Лорен ХЕНДЕРСОН
   ЗЕМЛЯНИЧНАЯ ТАТУ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

   Посвящается Манхэттену. Чертовски люблю это место.

Глава первая

   Там был парень. Впрочем, это не редкость. Он был красив,  и  мне  немного
льстил восторг, с которым он меня рассматривал.
   В общем, я блаженствовала.
   У него были темные волосы - что само по себе приятно, -  глубокие  темные
глаза и пухлые, аппетитные губы. Но главным были ресницы, невероятно длинные
и пушистые. Незнакомец стоял так близко, что я слышала их шелест,  когда  он
моргал, щекоча мне лицо. Никак не удавалось поймать его взгляд -  он  упорно
смотрел куда-то вниз.  Неохотно  прекратив  рассматривать  юношу  -  век  бы
любовалась, - я тоже глянула вниз, надеясь узнать, что же он там увидел.  Но
ничего, кроме белой блестящей поверхности, уходящей  вдаль,  не  обнаружила;
странно, что он там  выискивал.  Парень  заговорил,  но  хоть  мы  и  стояли
вплотную друг к другу, я не разобрала ни слова. Я  чуть  отступила  и  снова
поразилась: до чего же темные у него глаза, и какие длинные ресницы…
   Мы находились  в  узкой  комнатенке.  Облупленные,  потрескавшиеся  стены
тусклого, грязно-желтого цвета просто напрашивались, чтобы  съязвить  на  их
счет. Но я удержалась. Вообще-то подобная сдержанность не в моем  характере,
- уж не больна ли я? - но как следует обдумать этот вопрос я не успела,  ибо
на  меня  навалилась  проблема  посерьезнее:  стены  комнаты   вдруг   стали
надвигаться на нас, как в "Звездных войнах",  когда  Люка  Скайуокера,  Хана
Соло и принцессу Лею замуровали в  мусорном  бачке  на  Мертвой  звезде.  Мы
уперлись в стены, отчаянно напрягая каждый  мускул,  чтобы  не  дай  бог  не
превратиться в лепешку. Я  огляделась  в  поисках  того  мохнатого  типа  из
фильма… как бишь его? Ах да, Чубакка. Его помощь нам сейчас не помешала  бы,
но мохнато-волосатый куда-то запропастился.
   - Быстрей, позови его!  -  крикнула  я.  -  Тебя  он  послушается!  Такой
волосатый, ну, ты понял...
   Но красавчик явно ничего не понял и снова принялся хлопать ресницами. Они
мельтешили все быстрее и быстрее,  и  внезапно  поднялся  сильнейший  ветер,
стены комнаты рассыпались,  и  мы,  подхваченные  вихрем,  словно  тряпичные
куклы, закружились в разноцветном  водовороте,  отчаянно  болтая  в  воздухе
ногами. Я вдруг увидела нас со стороны. Две фигурки стремительно  затягивало
в центр ярких, цветных вихрей, они становились все меньше и меньше…
   - О, боже, - выдохнула я. - Ну совсем как на дискотеке в семидесятые…
   И тут же проснулась.

***

   Я разлепила глаза и поняла, что совсем недавно  сделала  что-то  очень  и
очень дурное и более того - полностью сознаю свою вину. Одно из тех  гнусных
ощущений, когда разум, затуманенный алкоголем и  химикатами,  изо  всех  сил
пытается распознать клочок информации и одновременно запихнуть его  в  самый
дальний и темный закоулок мозга. Но  в  моих  бедных  мозгах,  к  сожалению,
накопилось столько хлама, что последний грех там точно не уместится.
