Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
вроде места поклонения. Мемориал Джона Леннона. Там днями напролет тусуется
молодняк, бренчит на гитарах. Потому место и называется Земляничной поляной.
Я содрогнулась и честно призналась:
- Жуть какая. Бесконечные "Вообрази" и "Эй, Джуд" фальшивыми ломающимися
голосами и толпы в цветастых клешах... Спасибо, что предупредили.
Фрэнк не нашел мою реплику забавной. Он смотрел на меня с таким видом,
точно ему удалось узнать, что я однажды убила человека. В качестве
самообороны. Но при очень подозрительных обстоятельствах.
- А мне всегда больше нравились "Манкиз", - невпопад добавила я, решив,
что зашла слишком далеко. - Я бы предпочла, если бы молодежь пела
"Поверившего в мечту". Да и группа была куда приятнее.
- Дэйв Джонс, - неожиданно сказала мадам Тербер, и в ее непроницаемом
взгляде блеснуло что-то отдаленно человеческое.
- Мики Доленц, - с готовностью ответила я. - Каждому свое.
Франк с отвращением фыркнул. Про себя я порадовалась, что нам нравятся
разные "Манкиз". Мне совсем не хотелось числиться соперницей мадам Тербер.
На том допрос и завершился. Судя по всему, меня не подозревают. Но и
своих карт эта парочка не раскрыла. Я спросила, нашли ли при Кейт ключи от
галереи. Фрэнк охотно ответил, что ключей не нашли, и мне стало ясно, что по
каким-то причинам копы сочли нужным поделиться со мной и этой информацией. Я
покинула их с ощущением, что они узнали от меня все, что хотели, а сообщили
только то, что хотели сообщить. Вытянули из меня все соки и вышвырнули как
банановую кожуру в мусорную кучу. Не самое приятное ощущение. Моя гордость
сыщика-любителя была уязвлена, а мои метафоры стали скользкими, как кусок
мыла в душе.
Но прочь сомнения - время пить коктейли.
Глава девятая
Мне потребовалось немало времени, чтобы отыскать исправный таксофон.
Почти все телефонные трубки в округе болтались у самой земли, живописно
опутанные клубками проводов. Наконец удалось найти аппарат, который хотя и
выглядел изжеванным донельзя, словно провел десять раундов с Майком Тайсоном
(из трубки даже был вырван кусок, хотя следов зубов я не обнаружила), но
послушно выдал длинный гудок и даже не выплюнул презрительно монету. Будка
представляла собой пару столбов, накрытых сверху крошечным навесом, под
который я и вжалась в поисках укрытия. Когда стоишь посреди улицы, на
которой толкутся люди, и кричишь о своих личных делах - это все равно что
разговаривать по сотовому в общественном транспорте. Одно лишь отличие -
сотовый телефон намекает, что у тебя водятся денежки, а таксофон намекает об
обратном. Будь проклято современное искусство, с которым я связала свою
жизнь!
Я пихала в аппарат четвертаки, пока он не поперхнулся и не запросил
пощады, затем набрала номер Ким. Та сняла трубку после второго звонка и
торопливо выдохнула:
- Да?
Странно было слышать голос Ким, такой знакомый и одновременно чужой -
из-за толстого налета американского акцента и приличной порции стресса.
- Ким? - спросила я не вполне уверенно.
Последовала пауза.
- Кто это? - удивилась она.
- Напасть из прошлого. Сядь и дыши глубже. Это я, Сэм. Сэм Джонс.
- Сэм… Сэм?! Боже мой! Сэм, это в самом деле ты? Где ты, черт побери?
- Я в Сохо. В смысле, - добавила я, не уверенная в произношении, - не в
лондонском Сохо, а в СОХО! В Нью-Йорке!
- Ты в Сохо, - повторила Ким, не вполне осознав. - Невероятно. Боже мой,
как давно это было? Нет, не говори...
- Мы можем встретиться?
- Ну конечно! Хочешь пойти со мной на занятия? Прямо сейчас.
- На занятия?
- Тренажерный зал! - нетерпеливо объяснила Ким, словно это было настолько
очевидно, что только глупец мог не понять. - Кардиохруст. Так идешь?
- Кардио.. что? Прямо сейчас?
- Ну да! Я уже выхожу.
