опомнилась.  Ясное  дело,  атмосфера  скачек  уже  стала  на  меня
действовать, я окончательно поглупела. Ни в какой кассе я не стояла, все
мне ставила Мария. Это меня лень так наказала...
   - Ты форменная дура! - сердито сказала  Мария.  -  Мне  ты  Валентине
подсказала, а сама не поставила?! Ты мне на нервы действуешь.
   - Я не могу бороться с судьбой, не морочь мне голову.  Валяй  дальше,
Метя! Так что там с этой Флоренцией и  Малиновским?  Ты  остановился  на
кочках и ямках...
   - И наливке Гонсовского, - напомнила Мария.
   Мстю его осведомленность явно переполняла, и он немедленно вернулся к
теме, хотя с другого места.
   - Малиновский издалека ее высмотрел! - гордо сказал он, словно талант
Малиновского был его особой заслугой. - Я заслужил побольше пива!
   - Дай ты ему пива, а то он до завтра не доскажет!  Нет,  тут  уже  не
осталось... Дай открывалку!
   - А на этом пиве ты сидела, -  торжественно  заявил  Метя.  -  Я  без
колебаний соглашусь, что пиво из-под задницы может иметь  дополнительные
уникальные особенности...
   - Пани Иоанна, - сказала у меня за спиной пани Зося.  -  Такие  милые
молоденькие девочки, они очень хотят ваш автограф.
   - Боже, смилуйся, - вежливо и покорно согласилась я и исполнила  свой
общественный долг.
   - Я с ума сойду, - предсказала Мария. - Пришел  этот  великий  пан  и
болбочет. Метя, заглуши его, потому что я за себя не отвечаю!
   Престарелый,  словно  из  прошлого   века,   шляхтич,   опираясь   на
подоконник,  повествовал  всем  окружающим  о  деятельности   владельцев
французских, американских и английских конюшен сто лет назад,  сравнивая
их с теперешними. Вальдемар  ударился  с  ним  в  полемику,  потому  что
когда-то сам был жокеем и лично многих знал. Пан Эдя горько жаловался на
то, что у нас разный строй. Шляхтич не  уступал,  он  знал  все,  притом
лучше всех. Метя пожалел Марию и начал так  пронзительно  шипеть  нам  в
уши, что вполне мог сойти за сифон с газировкой.
   - Она гуляла у старого Гонсовского в леваде и к  его  дочке  прямо  в
руки  пришла.  Малиневский  на  нее  поближе  посмотрел,   пощупал   как
следует...
   - Дочку-то? - подозрительно перебила его Мария.
   - Да нет, кобылку. Молоденькая. Ей только-только в  январе  два  года
исполнилось, я  же  говорил.  Она  будет  дебютировать,  теоретически  в
отделении Вонгровской. Она от Флоры и Мармильона. Мармильон, может, и не
божество, но Флора была от Сарагана...
   - А масть? - снова перебила Мария.
   - Вороная.
   - Так что, она от Сарагана никаких черт не  взяла?  .  -  Неизвестно.
Может, они у нее скрытые. Малиновский  вообще  дивился,  головой  только
качал и что-то там бормотал, что такую масть дает  Дьявол.  Сказал,  что
Флора,  может,  загляделась...  Ведь  говорят,  что  можно   на   макаку
заглядеться, а потом неизвестно, что с ребенком делать...
   Рупор завыл, возвещая вторую скачку.
   - Невыносимо! Я что-нибудь с ними нехорошее сделаю, - сердито сказала
я. - Метя, я уже парочку типов на отстрел предназначила, а тут еще  и  с
тобой возиться... Я не ленива, но все имеет свои  границы.  Как  хорошо,
что я поставила последовательности пораньше, так что в кассы  не  пойду.
Рассказывай про Флоренцию!
   - Я остановился  на  том,  что  он  Флоренцию  увидел  и  пощупал,  -
продолжал Метя. - Вы же Малиновского знаете, был он там парт-боссом,  не
был - плевать, а конник он замечательный. Он сразу сказал, что ей  дерби
выиграть - раз плюнуть. Комиссия еще раньше  ее  смотрела,  допустила  к
участию в скачках, так что придет лошадка - и сразу возьмет первый приз.
Малиновский - это я уж вам в полной тайне говорю! - сказал, что  сам  на
нее будет ставить, хотя никогда раньше  не  ставил  на  таких.  Говорит,
лошадь, какой давно не было...
   - И зовут ее Флоренция, - растроганно вздохнула я.
   - Флоренция. Если только не испортят ее в работе...
   - А кто ее тренирует? - поинтересовалась Мария.