   Черт... Неясная мысль продолжала блуждать в моем расширенном сознании.  Я
осторожно села на кровати,  подложив  под  спину  подушки,  и  с  удивлением
поняла, что боль от этой  процедуры  вовсе  не  вызвала  желания  немедленно
покончить с собой. А, ну да, химия! Верное средство,  скажу  я  вам,  против
утренней мерзости. Правда, имелся еще один повод для сносного  самочувствия:
часы показывали два пополудни. Обычно на утреннее похмелье  жалуются  только
те бедолаги, кому  нужно  спозаранку  тащиться  на  работу.  Простой  совет:
избавьтесь от работы и спите сколько влезет. Впрочем, мне легко  говорить  -
я-то на работу не мотаюсь.
   Душевные муки набирали обороты, и хотя разум старался вовсю, я  никак  не
могла вспомнить, что же противоестественного сотворила накануне. Невыносимое
ощущение. По мне лучше сразу узнать  все  самое  худшее,  чем  терзать  себя
бесконечными сомнениями  и  догадками.  В  этом  вся  я.  Непременно  вскрою
посылку, даже если  там  бомба.  В  конце  концов,  предупрежден  -  значит,
вооружен.
   О, боже, а что если не удастся самостоятельно вспомнить, что я  вытворяла
прошлой ночью? Я содрогнулась, отлично сознавая,  что  провалы  в  памяти  -
первый признак алкоголизма. Как и всякому любителю выпить мне известен целый
набор этих самых  признаков,  почерпнутых  из  глянцевых  журналов.  Правда,
память почему-то услужливо подсовывала лишь те, что ко  мне  не  относились.
Ну, во-первых, я  не  страдаю  провалами  памяти  (это  если  все  же  сумею
вспомнить, что делала прошлой  ночью).  Во-вторых,  мои  друзья  никогда  не
намекали, что я слишком много пью (а, может, они все до единого  лицемеры?).
И, в-третьих, выпивка - не помеха моей работе. Вот так. Но почему-то во всех
этих глянцевых журналах ни разу не встречается очень важный пункт - "блевать
во сне". Ну этого я тоже не делаю, так что беспокоиться не  о  чем.  Однажды
видела, как такое стряслось с одним моим приятелем по Художественной школе -
эффектное и слегка извращенное зрелище в духе Тарантино. С тех пор я  твердо
знаю, с какого момента можно считать, что ступила на опасную дорожку.
   В любом  случае,  я  скорее  бы  умерла,  чем  позвонила  кому-нибудь  из
вчерашних собутыльников, чтобы вытянуть информацию. Ха! Я едва не подскочила
от восторга: сознанию неожиданно удалось все  же  выудить  из  мрака  нужный
файл. Теперь я хотя бы знаю, с  кем  была  прошлой  ночью,  так  что  начало
положено.  Но,  признаться,  чертовски   неприятное   начало,   потому   что
развлекалась я  в  компании  Молодых  Британских  Художников,  или  попросту
МБХудаков, коих некоторые модные критики превозносят до небес,  но  лично  я
терпеть не могу эту пакостную кличку. Как и самих МБХудаков - чем скорее они
исчезнут с  лица  земли,  тем  лучше.  Не  стану  даже  упоминать  обо  всех
претенциозных шалостях, которые  позволяют  себе  самые  известные  из  этой
братии.
   А вообще-то это мысль! Может, претворить мечту в реальность  и  пришибить
какого-нибудь особого мерзкого МБХудака? Я оживилась, прикидывая  заманчивые
перспективы. Можно распилить кого-нибудь на  куски  и  засолить  в  огромной
бочке… знаете, в таких еще держат живую  рыбу;  или  хрястнуть  какой-нибудь
творческой барышне по затылку  и  записать  на  видео,  как  она  целый  час
валяется в коме; а еще можно запихнуть кого-то из  этих  гадов  в  корыто  с
цементом, подождать, пока цемент застынет, после чего извлечь милую каменную
статую, а в корыте навеки оставить отпечаток МБХудака; или...
