ые,
польские марки, начиная с последних и кончая самыми старыми.
Конверт  с  наиболее ценными на взгляд детей тремя  марками-
портретами они сунули на самое дно.
      Дедушка  начал  с кляссера. Не торопясь  взял  его  из
коробки, не торопясь раскурил трубку, не торопясь раскрыл  -
и  замер.  Потом бросил трубку, лихорадочно схватил  лупу  и
принялся  рассматривать  сквозь нее  какую-то  марку.  Внуки
наблюдали за ним с растущим беспокойством.
      -  Боже  милостивый! - вскричал  дедушка,  и  уже  это
эмоциональное восклицание чрезвычайно поразило  внуков,  ибо
их дедушка был культурным, выдержанным и очень хладнокровным
старым джентльменом. - Дети, это же газетный Меркурий!
      Внук  с  внучкой  немного  сконфузились.  Естественно,
будучи  внуками столь знаменитого эксперта-филателиста,  они
прекрасно знали, что такое газетный Меркурий, но видели  его
лишь раз в жизни в каком-то каталоге и не узнали в лицо. Тем
более что сразу настроились - в кляссере ничего ценного быть
не может.
     - То есть как? - пробормотал Павлик.
      Хладнокровный  джентльмен никак не мог  взять  себя  в
руки. Глаза его блестели, щеки пылали. Он переводил взгляд с
внуков на марку и обратно, словно не веря глазам своим.
      -  И  это из разряда плохих? - почти с ужасом  спросил
дедушка. - Что же меня ждет на десерт? Британская Гвиана?
      Из  всех троих первой пришла в себя Яночка и подумала,
что  очень  даже  неплохо  получилось.  Ей  еще  никогда  не
приходилось видеть дедушку в таком взволнованном  состоянии,
значит,  надо  воспользоваться редким случаем и  выведать  у
него то, что в обычном состоянии он бы детям не сказал.  Она
понимала,  что  Меркурий  гораздо  ценнее  их  припрятанного
конверта  с  тремя польскими марками, но да  тут  ничего  не
поделаешь.  Главное  -  дедуля  взволновался,  надо   ковать
железо, пока горячо.
      - Нет, - с искренней горечью ответила Яночка на вопрос
дедушки,  -  Британской Гвианы у нас нет. А Меркурия  мы  не
заметили, к тому же у нас не было каталога...
     - ..а в лицо мы его плохо знаем! - подхватил Павлик.
      -  Дедуленька, ты не сердись, мы вообще-то просмотрели
только  польские  марки. Вон, посмотри, на самом  дне  какие
лежат!
     Дедушка послушно отложил кляссер и из-под груды марок в
коробке вытащил конверт с тремя марками. Взглянул - и  опять
замер. Потом подняв голову, сурово посмотрел на внуков.
     - Откуда это у вас? - спросил он.
     - Нашли! - брякнул Павлик. - То есть как это "нашли"? -
разгневался старый джентльмен. - Дети, эти марки  -  слишком
дорогая вещь, они на улицах не валяются.
     - Вот именно - валяются! - решительно заявила внучка. -
Мы нашли эти марки на помойке.
     - Как это? - не понял дедушка.
      - Очень просто. Одна женщина собиралась выбросить их в
мусорный бак. На моих глазах.
     - По ошибке? - опять не понял дедушка.
      - И вовсе не по ошибке. Она собиралась их выбросить  и
попросила меня помочь ей, уж очень много барахла было у  нее
в  руках,  в  том числе и марки. А когда я ей  сказала,  что
марки  выбрасывать не надо, она ответила, что они  на  чужих
письмах  и  она все равно собиралась их сжечь.  А  если  мне
жалко,  то  я  могу их взять себе. И я помогла ей  побросать
остальной мусор в бак, а марки взяла себе.
     - Ты знаешь эту женщину?
     - Нет, совершенно незнакомый человек. Все произошло так
неожиданно...
      Вспомнив  о  всех  выброшенных,  сожженных,  пропавших
марках,  о которых столько наслышался за свою долгую  жизнь,
дедушка  лишь тяжело вздохнул. Хорошо, что внучка  хоть  эти
спасла!  И  хотя к женщине, способной вышвырнуть на  помойку
такое  бесценное  сокровище, он сразу почувствовал  глубокую
антипатию, тем не менее старый филателист счел своим  долгом
поинтересоваться:
     - А ты смогла бы разыскать ту женщину? Яночка не знала,
что   ответить.   Женщина  незнакомая,   даже   фамилия   ее
неизвестна.  С  другой  стороны, на конвертах  есть  адреса,
среди них может оказаться и адрес ее умершей тетки, так  что
в  принципе  шансы  были. Вот только не  было  ни  малейшего
желания  отдавать ей обратно эти чудесные марки.  Возвратить
их человеку, который решил от них избавиться?!