   - Теоретически старый Гонсовский, у него есть лицензия. А мне  что-то
видится, и  правильно  видится,  что  это  его  дочка.  Они  просто  как
подружки, молодая Юнсовская и Флоренция. В конце  концов,  чего  уж  тут
скрывать, я эту лошадь тоже видел, и  показалась  мне  она  благоуханной
дивной розой...
   - Розой не розой, но что-то не припомню, чтобы цветы быстро бегали, -
вставил пан Рысь, который пытался нас  подслушать.  Подслушивал  он  нас
вынужденно, потому что его кресло кто-то подтолкнул к  нам  и  сидел  он
почти что у Мети на голове.
   - Поставить я могу на кого угодно, только что-то мне не очень во  все
это верится, - решительно сказала Мария. - Метя совсем  голову  потерял,
раз так поэтически начал выражаться. Мне так и чудится, что  сперва  они
вплотную занялись наливочкой, а только потом - лошадью.
   - - Она показывала совершенно невероятные штуки, - продолжал  Метя  с
разгону, не обращая внимания ни на пана Рыся, ни на Марию. -  Она  очень
прыгучая, к тому же прыгать любит. У нее совершенно непобедимые симпатии
и антипатии, и если чей-нибудь запах ей не понравится,  так  она  его  к
себе не подпустит. Слава Богу, Малиновский вроде ей по  нраву  пришелся,
она его с первого взгляда полюбила. Может, даже разрешила бы ему на себе
прокатиться, но на такой риск никто не пошел, потому что под Малиновским
и танк бы подломился, а что тут говорить  о  молоденькой  кобылке.  Хотя
кобыла -  прямо  дракон!  Молодая  Гонсовская  говорит,  что  непременно
запишет ее на Большой Пардубицкий...
   - А молодая Гонсовская тоже напилась? - кисло спросила Мария.
   - Ты  тут  без  инсинуаций,  пожалуйста!  Обе  они  трезвые  были!  Я
собственными глазами  видел,  как  лошадь  добровольно,  сама  по  себе,
перепрыгнула с этой амазонкой на спине через  куст  два  метра  высотой.
Ведь она прыгать принялась просто для собственного удовольствия! Это  же
внучка Сарагана! Она должна не только прыгать, а и на длинные  дистанции
скакать!
   - Так она может и не выиграть в дебюте?  -  заметила  я  тревожно.  -
Начнет разгоняться только под самый конец дистанции...
   - Она стартует как из катапульты! Малиновский на похвалу скуп, но  он
сказал, что она  может  выиграть  все,  что  угодно.  Вспомните  Демону!
Саксонку! Оргию!
   - Метя! Ты спятил: Саксонка и Оргия -  арабы,  при  чем  они  тут?  -
сказала шокированная Мария.
   Энтузиазм Мети хлестал через край.  Флоренция  явно  заняла  все  его
мысли, хотя никакого допинга, кроме двух стаканов пива, он не принимал.
   - Я это говорю для сравнения! Вы что же, не понимаете, что такие, как
Таормина, Синая, Констелляция ни разу не проиграли бы, кабы не махинации
на ипподроме? Их придерживали, аж искры летели.., я не  говорю,  что  не
будут придерживать Флоренцию, но ведь не на дерби же! Да она вырвется  -
так сильна, скотина, что  страх  берет:  ведь  она,  вместо  того  чтобы
скакать, начнет через спины всех лошадей прыгать!
   - Господи Иисусе! - ахнула я.
   - Во всяком случае  Сарновский,  наверное,  на  ней  не  поскачет,  -
утешила меня Мария.
   - Нет, я говорю  про  ее  любовь  к  прыжкам.  Раз  она  любит  брать
препятствия... Я лично знала такую лошадь, которой это очень  нравилось,
и жокеи с нее летели вниз по широкой дуге,  в  зависимости  от  того,  с
какой  стороны  росли  кусты,  справа  или  слева.   Она   без   всякого
предупреждения рвалась к этим кустам... Но эта была полукровка.
   - Благородное происхождение Флоренции будет само за нее  говорить.  И
даже скакать! - торжественно возвестил Метя.
 
*** 
 
   - Зигмусь, ей же придется проходить под аркой! - сказала  в  отчаянии
Моника. - Попробуй ее уговорить, ради Бога! Тебе же скакать, не  мне!  В
стартовый бокс она уже входит  без  всяких  проблем,  я  ее  приучила  с
помощью  морковки  с  петрушкой,  она  обожает  петрушку!  А  потом  она
сообразила, что скакать ей позволят только после того, как она войдет  в
бокс, и сама стала туда рваться. Умнейшее существо, только  вот  слишком
своенравное.