   Правда, собственную гибель вообразить еще проще: меня,  например,  можно,
вздернуть на цепи, что свисает с какой-нибудь моей мобильной  скульптуры,  а
все тело обмотать алюминиевым плющом. Не так выразительно, конечно, но я  же
не концептуалист. И уж точно не МБХудак  -  ну  разве  только  в  буквальном
смысле этой аббревиатуры. В отличие от  остальных  кретинов,  я  не  набиваю
мусорные пакеты пачками собственных фотографий, не расписываю стены  галереи
именами своих мужиков и уж тем более не мастерю писсуары из  шоколада,  хотя
против шоколада ничего не имею.
   Но между тем,  черт  возьми,  я  далеко  не  столь  популярный  и  модный
художник, как МБХудаки. Поэтому  я  крайне  удивилась,  когда  по  окончании
выставки в каком-то безвестном немецком "кунстхалле", которую мы устроили на
пару  с  одним  ничем  не  примечательным  типом,   известная   нью-йоркская
галерейщица  Кэрол  Бергман  предложила  мне  поучаствовать  в  ее  проекте.
Выставка  "Два  на  четыре:  творчество   молодых   британских   художников"
намечалась на октябрь. Действо планировалось, само собой, в Нью-Йорке.  Ради
этого мне пришлось преклонить колено и позволить пришлепнуть себе  на  грудь
почетный ярлык МБХудака.
   Помимо прочих выгод поездки, у меня  имелась  и  личная  причина:  лучшая
подруга, практически  моя  названая  сестра,  десять  лет  назад  отбыла  на
жительство в Нью-Йорк, оставив мне на память свою картину. И с  тех  пор  от
нее ни слуху ни духу. Поэтому как только впереди замаячила поездка,  у  меня
перед глазами тут же нарисовалось лицо Ким - вот она обернулась в  аэропорту
Хитроу  и  помахала  на  прощание.  Неприятный  холодок  в  груди  отчетливо
напомнил, что я по-прежнему отчаянно тоскую по ней. Ладно, как только приеду
в Нью-Йорк, выслежу ее, как ищейка.
   (В Новый Год я дала зарок прекратить повторять свою коронную фразу: "Если
б я знала, как все  обернется...".  Поэтому  вынуждена  прикусить  язык.  Но
положение дел от этого не изменится.  Люди  все  равно  будут  умирать.  Вот
только почему-то умирают они в подозрительной близости от меня.  Получается,
что я в каком-то смысле помесь мисс Марпл и гербицида. Так что,  если  я  бы
осталась дома, то очередное убийство запросто случилось бы в Лондоне.)
   Но вернемся ко вчерашнему вечеру. Я отправилась  в  паб  вместе  с  тремя
другими МБХудаками. Вообще, каждый из четверки  должен  был  представить  на
выставку две работы. ("Два на четыре". Это каламбур. Если  у  Кэрол  Бергман
все шуточки такие, то,  пожалуй,  в  Нью-Йорке  мне  грозит  преждевременная
кончина от смеха.) Мои коллеги в той или  иной  степени  знали  друг  друга:
вместе учились в Кембервеллской художественной школе, так  что  представляли
сплоченный мафиозный междусобойчик. Я пару раз сталкивалась то с одним, то с
другим на разных модных тусовках, однако идея поближе познакомиться накануне
выставки показалась здравой.
   Я мысленно вернулась в паб  на  Кэртон-роуд.  Кажется,  это  была  именно
Кэртон-роуд, оттуда мы  отправились  в  ночной  рок-клуб  на  Хокстон-сквер,
словно стремясь оправдать стереотипные представления о МБХудаках. Как-никак,
именно район  лондонской  Олд-стрит  в  глазах  богемы  -  центр  вселенной.
Послушать репортеров, так грязные забегаловки  на  Олд-стрит  -  современный
аналог доисторического Алгонкинского  круглого  стола  . Странно, что журнал "Хелло!" не сделал еще это  место  ареной
светской хроники. Только вообразите себе: "…мистер Дэмиан Хёрст и мисс Рэчел
Уайтред  злословят  над  фасолевыми   тостиками.   Вскоре   к   ним   должна
присоединиться мисс Джиллиан Уиринг, обещавшая заглянуть на чашечку чайку  и
бутербродик с бекончиком..."
