ключительно  для  того,  чтобы  обогнать  переднюю  машину,  обматерив  ее
напоследок.  Не  удивительно,  что  водила-сосед  обиделся.   На   следующем
светофоре он пристроился рядом и заорал:
   - Пошел на хер! Пошел на хер!
   - Сам пошел на хер! - харкнул  в  ответ  мой  водитель.  Когда  я  говорю
"харкнул", это уже надо понимать совсем не фигурально.
   - Пошел на хер, козел! - охотно взвыл сосед.
   Зажегся зеленый,  и  мы  вновь  ринулись  вперед.  Все  это  походило  на
мультяшную гонку. По счастью, из-за смены часовых поясов я слишком  одурела,
так что взирала на происходящее с вялым безразличием. Несусь себе  на  дикой
скорости, за рулем - один чокнутый, на хвосте  висит  другой  чокнутый.  Мой
таксист подбавил газу и разнообразил свой репертуар:
   - Твою мать! Мать твою!
   Он проорал это, перегнувшись к правому окошку, когда соперник  поравнялся
с нами. И сопроводил слова жестом, смысл  которого  понял  бы  даже  заезжий
марсианин.
   - ААААААА! На хер пошел! Пошел на хер! -  взвыли  в  соседней  машине.  -
Пошел на хер!
   - Где, вы сказали, на Спринг-стрит? - осведомился мой таксист,  продолжая
жечь об асфальт резину. Вполне любезный голос в сочетании с перекошенным  от
ярости лицом и выпученными  глазами  окончательно  лишили  меня  присутствия
духа.
   Я пролепетала номер дома.
   - Отлично, следующий квартал, - сказал он.
   И тут соперник обогнал нас  по  встречной  полосе.  Наклонившись  в  нашу
сторону и едва придерживая руль одной рукой,  водитель  окатил  меня  струей
воды из пластиковой бутылки. Во всяком случае, я очень  надеялась,  что  это
вода.
   Таксист дал по  тормозам,  машина  мустангом  подскочила,  визжа  шинами,
подрезала другое такси и остановилась. Мой таксист вылетел наружу,  кажется,
даже не побеспокоившись открыть дверцу.  Я  покосилась  на  счетчик.  Девять
восемьдесят. Я  бросила  десятидолларовую  бумажку  на  переднее  сиденье  и
выскочила с другой стороны - на всякий случай. Мне не хотелось служить живым
щитом.
   - АААААА! ГОВНО СОБАЧЬЕ! Я ВЕСЬ МОКРЫЙ! - вопил таксист,  пытаясь  голыми
руками оторвать дверцу соседней машины.
   - Деньги на сиденье! - проорала я.
   - Ладно, ладно, - рассеянно отозвался тот, подскочил к  машине  и  достал
что-то из-под сиденья. Обернувшись через плечо, он заорал:
   - А НУ ВЫЛАЗЬ, Я ТЕБЕ ЩАС ПОКАЖУ, КАК БРЫЗГАТЬСЯ, ГОВНА ШМАТ!
   Быстро взглянув на номера домов, я поняла, что "Бергман Ла Туш" - всего в
двух шагах. Не оглядываясь по сторонам, я легкой рысцой устремилась прочь от
побоища. Вопли и гудки позади меня становились все громче.  Судя  по  звуку,
кто-то пытался раздолбать капот кувалдой.
   Перед высокой, выкрашенной белым дверью галереи "Бергман Ла Туш" слонялся
какой-то тип, похожий на татуированную с ног  до  головы  гориллу-альбиноса.
Все, никогда больше не смогу сравнивать нашего Тома с приматами. Ему  далеко
до этого экземпляра: низкий лоб и огромные болтающиеся лапы, причем костяшки
пальцев едва не скребут землю.  Тип  был  в  фуфайке  с  длинными  рукавами,
заправленной в мешковатые рабочие штаны.  Широченные  штанины  закручивались
вокруг грубых башмаков, а ширинка болталась на уровне колен. Может, у  этого
парня отвислый зад, и таким одеянием  он  пытается  скрыть  свой  физический
недостаток?
