пижамах за  столом,
они ели фрукты.
   У папы и мамы камень свалился с сердца, и они как-то совсем  не  обратили
внимание на странное обстоятельство: почему-то дети ели  персики,  пользуясь
ножом и вилкой. Родителям было не до таких мелочей, главное,  дети  живые  и
здоровые, вот они, ничего с ними не случилось.
   У мамы непедагогично вырвалось:
   - Неужели вы никуда не выходили?
   - Выходили, - честно призналась дочка. - На небольшую прогулку. С Хабром.
Ни на миллиметр от нас не отходил.
   - И немного проголодались, - добавил Павлик, пытаясь насадить  персик  на
вилку.
   Какие-то неясные подозрения зародились в душе отца, но он сказал  не  то,
что собирался:
   - Мне пришло в голову... Пришло мне в голову... что вы  очень  бросаетесь
тут в глаза, очень уж у вас светлые волосы. Так что в случае  чего...  Таких
светловолосых тут нет.
   - А я видел одного рыжего арабчонка! - возразил  Павлик.  -  Ну,  правда,
темно-рыжего и вдобавок кучерявого.
   - Вот именно, - настаивал на своем отец. - Так что в случае чего...
   - ...в случае чего, если мы будем лезть куда не положено,  на  нас  сразу
обратят внимание, - потеряла терпение Яночка, закончив за отца фразу.  -  Ты
это хотел сказать?
   - Это! - обрадовался пан Роман. - И еще что-то...  Что  же  я  такое  еще
хотел сказать? Ага, я тоже проголодался! Не мешало бы перекусить.
   Брат с сестрой сразу вскочили со стульев, освобождая место родителям.
   - Садитесь! Мы уже поели!
   - Наконец-то можно вымыть руки! - недовольно пробурчал Павлик, когда  они
с сестрой получили возможность добраться до ванной. -  Как  ты  думаешь,  не
занесли мы в рот какой заразы?
   - Да нет, ведь к персикам руками не прикасались. Мой как следует! И  ноги
тоже.
   - Кажется мне, эти воры воруют друг у друга, - говорил Павлик  сестре  на
следующее утро. - Похоже, наш домушник припрятал для себя вещи  Кавалькевича
и частным образом продал тому типу, в сараюшке. Тебе  не  кажется?  Делалось
все втайне, под покровом ночной темноты, с глазу на глаз.
   - И я так думаю, - согласилась сестра. - Скрыл от шайки. А может, состоит
в одной шайке с этим самым, из сараюшки.
   - Ему он продал немного, а где остальное украденное? Из-за беготни  этого
кривого вора туда-сюда все в голове перепуталось. А у тебя?
   - А мне кажется, дело было так: сначала побежал домой, там бросил  пиджак
с оторванным карманом  и  поел,  потом  помчался  в  каменоломню,  в  пещере
припрятал украденную вещь, наверное, этого из сараюшки не застал,  бегал  по
всему городу в поисках его, отыскал, ну и продал ему вещи, мы  сами  видели.
Тут все понятно. Меня интересует пещера, там  Хабр  что-то  учуял,  надо  бы
проверить.
   - Дети, я отправляюсь в гости к пани Островской, - сказала мама, заглянув
в комнату Яночки. - Вернусь к обеду. Хотите ехать со мной?
   - Нет, мы пойдем прогуляться в другую сторону, - ответила Яночка, не  дав
Павлику и слова произнести. - Ключ от калитки мы оставим под камнем во дворе
пана Кавалькевича. Ладно?
   - Хорошо, под вторым камнем слева.
   - Ты что придумала? - поинтересовался  Павлик,  когда  мать  скрылась  за
калиткой. Яночка потащила брата в ванную.
   -  Скорей  намочи  волосы  теплой  водой!  Закручу  на  бигуди,   станешь
кучерявым. Быстрее, у нас времени в обрез!
   - Спятила! - ужаснулся брат.
   - И вовсе нет! Быстрей! Сейчас все тебе объясню, когда стану  накручивать
на бигуди.
   И не давая брату опомниться, силой подставила его голову  под  струю  еще
теплой воды. Ошарашенный Павлик не сопротивлялся. А сестра распоряжалась:
   - Вытри полотенцем, но немножко, не досуха. И садись  на  табуретку.  Они
правы: мы очень бросаемся в глаза, надо что-то сделать с волосами.