- Но у меня с собой ничего нет. Я оставила вещи дома.
- Захвачу для тебя. Мы же раньше всегда менялись одеждой. У тебя какой
размер обуви?
- Пятый…
- Английский пятый… Вот задница! Это же тридцать восьмой… Ладно, захвачу
пару носков, запихнешь в кроссовки. Вот задница, до сих пор не могу
поверить! Ладно, встречаемся в тренажерном центре. Это на углу Шестой и
Двенадцатой. На восточной стороне улицы.
Я дернулась от небрежности, с какой Ким назвала адрес.
- Ладно, возьму такси.
- Да это недалеко, - неодобрительно фыркнула она. - Два шага пешком.
- Погоди немного, Ким, я приехала только вчера.
- Вчера! Вот задница! Ладно, мне надо бежать. Встречаемся через полчаса у
входа.
И она отключилась. Я повесила трубку и уставилась на таксофон, который с
непристойным урчанием исторг из чрева лишние монеты. Волнение перед встречей
с подругой детства и родственной душой моих подростковых лет, столь же
необузданной, как я сама, временно уступило место страху. Что это еще за
"Кардиохруст"? Что таится за этим словом? Звучит вполне зловеще. Но еще
больше беспокоила меня та непринужденность, с какой Ким произнесла это
жуткое слово. Вообще-то я находилась в довольно неплохой физической форме:
Хьюго так безжалостно следил за собственным телом, что регулярно пробуждал
во мне муки совести, заставлявшие сжигать жир. И все же я чуяла, что
американское выражение "держать форму" таит в себе нечто более суровое, чем
его британский аналог.
Я бегло глянула на карту автобусных маршрутов, постаравшись спрятать ее в
будке - чтобы прохожие не начали насмехаться над какой-то там туристкой. Ким
была права. Угол Шестой и Двенадцатой находился неподалеку. Но все-таки не в
двух шагах. И я решила взять такси. Что-то подсказывало: надо поберечь силы.
***
Я ее не узнала. Вот уж не думала, что не узнаю Ким - мы столько лет
провели вместе. Я помнила девчонку-сорванца, высокую, крупную и очень
уверенную в себе; помнила тощую девушку, страдавшую от неуверенности -
сказалось потрясение от стремительного бегства отца в объятия Барбары
Билдер. В последний раз я видела Ким в Хитроу перед посадкой на нью-йоркский
самолет - она летела к отцу. Тогда от нее осталась лишь жалкая тень: Ким уже
много времени не ела нормально, и джинсы висели на ней мешком,
поддерживаемые лишь стареньким ремнем, доставшимся от отца. Свитер на ней
тоже был отцовский.
Помню ее как сейчас. Волосы свисают сосульками, кожа посерела от
недоедания. Я пыталась ухаживать за Ким, но ей не нужна была моя помощь. Ей
нужен был только отец. Но поскольку он все не возвращался, гора отправилась
к Магомету. Ким хотела поставить отца перед фактом: вот она я, твоя дочь,
приехала к тебе навсегда. Она мечтала поступить в Нью-йоркскую
Художественную школу, надеялась, что отец даст ей деньги на учебу, поможет с
жильем…
С тех пор, как она села в самолет, прошло больше десяти лет. Получила ли
Ким от отца хоть что-нибудь? По телефону голос ее звучал очень уверенно, и
все-таки…
Я огляделась. Мимо неслась бесконечная вереница подтянутых и
жизнерадостных женщин в коротких свитерках и сидящих на бедрах брюках. Все
они исчезали за дверями спортивного зала. И когда одна из этих амазонок, с
черными волосами, модно подстриженными под мальчика, с серебряной звездой в
пупке, отделилась от процессии и кинулась ко мне, я шарахнулась в сторону,
решив, что та попросту обозналась.
- Сэм! - крикнуло видение прямо в ухо и крепко обняло. У меня аж звезды
поплыли в глазах - точные копии серебряной, торчавшей у видения вместо
пупка. - Это же я! Боже, да ты совсем не изменилась! Я бы тебя где угодно
узнала!
Да, сегодня выдался день душевных потрясений. Натали Вуд действительно
превратилась в настоящую индейскую скво: я во все глаза рассматривала
нью-йоркский вариант штанов из оленьей кожи с бахромой и длинной косы.
