ом, подливая мне еще водки. - Он тебе нравится.  Ну  и
ну! Никогда бы не подумал, что доживу до  этого  дня.  Кто-то  по-настоящему
нравится Сэмми…
   - Заткнись, ладно? Отвали. И вообще! - Я отвергла предложенную бутылку  с
тоником и одним махом влила в себя чистую водку.  К  черту  искушенность.  В
жизни порой наступают такие моменты, когда нужно отказаться от  излишеств  и
сосредоточиться на чем-то одном. - И  вообще,  я  думала,  что  вы  с  Хьюго
отлично ладите. У тебя же вроде не было к нему претензий.
   Том не испытывал особенной симпатии к Хьюго.  Признаю,  тот  порой  умеет
действовать на нервы. Но я подозревала, что  Том  видит  в  Хьюго  человека,
способного справиться со мной - вот эта черта уже действовала на нервы  мне,
- а потому готов закрыть глаза на все его недостатки.
   - Да, особых претензий к нему нет. Я бы  с  радостью  сказал,  что  Хьюго
славный, но это не так. Если ты понимаешь,  что  я  имею  в  виду.  Впрочем,
назвать славной тебя у  меня  тоже  язык  не  повернется.  Так  что  все  по
справедливости. На самом деле, - Том мечтательно прикрыл глаза, - мы  с  ним
классно потрепались о футболе, пока ты бегала за выпивкой.
   - Вы с Хьюго трепались о футболе?! - Я изумленно уставилась на него.
   Единственный вид спорта, который, на мой  взгляд,  способен  интересовать
Хьюго - это аристократичный крикет. Я подозревала, что в этом  он  подражает
Псмиту .  Но
футбол лишен изящества и тонкости, на которую мог клюнуть Хьюго.
   - Ага. Говорю тебе, мы классно потрепались.
   Я решила свернуть эту тему. По всей видимости, Хьюго изощренно  издевался
над Томом, а этот наивный тупица ничего не понял.
   - Как у него дела? - спросил Том, под  влиянием  футбольных  воспоминаний
преисполнившись симпатией к Хьюго.
   - До сих пор все было неплохо.
   Хьюго   состоял   в   труппе   Королевского   Шекспировского   центра   в
Стратфорде-на-Эйвоне. Он туда угодил после того, как успешно сыграл  Эдмунда
в "Короле Лире". Сейчас Хьюго играл одновременно Бероуна в "Тщетных  усилиях
любви" и Фердинанда в "Герцогине Мальфи". Между прочим, отличное  сочетание:
остроумец-интеллектуал  и  порочный  убивец.  И  в  обеих  ролях  он   будет
запредельно сексуален. Но теперь  и  этого  счастливчика,  похоже,  настигла
Немезида.
   - Хьюго начал репетировать новую пьесу, - сообщила я, - и  уже  ненавидит
ее всей душой.
   - Как называется?
   - Не помню.  Жутко  тупое  название.  Хьюго  называет  ее  не  иначе  как
"Трах-перетрах". Он играет сутенера, который влюбляется в  одного  из  своих
мальчиков-проституток, но юнец оказывается настоящим извращенцем и  обожает,
чтобы его насиловали. А сестричка этого юного мазохиста влюблена в Хьюго - в
сутенера то есть. В общем,  Хьюго  поколачивает  ее,  чтобы  ублажить  юнца,
который ненавидит родственницу - любимая мамочка совратила его, а не сестру,
чистую и непорочную. Но Хьюго не  подозревает,  что  папаша  его  подопечных
приторговывает наркотой…
   - Хватит! Господи. - Том вскинул руки. - Одна надежда, что  пьеса  хорошо
написана. Иначе это просто дешевая конъюнктура.
   - Да ты просто напыщенный сноб. Впрочем, я с тобой согласна.