   Сбегав в спальню родителей, Яночка вернулась с бигудями и, накручивая  на
них светлые пряди шевелюры Павлика, принялась объяснять:
   - В первую очередь тебя надо завить, не бойся, посидишь  с  полчасика  на
солнце, завьются и высохнут. Долго  не  продержутся,  но  нам  хватит  и  на
полдня. А свои волосы  я  заплету  во  множество  косичек,  как  делают  тут
девчонки. Но это еще не все. Нам надо перекраситься в черный цвет, ведь  все
местные дети черные. Для этого очень подойдет та краска, что мама купила  на
суку. А когда ты станешь черным и кудрявым, будешь выглядеть как...
   - ...как идиот! - докончил Павлик.
   - А тебе не все равно? Я тоже жертвую собой, но ради лампы на все пойду!
   - И ты думаешь, достаточно перекраситься, чтобы нас приняли за арабчат?
   - Нет, конечно, надо будет и  одеться  соответственно.  Я  надену  мамину
юбку, ту самую, в красные цветы, немного подверну, будет как раз до  пят.  А
тебе придется вместо шортов влезть в длинные брюки...
   - Спятить можно!
   - ...и ту ярко-желтую рубашку, что мы купили для пляжа. Но и это  еще  не
все. Придется еще покрасить в черный цвет брови  и  ресницы.  Тоже  неважно,
если ненадолго хватит, главное, чтобы вот сейчас, когда отправимся в  город,
нас могли издали принять  за  арабских  детей,  чтобы  внимания  на  нас  не
обращали, чтобы по пятам не ходили.  А  если  кто  станет  приглядываться  -
удерем!
   Сестра почти убедила Павлика в необходимости перекраски  и  переодевания,
он даже стал жалеть о том, что, к сожалению,  нельзя  заодно  перекрасить  и
глаза. Голубые здесь вообще не встречаются, у арабских детей только  черные,
большие и красивые. Ну да ладно, если кто станет приглядываться, глаза можно
и зажмурить. И сбежать!
   - Может, имеет смысл надеть  темные  очки?  -  внес  Павлик  рациональное
предложение.
   - Ты встречал хоть одного арабчонка в темных очках? - возразила сестра. -
Взрослые ходят, а вот детей я в очках не видела.
   -  И  надо  купить  пластмассовые  яркие  сандалеты!  -  внес   следующее
рациональное предложение Павлик. - Как их отец называл?
   - Кажется, шамбалы. Ты прав, наши тоже будут бросаться  в  глаза.  Но  не
отправимся же сейчас их покупать? Впрочем, пока будем  сохнуть,  я  подумаю,
может, перекрасим наши в голубой цвет, станут похожи на пластиковые.
   - Лучше давай покрасим их в красный, у матери есть лак для ногтей.
   - Ты что! Знаешь, как она им дорожит! Да и  не  смоешь  его  потом.  Нет,
лучше тоже покрасить краской, купленной на здешнем суку, мама  ведь  голубую
тоже купила. В случае чего еще купит.
   - Правильно! А в краску подмешаем зубную пасту, получится голубая  паста,
вот ею и покрасим.
   - Гениально! А пока марш на солнце и постарайся поскорее  высохнуть.  Мне
сохнуть не надо, я пока займусь приготовлением остального.
   Павлик тоже не стал терять  времени.  Усевшись  на  крылечке  и  выставив
голову в бигудях на воздействие  утреннего  солнышка,  он  занялся  окраской
своих и Яночкиных сандалий, приготовив в блюдечке отличную смесь  из  зубной
пасты и арабской голубой краски. Намазывать эту смесь на сандалии было  одно
удовольствие.
   Яночка  же  в  ванной  занялась  ответственным  делом.  Намочила  волосы,
насыпала на них немного черного порошка из бутылочки и принялась втирать его
в волосы. Уже через минуту ей удалось отлично покрасить руки и  лоб,  волосы
же  окрасились  так  себе.  Смыв  горячей  водой  краску  со  лба,   девочка
задумалась. Тут ей на глаза попался мамин  крем  "Нивеа".  О,  замечательная
идея!
   Крем полностью оправдал надежды девочки, благодаря ему  волосы  стали  не
только пронзительно черными, но и блестящими. Девочка заплела их в несколько
косичек и закрепила на макушке шпилькой.  Остатки  черной  краски  пошли  на
брови и ресницы.
   Результат получился ошеломляющим.  Ее  большие  голубые  глаза  в  оправе
ужасающе черных ресниц казались еще громаднее и светлее. Яночка  попробовала
прищуриться - о, и в самом деле, похожа на арабскую девочку, ведь  лицо  уже
здорово успело загореть. Открыла глаза - катастрофа! Придется держать  глаза
прищуренными...
