охожи, раз и те
и другие - млекопитающие.  Моника  с  отвращением  осмотрела  и  ощупала
жертву.
   - Рука у него сломана, возможно,  что  в  двух  местах,  -  без  тени
сострадания сказала она. - Ушиб бедра, это  уж  точно,  надеюсь,  что  и
кость треснула. Я же говорила, что у нее великолепный рычаг в  ногах,  у
ласточки моей... Сдохнуть не сдохнет, но  тут  этого  подонка  оставлять
нельзя, потому что его найдут и будет скандал.
   - Вот именно, - поддакнула я. - Оставили человека без  помощи!  Сразу
начнется следствие, выяснится, что его отделала лошадь, возникнут всякие
проблемы. Надо вынести его с ипподрома и анонимно вызвать  "скорую".  От
всего  откреститься.  Пусть  он  там  говорит,  что  его  побила   чужая
группировка. Мне жалко его класть в свою машину, разве что привязать его
сзади и так тащить,  но  тогда  останутся  следы.  Пусть  его  вон  этот
вынесет.
   Мои речи были встречены редким энтузиазмом и  одобрением,  прямо-таки
аплодисментами. Ворошак вдруг как-то сразу выздоровел  и  промычал,  что
понял, о чем речь. Может быть,  он  надеялся  за  свои  услуги  получить
прощение. Не  ожидая  дальнейших  приказаний,  он  поднял  пострадавшего
негодяя и закинул себе на спину. Негодяй дико крикнул и, видимо, потерял
сознание, что всем нам доставило несказанное удовольствие.
   - Через задние ворота, - предложила я. - Идти столько же, а  все-таки
свободней и сторожей нет. Небось ворота уже закрыты?
   - Может,  еще  нет,  -  откликнулась  Вонгровская.  -  Их  по-разному
закрывают.  Теоретически  положено  это  делать  сразу  после  окончания
скачек, но в жизни все не так, как на самом деле...
   Устранение основной улики было делом срочным, поэтому без  дальнейшей
болтовни вся процессия направилась к  задним  воротам.  Ворощаку  ведено
было избегать хорошо освещенных мест, потому что черт его знает, кто еще
может шляться по территории. И так форменное чудо, что никто  больше  не
приперся, но немногочисленные сотрудники конюшен сперва были заняты тем,
что успокаивали встревоженных лошадей, а потом,  раз  ничего  больше  не
происходило, не стали искать причины минутной суматохи. Если учесть, что
оба злодея после происшествия не  шевелились,  можно  было  решить,  что
какая-нибудь лошадь чего-то испугалась - только и всего.
   Стук копыт за спиной донесся до нас довольно быстро. Флоренция легкой
рысцой догоняла нас. Моника ахнула и остановила лошадь.
   - Да пусть идет с нами, - успокоила ее Агата Вонгровская. -  Зигмусь,
садись на нее. Получится, что ты ее  прогуливаешь  перед  сном,  она  же
прогулки любит. Потом вернешься в конюшню. Она вообще любит компанию.
   Зигмусь уселся на кобылку охлюпкой, без седла. Я не была уверена, что
лошадкой руководит исключительно  дружеское  расположение,  поскольку  в
сумке у меня еще оставался сахар. Я замедлила шаг,  отстала  и  украдкой
подавала ей по одному кусочку. Осика не протестовал и не жаловался.
   -  Осталось  всего  четыре,  -  предупредила  я  Флоренцию.   -   Иди
помедленнее.
   И зачем мы, собственно говоря, потащились к воротам  всей  компанией,
было  совершенно  непонятно.  Вполне  достаточно  было  выбрать   одного
человека, чтобы он присмотрел за тем, как Ворощак выполнит свое задание,
но потрясение было таким сильным, что мы надолго отупели. Никто  не  мог
решить, кому следить за Ворощаком, зато всем сразу хотелось заботиться о
Флоренции. В результате, наверное, вышло даже к лучшему,  потому  что  в
такой толпе тяжело нагруженный Ворощак меньше бросался в глаза.
   Остальную часть пути я посвятила размышлениям о том,  какой  безумный
поступок  мне  удалось  совершить,  и  действительно  ли  он   безумный.
Оставленный  на  территории  ипподрома  выродок  с   тяжкими   телесными
повреждениями несомненно спровоцировал бы возбуждение  уголовного  дела.