   В своем новом амплуа подруги подающего надежды  актера  я  прочла  больше
пьес, чем за всю предыдущую жизнь. В основном это были суровые драмы, где от
актеров требовалось беспрестанно материться  -  верное  доказательство,  что
автор пьесы молод, склонен  к  бунтарству  и  не  говорит  родителям,  когда
вернется домой. За парой  исключений  все  авторы  были  мужчинами.  Женские
пьесы, которые мне попадались,  были  не  такими  чудовищными  и  потому  не
вызывали столь восторженного шока, как пьесы нынешних  рассерженных  молодых
людей, но если я увижу еще одну слезливую пьеску про "дочки-матери", клянусь
- выкопаю из могилы собственную мамочку и устрою над ее  гробом  сатанинскую
мессу.
   Основная черта всех мужских пьес заключалась в том, что там имелся  ровно
один женский персонаж, и по ходу дела этот женский персонаж должен был  либо
оголиться до пояса, либо  прогуливаться  время  от  времени,  сверкая  голым
задом, либо и то, и другое вместе. Все эти  драматурги-интеллектуалы  первым
делом  извещали,  что  женский  персонаж  не  носит  трусиков   и   обладает
выдающимися сиськами. Дальше - просто: зрители, затаив дыхание, ждут,  когда
этот женский персонаж заголится.
   Том поначалу в ответ  издавал  вполне  разумный  бубнеж,  а  потом  вдруг
оживился и спросил - почти с той же тонкостью, с какой Джим Кэрри изображает
удивление - где именно женский персонаж оголяется  целиком  и  полностью.  Я
свирепо ухмыльнулась и уже собиралась всласть поизмываться над ним,  обрушив
на него забойные метафоры, сравнивающие  вульву  с  анютиными  глазками,  но
помешал звонок в дверь, и Том на время избежал моих когтей.
   - Привет!
   Это была Джейни, другая моя лучшая подруга.
   У нее за плечами, как всегда, болтался огромный  ранец,  а  в  руках  она
держала пакет из  супермаркета  "Марк  и  Спенсер",  который  соблазнительно
позвякивал и шуршал. Не став дожидаться, когда Джейни  переступит  порог,  я
выхватила у  нее  пакет.  Его  содержимое  наверняка  куда  интереснее,  чем
сценарии, которыми под завязку набит ранец.
   - Как ты похудел! - воскликнула она, бросаясь к Тому, которого не  видела
после его возвращения из Индии.
   - Побывал в Диареябаде, - вздохнул Том. - Это  такой  городишко  в  штате
Поносорат. Потеря веса гарантирована. Чтобы не помереть, приходится хлестать
целыми днями воду, но это единственный минус, а так  -  нет  лучше  средства
похудеть, чем посетить благословенную Индию. Бог мой, Джейни!  А  ты-то  как
исхудала! Я тебя даже обнять теперь смогу! - Том  взял  Джейни  за  плечи  и
оглядел ее с ног до головы. - Что случилось? У тебя тоже была дизентерия?
   Джейни самодовольно улыбнулась. Из жирной рубенсовской красавицы  она  за
последний месяц превратилась в простую пышку Ренуара. Несмотря  на  округлые
формы, Джейни производит впечатление эфемерного создания: необычайно бледная
кожа и светлые вьющиеся волосы придают ей хрупкость, которая  подчеркивается
изящной линий скул.
   - Много работы, - сказала она с нарочитой небрежностью, которая не  ввела
нас в заблуждение. - Есть некогда.
   - Джейни - ПРОДЮСЕР НА БИ-БИ-СИ! - объявила я, поскольку  с  Джейни  явно
случился припадок скромности. -  Она  только  что  закончила  съемку  своего
первого сериала.
   - Так это же здорово! Поздравляю! - Том сжал Джейни  в  объятиях.  -  Это
потому ты такая нарядная? Куда делись хипповые накидки, побрякушки,  фенечки
и прочая дребедень? Неужто придется привыкать к твоим элегантным туалетам?
