понять, о чем вопиют
внутренности  Сноудена.  Человек  есть  вещь.  Вот  в  чем  был секрет
Сноудена.  Выбрось  человека  из  окна,  и  он упадет. Разведи под ним
огонь, и он будет гореть. Закопай его, и он будет гнить. Да, если душа
покинула  тело,  то  тело  человеческое -- не более чем вещь. Вот в чем
заключалась тайна Сноудена. Вот и все.
    -- Мне холодно, - сказал Сноуден. -- Холодно.

        42.Йоссариан.

    --  Подполковник Корн говорит, что сделка остается в силе, -- сказал
Йоссариану  майор Дэнби, улыбаясь приторно-милостивой улыбкой. -- Все
идет прекрасно.
    -- Ничего не выйдет.
    --  Но  почему же? Обязательно выйдет, -- благодушно настаивал майор
Дэнби.   --   Обстоятельства   складываются  как  нельзя  лучше.  Своим
покушением  девчонка  сыграла  вам  на  руку. Теперь все пойдет как по
маслу.
    -- Я не вступал ни в какие сделки с подполковником Корном.
    --  Но  ведь  вы заключили с ним сделку? -- с раздражением спросил
майор Дэнби. -- Вы же договорились?
    -- Я нарушаю этот договор.
    --  Но  вы  ударили  по  рукам,  не  так  ли?  Вы  дали  ему  слово
джентльмена?
    -- Я отказываюсь от своего слова.
    -- Ну, знаете! -- ахнул майор и принялся промокать сложенным носовым
платком свое изнуренное заботами и покрытое  потом  чело. -- Но почему,
Йоссариан? Они предлагают вам прекрасную сделку.
    -- Сделка паршивая, Дэнби. Гнусная.
    --  Но,  дорогой мой, как же так? -- заволновался майор, приглаживая
свободной   рукой   свои   жесткие,  как  проволока,  густые,  коротко
стриженные волосы. -- Как же так, дорогой мой?
    --  Ну а вам, Дэнби, не кажется, что все это гнусно?
    Майор Дэнби на мгновение задумался.
    --  Да,  пожалуй,  --  неохотно  признался  он. Его выпуклые глаза
выражали  полнейшее замешательство. -- Зачем же вы пошли на эту сделку,
коль она вам не по душе?
    --  Это  была  минутная  слабость,  -- мрачно сострил Йоссариан. -- Я
пытался спасти свою шкуру.
    --  А  теперь  вы больше не хотите спасать свою шкуру?
    -- Отчего же? Именно потому я не сделаю больше ни одного вылета.
    --  Тогда  позвольте  им  отправить  вас  домов,  и  вы  будете вне
опасности.
    -- Пусть они отправят меня домой как человека, выполнившего более
пятидесяти боевых заданий, -- сказал Йоссариан, -- а не потому, что меня
пырнула  ножом  эта  девчонка,  и  не  потому,  что я оказался упрямым
мерзавцем.
    Майор  Дэнби  с  неподдельным  гневом  замотал головой и засверкал
глазами и стеклами очков.
    --  Если  они так поступят, им придется отправить домой почти всех.
Ведь   большинство  пилотов  уже  сделало  свыше  пятидесяти  вылетов.
Полковник  Кэткарт  не может истребовать для пополнения одновременно
такое  количество  молодых,  неопытных  экипажей  -- тут же нагрянет
следственная комиссия. Он угодит в собственный капкан.
    -- Ну это уж его забота.
    --  О  нет,  Йоссариан, -- с горячностью возразил майор Дэнби. -- Это
ваша  забота.  Потому  что, если вы не выполните условий договора, они
намерены  сразу  же,  едва  вы  выпишетесь  из  госпиталя, предать вас
военно-полевому суду.
    Йоссариан сделал "нос" майору Дэнби и самодовольно засмеялся:
    --  Черта  с  два  отдадут!  Не  морочьте мне голову, Дэнби. Они не
осмелятся меня пальцем тронуть.
    --   Это  почему  же?  --  спросил  майор  Дэнби,  удивленно  хлопая
ресницами.
    -- Теперь они у меня на крючке. Официальное сообщение гласит, что
меня  пырнул  ножом  нацистский  убийца,  который  покушался  на жизнь
полковника  Кэткарта  я  подполковника  Корна.  После  этого всякая
попытка  предать  меня  военно-полевому  суду будет выглядеть довольно
глупо.
