ться - это огнестрельное  оружие.  Они
ухлопали   кассира   и   прострелили   Кшися,   за   это   они   понесут
ответственность, конечно,  если  попадутся,  потому  что  такие  шуточки
хорошо описаны в уголовном кодексе. А  вот  за  убийство  лошади  никому
ничего не может грозить, никому ничего не будет, тем  паче  если  просто
попытка, к тому же неудавшаяся. Я же  тебе  говорила,  что  мы  -  народ
варваров. Чем  выше  уровень  цивилизации  и  культуры,  тем  культурнее
отношение к животным, а мы пока что остаемся на  этапе  кочевых  племен.
Все, что живое, но не человек, годится только  в  пищу,  и  привет.  Нет
никаких законов против сволочей, которые издеваются  над  животными.  Ты
можешь двадцать раз доказывать, что они  травили  лошадь,  причинили  ей
увечье, боль, делали ей убийственные уколы всякой гадости, но им  ничего
не будет. А вот если работники конюшни  дадут  им  по  морде,  то  будут
отвечать по суду. И что? Наверное, единственный метод - навешать им  как
следует  и  убрать  за  пределы  территории,  а  они  потом  пусть  сами
объясняются.
   - Надо изменить закон!
   - Надо бы,  но  ты  сама  видишь,  чем  занимается  сейм.  Рекламными
плакатами в городе и прочей подобной ерундой.
   Мария терпеливо меня  выслушала,  что-то  пробормотала  под  нос,  но
царящая вокруг атмосфера отвлекла ее.
   - Ладно, потом с тобой об этом поговорим, - сказала  она.  -  Седьмая
скачка, последний триплет мне осталось угадать!
 
*** 
 
   Из ворот дома на улице Замойского вдруг  выскочила  девушка,  страшно
растрепанная - а грива у нее была такая, что можно было позавидовать,  -
босиком и в половине юбки. Вторая половина,  оторванная,  волочилась  по
асфальту. Девушка мчалась не разбирая дороги и кинулась прямо под колеса
проезжающей патрульной машины милиции.
   Полицейский водитель отличался тем же качеством,  что  и  большинство
остальных водителей, а именно - страшно не любил давить живых людей.  Он
успел притормозить буквально в последний  момент,  и  девушка  упала  на
капот. Руками она закрывала лицо, между пальцами сочилась  кровь.  Когда
экипаж патрульной машины выскочил  к  ней,  они  услышали,  что  девушка
стонет. Картина для полиции просто клиническая.
   За девушкой из тех  же  ворот  выскочил  какой-то  тип,  увидел,  что
происходит, застыл как вкопанный и  в  мгновение  ока  снова  скрылся  в
темной подворотне. Один из полицейских на всякий случай бросился за ним,
но, невзирая на спортивную форму и мгновенную  реакцию,  уже  никого  не
успел поймать. Типа не было видно, на весь двор из какого-то окна  ревел
телевизор, заглушавший все  мыслимые  звуки,  так  что  невозможно  было
угадать, куда делся гипотетический  подозреваемый.  Он  мог  вскочить  в
подъезд, мог спрятаться в подвале, мог пробежать через двор и  выйти  на
улицу. Искать его  в  темноте  не  имело  никакого  смысла.  Полицейский
вернулся к машине.
   Девушка отчаянно рыдала и стонала, не говоря ни единого слова. Ребята
осторожно отвели ее руки от лица, она судорожно вцепилась им в  мундиры.
Полицейские увидели опухшее, залитое слезами  лицо  с  рваной  раной  на
щеке, но других травм, к счастью, не было. Нос, глаза и челюсть  были  у
девушки в порядке.
   Кроме рыданий, от нее ничего нельзя  было  добиться.  Она  заговорила
по-человечески  только  тогда,  когда  старший  сержант   уточнил   план
действий. Они отвезут ее в травмпункт, потому что надо  зашить  щеку,  а
один человек останется у ворот на всякий случай...
   - Нет!! - истерически закричала она. - Не оставляйте  человека!!  Они
его убьют!
   По-польски она говорила с сильным русским акцентом, а смысл  ее  слов
был крайне интересный. Экипаж патрульный машины насторожился.
   - Говорить ты можешь, - заметил старший сержант. -  Кто  тебя  побил,
наши или ваши?
   - Наши, - всхлипнула девушка.
   - То есть русские тут устроили малину. Порядок. В травмпункт  мы  все
равно поедем, а Метек тут останется. На глаза только не надо лезть.
   Прежде чем девушку передали в руки врачей, она  еще  по  дороге  дала
совершенно зареванные показания. Никаких фамилий она не стала  называть,
отказалась назвать номер квартиры, где поселились ее  земляки,  но  зато
призналась, что они  хотят  сделать  страшную  глупость.  Они  собрались
уехать дальше на Запад, здесь опасно, слишком близко от родной  границы,
а этот идиот, ее парень, ну, вообще-то он ее муж, они расписаны, уперся,
что останется подольше. Если что, он стрелять будет. Так решил. Там  еще
два человека, все  они  в  это  замешаны,  они  его  поддержали,  а  она
противилась. В запале она пригрозила, что пойдет и донесет на  них,  тут
ей  дали  по  физиономии  каким-то  тяжелым  предметом.  Они  хотели  ее
удержать, но она убежала, потому как знала, что ее  могут  вовсе  убить,
даже если она с этим доносом и не  пойдет.  За  ней  гнался  один  такой
гад.., а мужа своего она любит, хочет спасти его и себя, а денег  у  них
хватает...