   Тип что-то сказал, но так тихо и протяжно, что я не разобрала ни слова.
   - Простите?
   - Чего там стряслось-то? - с трудом повысил он голос.
   Теперь до нас доносилась целая симфония гудков; такси полностью перекрыли
дорогу, и другие водители ожесточенно протестовали.
   - Мой таксист избивает другого таксиста.
   - Из-за вас, что ль, поцапались? - спросил  горилла,  будто  это  было  в
порядке вещей.
   - Нет, конечно! - возмутилась я.
   - А чего, сильно махаются?
   Он явно оживился.
   Я пожала плечами, слегка  встревоженная  таким  неприкрытым  интересом  к
насилию.
   - Почему бы вам самому не взглянуть?
   Такого типа проще представить в  зоопарке  под  табличкой:  "Недоразвитая
деревенщина. Очень опасен. Просьба не кормить".
   - Не-а. Пост не могу бросить.
   Нельзя сказать, чтобы его ирония разила наповал.
   - Вы здесь работаете?
   - А то! - Он что-то добавил, но я опять не поняла.
   - Простите? - сказала я, все более раздражаясь.
   - Грузчик я тут. Вещи двигаю. Из Англии, что ль?
   - Нет, из Гарлема.
   - Чего?  А-а...  -  Он  ухмыльнулся.  -  Английское  чуйство  юмора,  да?
Приветик. Даун меня звать. Небось, на выставку пришлепали?
   - Привет, Даун. - Про себя я решила, что зовут его все же Дон. - А я  Сэм
Джонс.
   - Инстылляции, что ли? - Лицо Дона вытянулось. - Терпеть их ненавижу.  Ну
того, вкалывать типа приходится. Токо без обид, ага? В  Нью-Йорке-то  первый
раз?
   - Угу.
   Свирепые вопли и грохот кувалды наконец стихли, но гудки не смолкали.  Их
какофонию прорезал вой сирены. Похоже, мои друзья водилы тоже  услыхали  ее,
потому что мимо просвистели два желтых пятна и растворились вдали.
   - Ку-ку, - напутствовал их Дон. - Ну вот... чего сказать-то?  А,  ну  да.
Добро пожаловать в Нью-Йорк.

Глава четвертая

   Стоит войти в любую уважающую себя галерею как тебя окидывают оценивающим
взглядом на предмет, способен ли ты отстегнуть пару штук  (как  минимум)  на
здешний шедевр. Дагги, у  которого  я  выставляюсь  в  Лондоне,  учит  своих
сотрудников в первую очередь обращать  внимание  на  обувь  посетителей.  Он
клянется и божится, что башмаки - самый надежный показатель  богатства.  Но,
как правило, достается не только обуви - взгляд служителя изучит тебя с  ног
до головы, и если сотрудник достаточно  опытен,  ощущение  такое,  будто  по
самым чувствительным частям твоего тела провели стальной щеткой. Наверное, в
случае  положительного  вердикта  должно  казаться,   будто   тебя   ласкают
шелковистые прикосновения хорошо обученных сексуальных рабов но, увы, прежде
у меня не было возможности проверить эту гипотезу.
   Девушка в приемной  галереи  "Бергман  Ла  Туш"  была  столь  ошеломляюще
красива,  что  один  ее  взгляд  казался  милостью  для  посетителя.  Я   по
достоинству оценила ее  ненавязчивый  обыск  -  нет  ли  при  мне  папки  и,
следовательно,  не  являюсь  ли  я  потенциальной  проблемой  под  названием
"начинающий художник".
   - Привет!  -  воскликнула  красавица  доведенным  до  автоматизма  бодрым
голосом.