    --  Но  послушайте, Йоссариан! -- воскликнул майор Дэнби. -- Есть еще
одно  официальное  сообщение,  которое  гласит,  что вас пырнула ножом
невинная  девочка  в то время, как вы занимались спекуляцией на черном
рынке, а также саботажем и продажей военных секретов противнику.
    От неожиданности и досады Йоссариан отпрянул:
    -- Еще одно официальное сообщение?
    --  Они  могут  насочинять  сколько  угодно официальных сообщений и
опубликуют  то,  которое их больше устраивает в данный момент. Для вас
это новость?
    --  Боже  мой!  --  пробормотал совершенно убитый Йоссариан. Кровь
отхлынула от его лица. -- Боже мой!
    Майор   Дэнби   упорно   продолжал  гнуть  свое,  причем  с  самым
благожелательным видом.
    --  Йоссариан,  пусть  будет так, как они хотят. Пусть вас отправят
домой. Так будет лучше для всех.
    -- Не для всех, а только для Кэткарта, Корна и меня.
    --  Для  всех,  --  упорствовал  майор  Дэнби. -- От этого сразу всем
станет лучше.
    --  А  ребятам нашего полка, которым по-прежнему придется летать на
боевые задания, от этого тоже станет лучше?
    Майор Дэнби уклонился от ответа и смущенно отвернулся.
    --  Йоссариан,  --  сказал  он  через  минуту,  --  если  вы вынудите
полковника  Кэткарта  предать  вас военно-полевому суду, он докажет,
что  вы  виновны  во  всех преступлениях, которые вам инкриминируют.
Кому это нужно? Вы надолго угодите в тюрьму и искалечите себе жизнь.
    Йоссариан слушал майора Дэнби с возрастающим чувством тревоги.
    -- В каких же преступлениях они меня собираются обвинять?
    --  Неправильные  действия во время налета на Феррару, неподчинение
командованию, отказ от выполнения боевых заданий и дезертирство.
    Йоссариан задумчиво втянул щеки и причмокнул:
    --  Неужто  они  обвинят  меня во всех этих грехах? Они же сами мне
дали  орден  за  Феррару.  Как  же  после  этого  они  обвинят  меня в
неправильных действиях?
    --  Аарфи  покажет под присягой, что вы с Макуоттом солгали в своем
официальном донесении.
    -- Да, уж этот мерзавец присягнет в чем угодно.
    --  Кроме  того,  они  объявят  вас  виновным,  -- продекламировал
нараспев  майор  Дэнби,  --  в  изнасиловании,  активных спекуляциях на
черном рынке, саботаже и продаже врагу военных секретов.
    -- Но как они все это докажут? Я сроду не делал ничего подобного.
    -- Они найдут сколько угодно свидетелей, которые подтвердят это под
присягой. Кэткарт и Корн внушат свидетелям, что, оговорив вас, они тем
самым  принесут  пользу родине. И в известном смысле это действительно
пошло бы на пользу родине.
    --  В  каком  это  смысле?  --  резко  спросил  Йоссариан,  медленно
приподнимаясь на локте и едва сдерживая злость.
    Майор Дэнби слегка отшатнулся и снова принялся вытирать лоб.
    -  Видишь  ли, Йоссариан, -- начал он, виновато запинаясь, -- если
полковник Кэткарт и подполковник Корн будут скомпрометированы, вряд ли
это  усилит  нашу военную мощь. Давайте, Йоссариан, смело взглянем в
лицо  фактам. Несмотря ни на что, на боевом счету полка немало заслуг.
Если  вас  отдадут  под суд и оправдают, другие летчики тоже откажутся
выполнять  задания.  Полковник  Кэткарт  опозорится,  и боеспособность
части  будет  подорвана. Вот почему я говорю, что, если вас признают
виновным и посадят в тюрьму, это пойдет на пользу родине. Даже если
вы на самом деле ни в чем не повинны.
    --  Ничего не скажешь, складно вы излагаете, -- язвительно заметил
Йоссариан.
    Майор Дэнби, нервно заерзав на стуле, отвел взгляд в сторону.

    -- Прошу вас, не обижайтесь на меня, -- взмолился он. Чувствовалось,
что он говорит совершенно чистосердечно.