      -  А  что? - осторожно поинтересовалась Яночка.  -  Ты
хочешь ей вернуть марки?
     - Я полагаю, - важно ответил дедушка, - что она в любом
случае   должна  знать,  какую  ценность  они  представляют.
Возможно, мы бы их у нее приобрели.
     - За полцены! - выкрикнул Павлик. - Больше ей не дадим,
не стоит она того!
     - Возможно, ты и прав, - неуверенно согласился дедушка.
- Возможно, и прав.
      -  А  еще лучше поменяться, - предложила внучка. -  За
марки мы можем отдать ей один из наших алжирских аметистов.
      -  Здорово!  -  обрадовался Павлик. -  Это  ты  хорошо
придумала. Аместиста нам не жалко, у нас их полно. Только не
очень большой.
       Дедушка  подумал  и  согласился  на  аметист.  Камень
драгоценный,  такая  замена не в ущерб  покупателю,  честная
замена,  а аметисты дети привезли из Алжира, куда  ездили  с
матерью  проведать  работающего  там  по  контракту  отца  и
случайно  обнаружили  сокровища (о чем подробно  написано  в
романе  "Сокровища"). Аметисты вполне можно считать подарком
судьбы,   которой  немного  помог  Павлик,  взорвав   старую
каменоломню,  но это обстоятельство лишь подтверждало  права
детей  на драгоценные камни, ведь мальчик в их добычу вложил
и  свой  труд. Пригоршни две камней дети привезли с собой  в
Польшу,  значит,  имели право распоряжаться  ими  по  своему
усмотрению.
      -  Не  так-то  это  просто, -  сказала  осмотрительная
Яночка.  - Конечно, раз ты просишь, дедушка, мы постараемся,
но при одном условии.
      Дедушка, проявив решительность в главном вопросе,  меж
тем  целиком  занялся  любимым делом, извлекая  пинцетом  из
кляссера марки и рассматривая их сквозь лупу.
     - При каком условии? - рассеянно поинтересовался он.
      -  При  условии, что ты нам кое о чем расскажешь,  нам
надо знать.
     - Второй тип, - пробормотал дедушка, откладывая марку в
сторону,  и  потянулся за следующей.  -  Говори,  говори,  я
слушаю.
      -  Тебе  не  слушать надо, а говорить!  -  нетерпеливо
заметил внук.
     Яночка же, не теряя терпения, спокойно сказала:
     - Мы хотим знать, как зовут пана Медянко.
     Случайно, не Бонифаций?
      -  Бонифаций?  - удивился дедушка. - С чего  вы  вдруг
взяли? Никакой он не Бонифаций, а Шимон.
      -  И  еще  скажи,  есть ли телефон у  Файксата,  -  не
выдержал Павлик.
      - Не знаю, я ему никогда не звонил, - неохотно ответил
дедушка, но вдруг до него дошел смысл расспросов. Он отложил
марки  и  повернулся к внукам, не выпуская лупы  из  рук.  -
Минутку, откуда вам известны эти фамилии? Такое неподходящее
знакомство... Что значат ваши расспросы?
      -  Насчет фамилий... - начал было Павлик, не зная, что
сказать, но его перебила более сообразительная сестра:
      -  Дедуля, а почему ты сказал - "тип второй"? Что  это
значит?
       У   дедушки   моментально  вылетели  из  головы   все
подозрительные фамилии.
      -  Об  этом свидетельствует надпись на марке, - охотно
пояснил  он. - Посмотри-ка через лупу, вот, возьми.  Видишь?
Написано  Zeitung,  что значит газета. У первого  типа  этих
марок буква i немного кривая, а у типа два - прямая.
      -  Вижу,  -  подтвердила девочка. - И  в  самом  деле,
прямая. Голубая марка, номинал ноль шестьдесят кр. Крон?
      -  Да,  0,6  кроны,  или шестьдесят крейцеров.  Павлик
понял, какую политику ведет сестра, и поспешил ей на помощь.
      - Забыл я, почему их так мало, - сказал он озабоченно.
- Ведь вроде бы марка обычная, печаталась большими тиражами.
      -  Потому  что эти марки наклеивались на  бандероли  -
узкие   полоски  бумаги,  которыми  перехватывались  газеты.