   Несколько озадаченная, девочка отправилась переодеваться. Кофточка  может
остаться прежней, просто белая с короткими рукавами, очень хорошо. С маминой
же юбкой дело оказалось не столь простым, пришлось подвернуть ее на поясе  в
несколько слоев. Теперь она была просто ниже колен - то, что  надо.  Девочка
оглядела себя в зеркало и осталась  очень  довольна.  Вот  если  бы  не  эти
противные глаза...
   Павлик кончил покраску сандалий, пощупал одну бигудю и решил, что высох.
   - Яночка! - крикнул он. - Долго мне сидеть на солнцепеке? Посмотри, вроде
высохло.
   Дверь распахнулась, и Павлик чуть не слетел с крыльца при виде сестры.
   - Езус-Мария!
   - Вот только с глазами не знаю  что  делать,  -  пожаловалась  Яночка.  -
Наверное, все-таки придется надеть темные очки.
   - Да ты  что!  -  возразил  брат,  когда  к  нему  вернулась  способность
говорить. - Просто отпад! Я тебя и не узнал. Выйди-ка на середину двора, дай
посмотрю как следует.
   С восторгом оглядев со всех сторон сестру,  которая  специально  прошлась
несколько раз от крыльца к калитке и обратно, брат заявил:
   - Не нужны никакие очки. Когда лицо в тени, глаз вообще  не  видно.  Очки
захватим, на всякий случай, но мне кажется, и без них  обойдемся.  Как  кого
встретим, нагнем голову и будем смотреть  исподлобья.  Они  и  не  разглядят
глаз.
   К сожалению, хоть и накрученные на бигуди, волосы  Павлика  не  приобрели
нужной курчавости, особенно после того, как их смазали краской с кремом,  но
зато стали черными и блестящими. Ничего, и так сойдет. Вот только лежат  они
на голове гладко, а не торчат, как бы хотелось. Яночка вспомнила, что где-то
слышала о том, как с помощью яичного  белка  можно  придать  прическе  любую
форму. Пожертвовав двумя яйцами,  добились  того,  чтобы  волосы  на  голове
Павлика поднялись взъерошенной, густой шапкой. Вот теперь замечательно!
   Мальчик переоделся и стал совсем на себя непохож.  Оба  обулись  в  яркие
голубые сандалии, еще раз оглядели себя в зеркале. Нет, решительно их усилия
даром не пропали! Издали их вполне  можно  было  принять  за  представителей
местного населения.
   - Теперь скорее в путь! - сказал Павлик. - Надо действовать в темпе, пока
этот фотомонтаж не стал с нас сходить. Через город или напрямки?
   - Напрямки, лучше не рисковать лишний раз.
   Сразу  за  кладбищем  дети  свернули  влево,  обошли  стороной  въезд   в
каменоломню и бараки рабочих и принялись карабкаться в гору. Теперь  их  вел
Хабр, которому не составило никакого труда отыскать вчерашний их  след.  Вот
они прошли мимо строительной площадки, и Хабр свернул в проулок. Здесь кучка
арабских детишек играла в какие-то свои игры, и  один  из  мальчиков  что-то
крикнул Павлику. Тот не задумываясь ответил:
   - Падла тляти ахмар.
   - Ты что выражаешься? - возмутилась Яночка.
   - И вовсе нет, это я по-арабски говорю. Ведь правда, похоже?
   - Они же поймут, что не по-арабски.
   - Нет, я неразборчиво пробормотал. Издали похоже на  арабский.  Вот  если
кто-то начнет что-то нечленораздельное бормотать себе под нос по-польски, ты
ведь поймешь, что по-польски, только ни слова не разберешь. А такие  "падла,
тляти, лярва" они все время говорят. Ага, одно слово знаю по-арабски!
   И уже издали, обернувшись к детям, громко крикнул:
   - Саботаж!
   - Ты что? Ведь это же по-польски!
   - А вот и нет!  По-арабски  это  означает  "семнадцать".  Числительные  я
первым делом запомнил, ведь торговаться же надо! Мы с мамой еще экзаменовали
друг дружку. "Вахат, тнин, тляти" и так далее.
   - Хватит, мы уже пришли.
   Хабр без  колебаний  свернул  в  следующий  переулок,  совсем  пустынный.
Наверное, все отсыпались после  бессонной  ночи.  Вот  и  вход  в  ту  самую
забегаловку, где вчера угощался вор.
   - А теперь что  делать?  Давай  тоже  притворимся,  что  играем,  как  те
арабчата.
   - А теперь нам надо во что бы то ни стало  заглянуть  внутрь,  -  сказала
Яночка. - За этим мы сюда и пришли, для того  и  весь  наш  маскарад.  Найди
какой-нибудь камень и сделай вид, что подбрасываешь его ногой, или гоняй его
по асфальту.