    -- Вы же знаете, что я здесь ни при чем. Я лишь пытаюсь смотреть на
вещи объективно и найти какой-то выход из этой трудной ситуации.
    -- Эта ситуация возникла не по моей вине.
    --  Но  вы  обязаны  найти из нее выход. И потом -- что еще остается
делать? Вы ведь не желаете летать на задания.
    -- Я могу сбежать.
    -- Сбежать?
    -- Да, дезертировать. Смыться. Наплюю на всю эту проклятую заваруху
и дам деру. Майор Дэнби был потрясен:
    -- Но куда? Куда вы можете сбежать?
    -- Я могу запросто улизнуть в Рим. А там спрячусь.
    --  И  всю жизнь дрожать, ждать, что вас вот-вот схватят? Нет, нет,
нет  и  еще  раз нет, Йоссариан. Это был бы гибельный и постыдный шаг.
Убежать  от  трудности  --  еще  не  значит  преодолеть  ее.  Вы уж мне
поверьте. Ведь я вам все-таки пытаюсь помочь.
    --  То  же  самое  говорил  один  добряк шпик, собираясь ткнуть мне
пальцем в рану, -- саркастически возразил Йоссариан.
    -- Но я не шпик, -- негодующе сказал майор Дэнби.
    --  Я  преподаватель  университета, я прекрасно чувствую, что такое
добро  и  что  такое  зло! Зачем я стал бы вас обманывать? Я никому не
лгу.
    --  А  что  вы  скажете  нашим  летчикам,  если они спросят об этом
разговоре?
    - Придется солгать.
    Йоссариан  расхохотался,  а  майор  Дэнби,  красный от смущения, с
облегчением откинулся на спинку стула, радуясь перемене в настроении
Йоссариана.  Йоссариан разглядывал его со смешанным чувством жалости
и презрения. Он сел, прислонившись к спинке кровати, закурил сигарету,
и  губы  его скривила легкая насмешливая улыбка. С непонятным самому
себе  сочувствием  он  изучал  лицо  майора  Дэнби.  Со  дня налета на
Авиньон,  когда генерал Дридл приказал вывести майора Дэнби на улицу и
расстрелять, в выпученных глазах этого человека навсегда запечатлелись
изумление и ужас. Йоссариану было жаль этого мягкого,совестливого
пожилого  идеалиста: он  всегда  жалел  людей,  чьи недостатки были не
очень велики.
    С подчеркнутым дружелюбием Йоссариан сказал:
    --  Дэнби,  как  вы  можете работать с такими людьми, как Кэткарт и
Корн? Неужели вас не тошнит от них?
    --  Я  стараюсь  об  этом  не  думать, -- откровенно признался майор
Дэнби. -- Я пытаюсь думать только о великой цели и не думать, что они с
моей  помощью  греют руки. Я стараюсь делать вид, что сами по себе эти
люди большой роли не играют.
    --  А  вот  моя  беда,  знаете,  в том, -- задумчиво и доверительно
проговорил  Йоссариан,  скрестив  руки  на груди, -- что между мною и
моими  идеалами  почему-то  всегда  встают шейскопфы, пеккемы, корны и
кэткарты.
    --  Не  надо  о  них думать, -- убежденно посоветовал майор Дэнби. --
Нельзя   допускать,  чтобы  эти  люди  обесценивали  ваши  духовные
ценности.  Нужно  стать  выше мелочей, смотреть не под ноги, а вперед,
высоко подняв..
    Йоссариан отверг этот совет, скептически покачав головой:

    --  Когда я поднимаю голову, я вижу людей, набивающих мошну. Я не
вижу  ни небес, ни святых, ни ангелов. Я вижу только людей, набивающих
мошну при каждом удобном случае, греющих руки на чужих несчастьях.
    --  Старайтесь  не  думать об атом, -- твердил свое майор Дэнби. -- И
тогда вас это не будет беспокоить.
    --  О,  да  это,  собственно, меня и не беспокоит. Беспокоит меня
другое  --  то,  что  они  считают  меня молокососом. Они думают, что
только  они умники, а все прочие -- дураки. И знаете, Дэнби, сейчас мне
впервые пришло в голову, что, может быть, они и правы.
    --  Но  об этом вы тоже не должны думать, -- возразил майор Дэнби. --
Нужно думать только о благе страны и человеческом достоинстве.
    -- Угу, -- сказал Йоссариан.