   Акцент у девушки был вполне американский, а сама она являла смешение всех
рас, из которых азиатская чуточку выдавалась. Гладкая  кожа  нежно-кофейного
оттенка, как у дорогой замши, большие, темные миндалевидные глаза. Но лоб ее
избороздили складки задумчивости.
   - Простите, - вежливо сказала она, - я не могла вас где-то видеть?
   На ней была светлая шелковая блузка и угольно-черные габардиновые  брюки,
волосы собраны в маленький пучок на затылке - и ни единого следа  косметики.
Девица выглядела до жути безупречно, что означало: штукатурки на ней больше,
чем на мне, только наложила она ее куда более умело. Никаких драгоценностей,
никаких украшений, если не считать серебряного завитка на ремне, но блузка и
брюки сидели как влитые, а каждая прядь  уложенных  волос  вилась  в  строго
выверенном направлении. Нью-йоркский минимализм, доведенный до совершенства.
   - Меня зовут Сэм Джонс, - сообщила я. - Участвую в следующей выставке.
   - Ах да, конечно! Наверное, видела  ваше  фото  в  буклете.  -  Она  явно
обрадовалась, что я не жалкая попрошайка. - Привет, а меня зовут Ява.  Ужас,
до  чего  приятно  познакомиться.  Сейчас  позову  Кэрол,  одну   минуточку.
По-моему, у нее сейчас нет совещания.
   - Ява? - переспросила я,  когда  девушка  вызвала  хозяйку  галереи.  Она
горестно улыбнулась. Я с радостью отметила, что зубы у нее острые и  чуточку
неровные. Столь неамериканское несовершенство обнадеживало.
   - Моя мама голландка, из хиппи. А папа -  кореец.  Мама  до  сих  пор  не
знает, откуда она взяла это имя.
   - Может, с пачки кофе? - предположила  я.  -  Еще  повезло,  что  вас  не
назвали Мокко.
   Улыбка Явы никуда не делась, но взгляд вдруг окаменел. Неужто  обиделась?
Но в следующий миг я сообразила, что она попросту меня не поняла.
   - Простите? - переспросила Ява своим вежливым голоском.
   - Ха! - гаркнул Дон у меня за спиной.
   Насколько я поняла, это "Ха" было скорее веселым, чем  пренебрежительным.
Он отклеился от дверного косяка и зашаркал к нам.
   - Английский юмор, - пояснил он  Яве  доверительно.  -  Сух  как  хер,  -
добавил Дон, обращаясь ко мне.
   Я  растерянно  моргнула  и   сообразила,   что   Дон   просто   попытался
воспроизвести невинную английскую  поговорку  "сухой,  как  херес",  но,  по
своему обыкновению, проглотил все окончания.
   - Как некоторые сорта хереса, - осторожно поправила я.
   У меня уже слегка кружилась голова -  и  вовсе  не  из-за  смены  часовых
поясов.  Такое  чувство,  будто  я  участвую  в  сюрреалистических   скетчах
"Летающего цирка Монти Пайтона".
   Ява благоразумно решила не развивать тему английского юмора.
   - Сэм, это Дон, - сказала она. - Дон у нас готовит выставки.
   - Правда? А по виду и не скажешь, что он такая важная шишка.
   - Простите?
   Застывший взгляд Явы снова сигнализировал: "не  пойму,  что  это  вы  тут
несете". Я  вздохнула.  Конечно,  Ява  -  очень  милая  девушка,  почти  как
незабвенная инсталляция Дэмиана Хёрста "Гниющая корова", хотя опарыши по ней
и не ползают. У нее только с английским чувством юмора  сложности,  во  всем
остальном - очень, очень компетентная особа.
   - Точняк! - ухмыльнулся  Дон.  -  Подготовитель.  А  точнее,  мальчик  на
побегушках. Ладно, - зевнул он, - пора искусство двигать. Еще увидимся.
   По крайней мере, мне показалось, что он сказал именно это. Все  окончания
Дон, конечно же, проглотил. Согнувшись в три погибели  и  едва  не  загребая
руками по полу, он поковылял к открытой двери прямо за огромным белым столом
Явы. Сквозь дверной проем я видела стальные двери лифтов, сбоку шла лестница
такого же угрюмого индустриального вида.