   С братской фамильярностью Том дернул за серебряные  бусы  ручной  работы,
болтавшиеся у  Джейн  на  шее  -  своими  повадками  он  напоминал  гориллу,
подумывающую, не попробовать ли эти шарики на зуб. Ловкости в  пальцах  Тома
было не больше, чем в связке бананов. Иногда меня гложут сомнения, все ли  у
него пальцы на месте.
   - Отвали, балбес! - Джейни шлепнула его по руке. Том  с  обиженном  видом
отодвинулся. - Сэм, как насчет выпивки? У меня с собой отличное белое вино.
   Таким деликатным способом Джейн давала понять, что предпочитает  избегать
пойла, хранящегося у меня под раковиной.
   - Уже открыто.
   Я протянула ей бокал и, вскрыв пакетик с фирменными чипсами, высыпала  их
прямо на стол.
   Джейни с отвращением уставилась на горку.
   - А миски у тебя что, нет?
   - Вообще-то есть...
   Джейни прекрасно поняла, что я имею в виду.
   - Ладно-ладно. Не буду спрашивать, какую дрянь ты в ней разводила.  Мм-м…
- Она с наслаждением отхлебнула вина. - Очень недурно.  Ну,  Том.  Как  тебе
Индия? Помимо дизентерии?
   Том страдальчески глянул на нее:
   - Ты не читала мою книгу? - спросил он скорбно.
   Джейни виновато покосилась на меня.
   - Ох, прости. Съемка в Уэльсе отнимала все мое время. Прости, пожалуйста.
Сегодня же куплю. - Она запнулась. - А разве ты написал путевые  заметки?  Я
думала, ты у нас по части поэзии.
   - Стихи, стихи, - успокоила ее я.
   Том все равно бы не ответил, поскольку погрузился в глубокое уныние.  Еще
бы - Джейн не купила его поэтический сборник "Так близко/слишком близко". (Я
говорила Тому, что деструктивная пунктуация вышла из  моды  еще  десять  лет
назад.) Там скрупулезно описан разрыв  отношений  между  Томом  и  девушкой,
которая поехала с ним в Индию. Отличное руководство в стихах  для  тех,  кто
отправляется в дальнее путешествие вместе с предметом воздыханий - о  чем  с
ним можно разговаривать, а  каких  тем  лучше  избегать.  После  тщательного
изучения жутких и гнетущих событий,  правдиво  воспетых  беднягой  Томом,  у
читателя складывается впечатление, будто в Индии можно разговаривать  только
о цветах. А ботанические сравнения с вульвой - просто колоритная приправа.
   - Том с Алисой, - заговорила я, решив  как  можно  короче  изложить  суть
болезненной темы, - расстались в Индии, и книга в основном посвящена…
   - Она меня бросила! - с горечью поправил Том.
   Он забился в кресло и,  свесив  голову  на  грудь,  разглядывал  ботинки.
Хорошо мне знакомый темно-синий свитер, прежде жизнерадостно оттопыренный на
небольшом, но крепком животике, теперь свободно  болтался,  словно  из  тела
Тома выпустили воздух. Жалкое зрелище: раньше Том выглядел куда  симпатичнее
- этакий увеличенный вариант уютной плюшевой гориллы. Даже его крепко сбитая
ирландская физиономия осунулась, а подбородок заострился.
   - Ладно, - продолжала я, - Алиса бросила Тома…
   - Ради американского хиппаря с козлиной бороденкой!
   - Бородка, как и вообще растительность на лице этого парня, сильнее всего
бесит Тома, - поведала я Дженни. - Стихотворение, посвященное  бороденке,  -
одно из лучших в  книге.  Знаешь,  прочитав  его,  ты  уже  не  сможешь  без
содрогания смотреть на эспаньолки.
   Джейни проворно налила вина в опустевший стакан.