   Зигмусь кивнул головой, сел  в  седло  и  поехал.  Флоренция  ему  не
подчинилась и прыгнула широкой свободной  дугой  через  барьерчик  возле
арки. Всякую  другую  лошадь  Зигмусь  смог  бы  без  труда  удержать  и
заставить сменить направление, но у него не хватило духу рвать губы этой
кобыле. Рот у нее  был  мягок,  как  шелк,  она  реагировала  на  каждое
движение удил, но сдерживать свои прихоти Флоренция не привыкла,  и  это
нельзя даже было назвать дурным норовом. Она любила прыгать. Не было  ни
малейшего повода, по которому она должна была бы отказывать себе в  этом
удовольствии.  Она  охотно  подчинялась  воле   наездника   в   вопросах
направления и даже темпа, но упустить случай взять препятствие она никак
не могла. Теперь она с лихвой возмещала себе  те  долгие  месяцы,  когда
боялась соломинок и веточек.
   Зигмусь развернулся и поскакал к арке с другой  стороны.  На  лужайке
Гонсовских было расставлено все, что надо. Несколько столбиков с жердями
имитировали ограду,  гротескное  подобие  стартового  бокса  могло  даже
похвастаться дверями, которые в момент старта открывались  перед  грудью
лошади. Методом ласкового убеждения Моника научила Флоренцию  входить  в
эту тесную клетку и ждать знака, хотя дверцы здесь были  без  пружины  и
просто раскачивались перед нею.  Потребовались  два  месяца,  но  лошадь
твердо усвоила: чтобы свободно скакать, сперва надо пройти через бокс.
   Четыре раза приблизившись  к  арке,  Флоренция  четырежды  преодолела
барьер прекрасным прыжком. Зигмусь подъехал к Монике.
   - И что? - неуверенно спросил он. - Заставить ее?
   Моника покачала головой.
   -  Принуждением  ничего  не  сделаешь.  Она   всеми   силами   станет
протестовать. С ней можно только уговорами. Или хитростью. Я-то  думала,
что ты ее как-нибудь ласково уговоришь. Подожди, сам  увидишь,  как  она
входит в бокс...
   Флоренция потянулась губами  к  карману  джинсов  Моники  и  вытащила
носовой платок. Она уронила платок на траву и снова к  нему  потянулась.
Зигмусь, однако, задумал показать ей, что надо  все-таки  слушаться.  Он
осторожно, но решительно подобрал поводья, стянув их плавным,  уверенным
движением.  Флоренция  замерла,  словно  немного  задумалась,  а  потом,
видимо, согласилась, что уверенной руке надо подчиняться. Она оставила в
покое карманы Моники  и  подняла  голову.  Зигмусь  подъехал  к  подобию
стартового  бокса,  стоящему  на  краю  луга.  Он  пытался  сделать  это
исполненным достоинства шагом,  но  ясно  чувствовал,  что  задние  ноги
кобылки пляшут польку-галоп. Флоренция пробовала ускорить шаг. Он крепко
держал ее, и  они  вошли  в  бокс.  Флоренция  проделала  это  просто  с
восторженной готовностью. К его удивлению, войдя,  она  по  доброй  воле
остановилась. На миг она застыла как вкопанная.
   - Старт!!! - крикнула Моника.
   Толкнув дверцы, Флоренция пулей рванула с места. Не могло  быть  речи
ни  о  каких  арках,  она  пролетела  над  барьерчиком  и  понеслась  на
противоположный край лужайки, причем Зигмусю даже  не  потребовалось  ею
управлять.  Она  роскошным  прыжком  перемахнула  ручеек,  не   уменьшая
скорости,  не  спотыкаясь,  выполнила  прекрасный  плавный   поворот   и
помчалась обратно.  В  конце  она  слегка  изменила  направление,  чтобы
оказаться возле барьерчика и в свое удовольствие его перепрыгнуть.
   - Мать честная, чтоб я сдох и не дома ночевал, а  в  вытрезвителе  до
конца дней своих! - сказал Зигмусь, просто захлебываясь  противоречивыми
чувствами. - И что она с этими прыжками?!.. Может, не надо было тогда ее
через солому заставлять? Но летит, паршивка, как ангел, а как  она  этот
поворот взяла! Всегда так берет?
   Прислонившись к стартовому боксу, Моника тяжело вздохнула.