- Ким? - неуверенно спросила я. Лондонский выговор едва слышался за
американским акцентом. Эта тень лондонского выговора - единственное, что
осталось от прежней Ким. - А я тебя бы никогда не узнала. Увы.
Ким вполне разумно приняла мое признание за комплимент.
- Вот задница, я ведь действительно изменилась, - сказала она, проведя
меня через двери и процедуру регистрации с ловкостью, совершенно
несвойственной прежней Ким. - Я даже рада, что ты меня не узнала.
- Ты выглядишь так… так по нью-йоркски. Подтянутая, явно держишь форму.
Ким просияла.
- Бог свидетель, сколько я приложила для этого усилий. Помнишь, какой
жирной я была? - горестно сказала она.
- Ким, ты не была жирной. Никогда.
Она пропустила мои слова мимо ушей. Мы уже были в раздевалке. Ким
протянула мне одежду, которую выглядела так, словно ее покупали в фирменном
магазине для подростков. Эти тряпки черного цвета были такими маленькими,
что не налезли бы даже на двенадцатилетнюю.
- И как прикажешь это надевать? - спросила я, недоверчиво разглядывая
укороченный топ. - Что стало с твоими грудями?
Что стало с тобой? - хотелось мне сказать. Действительно, до отъезда отца
Ким всегда была несколько полновата. Но сейчас ей недоставало килограммов
шесть веса, а живот был плоским… ну, не как блин, это сравнение всегда
казалось мне глупым. Блины зачастую вовсе не плоские; в них хватает
воздушных пузырьков, которые, в приложении к человеческой коже, можно смело
назвать волдырями. Живот Ким был таким же плоским, как кусок оргстекла, с
которым мы экспериментировали в художественном колледже. Она выглядела
потрясающе, хотя кожа, на мой взгляд, слишком уж обтягивала лицо. Я
сознавала, сколько Ким потратила сил, чтобы сбросить вес и удерживать его -
хотя сейчас она влезала в сорок четвертый размер, кости у нее по-прежнему
были сорок шестого.
Я страдальчески втиснулась в стягивающий бюстгальтер, который заботливая
Ким, слава богу, прихватила для меня, а затем и в тренировочный костюм. И
вновь вознесла хвалу всевышнему за то, что нахожусь в незнакомом городе.
Если бы мои лондонские знакомые застукали меня в этом тесном лифчике, из
которого груди выпирают как опара, мне оставалось бы лишь одно - немедленно
убить очевидцев этого свинства.
Я обернулась и искоса посмотрела в зеркало, висевшее над плечом. Хорошо
хоть велосипедные шорты смотрятся относительно пристойно. Но я все равно
испытала очередной шок.
- Боже мой.
- А выглядишь совсем неплохо, - великодушно сказала Ким. - Ты
действительно в форме.
- Это одежда в форме, - поправила я. - Она меня и держит. Подожди, когда
начнут лопаться швы.
- Не волнуйся, - успокоила меня Ким. - Швы двойные.
- Это радует. - Я подтянула трико, которое подчеркивало интимные места с
откровенностью, какую я позволяю лишь наедине с собой.
- Пойдем, - нетерпеливо сказала Ким, подпрыгивая на месте.
- Подожди, приведу губы в порядок…
Но проклятое трико не поддавалось. Я чувствовала себя стриптизершей по
вызову. Просто не верится, что на свете есть женщины, которые согласны на
операцию ради того, чтобы увеличить кое-что кое-где.
Ким рассмеялась, но с некоторым запозданием по сравнению с прежними
временами, да и смеху ее недоставало былой безудержности. С первой минуты мы
без раздумий вернулись к прежней сестринской близости - да иначе и быть не
могло. И все же это была не та родная и любимая Ким, а клонированная
нью-йоркская суперженщина. Я надеялась, что если копнуть, то из глубин ее
души можно извлечь остатки прежней любительницы непристойных шуточек и
сомнительных развлечений.