Сама "скорая" по обязанности донесла бы полиции. Следствие могло  бы  по
ниточке прийти к этой таинственной новой  мафии.  Может  быть,  мафию  и
удалось бы ликвидировать. Однако с другой стороны, зная жизнь,  я  могла
ожидать и совершенно  противоположных  результатов.  Никто  не  стал  бы
говорить правду на допросах, а вранье в сочетании  с  сильным  давлением
снаружи, привело бы к таким последствиям, что волосы дыбом  вставали  на
голове. Наказание понесли бы, как нередко случается,  только  жертвы,  с
Флоренцией во главе... Кто поверит, что  кобыла  могла  потоптать  этого
негодяя просто из самозащиты, ведь с ней-то  ничего  не  случилось...  С
третьей, опять же, стороны, если полиция в это дело все же включится, то
я добавила им внушительную гору  трудностей  и  осложнений.  Но  следует
принять  во  внимание,  что  ни  одному  полицейскому  не  грозит   быть
застреленным из-за подозрения,  что  он  болен  бешенством,  поэтому  их
проблемы - тьфу и растереть! Ну ладно, попробую как-нибудь распутать все
это по возвращении домой...
   Мы добрались до ворот, каковые оказались закрыты. Несколько секунд мы
беспомощно перед ними стояли.
   -  Может  быть,  попробовать  разыскать  того,  кто  взял  ключи,   -
неуверенно  начала  Вонгровская.  -  Но  я  боюсь,  что  это   привлечет
внимание...
   Вопрос решил Ворощак. - - Туды? -  спросил  он,  показывая  рукой  за
ворота.
   - Туда, но...
   Ворощак, ни секунды не колеблясь, подбросил обвисшее тело  на  руках,
поймал ладонями и одним сильным движением перевалил его за ворота.  Тело
зацепилось одеждой за  торчащие  наверху  пики  и  под  леденящий  кровь
аккомпанемент раздираемой ткани довольно мягко бухнулось по  ту  сторону
ворот на асфальт. У нас все-таки перехватило дыхание.
   - Кабы  вилами,  так  его  сподручнее  кидать-то,  -  сказал  в  свое
оправдание Ворощак, устыдившись того, каким неловким и  слабым  оказался
бросок. - Эх, надо было вилы прихватить, у конюшни ведь стояли...
   Зигмусь почему-то  спешился.  Флоренция  растолкала  нас,  подошла  к
воротам,  обнюхала  их,  задрала  голову  и  оглушительно,  торжествующе
заржала.  Врага  окончательно  растоптали  и  повергли   ниц.   Мы   все
вздрогнули, и к нам вернулась способность нормально мыслить.
   - Она, наверное, хочет сказать, что он все же подох, - без  малейшего
сочувствия высказалась Моника.
   -  Там  его  оставить  нельзя,  -  решительно  ответила  я.  -  Пусть
кто-нибудь с лошадью вернется, Бога ради, в конюшню, а то она тут вопит,
как мегафон "Титаника". Лезь туда, бандит,  -  обратилась  я  сердито  к
Ворощаку, - отнеси его куда-нибудь подальше, хоть на улицу! В кусты, что
ли, брось или еще куда...
   Ворощак послушно стал перелезать через ворота, карабкаясь по  петлям.
Это весьма лихо у него получалось:  может  быть,  он  не  в  первый  раз
пользовался этим путем.
   - Я ее сейчас отведу, - решилась  наконец  Вонгровская.  -  Обмою  ее
царапину.
   - И я с тобой, - ответила Моника. - Эта падаль меня не касается.
   - И я приду, только сбегаю поужинаю, - сказал Зигмусь. - Я как раз на
ужин шел, когда она меня позвала. Возьму жратву с собой и сразу  вернусь
в конюшню. Пани тренер меня подождет?
   - Конечно, подожду.
   Ворощак перелез на другую сторону и пропал из поля зрения за стеной и
воротами. Голова у меня продолжала работать, может, и  нервно,  но  зато
результативно. Я удержала Агату.
   - Плохо мы сделали, - мрачно сказала я. - Этого Ворощака надо было бы
напоить в стельку, перерыв в биографии ему  не  повредил  бы.  Может,  я
объеду кругом и еще смогу его поймать. Кроме того, я  понятия  не  имею,
что он там сейчас делает. И не знаю, что дальше делать,  потому  что  не
пойду же я с ним в какой-нибудь "бормотушник".
   - Ну ладно,  я  пойду,  -  предложил  свои  услуги  Зигмусь.  -  Надо
посмотреть...
   Он оглянулся на Флоренцию. Агата Вонгровская перехватила его взгляд и
подставила ему ладони. Зигмусь снова  сел  на  лошадь,  снял  ботинки  и
босыми ногами встал  на  сияющий  хребет  лошади.  Держась  за  торчащие
прутья, он выглянул наружу и завопил пронзительным шепотом.