   Дон нажал кнопку вызова лифта, и тут с лестницы  донеслось  металлическое
клацанье. Через несколько секунд показалась дама на высоченных каблуках. Она
проворно соскочила с последней ступеньки и посмотрела на Дона.
   - Дон, не говори, что ты вызвал лифт только для того, чтобы спуститься  в
подвал, - недоверчиво сказала она.
   - А ноженьки-то не казенные, - протянул Дон. Двери лифта с глухим  лязгом
открылись. - Карета того... подана. Пока-пока, леди.
   - Наш Дон - большой оригинал, - сказала Ява. - Большой Дон.  Но  клиентам
он нравится.
   - Всем?
   - Ну, - улыбнулась она, - многим. Остальные находят его деревенщиной.  Да
и одевается, как оборванец.
   - Он и есть оборванец, - сказала Кэрол Бергманн. Она  процокала  прямиком
ко мне и протянула руку. - Но работник каких поискать. Сэм! Привет! Вы  ведь
прилетели пару часов назад. Никак не ждала вас сегодня.
   - Закинула вещи на квартиру и сразу сюда, - объяснила я, пожимая ей руку.
- Решила, что если останусь дома, то  засну  и  сложнее  будет  привыкать  к
новому времени.
   - Пожалуй, это разумно.
   Впервые я видела человека, который с такой прагматичностью относился бы к
своей внешности. Короткие волосы Кэрол безжалостно  зачесала  назад;  черный
деловой костюм из тех, о которых забываешь, как только  наденешь;  косметики
на ней не было вовсе - ни явной,  ни  скрытой.  Единственная  легкомысленная
деталь - высокие каблуки, но Кэрол явно не считала  их  орудием  обольщения.
Скорее всего, грохоча каблуками, она надеялась распугать тех,  кто  стоит  у
нее на пути. К вам на всех  парах  мчится  курьерский  поезд  -  вот  о  чем
грохотали каблуки.
   - И как прошел перелет? Шофер вас встретил?
   - Все отлично, спасибо.
   - Хорошо, хорошо. Значит, с Явой и Доном вы уже познакомились.  Наверное,
лучше провести вас по галерее и познакомить со всеми, кто сейчас  на  месте.
Для начала. Вы уже успели осмотреть экспозицию?
   Главный зал я действительно успела обвести взглядом. Вправо  уходили  еще
два зала, но содержимое первого не вдохновило меня на дальнейший осмотр. Там
висели четыре огромные пятнистые полотна, заляпанные  на  редкость  мрачными
красками.   ("Пятнистые"   и   "заляпанный"   -   не   специальные   термины
искусствоведов. Просто как художник я привыкла ими пользоваться.) Если долго
вглядываться в эти холсты, можно, наверное, выудить из глубины  какой-нибудь
банальный  образ,  подобно  тому,  как  возникает  объемное  изображение  на
"волшебных картинках".  Не  доверяя  проницательности  зрителей,  художница,
некая Барбара Билдер, услужливо дала подсказку  в  виде  названий.  Так  под
полотном, напоминавшим нутро выгребной ямы, значилось "Три кипариса", и если
скосить взгляд под определенным углом, можно было углядеть  три  растения  в
окружении  какого-то  месива,  видом  и  цветом  изрядно   смахивающего   на
переполненную бочку разлагающихся человеческих испражнений. И все в таком же
духе. Здесь явно требовался такт, и не моргнув глазом, я ответила:
   - Немного. Но это очень тонкие вещи. Требуется время, чтобы их понять.
   А художнице требуется фронтальная лоботомия. Но говорить об этом незачем.
   Кэрол Бергман одобрительно закивала.
   - Я с самого начала так и говорила. Не правда ли, Ява?
   - О да, Кэрол!