Мои недобрые предчувствия по поводу названия спортзала угодили в самую
точку. "Кардиохруст" оказался аэробикой повышенной интенсивности. Сначала
прыжки и танцульки на страшноватых изогнутых поверхностях, где каждую минуту
рискуешь потерять равновесие и что-нибудь себе сломать. Затем полчаса
страданий по накачке пресса. Никогда не знала, что люди идут на такие муки
добровольно. Просто поверить не могу, что Ким не предупредила меня о таких
истязаниях. Когда шестьдесят минут наконец истекли, я повернулась к ней и с
облегчением выдохнула:
- Слава богу, кончилось!
И тут раздался крик тренерши:
- Отлично! А теперь переходим к тому, чего вы все давно ждали! Все падают
на пол и начинают отжиматься! Напрягаем мышцы до тех пор, пока они не
запросят пощады!
Поверьте, именно этим заставляли заниматься прелюбодеев в седьмом круге
ада. Вероятно, Данте скрыл от нас правду, чтобы на фоне жестоких описаний не
потерялась остальная поэма. Но увы, мы все еще находились на земле - по
крайней мере, формально, - и в отличие от меня прочие дамы выглядели
преподавателями аэробики на отдыхе, так расслаблено и непринужденно
предавались они этой муке смертной. На девяностой минуте я, ни слова не
говоря, встала и на нетвердых ногах поковыляла в душ. Минут пять я стояла
под тугими струями воды, прежде чем вспомнила свое имя и чем зарабатываю на
жизнь.
- Здорово, да? - воскликнула Ким, вставая под душ напротив. - Ты в
хорошей форме.
В ее голосе сквозило одобрение, словно она расхваливала мои работы.
Похоже, хорошая физическая форма и успехи в искусстве - вполне сравнимые
достижения.
- Я сама раньше учила людей качать мышцы, - сказала я, намыливаясь, -
хотя уже два года этим не занимаюсь.
- Тогда ясно, - проницательно заметила Ким, - почему у тебя так развиты
руки. А почему бросила?
- Скульптуры начали продаваться. Помаленьку, конечно. Я бы, наверное,
продолжала преподавать, но в гимнастическом центре убили человека, все стали
подозревать друг друга, обстановка накалилась, так что я предпочла уйти
оттуда.
- Боже. А убийцу поймали?
- Я его и поймала. Отчасти именно поэтому и пришлось бросить эту работу.
- Ух ты!
Теперь Ким смотрела на меня во все глаза. Я неохотно вышла из-под душа и
начала вытираться.
- Наверное, тебе пришлось нелегко, - с уважением сказала она.
Странно, но потрясенной Ким не выглядела. Для любого нью-йоркца, даже для
приемыша, высшая доблесть - ничему не удивляться. Толстокожесть - вот их
девиз.
Я пожала плечами.
- Да нет. Того, кто это сделал… - Я отстраненно отметила, что даже сейчас
не могу произнести имя. - …оправдали, и он вернулся работать на прежнее
место. Некоторые ушли, а другие сделали вид, что ничего не случилось.
- Несознанка, - прокомментировала Ким. - Хорошо знаю, что это такое.
- Послушай, у тебя сейчас есть дела?
- До десяти нет. В десять начинается моя смена.
- Тогда давай выпьем, поедим чего-нибудь и обо всем друг другу расскажем,
идет?
- Конечно. Знаешь, пошли в тот район, где я работаю. Тебе там понравится.
Когда мы вышли из тренажерного зала, на авеню Америк спустился вечер.
Название улицы мне понравилось, хотя Ким строго-настрого предупредила меня
не произносить его вслух. Местные всегда говорят Шестая авеню. Я быстро
оглянулась на залитые светом огромные окна гимнастического зала. Помимо
теплого золотистого цвета в открывшейся картине не было ничего приятного. К
занятиям готовилась очередная группа восторженных любительниц сжигать жир.
Теперь это так не называется, но именно затем они сюда приходят, и все это
знают.
- Ты часто здесь бываешь? - спросила я.
- Раза четыре в неделю. Надо бы чаще, а то я стала набирать вес.
- В каком месте? - недоверчиво спросила я. - На бровях, что ли? Ким, от
тебя же одна тень осталась.
- Совершенству нет предела, - серьезно ответила она. - Ладно, пошли
отсюда. Можно сесть на восьмерку. Устрою тебе экскурсию по Ист-Виллидж.
- Ты ведь там живешь?
- Ага. Местечко как раз для тебя. - Она улыбнулась. Я увидела проблеск
прежней Ким. - Ты ведь любишь, когда можно оттянуться.