   В нашу нью-йоркскую команду входили еще два парня и одна девушка. Девицу,
Мел Сафир, я немного знала, но все равно пришлось глаза  сломать,  оглядывая
бар, прежде чем я ее заметила. Мел весьма преуспела в искусстве сокрытия  от
окружающих своей половой принадлежности. Впрочем, скрыть женскую суть совсем
несложно. В самом начале стремишься, как говорится, одеваться практично,  но
с шиком: все эти походные примочки, удобная обувь, за плечами - рюкзачище  с
бесчисленными  водонепроницаемыми  карманами.  В  итоге  выглядишь  завзятым
путешественником, только что вернувшимся из пешей экспедиции по  Антарктике.
Но на достигнутом не останавливаешься и напяливаешь грубую армейскую  шинель
с медными пуговицами (на мой взгляд, явное излишество), а  голову  украшаешь
таким вязаным шлемом с колоритным  национальным  орнаментом,  у  которой  на
макушке вместо помпона смешная пипка. Теперь ты похожа на эдакого  "русского
мужика" - он, правда, исхитрился выписать по  европейскому  каталогу  модное
спортивное снаряжение. У  тебя  темные  густые  брови,  которые  никогда  не
выщипываешь, лоб лоснится салом, а  губ  касается  разве  что  гигиеническая
помада. Если при всем  том  ты  худа  и  скулы  резко  очерчены,  то  можешь
преспокойно отрезать большую  часть  волос,  не  опасаясь,  что  лицо  будет
напоминать блин.
   Именно так Мел и выглядела.
   Кроме того, она очень застенчива. Это, пожалуй, самое лестное  объяснение
ее привязанности к плейеру: она вечно крутит  в  руках  наушники,  словно  в
любую секунду готова воткнуть их в уши и отключиться от окружающего мира. Но
между тем Мел - вполне дружелюбное создание, голосок у нее  очень  приятный:
точь-в-точь нежный перезвон одинокого  колокольчика,  ворвавшийся  в  шумную
беседу.  Вероятно,  мы  с  ней  слишком  разные,  чтобы  когда-нибудь  стать
подругами, но, в общем и целом, Мел мне нравилась. По  слухам,  у  нее  есть
склонность зацикливаться на  чем-нибудь,  но  пока  я  ничего  подобного  не
наблюдала. Против ее творений я тоже ничего не  имею:  Мел  малюет  огромные
полотна,  на  каждом  из  которых  изображен   кусочек   обнаженной   плоти,
увеличенный до жутких масштабов. Ее скандальные шедевры отлично подходят под
определение сексуализма и выглядят типичным МБХудом. На  полотнах  Мел,  как
правило, изображает гениталии или вторичные половые признаки, но всегда  так
крупно, что разобрать, с  каким  именно  органом  имеешь  дело,  можно  лишь
прочитав табличку под картиной. Хитрый ход. С  одной  стороны,  картины  Мел
изобретательны и вполне профессиональны, с другой -  достаточно  скандальны,
чтобы оставаться в рамках  дешевого,  но  модного  направления  "сексуальные
насилия и увечья".