   - Эй, ты!!
   Ворощак, должно быть,  его  услышал  и  увидел,  потому  что  Зигмусь
помахал рукой. Флоренция под ним стояла как вкопанная, положив голову на
плечо Монике.
   - Возвращайся! - прошипел Зигмусь. - Да нет, без него!! Брось  его  к
чертовой матери где-нибудь! И давай возвращайся, подожди потом здесь,  у
ворот.
   Видимо, его приказ выполнили, потому что он кивнул и слез с лошади.
   - Пить с ним я, конечно, не стану, - поспешно сказал он  приглушенным
голосом. - Присмотрю только, чтобы он в себя хоть три четвертинки  влил.
Но на это какое-то время потребуется...
   - Можешь ехать домой, - сказала Моника Агате, - я подожду  его.  Я  и
так осталась бы, потому что Флоренция после таких ужасов не должна  быть
одна. Вы позвоните в "скорую"? - просительно повернулась она ко мне.
   Я с  самого  начала  была  уже  на  это  настроена.  Я  боялась,  что
кто-нибудь другой сделает это не так хорошо, а всякие идеи расцветали во
мне пышным цветом.
   - Идите себе в конюшню, - велела я. - Зигмусь, обуйся...  Пойдешь  со
мной, мы подъедем на машине, я вас обоих куда-нибудь отвезу. В  "скорую"
я позвоню от себя, отсюда не хочу, а то  ночной  сторож  заинтересуется.
Куда Ворощак его кинул?
   - У дороги, в траву...
   - Слишком близко. Пусть подальше отнесет. Этот тип спокойно  полежит,
никто его не тронет, будут думать,  что  это  пьяный.  А  когда  Ворощак
назюзится, надо будет его отвезти домой и оставить там, чтобы ни  с  кем
не болтал лишнего...
 
*** 
 
   - Ну, и теперь не знаю, что делать, - сказала  я  печально  майору  в
отставке Боровскому, который упрямо продолжал любить меня с взаимностью.
- В "скорую" я звонила, сказала, что моя фамилия - Зелинская, что живу в
Урсинове, телефона у меня нет и звоню из будки. Вроде  как  я  произвела
хорошее впечатление, потому что за ним  поехали.  Как  ты  думаешь,  что
теперь будет?
   -  Полагаю,  что  телесные  повреждения  вызовут  всеобщий   интерес.
Лошадиные  копыта  отличаются  своеобразной  формой,  а  бандиты   редко
пользуются в  драке  подковами.  Его  найдут  поблизости  от  ипподрома,
ассоциации напросятся сами.
   - Ты меня невероятно утешаешь. А я больше всего именно  ассоциаций  и
надеялась избежать.
   - А почему она, собственно говоря, паслась на обочине?
   - Да не столько на обочине, сколько в самом  сердце  ипподрома,  хотя
немного сзади... Ну ладно, хорошо, пусть на обочине, хотя бы потому, что
дальше уже нет конюшен, сплошной пленэр. А паслась она там  потому,  что
ей это нравится, так Моника  говорит,  и  Вонгровская  с  ней  согласна.
Флоренции просто не нравится слишком долго сидеть  взаперти  в  конюшне,
она проявляет недовольство. Ржет и  пытается  высунуть  голову  в  окно.
Поэтому лужайка каждый  день  в  ее  распоряжении,  особенно  когда  она
выигрывает. А у Езерняка потому, что там вокруг страшные ямы и овраги  и
громадная трава за барьерчиком. Любые барьерчики Флоренция трактует  как
повод попрыгать, но ей нравится, когда при  прыжке  перед  ней  открытое
пространство, и не прыгает, если этого пространства нет. Там его нет.
   - И не прыгает?
   -  Нет.  Трава  на  лужайке  ей  нравится,  лопает  ее  с  превеликим
удовольствием, а травища за барьером  -  всего  лишь  сверхъестественных
размеров полынь, а к полыни не тянет, потому как горькая.
   - Как я понимаю, она там не в первый раз паслась?
   - Ну конечно же,  нет!  Езерняк  -  человек  порядочный  и  разумный.
Понимает и лошадей, и ситуацию. Согласился на обмен: Флоренция пасется у
него, а его лошади в случае необходимости - у Вонгровской на полянке.
   Майор несколько минут думал. Я таращилась на него как баран на  новые
ворота, и во взгляде моем отражались страх и удовольствие  одновременно,
потому  что  его  внешний  вид  вполне  удовлетворял  моим  эстетическим
требованиям.