   - Барбара очень медленно продается. Но те коллекционеры,  что  купили  ее
картины, говорят, что чем дольше на них смотришь, тем лучше они выглядят.
   Просто с возрастом портится зрение, подумала я.
   - Давайте вместе пробежимся по галерее, - предложила Кэрол, увлекая  меня
через боковой проход в два смежных зала, которые казались маленькими лишь  в
сравнении с огромным главным.
   Стены были выкрашены в белый цвет, под ногами серел простой  бетон,  стол
Явы тоже представлял собой унылый кусок этого вещества.
   - Это у нас первый этаж. Главный зал - одно из самых больших в  Нью-Йорке
выставочных помещений.
   Кэрол обвела просторы властным жестом и морзянкой застучала  каблуками  к
лестнице.
   - Не правда ли, замечательно высокие у нас потолки?
   Чтобы не отстать, приходилось очень быстро  перебирать  ногами,  так  что
ответить я не могла при всем желании  -  дышала  как  загнанная  лошадь.  Мы
прогрохотали  по  стальным  ажурным  ступеням  и,  проскочив   узкий   белый
вестибюль, оказались еще в одном зале. Здесь  так  сверкало,  что  рука  моя
непроизвольно нырнула в карман за темными  очками.  Луч  заходящего  солнца,
пробившийся сквозь полупрозрачные  жалюзи  на  огромных  окнах,  полыхал  на
лакированном  деревянном  полу.  Должно  быть,  его  покрыли   как   минимум
полудюймовым слоем лака. Хоть на коньках катайся.  Если  в  этом  и  состоял
смысл инсталляции, то я его сразу ухватила.
   - Какой класс! - вскрикнула я, надеясь, что Кэрол не заметит  восторга  в
моем голосе, которого явно недоставало, когда я расхваливала шедевры Барбары
Билдер.
   Она странно посмотрела на меня.
   - Так блестит, - пояснила я неуверенно, сознавая, что меня подозревают  в
злоупотреблении галлюциногенами.
   - Ну да. Мы недавно покрыли пол лаком, -  мягко  ответила  Кэрол,  словно
успокаивая ребенка. - Так вот, это еще один большой зал.  Думаю,  одну  вашу
инсталляцию  мы  поместим  внизу,  а  другую  повесим   здесь.   Для   ваших
произведений нужно много места.
   Наверху было гораздо приятнее, чем на бетонных просторах  первого  этажа.
Из огромных окон в дальнем конце зала лился неяркий свет, окна были затянуты
матовыми дымчато-серыми жалюзи. Лаковое сияние паркета чудесно сочеталось  с
этим жемчужным потоком - лучшего освещения для моих мобилей и не  найти.  По
обе стороны окон высились две массивные колонны, выкрашенные в белый цвет  -
пережиток тех дней, когда помещение использовалось под склад, но  созерцанию
мобилей они не должны были помешать. Более того, колонны даже можно  пустить
в дело.
   - Замечательно, - искренне сказала я.
   Кэрол довольно улыбнулась.
   - Хорошо, хорошо. А вот и Сюзанна.
   За столом в уголке зала изваянием  застыла  дама.  Завороженная  красотой
лакового пола, я не заметила ее сразу  и  сейчас  растерянно  уставилась  на
живую  скульптуру.  Должно  быть,  перелет   все-таки   сказался   на   моем
самочувствии.  Иначе  чем  объяснить,  что   я   исхитрилась   не   заметить
двухметровую  блондинку  с  массивными  прелестями,  затянутыми  в  кричащие
тряпки? Сюзанна словно перенеслась из того времени, когда  мужчины  называли
женщин ее габаритов не иначе как "мадам" и посвистывали им вслед, сдвигая на
затылок котелки. Мне и самой захотелось присвистнуть.
   - Привет, - улыбнулась Сюзанна.
   Да, она  будет  повнушительней  Статуи  Свободы.  Впечатляющая,  если  не
сказать пугающая особа.