   Роб Робинсон, следующий МБХудак, также ничем особо не  выделялся.  Это  я
вежливо пытаюсь сказать, что он  нагнал  на  меня  смертную  тоску.  У  меня
сложилось впечатление, что  разговаривать  Роб  может  либо  о  компьютерных
играх, либо о ремиксах какой-то музыкальной нуды. Наружность у  него  -  так
сказать, техно-эксцентричная. Когда Роб вошел в бар, на нем была преогромная
куртка-аляска, почти раритет, за который  какой-нибудь  коллекционер  охотно
выложил бы круглую сумму. В том-то и дело. Вся эта жуть, которую  напяливают
на себя Мел и Роб, стоит раз в десять дороже, чем мой самый парадный  наряд:
пуловер  и  оловянного  цвета  юбка  с  разрезом.  Роб  выбрался  из   своей
доисторической аляски, и оказалось, что под курткой он  весь,  с  головы  до
пят, упакован в новую на вид темно-синюю джинсу. Пиджачок сидел  в  обтяжку,
штаны, как и полагается, на несколько размеров больше и внизу подвернуты, на
заднем кармане красуется самый огромный и самый тупой фирменный лейбл, какой
я когда-либо встречала. Возможно, такой прикид и хорош на страницах  журнала
"Уличная мода", но держу пари: ни один из модных дизайнеров  не  рискнул  бы
появиться в таком виде на людях. Я ухмыльнулась  и  самодовольно  расправила
юбку. Мне даже показалось, что я слышу вой неотложки,  мчащейся  на  подмогу
жертвам моды. Признаюсь, никогда не  понимала  людей,  которые  предпочитают
наряжаться в мешки.
   Последним  появился  Лекс.  Он  ввалился  в  паб  как   к   себе   домой,
самоуверенный и гордый тем, что опоздал - наглец, убежденный  в  собственной
неотразимости. Он мне не понравился с первого взгляда. Не зря ведь  говорят,
что человек ненавидит тех, в ком узнает себя.
   - Как дела, нормально? - весело спросил Лекс,  оглядывая  собравшихся.  -
Мел, дорогая. - Он потрепал ее по волосам.  Та  обрадованно  заулыбалась.  -
Роб, мальчик мой, - и его тоже шлеп по волосам.
   Я скривилась. А будь я собакой, то, наверное, оскалилась бы и зарычала. Я
уже ждала, что его рука метнется в мою сторону - если коснется выше затылка,
точно укушу.
   - А ты, наверно, Сэм?
   В ответ я гипнотически сощурила глаза,  что  означало:  "Даже  не  мечтай
коснуться  моих  волос".  Однако  -  вот  досада  -  стоило  нашим  взглядам
встретиться, как враждебность моя куда-то испарилась. Словно что-то щелкнуло
внутри. Так обычно бывает, когда два человека вдруг осознают, что  их  тянет
друг к другу; его глаза слегка расширились, и я поняла, что он  почувствовал
то же самое. Мы кивнули друг другу - пожимать  руки  в  такие  мгновения  не
стоит, вдруг шибанет электрическим разрядом.
   - Недавно видел статью о тебе в "Геральд", -  как  ни  в  чем  не  бывало
заговорил Лекс. Он подвинул стул и сел,  этак  типично  по-мужски  -  широко
расставив ноги, словно говоря: "у меня такие здоровые яйца,  что  по-другому
сидеть я просто не могу". - Милая фотка. Это ты делала декорации к  Шекспиру
на Кингз-Кросс?
   Все мы, подающие надежды молодые дарования, ревниво  следим  за  успехами
друг друга. И каким бы разным идолам мы ни поклонялись: Ришару Серра,  Луизе
Буржуа, Марселю Дюшену или Поле Рего, - мы все равно соперники,  хотя  бы  в
борьбе за признание критиков. У Лекса хватало честности этого не скрывать, я
оценила его жест, но особой нежности к  нему  не  почувствовала.  Наверняка,
дает понять, что дьявольски уверен в себе.  Я  сама  собиралась  предпринять
такой же маневр.
   - Да, моя карьера стандартностью не отличалась, - сказала я любезно. - Не
то, что у тебя. Окончил Кэмбервелл, выставлялся в "Черном ящике",  а  теперь
вот перебрался в галерею Саатчи.