   - А ты?
   - А я, как и положено восточной женщине, буду  почтительно  наблюдать  за
тобой издали.
   Поскольку со стороны улочки лавчонка была заперта,  представление  решили
разыграть у нее на задах, там, где вчера Павлик неудачно попытался заглянуть
внутрь. И с этой стороны дверной проем  загораживала  занавеска  из  цветных
полосок материи. Постояли, прислушались. Хабр прислушался тоже, но ничего не
сказал. Значит, можно рискнуть.
   На цыпочках подкрались к двери, раздвинули цветные лоскутки  и  заглянули
внутрь. Тут царил полумрак, после ярко  освещенной  улицы  глаза  ничего  не
видели. Когда немного привыкли, удалось разглядеть спящего в углу комнаты на
низком матрасе человека. У стены стоял низкий столик, низкие  сиденья,  а  в
противоположной стене виднелась раскрытая дверь,  ведущая  куда-то  в  глубь
дома. Тут Яночка потянула Павлика за рукав.
   - Ты чего? - недовольно прошипел тот.  -  Все  спокойно,  можно  зайти  и
посмотреть.
   - Тихо! - шепнула сестра. - Хабр предупредил: кто-то идет.
   Отскочив к куче  камней  у  стены  во  дворе,  она  нагнулась  над  ними,
повернувшись спиной ко входу, и стала в них копаться. Павлик присел рядом на
корточках. Тут из соседнего дома вышел какой-то человек,  прошел  у  них  за
спинами и свернул в проулок, туда, где начиналась крутая  лестница,  ведущая
вниз. Поглядев ему вслед, Яночка поделилась с Павликом своими соображениями:
   - Не правильно мы делаем. Хабр сказал - в доме есть люди, не только  тот,
что спит в этой комнате. Нас могут увидеть.
   - Но ведь все равно не опознают.
   - Нет, надо послать Хабра на разведку.
   - Вот уж его непременно опознают.
   - Ты что? Он же спрячется получше нас.
   Хабр, который действительно спрятался при приближении незнакомца,  явился
на зов хозяйки. Яночка, обняв собаку за шею, дала ей приказ:
   - Лампа, песик. Ищи лампу!
   Сомнительно, что пес знал значение  слова  "лампа",  но  в  его  собачьей
памяти очень хорошо сохранилось воспоминание  о  страшной  вони  прогорклого
масла, связанной с этим словом. Осторожно высвободив голову из  рук  Яночки,
он бросился исполнять поручение.
   - Уж во всяком случае он бегает бесшумно, не то, что  мы,  -  пробормотал
Павлик.
   Хабр вернулся через несколько минут. Собака была чем-то  встревожена,  но
довольна и потребовала, чтобы дети шли за ней.
   - Нашел лампу! - вскрикнула негромко Яночка, вскакивая с карачек.
   - Скажи ему, пусть только покажет нам, где она,  а  сам  здесь  сторожит.
Предупредит, если кто появится.
   - Правильно. Песик...
   Хабр не стал заходить в комнату, вход в которую был прикрыт  разноцветной
завесой, а сразу повел к следующей двери в этом же доме. Дверь  и  здесь  не
была закрыта, и здесь висела занавеска из яркой материи, украшенная  к  тому
же разноцветными бусинками. Собака вела  себя  осторожно,  осматривалась  по
сторонам, явно давая понять, что чует присутствие людей и это  ей  не  очень
нравится. У входа Яночка остановила пса и приказала:
   - Место, Хабр. Оставайся здесь. Сторожи!
   Дети осторожно отдернули занавеску и  заглянули  внутрь.  Переждав,  пока
глаза после слепящего солнца привыкли к полутьме помещения,  они  обнаружили
совершенно  пустую  комнату,  без  окон,  освещенную  лишь   через   дверное
отверстие, а  прямо  напротив  -  выход  в  следующий  дворик,  откуда  тоже
пробивался  солнечный  свет.  Они  уже  собрались   пробежать   комнату   не
останавливаясь, как вдруг увидели в углу кучу всевозможного  добра.  Подойдя
поближе,    разглядели    маленький    переносный    телевизор,    несколько
радиоприемников, какие-то инструменты, запчасти  к  автомашинам,  кофемолки,
ручную дрель и много другого добра. Впрочем, они тут же отвлеклись от  него,
ибо рядом, на низеньком столике, увидели свою лампу! Они сразу ее узнали.
   - Хватаем и смываемся! - скомандовал Павлик. Через секунду  занавеска  за
ними опала, мелодично зазвенев бусинками.