   На деликатный вопрос, откуда у них эти деньги, она ответила, что  муж
играет. Он фартовый такой,  и  всегда  ему  везет.  И  вот  его  одолела
жадность, ему все хочется больше и больше, а  на  то,  чтобы  уехать,  в
самом деле хватит, хоть до Америки или пусть даже  до  Германии,  а  она
готова работать...
   Очередной вопрос - во что именно играет этот фартовый муж  -  остался
без ответа. Девушка немного  опомнилась,  пришла  в  себя,  замолчала  и
отказалась рассказывать дальше. Она  не  сказала  даже,  как  ее  зовут,
документов у нее при себе никаких не  было,  остальную  часть  пути  она
проехала молча, только тихонько постанывая и хлюпая носом.
   Ее не оставили в покое и на произвол судьбы не бросили. Мало того что
поначалу она молила о помощи, но и вопрос удачи фартового супруга в игре
вызвал немалый интерес.  Щеку  зашили  без  осложнений,  жертве  вкололи
успокоительное и с  комфортом  устроили  ее  в  камере  предварительного
заключения. Исполнительные власти прекрасно знали, каким  образом  можно
преодолеть ее неразговорчивость.
   Событие это имело место в понедельник. В среду после скачек мы втроем
с Марией и Метей посадили Януша в центре дивана,  чтобы  он  ни  в  коем
случае не смог сбежать.
   Кастрюлю с говядиной в густом соусе я поставила на стол, дала каждому
по тарелке, вилке и куску хлеба, поставила к этому  стаканы  и  банки  с
пивом и  решительно  отказалась  выполнять  какие  бы  то  ни  было  еще
хозяйственные  обязанности.  Я  тоже  собиралась   принять   участие   в
разговоре.
   - Гонората со мной разведется, - возвестил Метя, принюхиваясь к мясу.
- Очень даже аппетитно пахнет, очень даже...  Она  говорит  еще,  что  в
прошлый раз она кое-что поняла, а в этот раз снова от нее все  скрывают,
и от страха она уже и спать не может. И все повторяет, что я  ей  ничего
не рассказываю, а если что рассказываю, то не полностью.
   - Так рассказывай ей все полностью и не морочь нам голову, - отругала
я его. - Ой, забыла про помидоры,  они  лежат  на  буфете...  Ну  ладно,
принесу...
   - А салата у тебя случайно нет? - робко спросила Мария.
   - Кочанный только. Готовить его не стану, но хочешь - возьми.
   Я притащила здоровенный початый кочан салата в пакете и  положила  на
стол.
   - По-моему, банкет готов. Кто хочет, пусть сам  себе  отрывает,  а  я
больше ничего не стану делать. Говори, что дальше было! Как ее  склонили
к разговорам?
   Януш, к счастью, в середине дня чем-то пообедал, поэтому не был очень
уж голоден и мог говорить.
   - Очень просто. Дали ей возможность  выбрать:  либо  дает  показаний,
либо возвращается на родину. Она  ни  секунды  не  раздумывала,  умоляла
только, чтобы пощадили мужа. Они играют на скачках.
   - Ха!.. - прокомментировал Метя и махнул  ложкой,  с  которой  слетел
небольшой кусок мяса и шлепнулся в вазочку с цветами.
   - Оказывается, они входят в ту самую шайку, что орудует на ипподроме,
- продолжал Януш. - Ее муж  что-то  вроде  казначея,  то  есть  кассира,
потому  что  они,  разумеется,  делают  все  это  в  складчину,   а   не
индивидуально. Стадный инстинкт. Выигранные на скачках деньги он  должен
менять на доллары и пересылать в Минск, шефам. Он уже долгое время  этих
обязанностей не выполняет, деньги оставляет для себя, а шефам врет,  что
игра идет плохо. Осика должен как раз служить примером, что эти польские
жокеи не хотят  подчиняться.  А  девушка  чувствует,  что  дело  вот-вот
лопнет, потому и стала мечтать о бегстве. Сердцем чует опасность.
   - Ах, души славянские наши... - с чувством проблеял Метя.
   - Тише ты! И что дальше?
   - Предвидя репрессии со всех сторон, она стала настаивать, чтобы  все
уехали, а они ее наказали при помощи  пистолетного  ствола.  Разумеется,
девушка  понятия  не   имеет   обо   всех   подробностях   их   бизнеса,
непосредственного участия ни в чем не принимает, и  полиции  пришлось  о
многом просто догадываться на основании ее  показаний.  Зато  у  девушки
вырвалось, что нападения на выигравших на ипподроме - это совсем  другое
дело и даже другая шайка. Наверное, мафиози поделили роли или даже между
собой  конкурируют.  Можно  сказать,   что   это   две   ветви   власти,
законодательная и исполнительная:  одни  культурно  угрожают,  а  вторые
занимаются воплощением угроз в жизнь.