   - Поворотом она уже овладела на сто процентов. Ее можно пускать одну,
она сама регулирует темп и шаг. А что касается прыжков, так ты посмотри,
какие у нее бабки! Может быть, ты  не  заметил,  а  я  с  самого  начала
углядела. Такое расстояние между копытом и пястью редко встречается, тут
мощнейший рычаг. Он дает ей такой прыжок вверх, что она без труда побьет
все рекорды. И знаешь, не хочется мне от этих прыжков ее отучать, потому
что я на самом  деле  думаю  про  Большой  Пардубицкий  стипль-чез.  Все
Большие Пардубицкие требуют прыгучести  и  большой  выносливости.  А  уж
сколько у нее сил, ты себе даже не представляешь.
   Флоренция снова тянулась зайти в бокс, нетерпеливо переступая задними
ногами.
   - Ну что, еще раз попробовать? - предложил Зигмусь.
   Ситуация повторилась без малейших  изменений.  Флоренция  прошла  уже
полторы дистанции для дебютирующих  двухлеток,  но  все  еще  рвалась  в
галоп. Смущенный Зигмусь ломал голову, что ему делать с  таким  подарком
судьбы.
   - Надо, наверное, забрать ее на ипподром, - неуверенно предложил  он.
- Вонгровская ждет, у нее для Флоренции уже денник  есть.  Мне  кажется,
она мчится к этому ручейку,  чтобы  его  перепрыгнуть,  а  на  ипподроме
никакого ручейка нет. Там она скорее привыкнет.
   - Мне тоже так кажется, - согласилась Моника. - Для  меня  так  будет
даже лучше. Я стала учебу запускать, потому что провожу тут по три дня в
неделю. С Агатой я уже разговаривала, она ждет. Ладно, перевезем  ее  на
будущей неделе...
 
*** 
 
   По чистой случайности мне пришлось наблюдать странное явление. Я  как
раз стояла возле буфета, обе буфетчицы что-то делали в подсобке. Ждала я
довольно долго, мне это наскучило, поэтому я встала спиной к прилавку  и
пыталась рассмотреть табло, на котором  вот-вот  должны  были  появиться
суммы выплат по выигрышам. У  столика  возле  прохода  сидело  общество,
состоявшее главным образом из конюхов. Они мрачно  молчали,  потому  что
никто из них не угадал победителей. Пришли фуксы, и как  раз  совершенно
немыслимый фукс закончил квинту, а на фуксов никто миллионы не поставит.
Меня это не потрясло, у меня квинта сломалась уже на первой лошади, и  я
сразу на нее плюнула. Куда хуже  было  тем,  у  кого  все  получалось  в
течение четырех скачек. Они питали ослепительные надежды, а тут в  пятой
скачке все коту под хвост! Компания за  столиком  являла  собой  картину
отчаяния и безнадеги, наверняка они здорово проигрались.
   Я на минутку оторвала от них взгляд  и  посмотрела  в  сторону  окна,
потому что там как раз атмосфера была полна  совершенно  противоположных
чувств.
   - Есть! Есть! Есть у меня это Фигляр! Я им заканчивал квинту!
   - И что, выиграли? - недоверчиво спросил Юрек.
   - Да нет, она у меня сломалась уже на второй скачке, но Фигляр у меня
был, вот, пожалуйста...
   - И что вам с того, позвольте поинтересоваться? - заметил  Вальдемар.
- За то, что вы его написали, вам не заплатят.
   -  Моральное  удовлетворение,  дрошс  пана!  Экран  наконец   показал
выигрыши, за квинту заплатили больше шестидесяти девяти миллионов, почти
семьдесят. Типы за столиком  смотрели  на  табло  с  явным  отвращением,
только один из них вздрогнул, покраснел так сильно, что залился  краской
по самую шею, потом полез в карман и стал выгребать оттуда билеты...
   Вот то-то и оно, что не выгреб. Он сидел ко мне в профиль, я  отлично
видела этот жест, этот карман, он начал вынимать руку, и я увидела  край
розового  картонного  прямоугольничка.  Но  вдруг   он   замер,   словно
опомнился, совладал с чувствами, кипевшими  в  нем,  как  в  котле,  вот
только убрать усилием воли краску  с  лица  не  получилось.  Бледнел  он
медленно.
   Он возбудил во мне любопытство. Эта маленькая сценка  оставила  такое
впечатление, словно тот тип  угадал  квинту,  обрадовался,  что  получил
такой большой выигрыш, но решил скрыть этот факт. В нем взыграло ретивое
при виде суммы выигрыша, но он твердо  решил  не  признаваться  в  своем
везении, в карман  полез  машинально,  но  вовремя  остановился.  Редкое
явление, обычно каждый выигравший во весь голос визжит про свое  счастье
направо и налево, а этот  осторожный  -  явное  исключение  в  достойном
племени игроков. Если только я правильно истолковала его поведение...