   - А после скачек она там  быстрее  успокаивается,  -  добавила  я.  -
Других лошадей раньше расседлывают и чистят,  остаются  только  те,  что
участвовали в последней скачке, и людей на конюшне к этому времени  тоже
остается немного.  Никому  же  не  приходит  в  голову,  что  такие  вот
моральные ничтожества ухватятся за кошмарную идею выпороть лошадь..,  до
сей поры негодяи действовали по большей части медицинскими, так сказать,
методами... Укол снотворного перед скачкой и все тут, а в это  время  за
Флоренцией следят, как за зеницей ока. Я все еще не могу  примириться  с
тем, что произошло, и во мне кипит бешенство. Я понятия не имею, как эти
наши кретинские законы отнесутся к лошади, которая едва не убила  дерьмо
в человеческом облике, и поэтому я подумала, что лучше его убрать с глаз
долой. Может быть, мы и  вправду  оставили  его  уж  слишком  близко  от
ипподрома...
   - Ну конечно! Надо было вывезти его на Жолибож. Но и  так,  по-моему,
никто не отгадает всей правды, потому что инцидент нетипичный. А жаль.
   - Что жаль?
   - Что не отгадают.
   - А почему это жаль?
   - Потому что тогда, может быть, мафиозные гешефты и впрямь вылезли бы
на свет Божий. А чем туг так здорово пахнет? Что-то жарится?
   Я вылетела из кресла, потому что успела забыть, как сунула сковородку
с сосисками и грудинкой в духовку. После возвращения со скачек я  всегда
была дико голодная, а переживания сегодняшнего вечера только усилили мой
аппетит, и я сделала горячий ужин. Януш очень вовремя  обратил  внимание
на запах, аккурат все подрумянилось, а еще минута - и сгорело бы!
   - Не знаю, как врать, - сказала  я,  ставя  сковороду  на  деревянную
доску. - Говорить, что я что-то знаю, или говорить, что не знаю  ничего.
Кого там будут допрашивать?
   - Пока что понятия не имею. Я бы оставил в покое сторожей и начал  бы
с тренеров, которые должны знать,  кто  из  работников  оставался  после
работы в конюшнях, а потом  поискал  бы  этих  работников.  Я  деликатно
порасспрашивал бы, кто что видел и слышал.
   - И все тебе ответили бы, что какая-то лошадь  заржала  и  перепугала
остальных. А снаружи, когда поглядели, все оказалось спокойно. И что?
   - Паспортные данные побитого. Кто его знал, кто с ним встречался.
   - Никто. Морда незнакомая.
   - И как же он попал на территорию ипподрома?
   - Как люди, пешком. После последней скачки сторожа у ворот  уже  нет.
Кроме того, кто сказал, что  он  был  на  территории?  Нашли-то  его  за
воротами.
   - Тогда откуда на нем следы копыт?
   - А ведь этого никто знать не обязан, а? Вредный бандюга колотил  его
палкой с подковой, чтобы следы запутать.
   Януш запил горячую сосиску холодным пивом и задумался.
   - Тогда я сразу могу тебе сказать, что обычное следствие  ничего  тут
не даст. Конечно, можно многое узнать путем неофициального трепа с глазу
на глаз, но похоже на то, что  официально  все  будут  открещиваться  от
всего, что знают. Разумеется, тогда их будут проверять.  Еще  существует
такая возможность, что побитый скажет правду.
   - Ты что, в Деда Мороза веришь?
   - К примеру, он может настаивать, что  совершенно  спокойно  проходил
себе мимо, а какая-то лошадь ни с того ни с сего на него бросилась...
   - Лошадь - это тебе не голодный тигр. И куда  это  лошадь  бросилась?
Лошади без привязи не гуляют. И вообще это будет не правда.
   Мы расследовали дело, пока не доели сосиски с грудинкой. Я все больше
убеждалась, что моя идея была гениальной. Все следы оказались запутаны.
   - Но именно благодаря тебе русская мафия останется в тени, -  заметил
Януш.  -  Ну  ничего,  я  попробую  что-нибудь  разузнать  и  в   случае
необходимости  подсунуть   людям   какую-нибудь   идею.   Предварительно
переговорив с тобой.
   Это я одобрила. Самым важным было скрыть  участие  Флоренции,  потому
что не каждый прокурор любит  животных,  некоторые,  неизвестно  почему,
настаивают, что человек важнее. Человек... Ну, разве что иногда.  А  тут
замешан как раз мерзкий выродок, а не человек!