    --  Поверьте  мне: я знаю, что говорю. Не забывайте, что мы воюем с
врагом, который в случае победы нас не пощадит.
    --  Знаю, -- буркнул Йоссариан с неожиданным раздражением. -- Видит
бог,  Дэнби,  я  честно заработал свой орден, и вовсе не важно, какими
мотивами они при этом руководствовались.  Я  сделал  семьдесят  этих
проклятущих боевых вылетов.  Так  что можете не рассказывать мне, что
я должен воевать за родину. Я только и делал, что сражался за родину.
    -- Но война еще не кончилась. Немцы приближаются к Антверпену.
    -- Все равно через несколько месяцев немцам каюк. А через несколько
месяцев  после  этого  и  японцам крышка. И если я теперь загублю свою
жизнь,  то  уже  не  ради  родины,  а  ради  Кэткарта и Корна. Нет уж,
увольте,  я  зачехляю  свой  бомбовый  прицел. Отныне я думаю только о
собственной шкуре.
    Майор Дэнби снисходительно улыбнулся:
    --  Послушайте,  Йоссариан,  а  что,  если  все  начнут  рассуждать
подобным образом?
    --  Если  бы  я  рассуждал  иначе,  я  был бы последним кретином. --
Усевшись  попрямее,  Йоссариан  продолжал:  --  Знаете,  у  меня  такое
странное  чувство,  будто,  однажды  я уже вел с кем-то точно такой же
разговор. Это -- как у капеллана, которому всегда чудится, что когда-то
он бывал уже в той или иной ситуации.
    --  Капеллану хочется, чтобы вы не возражали против отправки домой,
-- заметил майор Дэнби.
    -- А-а, ну его к чертям!
    Майор Дэнби сокрушенно покачал головой:
    -- Вы знаете, он боится, что повлиял на ваше решение.
    --  Он  тут  ни  при  чем.  Знаете,  что я мог бы сделать? Я мог бы
остаться  здесь,  на  госпитальной  койке,  и вести растительный образ
жизни.  Я  мог  бы  блаженствовать здесь, и пускай другие принимают за
меня решения.
    --  Нет,  решение  должны  принимать  вы, -- возразил майор Дэнби. --
Человек не может жить, как растение.
    -- Почему же?
    Глаза майора Дэнби потеплели.
    -- А ведь, должно быть, очень приятно жить растительной жизнью, --
задумчиво проговорил он.
    -- Да нет, паршивое это дело, -- ответил Йоссариан.
    --  Ну  почему же? Наверное, хорошо жить без забот и сомнений, -- не
соглашался  майор  Дэнби.  -- Я бы, пожалуй, с удовольствием согласился
жить  растительной  жизнью  и  никогда  не  принимать  никаких  важных
решений.
    -- А каким бы растением вы хотели быть?
    -- Ну, скажем, огурчиком или морковкой.
    -- Каким огурчиком -- свежим, зеленым или с гнильцой?
    -- Свежим, конечно.
    --  Едва  вы  поспеете, вас сорвут, порежут на кусочки и сделают из
вас салат. Майор Дэнби сник.
    -- Ну тогда -- самым никудышным огурчиком.
    -- Тогда вас оставят гнить на грядке, вы удобрите собой почву, и на
этом месте потом вырастут полноценные огурцы.
    --  Нет,  пожалуй,  я  не  хочу  вести  растительный образ жизни, --
печально сказал майор Дэнби.
    --  Скажите,  Дэнби,  может, мне и в самом деле не возражать против
отправки домой? -- уже серьезно спросил Йоссариан.
    Майор Дэнби пожал плечами:
    -- В этом -- ваш путь к спасению.
    --  Я  себя  не  спасу, Я себя потеряю, Дэнби, Вам бы следовало это
знать.
    -- У вас будет все, что душе угодно.
    ---  А  мне  нужно  совсем  немного,  -- ответил Йоссариан и вдруг в
припадке  неожиданной  ярости и отчаяния стукнул кулаком по матрацу: --
Черт  побери,  Дэнби!  В  этой  войне  погибли  мои  друзья. Я не могу
вступать  в  сделку.  Жаль, что эта девка меня не зарезала: это был бы
самый разумный выход из положения.
    -- Значит, по-вашему, лучше отправиться в тюрьму?
    -- А вы бы согласились, если бы вас отправили домой?