   - Мне очень жаль, Том. Может, скушаешь печенюшку?
   Большая голова Тома приподнялась, на безжизненном  лице  мелькнул  слабый
лучик надежды.
   - С шоколадом?
   - С двойным слоем! - торжествующе сказала Джейни, держа коробку  подальше
от Тома, словно отвлекая его от края пропасти.
   Последовала долгая пауза. Затем Том наклонился  и  загреб  целую  горсть.
Джейни облегченно вздохнула. Хотя лицо Тома по-прежнему было  полно  скорби,
скорость, с которой он пожирал печенье, предполагала, что в  его  жизни  еще
осталось место маленьким радостям.
   - А ты как, Джейни? - спросил он, вытирая рукавом рот.
   - Да все в порядке. Если не  считать  мелких  неприятностей.  Только  что
встречалась с композитором, который любого доведет до белого  каления.  Этот
придурок порывается написать симфонию, а нам от  него  нужно  только  десять
секунд ужаса.
   - Десять секунд ужаса? - озадаченно переспросила я.
   - Ну да, ужаса. Музыка для создания зловещей атмосферы. Кто-то  таится  в
тени, а за кадром грохочут жутковатые аккорды. Берешь такой музон  и  просто
вставляешь в нужном месте. Там  пятнадцать  секунд  паники,  здесь  двадцать
сельской безмятежности…
   - Странно как-то. Все равно что галантерейщик нарезает всякую  мелочевку:
кружева, тесьму, молнию?
   - Можно и так.
   Мне показалось, что сравнение Джейни не особенно позабавило.
   - А как Хелен? - спросил Том. - Она получила роль в новом сериале?
   - Э-э… нет, - ответила Джейни наигранно непринужденным тоном, к  которому
прибегают, когда желают показать, что недавняя личная драма не  оставила  на
тебе следов. - Мы с Хелен уже не вместе.
   На лице Тома отразилось недоверие.
   - Хелен тебя бросила? Именно когда ты начала  снимать  сериал?  Она  что,
чокнулась? Или нашла подружку побогаче?
   Мысль о покинутой и одинокой Джейни бальзамом  пролилась  на  истерзанное
сердца Тома. Несмотря на то,  что  рядом  с  бывшей  пассией  Джейни  свалка
ядовитых отходов - само очарование.
   - Том! - отрывисто предупредила я. - Смотри, нарвешься.
   - Вообще-то Хелен бросила я,  -  Джейни  закашлялась.  -  У  меня  теперь
другая… Мой сопродюсер по сериалу.
   - Ну вот, - сказал Том упавшим голосом. - Значит,  бросили  только  меня.
Превосходно, мне сразу полегчало.
   - А книга Тома  получила  отличную  критику,  -  попыталась  я  исправить
положение. - Я видела вырезки из газет.
   - Мою книгу только рецензенты и прочли! - ожесточенно буркнул  Том.  -  А
этим шакалам она досталась задарма.
   -  Но  ведь  поэзия  не  продается,  Том,  -   возразила   Джейни   тоном
преуспевающего продюсера Би-Би-Си. - Сам знаешь.
   - Вы только послушайте, - обиделся Том. - Она очерствела от успеха. И что
мне, по-твоему, делать, Джейни? Строчить  сценарии  для  сериалов,  где  без
всякой  причины  каждые  пять  минут  раздеваются,  каждые  десять  минут  -
ширяются, а все остальное время трахаются  под  десять  секунд  музыкального
ужаса? Может, тогда я смогу позволить себе жилье получше, чем  кооперативный
дом, где приходится по пять раз на  дню  устраивать  заседания  комитета  по
совместному использованию стиральных машин.