Видишь,  само  название марки говорит  об  этом.  Получатель
газеты  раздирал  бандерольку, чтобы  развернуть  газету,  а
бумага бандерольки легче всего разрывалась как раз на марке.
Ненужная   бумажка   с   разорванной   маркой,   разумеется,
выбрасывалась.    Тогда,   под   конец    минувшего    века,
коллекционирование марок еще не было явлением  повсеместным,
вот так и получилось, что основная масса этих марок погибла.
Уцелели  главным образом те, которые остались на  бандеролях
непрочитанных   газет,   ну  и  если  случайно   бандеролька
разрывалась в другом месте. И лишь в крайне редких случаях с
полученной газеты осторожно сдвигали бумажный поясок и опять
же  осторожненько отклеивали с него марку,  стараясь  ее  не
повредить.  Так  поступали редкие в то время филателисты,  и
благодаря  им-то  до  нас и дошли эти марки.  Поняли,  дети?
Вскрывая  полученное  письмо, мы в  большинстве  случаев  не
повреждаем марку, а сдирая с газеты бандероль, как  правило,
разрываем ее.
      - Поняли, поняли, - заверила дедушку Яночка, продолжая
разглядывать сквозь лупу редкую газетную марку.  -  Вот  эта
целехонькая.
      Потом  девочка  передала лупу брату,  чтобы  тот  тоже
полюбовался  на целехонькую марку и прямое "и" с  точкой.  А
дедушка с удовлетворением приговаривал:
      -  Да,  очень  аккуратно отклеена марка, спасибо  тому
неизвестному собирателю. Редкий экземпляр. Позже я его изучу
подробнее.
       -   Дедуля,  а  почему  пан  Медянко  -  неподходящее
знакомство? - вежливо поинтересовалась внучка.
      -  Потому что это аферист, мошенник! - сердито ответил
дедушка.  - Называет себя благородным именем филателиста,  а
на   самом  деле  просто  мошенник!  Вечно  занят  какими-то
грязными  махинациями, нет ни одной аферы, в  которую  он...
Постойте,   а  почему  вы  меня  о  нем  расспрашиваете?   -
насторожился дедушка. - Что вы о нем знаете?
      -  Дедуля,  а  как  с  чистыми? - применил  испытанное
средство  Павлик.  - Как обстоит дело с  чистыми?  Их  много
сохранилось?
      Отвлекающий  маневр  подействовал безотказно.  Любимое
хобби   заставило  старого  джентльмена  забыть   обо   всех
мошенниках мира.
      - Чистых сохранилось раза в два меньше, чем гашеных, -
вздохнул он. - Но известны целые блоки, например, шесть штук
не  отделенных друг от друга марок. Одним куском!  Но  таких
очень мало, мне известны всего три случая. Это уже настоящее
сокровище.
     - Хорошо, а пан Файксат тоже аферист?
      -  Тоже,  но  несколько  иного рода.  Личность  крайне
подозрительная,  вроде  бы мелкий мошенник,  но  я  боюсь...
Дети!  Что  за  расспросы? Что все  это  значит?  Почему  вы
интересуетесь  этими людьми? Что у вас  может  быть  с  ними
общего?
      -  Ничего, - ответила Яночка. - Просто мы хотим знать,
-c&-.  ли эти марки отрезать или лучше оставить их вместе  с
конвертом?  И  надо  ли отклеивать или желательно  сохранить
вместе со штемпелем?
      На сей раз уловка не подействовала. Дедушка вместе  со
стулом отодвинулся от стола, чтобы марки больше не отвлекали
его, и испытующе взглянул на внуков.
      -  Мои  дорогие,  не  такой уж  я  склеротик,  как  вы
считаете.  Мне весьма не по сердцу тот интерес,  который  вы
проявляете  к людям типа Медянке или Файксата.  Я  желал  бы
знать,  как  и почему вы с ними столкнулись. И я рассчитываю
на честный ответ.
      -  Да  не  сталкивались мы с ними!  -  честно  ответил
Павлик. - Мы их в глаза не видели.
     - Тогда почему же расспрашиваете о них? - Именно потому
и  расспрашиваем, что не знаем, - невинно пояснила Яночка. -
Но слышали, вот и хотим знать.
      -  Что  вы  слышали  и  от кого? -  допрашивал  сурово
дедушка.
      -  Ничего  особенного. Что есть такие  и  интересуются
марками. Каждый отдельно.
     Павлик счел нужным пояснить высказывание сестры:
     - То есть мы не знаем, занимаются ли они марками каждый
отдельно, просто мы слышали о них каждый отдельно.