    --  Конечно,  согласился  бы,  -- убежденно заявил майор Дэнби. -- Ну
конечно,  согласился бы, -- объявил он через мгновение, но уже не столь
твердым  тоном  и  после  нескольких секунд мучительных размышлений
выдавил из себя:
    --  Да, пожалуй, будь я на вашем месте, я бы согласился на отправку
домой.  --  Он  досадливо помотал головой и, страдальчески сморщившись,
выпалил:  --  О  да,  я  наверняка  бы согласился, чтобы меня отправили
домой.  Но  я  такой  ужасный трус, что вряд ли мог очутиться на вашем
месте.
    --  Ну,  а  допустим, вы не были бы трусом, -- спросил Йоссариан, не
сводя  с  него  пристального  взгляда.  -- Допустим, у вас хватило бы
мужества не подчиниться начальству...

    --  Тогда  я  бы  не  позволил,  чтобы  они  отослали меня домой! --
торжественно,  с нескрываемой радостью провозгласил майор Дэнби. -- И
уж наверняка не позволил бы им предать меня военно-полевому суду.
    -- Значит, вы продолжали бы летать на задания?
    --  Нет,  разумеется,  нет.  Это была бы полная капитуляция. Ведь
меня могли бы убить.
    --  Следовательно,  вам  оставалось  бы только сбежать? Майор Дэнби
приготовился было гордо возразить и вдруг неожиданно запнулся -- его
полуотвисшая челюсть захлопнулась. Он устало поджал губы:
    --  Что  же  это  получается?  Выходит,  и  у  меня тоже не было бы
никакого выхода?
    Он  снова  забеспокоился, лоб у него покрылся испариной, а глаза
навыкате  заблестели.  Теперь,  потерпев поражение, он скрестил свои
мягкие  руки  на  коленях  и,  почти  не дыша, понуро уставился в пол.
Густые косые тени падали в окно. Йоссариан наблюдал за майором с видом
победителя.   Оба   не   пошевелились,   когда  с  улицы  донесся  шум
подъезжающей  машины  и  послышались торопливые шаги, приближавшиеся к
зданию.
    --  Отчего  же,  у  вас  был  бы  выход. Вам мог бы помочь Милоу, --
заметил  Йоссариан.  --  Он  влиятельней  полковника Кэткарта. Он мне
кое-чем обязан.
    Майор Дэнби покачал головой и безучастно сказал:
    -- Милоу и полковник Кэткарт теперь друзья-приятели. Милоу произвел
полковника  Кэткарта  в  вице-президенты  синдиката и обещал ему после
войны большой пост.
    --  Ну  тогда  нам поможет Уинтергрин! -- воскликнул Йоссариан. -- Он
ненавидит их обоих и придет в ярость, когда узнает, что они спелись.
    Майор Дэнби опять уныло покачал головой:
    --  Милоу и экс-рядовой первого класса Уинтергрин на прошлой неделе
объединились. Теперь они партнеры по фирме "М. и М.".
    -- Стало быть, у нас не осталось никакой надежды, а?
    -- Никакой.
    -- Совсем никакой?
    -- Да, совсем никакой, -- подтвердил майор Дэнби. Помолчав, он снова
поднял  глаза, осененный какой-то смутной идеей: -- Может быть, было бы
гораздо лучше,если  бы они нас... исчезли, как других, тем самым
освободив нас от этого невыносимого бремени?
    Йоссариан  сказал:  "Нет".  Майор Дэнби согласился, меланхолически
кивнув головой, и снова опустил глаза. Положение казалось безвыходным,
как вдруг в коридоре загрохотали шаги: капеллан, голося что есть мочи,
ворвался  в  палату  и сообщил сногсшибательную новость относительно
Орра.  Капеллана  так  распирало  от  радостного  возбуждения, что в
первые минуты он нес какую-то несуразицу. В глазах его сверкали слезы.
Йоссариан  наконец  понял  и, издав фантастический вопль, выпрыгнул из
кровати.
    -- В Швеции? -- вскричал он.
    -- Орр! -- крикнул капеллан.
    -- Орр? -- закричал Йоссариан.
    --  В  Швеции!  --  ликующе  кричал  капеллан, гоголем расхаживая по
палате.  --  Это  чудо, скажу я вам! Чудо! Я снова верю в бога! Правда,
верю.  Орра  прибило к шведско