   - В любом случае узнай, что с  ним  сталось,  -  попросила  я.  -  Не
исключено, что все это дело обойдется без передачи дела в суд, а частным
образом он жаловаться не станет, потому как некому.
   Я узнала продолжение дела на следующий  день.  Флоренция  на  совесть
постаралась, у пакостника и впрямь была  в  двух  местах  сломана  рука,
ушиблено бедро, сломана грудная кость и треснули два ребра. Кроме  того,
было очень много страшных синяков,  преимущественно  в  виде  лошадиного
копыта. Жизни этого скота ничто не  угрожало,  но  лечение  должно  было
затянуться  куда  дольше,  чем  на  какие-нибудь  три   недели.   Однако
жаловаться он никуда не собирался, польско-русским языком признался, что
был под мухой и не помнит, кто его побил. Полиция особенным  рвением  не
отличилась, потому как пострадавший при себе имел очень много  денег,  а
говорил о них весьма туманно и  невразумительно.  Появились  подозрения,
что он торговал оружием и именно на этом так обогатился. Застрахован  не
был, но у него нашлось чем заплатить за больницу.
   Я немного успокоилась и на всякий случай велела Янушу держать руку на
пульсе...
 
*** 
 
   Мария приехала исключительно рано, потому что я переполошила ее своим
звонком на работу.
   - Жаль, что тебя вчера не было, - сказала я с ехидным злорадством.  -
Может быть, теперь, когда ты узнаешь, что потеряла,  перестанешь  ходить
на всякие  дурацкие  свадьбы,  крестины,  юбилеи  и  прочие  недостойные
мероприятия. Но с другой стороны, я очень довольна, что тебя при этом не
было, потому что ты наверняка принялась бы проявлять  свой  маниакальный
гуманизм.
   - А что было?
   - На скачках расскажу, потому что в телефоне что-то трещит и фыркает.
Запиши только,  каких  лошадей  сняли.  Во  второй  двойка,  в  пятой  -
четверка. Не опаздывай сильно, тогда все узнаешь. Даже очевидца  я  тебе
приведу. А вообще такой цирк был - хо-хо!
   В итоге я до такой  степени  вывела  Марию  из  равновесия,  что  она
отказалась от мысли  заразить  очередную  крысу  таинственной  хворобой,
приехала необыкновенно рано для нее и  даже  успела  поставить  на  всех
лошадей до начала скачек. В последний, правда, момент, но все-таки...
   Метя значительно ее опередил.
   -  Слушай,  что  тут  творится?  -  спросил  он  очень  взволнованно,
столкнувшись со мной, когда я возвращалась от кассы. - Какие-то страшные
слухи  ходят,  вроде  как  Флоренция  ранена,  нельзя  ее   тренировать,
неизвестно, вернутся ли к ней силы  до  классификационных  призов..,  ты
что-нибудь знаешь?
   - Балда ты! Конечно, знаю. А ты откуда знаешь, что я знаю?
   - Потому что нашлись люди, которые утверждают, что при этом  была  та
чокнутая писательница, которая всех  грязью  поливает.  Ты  что,  знаешь
кого-нибудь еще подходящего, кроме себя?
   - Во-первых, вовсе я никого грязью не поливаю. Врублевский  обиделся,
потому что плохо понял текст. Я же ясно писала,  что  эти  мошенничества
ему не нравились. Что он в принципе был против. А  что,  он  уже  сменил
мнение и теперь "за"?
   - Наоборот, он против. Не морочь мне голову  своим  Врублевским,  что
случилось и что творится сейчас?!
   - Интересно,  кто  же  это  меня  видел.  Ну,  конечно,  может  быть,
пара-тройка людей... Так вот, могу тебе сказать, что  Флоренция  здорова
как две лошади, а не как одна. Классификационные призы, ха-ха! Она через
три недели должна еще скакать перед дерби. Только один  раз  в  нее  эта
сволочь попала, но это, Метя, тайна страшная, я тебя умоляю - никому  ни
слова. Официально ничего ни с кем  не  случилось,  просто  лошадки  себе
поржали чуть-чуть.
   - На то и лошади, чтобы ржали, -  с  большим  облегчением  согласился
Метя. - Так что же было на самом деле?
   Именно в этот момент влетела Мария. Она бросила на кресло две  сумки,
из одной выдрала программку и портмоне.
   - Погоди, ничего не рассказывай, я сперва поставлю. Потому что  потом
у меня все перепутается в голове. Сейчас вернусь... Метя, Болек  сегодня
скачет?
   - Противопоказаний нет.
   - Отлично, остальное меня не касается. Может, еще успею...
   - Может