      - И очень хорошо сделаете, если этим и ограничитесь, -
так же сурово сказал дедушка. Яночка возмутилась:
      -  Почему  мы должны ограничиваться? А если мы  желаем
прояснить   темное  дело,  вывести  на  чистую   воду   этих
аферистов?  Что  в  этом плохого? Всем честным  филателистам
пойдет только на пользу, а ты прекрасно знаешь, что родители
нам разрешают...
      -  Ваши  родители,  -  гневно начал  дедушка,  -  ваши
родители...
      Но  внуки не дали ему кончить. Шокированный  Павлик  с
возмущением воскликнул:
      - Никак ты собираешься подрывать авторитет родителей в
глазах их собственных детей? Нехорошо!
     Старый джентльмен тут же овладел собой.
      -  Я не собирался подрывать, просто хотел сказать, что
удивляюсь   лег..,  то  есть  несколько  излишней..,   гм..,
доверчивости.., их мужеству, можно сказать.
      -  Дедуля, так нам же ничто не угрожает, мы  ничем  не
рискуем.  Мы  клятвенно  обещали родителям,  что  не  станем
излишне рисковать, а слово свое мы держим, ты же знаешь. Вот
они нам и доверяют.
      -  А  может, ты считаешь нас младенцами? Или какими-то
недоразвитыми? - обиженно поинтересовался Павлик. - Я уже не
говорю  о  том,  что этот самый Медянко вряд ли  затаился  с
топором в подъезде и только ждет...
      -  А  хотя бы и затаился, - поспешила Яночка загладить
впечатление от топора, - мы же не полезем в подъезд! Загадки
мы  разгадываем  с помощью дедуктивного метода,  как  Шерлок
Холмс.
     Дедушка немного успокоился и даже слегка придвинулся со
стулом к столу с марками.
      - Дедуктивный метод, говорите? Что ж, это неплохо, это
развивает логическое мышление. Но только зачем вам  лезть  в
такие  неприятные.., гм.., я бы сказал даже -  омерзительные
дела?
      -  Новое  поколение должно с детских лет  привыкать  к
окружающей   его  суровой  действительности,  -   философски
заметил Павлик.
     - Это так, но все-таки... - не сдавался дедушка.
      -  А  бороться со злом - дело благородное, служить  на
благо  обществу  ты всегда нас призывал,  -  добила  старика
девочка.
     - Может, вы и правы, - наконец согласился тот. - Только
не говорите бабушке.
      -  Ты  что?  Неужели  мы сами не понимаем?!  -  дружно
возмутились внуки.
     Придвинув к себе огромную пепельницу, дедушка вытряхнул
в  нее  пепел  из трубки и принялся набивать трубку  заново.
Дети   терпеливо   ждали.  Помолчав,   дедушка   неторопливо
заговорил:
       -  В  каждое,  даже  самое  благородное  дело,  может
затесаться паршивая овца. Филателия не является исключением.
Медянко,  по  всей вероятности, как-то связан с типографией,
где  печатаются марки, кто-то выносит ему листы  бракованных
марок,  которые положено уничтожать. Но это не доказано,  он
очень   осторожен,  инкриминировать  ему  пока   ничего   не
удавалось, за руку, как говорится, не пойман, но что  знаем,
то  знаем.  Знаем  и то, что Медянко связан  с  кем-то,  кто
подделывает  печати экспертов. А вам не надо объяснять,  что
бракованная  марка  с  печатью  эксперта  сразу  приобретает
особую ценность... Мы не знаем, кто этим занимается. До  сих
пор  не  удавалось  поймать  преступников,  так  что  ничего
определенного я сказать не могу. Что же касается Файксата...
      Тут  дедушка  сделал паузу для того,  чтобы  раскурить
трубку.  Пододвинув  себе  стул, Яночка  уселась  рядом,  по
своему   обыкновению  упершись  локтями  в  стол  и  положив
подбородок на скрещенные кисти рук. Павлик втиснулся в  угол
между  столом  и  книжными полками  и  присел  на  ступеньке
маленькой переносной лесенки-стремянки.
       Раскурив  трубку,  дедушка  задумчиво  выпустил  клуб
душистого дыма и продолжал свой рассказ:
     - Файксат - это совсем другое дело. Тут особая история.
Видите  ли,  Файксат беспокоит меня, так сказать,  в  личном
плане.
      Этого  внуки  никак не ожидали. Павлик  даже  подъехал
немного ближе на своей стремянке.
     - Почему? - спросил он.
      -  Длинная история, - вздохнул дедушка. - Если  хотите
слушать, я начну сначала.