- Грязь и наркота? - предположила я.
- Точно. Куча типов с зелеными волосами и сережками где только можно.
Будешь как дома.
- Слушай, я помню, как ты выкрасилась в ярко-красный цвет. В сравнение с
этим мои зеленые волосы выглядели не так ужасно.
- Как же я тебе завидовала. Тебе скандалов и выволочек никто не
устраивал. А моя мама ужас как рассердилась тогда, помнишь?
- В основном потому, что мы испачкали раковину. Ее потом так и не отмыли,
- заметила я. - Кстати, новый цвет твоих волос она вполне оценила.
- Мама всегда была зациклена на том, что у нас муниципальная квартира, -
сказала Ким. - Никак не могла с этим смириться. Именно поэтому ей во всем
хотелось совершенства.
- Твой дом был очень уютным, - сказала я.
- Но он "принадлежал местным властям", - сказала Ким, так точно
воспроизведя материнский голос, что я рассмеялась. - Мама всегда была такой
- дескать, я выросла в муниципальном районе и теперь вернулась к тому, с
чего начинала. Именно поэтому замужество так много для нее значило. Папа
ведь и в университете учился, и вообще. К тому же он был учителем. Она
считала это большим преимуществом. Боже, как смешно теперь все это выглядит.
Знаешь, с кем она сейчас? С таксистом. И счастлива.
- Приятно слышать. Твоя мама всегда хорошо ко мне относилась.
- После ухода отца она сломалась. - Голос Ким посуровел.
Подошел автобус. Мне нравятся нью-йоркские автобусы; своим плавным ходом
и приятным шелестом открывающихся дверей напоминают лайнеры. Лондонские
автобусы настолько пропитаны зловонными бензиновыми парами, что способны
вызвать одуряющую головную боль, если сидеть слишком близко к вентиляции. А
за собой оставляют такой гнусный и вонючий шлейф черного дыма, что Диккенс
мог бы сочинить целую страницу страстной обличительной речи.
- Все еще не могу поверить, что ты здесь, - в сотый раз сказала Ким,
когда мы заняли столик в баре.
Весь Ист-Виллидж был забит людьми в вязаных шапочках огурцом, которые
натягиваются до самых глаз. На всех девушках свитера были в обтяжку, на всех
юношах - свободно болтались. Как я пожаловалась ночью Хьюго, все молодые
люди предпочитают таскаться в одежде на несколько размеров больше. Уж не для
того ли, чтобы никто не принял их за голубых? Старомодная, конечно, теория,
но ничего лучше в голову не лезло.
- Здесь слишком ярко, - пожаловалась я.
Изучая список напитков над стойкой бара, я подавила в себе позыв прикрыть
глаза рукой. Что-то в этом списке меня насторожило, но я пока не поняла что
именно. Сейчас меня больше занимал вопрос, почему это якобы модное заведение
наняло тех же дизайнеров, что обычно приглашает к себе "Макдоналдс" - с
целью создать максимально неуютную обстановку, чтобы люди проглатывали пищу
секунд за двадцать и тут же убегали прочь. Можно было бы сколотить
состояние, продавая за дверями таблетки против несварения желудка.
Конечно, я не имею в виду, что бар отделали коричневым пластиком и
уставили красными и желтыми стульчиками, на которых даже человек в коме
почувствовал бы себя неудобно. Нет, стулья были ярко розовыми, а свет столь
ярким, что посетители выглядели так, точно им только что сделали
искусственное дыхание.
- Я думала, нью-йоркские бары - мрачные и все как один похожи на пещеры.
- Безалкогольные бары - нет, - непринужденно сказала Ким.
- Безалкогольные бары, - медленно повторила я, не веря своим ушам.
- Ну да! Хочешь разом вернуть все калории? Кстати, здесь все пониженной
жирности. Обожаю это место.
В полном отчаянии я уронила голову на стол. Так вот что не так! Теперь
ясно, чего не здесь хватает: напитков крепостью выше одного градуса.
- Ким, - прошептала я, не поднимая головы. - Я тебя люблю, ты мне как
сестра, но когда я говорю "давай выпьем", я имею в виду алкогольные напитки,
понятно? Если я попрошу здесь водку с тоником, они до