   - Хабр, смываемся! - вполголоса повторила девочка собаке команду брата.
   Хабр был явно встревожен. Не успели они все трое выскочить в проулок, как
собака предостерегающе тявкнула. Яночка опять моментально присела  у  глухой
стены, окружающей  постройки,  прикрыв  лампу  широкой  юбкой  матери,  брат
примостился рядом. Оба  принялись  дрожащими  руками  перебирать  валяющиеся
везде в изобилии камешки, делая вид, что играют. Хабр таинственным  способом
просто исчез с глаз.
   Неизвестно откуда взявшиеся два араба в европейской  одежде  прошли  мимо
них и вошли в дом, из которого дети только  что  выскочили.  И  хотя  Яночка
сидела лицом к стене, ей исподлобья удалось заметить,  что  оба  внимательно
поглядели на них с Павликом.
   - А теперь бежим! - вскочил Павлик, как только они скрылись. - Хабр!
   Появившийся неизвестно откуда Хабр  возглавил  бегство.  Вот  вся  троица
добралась до лестницы и принялась стремительно спускаться вниз.
   - Интересно, откуда этот пес знает, куда нам надо бежать? -  запыхавшимся
голосом спросил Павлик. - Постой, там, внизу, люди. Нельзя лампу тащить так,
на виду.
   - Давай ее сюда, - сказала Яночка. - Юбка широченная, заверну.
   Не очень удобно было бежать с лампой, которая била девочку по коленям, да
при этом стараться не поскользнуться на  узких,  крутых  ступеньках.  Павлик
спустился первым, ожидая каждую секунду, что сестра свалится ему  на  спину.
Ничего, обошлось.
   С лестницы они соскочили в таком темпе, что не смогли  сразу  затормозить
внизу и чуть не попали под машину, проезжавшую по узкой улочке.  Хабр  вдруг
радостно тявкнул.
   - Езус-Мария! Мать! - в панике крикнул Павлик.
   - Ой, сейчас упущу лампу! - простонала Яночка. - Где бы спрятаться?
   - Давай сюда, вот за эту машину.
   В укрытии переждали дети опасный момент. Но  вот  мама  на  своей  машине
удалилась, путь был свободен.
   - Нет, ты  еще  посиди  здесь,  -  решил  Павлик,  -  а  я  сбегаю  куплю
какую-никакую сумку, спрятать лампу. Хабр тебя покараулит.
   Проезжавшая по улице в своей машине пани Кристина заметила двух  арабских
детишек, выскочивших откуда-то внезапно прямо под колеса ее  машины,  но,  к
счастью, успевших вовремя отскочить.
   - Мне показалось, - неуверенно сказала пани Кристина сидящей  рядом  пани
Островской, - на этой арабской девочке была моя юбка.
   Пани Островская была занята выискиванием нужного  магазинчика  и  никаких
детей не заметила.
   - Вот! - крикнула она. - Вот эта лавочка. Именно тут я покупала тот самый
мохер, что так тебе понравился. Надеюсь, еще не  весь  распродали.  Останови
машину где-нибудь поблизости.
   С трудом  втиснувшись  между  двумя  припаркованными  автомашинами,  пани
Кристина заперла дверцу, и обе пани бегом устремились к  лавчонке,  торопясь
приобрести мохер изумительного цвета гнилой зелени.  Сделав  покупку  и  уже
выходя из магазина, они в дверях столкнулись со знакомой венгеркой,  которая
с мужем и дочерью проживала в том же поселке иностранных специалистов, что и
обе пани, по соседству с Хабровичами.
   Венгерка обратилась к пани Кристине на своем ломаном французском:
   - Ах! Муа видеть твой дом арабские дети. Один мальчик и один девочка. Они
выходить твой дом! Пани Кристина встревожилась.
   - Арабские дети в моем доме? А моих детей ты не видела? И еще собаку?
   - Муа не видеть собака, муа видеть арабские дети. Два!
   - Они перелезали через стену загородки?
   - Нон, они выходить через дверь в сад.
   Пани Островская, не понимавшая по-французски ни слова,  спросила,  о  чем
речь.
   - Она видела, как из нашего дома выходили арабские дети,  -  обеспокоенно
перевела ей пани Кристина.
   А венгерка еще раз повторила свое сообщение, тоже очень встревоженная,  с
сочувствием глядя на пани Кристину. Та от души поблагодарила соседку.
   - Езус-Мария, надо мчаться домой!
   - Я еду с тобой, - сказала пани Островская. - Подбросишь меня?
   - Ну конечно!  Но  сначала  заедем  ко  мне,  надо  посмотреть,  что  там
происходит.
   Па