   "Черный  ящик"  -  лондонская  галерея,  которой  вожделеют  все  молодые
художники, вообразившие себя главными  бунтарями  своего  поколения.  А  вот
упоминание Саатчи - настоящая  подлость  с  моей  стороны.  На  самом  деле,
насколько я знала,  эта  выставка  еще  не  утверждена  окончательно,  и  он
наверняка  боится  сглазить.  Но  уж  такая  у  меня   натура   -   привыкла
злобствовать, если человек мне симпатичен. Люблю наблюдать,  как  он  держит
удар. А Лекс был достойным противником и не преминул вскоре дать отпор.
   - Саатчи  интересовался  тобой?  -  удивленно  спросила  Мел.  -  Это  же
потрясающе! - В ее голосе слышался  скорее  восторг,  чем  зависть.  Обаяние
Лекса сделало свое дело, и Мел уже забыла, что он прежде всего - конкурент.
   Лекс вскинул руки:
   - Тсс! Только не вслух, это плохая примета. Еще ничего не решено.
   Я постаралась сдержать ядовитую ухмылку. По  моим  источникам,  несколько
ночей назад Лекс прилюдно бахвалился в  клубе  "Граучо".  Но  рафинированные
художники вроде Мел и Роба в этот притон не заглядывают,  так  что  об  этом
знала только я.
   - Сменим тему! - поспешно продолжил Лекс, увидев, что Мел  снова  открыла
рот. - Как я понимаю, очередная выпивка за мой счет? Кто что пьет?
   - Саатчи! - мечтательно вздохнула Мел, когда Лекс отошел  к  стойке.  Это
слово буквально звенело деньгами и славой.
   - Не знаю, стоит ли этому радоваться, - буркнул Роб, явно почитавший себя
гласом разума в пустыне безумия. - Саатчи скупает все твои работы,  а  потом
они годами пылятся в запасниках. А если ты ему надоешь, он запросто  сделает
так, что твои работы в одночасье не станут стоить и ломаного гроша.
   - Да-да, знаю, - едко сказала Мел. - Но я на  все  согласна  за  такие-то
деньги… да и зал там превосходный.
   - Ага, если только тебя там выставят. В запасники можно загреметь навеки.
   - Если бы он предложил мне продать работы, я не  стала  бы  отказываться,
Роб. А ты? - В голосе Мел слышалась откровенная издевка.
   - Честно говоря, не знаю. - Физиономия Роба под  рыжей  шевелюрой  и  без
того напоминала кусок сырой телятины, так что разглядеть, покраснел  он  или
нет, мне не удалось. Он смущенно затеребил массивные очки в черной оправе. -
Ну… возможно.
   Мел недоверчиво хмыкнула. Я помалкивала. Мне  почему-то  показалось,  что
Роб говорит совершенно искренне.
   Вернулся  Лекс,  торжествующе  потрясая  четырьмя   стаканами.   Подобной
ловкостью обычно похваляются жалкие любители или  сопливые  юнцы.  Он  ухнул
свою ношу на стол, и пена из его кружки шлепнулась  в  "гиннесс"  Роба.  Тот
демонстративно  смахнул  ее,  но  Лекс  и  внимания  не   обратил   на   эту
выразительную пантомиму.
   - Ну, как дела? - вопросил он.
   Его появление словно  подстегнуло  всю  компанию.  Лекса  окружало  такое
мощное  энергетическое  поле,  что  не  отозваться  на  него   было   просто
невозможно. Я пристально наблюдала, как он садится - все та же поза  ковбоя,
оседлавшего скакуна. Непринужденно размахивая руками, Лес  достал  сигареты,
стрельнул спички у Мел - ну и самонадеянный малый! Прикуривая, он  посмотрел
на меня из-под густых ресниц, и этот насмешливый взгляд бесстыдно призывал к
флирту. Лекс Томпсон тот еще кобель.
   - Кто-нибудь кроме меня знаком с этой Кэрол Бергман?
   - Ой, а ты ее знаешь? - всполошилась М