   - А это Кейт, - продолжала, между тем, Кэрол.
   Я снова растерянно  заморгала.  Откуда  ни  возьмись  вынырнул  еще  один
персонаж и помахал мне пачкой бумаг. За необъятной спиной Сюзанны  пряталась
дверь, а за дверью - узкий  и  длинный  кабинет  с  массивным  копировальным
аппаратом в центре и стеллажами  слайдов  и  художественных  журналов  вдоль
стен.
   - Привет, - весело поздоровалась Кейт. - Рада с вами познакомиться.
   Миллион тугих рыжих косичек плотным шлемом охватывал ее голову. Казалось,
косички приросли к скальпу.  Кейт  вообще  была  вся  в  обтяжку.  Ожерелье,
впившееся в шею,  полосатый  свитерок,  едва  не  трескающийся  по  швам,  и
ярко-алые штаны армейского покроя, сидевшие на  ней  так,  что  я  побоялась
представить, сколько они могут стоить.
   - Мы так взволнованы вашей выставкой! - продолжала она. - Буйство молодых
британских художников в Нью-Йорке!
   - Ну, за буйства у нас отвечают Лекс с Робом, - возразила я. -  Настоящие
спецы по хаосу и анархии.
   - Какой чудесный акцент, - сказала Сюзанна.  Ее  собственный  выговор  на
исконно американский тоже не тянул - уж больно  отчетливо  в  нем  слышались
голландско-французские отголоски. - Обожаю англичан! Они такие, такие...
   - Рафинированные, - подсказала Кейт и послала мне широкую улыбку.
   Эта девушка понравилась мне с первого взгляда. Выглядит, по крайней мере,
нормальным  человеком,  особенно  в   сравнении   с   устрашающим   арийским
совершенством Сюзанны.
   - Мне нравятся ваша прическа. Потрясающе.
   Кейт машинально коснулась косичек.
   - Только хлопот с ними не оберешься.
   - Просто шик-блеск, просто писк-визг, - манерным фальцетом вдруг  пропела
Сюзанна.
   Кейт прыснула от смеха, но тут же опомнилась.
   - Простите. Присосалась  эта  дурацкая  присказка.  Услышали  в  каком-то
дебильном фильме и теперь повторяем как заведенные.
   - И все-таки я хочу показать Сэм галерею! - резко вмешалась  Кэрол.  -  У
меня на шесть назначена встреча, и нам нужно еще много сделать.
   - Есть, босс! - Кейт лихо отдала честь, щелкнув каблуками. - Знаете  что,
дорогие мои,  пойду-ка  я  заниматься  самобичеванием,  и  тогда  никому  не
придется отвлекаться от дела, чтобы устроить мне взбучку.
   Кэрол невольно улыбнулась, а Сюзанна  хлопнула  Кейт  по  обтянутом  алым
вельветом заду.
   - На сегодня с фокусами завязываем. Увидимся позже, Сэм,  -  сказала  она
нормальным голосом и  неожиданно  тепло  улыбнулась.  Похоже,  заразительное
веселье Кейт заставило ее слегка ослабить свой монументальный корсет.
   Кейт помахала мне рукой и скрылась в кабинете.
   - Я работаю! - донеслось оттуда. - Работаю!!!
   - Кейт у нас  вместо  шута,  -  сказала  Кэрол  не  без  нежности,  и  мы
заскользили по полированному  полу  к  соседнему  залу.  -  Но  вкус  у  нее
замечательный. Я хочу, чтобы она помогала вам вешать мобили. Она от них  без
ума.
   - Уже предвкушаю.
   Я действительно предвкушала. Да мы с Кейт такое устроим!
   Соседний зал оказался совсем небольшим - симпатичная квадратная  комната.
Белые стены и сияющий пол навевали покой. Даже картина Барбары  Билдер  "Еще
один вид на отстойник сточных вод" не  могла  нарушить  эту  атмосферу.  Мне
хотелось задержа