   Появились буфетчицы, так что  я  выкинула  из  головы  этого  типа  и
занялась пивом, потому что надо было отметить триплет Марии и Мети, тоже
неплохой. Выиграли они его в складчину.  Я  угадала  последовательность,
это было неплохим финансовым утешением, так что заодно я могла  отметить
и собственные успехи.
   Мрачное молчание  после  генерального  проигрыша  сменилось  страшным
скандалом. Выплата выигрыша за квинту вызвала всеобщее изумление.
   - Нет, вы только посмотрите, посмотрите, что творится, я же  говорю!!
Такие дикие фуксы пришли, что должны были  быть  сумасшедшие  деньги!  -
скандалил пан Вольдемар. - Кто-то знал и поставил на них!
   - Ну и пожалуйста! - сердился Юрек. - Должно было  быть  как  минимум
сто пятьдесят миллионов! Смотрите, указано, что выиграли  трое!  Я,  как
полный идиот, выкинул одну из этих лошадей, решил, что дорого!
   - Хитрый вдвойне теряет...
   - Раз уж у тебя нет этой лошади, тебе  лучше,  наверное,  радоваться,
что заплатили меньше, а не больше...
   -  Ведь  приходило  мне  в  голову  поставить  на  Фигляра,  но   мне
показалось, что это невозможно, - жалела пани Ада. - Эх, сейчас имела бы
свои семьдесят тысяч, а тут все, сама себе испортила...
   - Милые дамы, этот  наш  попечительский  совет  все  равно  что  наши
парламент, сейм и сенат! - гремел пан Эдя. - Всюду одна  навозная  куча!
Что, у этих лошадей вдруг крылья выросли?!
   - До сей поры их придерживали, ну и  что  такого,  лошадей  постоянно
придерживают, - снисходительно успокаивал их полковник. - Пожалейте свое
здоровье. Ну кто  мог  предсказать,  что  этих  лошадей  именно  сегодня
отпустят?
   - А трое выигравших знали!
   - Может быть, они играли все возможные комбинации....
   - В результате  я  выиграла  только  последовательности  с  Осикой  и
Куявским, - печально сказала я. -  В  квинте  я  угадала  двух  лошадей,
именно их. Искренне говорю, что на них  я  поставила  просто  на  всякий
случай.
   Мария уже смирилась с проигранной квинтой, решив утешиться выигранным
триплетом.
   - На всякий случай... - задумчиво сказала она. - А  ты  уверена,  что
это хорошо?
   - Очень даже хорошо, я же выиграла...
   - Да нет, я не про то. Как все-таки  положено  говорить:  просто  "на
всякий  случай"  или  "на  всякий  пожарный  случай"?  По-моему,  ты  не
правильно употребляешь это выражение.
   Я запротестовала.
   - Умоляю, отцепись ты от языковых тонкостей. Свое мнение на этот счет
оставь при себе и  придерживайся  тонкостей  своей  профессии.  В  конце
концов, я же не спорю с тобой, что во мне сидит скелет...
   - А чем тебе мешает твой скелет?
   - Я его очень боюсь. Позвоночник меня пугает, даже изнутри.
   - Чокнутая. Ты радуйся, что у тебя есть хребет, хороша бы ты была без
него!
   - Столько разных созданий ходит без хребта, что  это  на  самом  деле
только вопрос этики, - высказался Метя.
   - Да ладно уж, пусть во мне сидит скелет, -  великодушно  согласилась
я. - Но я не желаю о нем помнить, а уж тем более  рассматривать  его  на
разных там фотографиях. Только и ждет, чтобы я о нем  подумала,  тут  он
сразу меня где-нибудь подведет.
   - Кто?!
   - Да скелет же.
   - У тебя, по-моему, температура, - недовольно решила Мария, забывая о
своих сомнениях насчет "всякого случая". - Или здешняя атмосфера тебе  в
голову ударила...
   Я вдруг вспомнила про типа за столиком. Оглянувшись, я  заметила  его
за цветочками. Он сидел спокойно, хладнокровие  уже  вернулось  к  нему,
было непохоже, что он собирается идти за  выигрышем.  Я  подумала,  что,
наверное, ошиблась. Может  быть,  он  сунул  руку  в  карман  именно  за
проигравшими билетами и не хотел показать своего поражения.
   Я поднялась с кресла, заглянула в паддок и отправилась в кассу, чтобы
поставить на то, что увидела. При виде того, что творилось возле касс, я
с места в карьер рассвирепела, потому что хвосты возле каждой кассы были