   Вот так всегда бывает, когда кто-то начинает пожинать первые успехи. Пока
все пробиваются  вместе,  взаимная  поддержка  разумеется  сама  собой,  без
вопросов. Потом тебе удается взобраться на ступеньку повыше, и  все  решают,
что ты добился своего. Но как только перестает кружиться  голова,  сознаешь,
что до верха еще очень далеко, а  друзья,  пока  не  преодолевшие  и  первой
ступеньки, начинают возмущаться, когда об этом заикаешься. Те же, кто  залез
еще выше, поневоле смотрят на тебя сверху вниз.
   Такое отношение отрезвляет, как ушат холодной  воды.  Несмотря  на  успех
моих предыдущих выставок и нью-йоркские перспективы, доходы  по-прежнему  не
отличались  постоянством,  и  короткие  вспышки   ничем   не   сдерживаемого
чревоугодия сменялись долгими  вынужденными  постами.  Но  скульптурой  хоть
какие-то деньги заработаешь, в отличие от поэзии. С  одной  стороны,  Джейни
права, обращая внимание на эту  суровую  реальность.  Но  с  другой,  от  ее
высказывания несло  невыносимым  самодовольством  человека,  чье  финансовое
положение куда прочнее, чем у нас с Томом.
   - Я просто хотела сказать… - начала Джейни.
   - Ну да, конечно! - Том уже завелся. - У нас  все  идет  отлично,  да?  Я
заработал двадцать пенсов на собственном горе. Сэм уматывает на  выставку  в
Нью-Йорк, по ходу дела  пытаясь  разобраться  с  личными  проблемами.  Право
слово, ее потуги выглядели бы смешными, не будь они столь мучительными - все
равно что  маньяк-психопат,  который  пытается  обзавестись  семьей.  А  ты,
Джейни, превратилась в одержимую манией  величия  карьеристку  в  сшитом  на
заказ костюмчике!
   - Это несправедливо!
   Противников следовало отвлечь, пока они не дали волю рукам. Как  приманку
я решила швырнуть им свои ночные похождения в мире уборных.
   - Джейни, погоди. Мне нужен твой совет в сердечном вопросе.
   Проверенный и надежный способ добиться  от  Джейни  внимания.  Я  вкратце
пересказала подробности, присовокупив краткое  описание  второго  персонажа.
Джейни внимала, широко распахнув синие  глаза  и  подперев  рукой  голову  -
классическая поза страдающей тетушки.
   - А Хьюго обязательно рассказывать? - спросила она, когда я умолкла.
   - Вот я то же самое сказал, - встрял Том.
   - Заткнись! - рявкнули мы в один голос.
   - В конце концов, на следующей неделе ты уезжаешь. Этот  Лекс  тоже  туда
едет?
   - Не сразу. Он появится в Нью-Йорке где-то через неделю.
   - Значит, до открытия выставки у тебя будет время. Хьюго ведь  собирается
приехать на открытие?
   Я кивнула.
   - Так вот, к его приезду все уже заглохнет. Судя по описанию, этот  Лекс,
как только смекнет, что с тобой ловить нечего,  тут  же  увяжется  за  юбкой
посговорчивей.
   - Спасибо на добром слове, - пробормотала я.
   - Да ты сама все на  свете  забудешь,  как  только  там  появится  Хьюго.
Успокойся, Сэм. Не стоит выеденного яйца.
   - Если только она опять не нажрется и не решит  провести  апопЛЕКСическую
ночь, - ехидно проворчал Том.
   Я гневно глянула на него и холодно сказала:
   - Дерьмовые у тебя каламбуры, и всегда  были  дерьмовыми  -  это  уже  не
лечится. Ох уж эти мужики, - пожаловалась я Джейни. - Жить с ними нельзя,  а
убить можно, только если сильно повезет.
   - Тебе видней, - парировал Том.
   Джейн резко втянула в себя воздух. Замечание Тома запросто спровоцировало
бы скандал, не предприми  я  в  последний  год  титанические  усилия,  чтобы
смириться со своим убийственным прошлым, буквально напичканным трупами.