      -  Начни,  конечно! - воскликнула  девочка,  а  Павлик
только фыркнул и решительно заявил:
     - И вообще мы не двинемся с места, пока ты нам всего не
расскажешь!
      И  он  придвинулся еще ближе к дедушке.  Дедушка  тоже
придвинулся вплотную к столу со своим стулом и тоже оперся о
ab.+ одним локтем. В другой руке он держал трубку.
     - Когда я был еще совсем молодым человеком, - задумчиво
начал  он,  попыхивая трубкой, - знал я одного  филателиста.
Это  было  еще до войны. Самого настоящего филателиста.  Его
дед  работал на почте в тот период, когда как раз  появились
первые  польские  марки, значит, где-то между  1860  и  1865
годом.  Именно тогда была выпущена первая марка  Королевства
Польского,  и  она  очень  заинтересовала  этого   почтового
служащего. Работая на почте, он имел возможность приобретать
там чистые марки, в его распоряжении были все поступающие на
почту  листы  с марками, и он собрал все модификации  первых
польских  марок.  Просматривая листы,  он  имел  возможность
выявлять  разницу между одной и той же маркой,  например,  в
оттенках цвета, каких-то неточностях в написании букв и цифр
и прочее. Собрал, значит, коллекцию и оставил ее внуку, тому
самому моему знакомому филателисту.
      -  А почему не сыну? - поинтересовалась Яночка. - Отцу
того филателиста.
      -  Филателиста звали пан Франтишек, так  и  будем  его
называть, чтобы не запутаться. Так вот, отец пана Франтишека
умер раньше своего отца и вообще марками не интересовался. А
пан  Франтишек  очень  даже увлекался! Вскоре  после  первой
мировой  войны он тоже пришел работать на почту,  ту  самую,
где  работал  раньше его дед, и продолжал  коллекционировать
марки,  только  делал  это  уже  более  профессионально.   К
коллекции  чистых  первых  марок  Королевства  Польского  он
постарался  подобрать идентичную коллекцию марок гашеных  и,
представьте,  подобрал почти полностью! Разумеется,  собирал
он  и другие марки. Была в его коллекции знаменитая марка  в
десять крон, имеющая хождение в австрийской части Польши.  С
надпечаткой  -  "Польская почта". Таких марок осталось  штук
восемьдесят,   а   с  надпечаткой  всего  штук   пятнадцать,
насколько мне известно.
     - Пятнадцать штук в Польше? - спросила Яночка.
      -  Вообще  на свете, - ответил дедушка.  -  А  у  пана
Франтишека  они были, чистые и гашеные, я видел собственными
глазами!
      -  И  что  дальше?  -  поторопил дедушку  слушавший  с
волнением  Павлик,  потому  что  дедушка  замолчал,   тяжело
вздыхая.
      -  А  дальше  началась  война.  Во  время  Варшавского
восстания дом пана Франтишека был разрушен, вы знаете, немцы
методично  разрушали город. Правда, в то время  самого  пана
Франтишека   не   было  в  Варшаве,  он   жил   у   каких-то
родственников в деревне. Умер он через три года, то есть уже
после войны. Я виделся с ним незадолго до его смерти.
     И дедушка опять замолчал. Внуки не перебивали, понимая,
как  нелегко  вспоминать  старику  тяжелые  годы  войны.   И
подгонять  его  не следовало, раз уж начал сам рассказывать.
Повздыхав, дедушка продолжал:
      -  Как  вы знаете, меня в военные годы тоже не было  в
Варшаве, как в 1939 году я выехал на каникулы, так и остался
в  горах.  После войны я разыскал пана Франтишека  и  узнал,
что, уезжая из Варшавы, он всю свою коллекцию марок уложил в
&%+%'-k%  ящики и собирался закопать в погребе, но  пришлось
спасаться  от  облавы, и закопать они с женой не  успели.  А
потом  дом  был  разрушен  и сожжен немцами.  Остались  одни
руины.
      Дедушка занялся своей трубкой. Пришлось снова выбивать
пепел,  прочищать,  набивать свежим  табаком.  Внуки  ждали,
наконец мальчик не выдержал:
      -  А  как  же это связано с тем, что Файксат беспокоит
тебя сейчас? Ты рассказываешь о делах давно минувших дней.
      -  Все  взаимосвязано, - ответил  дедушка,  раскуривая
новую трубку. - Сейчас я до этого дохожу. Пан Франтишек  жил
на  последнем, пятом этаже дома. В той части  дома,  где  он
жил,   оказались  разрушенными  пятый