   - Ой, прости, Сэмми, - промямлил он. - Я  чувствую  себя  большим  куском
живого дерьма.
   - Служба контроля за метафорами подает сигнал, - язвительно  откликнулась
я. - В прошлый раз дерьмо было мертвым. Это намек, дорогой мой.
   Джейни обняла меня за плечи.
   - Ты искупишь свое прошлое через искусство, - сказала она почти  всерьез.
- Постарайся никого не убить в Нью-Йорке, ладно?
   - Ничего не могу обещать, - ответила я, хватаясь за стакан и пронзая Тома
свирепым взглядом. - Но постараюсь.

Глава третья

   - Куда вам, леди? - сказал таксист, не оборачиваясь.
   - Спринг-стрит. Галерея "Бергманн Ла Туш".
   - Как скажете.
   Таксист говорил таким скучающим тоном, словно я предложила почитать вслух
избранные речи Джона Мейджора.  И  все  же  он  мне  понравился.  Наконец-то
легендарная нью-йоркская мизантропия! Я уже чувствовала  себя  как  дома  от
чудесного сочетания злобного презрения и каскада оскорблений.
   Машина дернулась в места, и моя голова с  размаху  треснулась  о  спинку.
Раздался громкий голос:
   - Мурр-мяу! Меня зовут  Эрта  Китт  .
   Я испуганно оглянулась, но в салоне никого не было. А водителя,  судя  по
удостоверению на панели, определенно звали по-другому. Так что либо от удара
в голове моей помутилось, либо...
   - У киски девять жизней, мурр-мяу! Но у вас, дор-р-рогуша,  к  сожалению,
только одна. А потому пристегните  ремень  безопасности.  Желаю  пр-р-риятно
пр-р-ровести день!
   Я послушно пристегнула ремень. Женщину-кошку положено слушаться.
   Манхэттен выглядел неприглядно. Небоскребы, каждый  из  которых  старался
оттеснить соседа, не желали делиться местом под солнцем с жалкими людишками,
мельтешившими  внизу.  В  сравнении  с  серым  бетоном  даже  стальные  воды
Ист-ривер выглядели дружелюбнее. Когда мы въехали на мост,  мне  показалось,
что над нашими головами, словно предупреждая о чем-то,  клацнула  гигантская
крепостная   решетка.   Нью-Йорку   несомненно   подошел   бы   какой-нибудь
средневековый и  безжалостный  девиз.  Не  хватало  лишь  человечьих  голов,
насаженных на колья вдоль моста.
   Мы промчались мимо припаркованного грузовика,  который  своими  размерами
напомнил кадр из "Терминатора" -  начальный  эпизод,  где  машины  захватили
власть. Из кабины  выполз  человек  и  с  осторожностью  скалолаза  принялся
спускаться по каким-то железякам, торчавшим из корпуса махины.  Он  выглядел
таким крошечным и хрупким: недоделанная шутка природы, сожрать  и  выплюнуть
которую такому чудовищу -  пара  пустяков.  И  легковушки  здесь  громадные,
запросто можно спутать с грузовиками. Господи, откуда  это?  Может,  люди  в
Америке  настолько  раздались  вширь  именно  потому,  что  чувствуют   себя
карликами рядом со своим транспортом? Зато проблему  ожирения  можно  решить
здесь одним махом, запретив любые транспортные средства крупнее "жука".
   Взвизгнув тормозами, мы затормозили в каком-то дюйме от другого такси.  Я
испытала благодарность к Эрте Китт - ее добрый совет помешал мне разбить лоб
о перегородку. Нью-йоркские такси здесь такие массивные, что за  их  пуле  -
или даже бомбонепробиваемыми телами можно укрыться от любых бед.  Но  только
не от таксистов. Мы сорвались с места, едва не свихнув себе шею и проскочили
на красный свет (множественное число  я  употребляю  в  фигуральном  смысле)
ис