   - Да нет, это скорее деление на работников умственного и  физического
труда, - заметила я.
   - Что-то в этом роде.
   - Ну а дальше? - нетерпеливо погоняла нас Мария.
   - А дальше девушка умоляла, чтобы ее оставили в камере,  -  продолжал
Януш. - Поводов на самом деле не было, из жалости ей продлили арест  еще
на двадцать четыре часа, а сегодня выпустили. Номер квартиры она в конце
концов сказала, поручик  Пелек  проводил  ее  туда,  в  квартире  застал
симпатичного молодого человека, которого даже  не  стал  допрашивать,  а
сразу же сказал, что если дама столкнется с неприятностями,  то  полиция
уже знает эту компанию и церемоний разводить не будет.
   - Это был ее муж, этот парень? - спросила Мария.
   -  Нет,  один  из  дружков  мужа.   Пелек   проверил   его   паспорт,
притворившись, что о их делах никакого понятия не имеет,  чтобы  девушку
не подвергать опасности. Русские снимают эту квартиру у женщины, которая
переселилась к своей родственнице, очень хорошо ей  платят,  но  не  это
главное. Живут они там вчетвером. Среди них некий Василий  Станиславович
Игнатов.
   Я едва не подавилась куском помидора.
   - Холера! - сердито сказала я.
   - А что? - полюбопытствовал Метя.
   - Как это что, это же тот самый, со  скачек!  Зося  мне  сказала  его
фамилию. Игнатов, мать его такая-сякая!
   - Вот именно! - подхватил  Януш.  -  Что  было  на  скачках?  Я  знаю
окончательный результат, но одно дело, когда  директор  разговаривает  с
тобой, и совсем другое - когда с полицией.
   - Не знаю, кому в итоге от этого лучше - мне или полиции.  Я  увидела
этого Игнатова собственными глазами и помчалась к директору. Что  такое,
вежливо спрашиваю, что за дела, этого типа тут на дух  не  должно  быть!
Директор не из тех,  кто  разбрасывается  государственными  тайнами,  но
весьма дипломатично дал мне понять следующее: пропуск  у  типа  отобрали
под каким-то там предлогом, а с понедельника появились угрозы.  Кажется,
по телефону. Из министерства иностранных дел, какой-то там кретин...
   - Сперва надо проверить, где он живет и на чем  ездит,  а  потом  уже
можно  делать  вывод,  кретин  это  или  очень   разумный   человек,   -
наставительно сказал Метя.
   - Не перебивай! - накинулась на него Мария. -  И  что  этот  разумный
человек?
   - Оказал давление, - мрачно и ехидно пояснила я. - Дескать,  не  надо
подвергать  дискриминации  иностранцев,   откуда   бы   они   ни   были.
Вышеупомянутый иностранец ведет  себя  культурно,  воспитанно,  водку  к
бигосу пьет умеренно, в предосудительных поступках  не  замечен.  Повода
для притеснений не дает, так что зачем нам международные  недоразумения.
Если  министерский  гангстер  оказывал  давление  еще  на   каком-нибудь
основании, директор  мне  об  этом  ничего  не  говорил.  Ему  все  это,
разумеется, страшно не понравилось, но он и этого не сказал. А  мне  все
больше кажется, что, выкинь их директор с ипподрома, директорша  сегодня
была бы вдовой. Потому я и хочу при оказии спросить, что с теми  пулями,
которые вынули из председателя попечительского совета, ибо мне этого еще
не рассказывали.
   - В Кшисе нашли только одну пулю, - напомнила Мария, отрывая от кочна
два огромных листа салата.
   - И мне дай, и мне, - попросил Метя, протягивая руку.
   - Пули соответствуют, - покорно сказал Януш. - Обе выпущены из одного
и того же пистолета: и та, что была  в  кассире,  и  та,  что  в  Кшисе.
Председатель  попечительского  совета  жив,  как   подснежник..,   тьфу,
заразила ты меня этими своими странными сравнениями!
   - Лучше сравнениями, чем, скажем, желтухой, - заметил Метя.
   - Так вот, председатель  здоров  как  бык,  сегодня  дал  чрезвычайно
ценные показания. Глаза у него есть, уши тоже,  и  кое-какие  выводы  он
сделал. Пока не скажу вам,  какие  именно,  потому  что  на  скачках  вы
превращаетесь  в  сгусток  эмоций.  Эмоциональное   существо   себя   не
контролирует, и у вас  случайно  может  что-нибудь  вырваться.  Если  не
слово, то хоть взгляд.
   И не могу вам сказать, какую операцию задумано провести,  по  той  же
самой причине. Так что не обессудьте.
   - Не обессудим, - великодушно заверил Метя. - Но я лично не верю, что
у них только один ствол. Такой вот я Фома неверующий.
   - Так и не  верь,  у  тех  сволочей,  которые  напали  на  Зигмуся  с
ребятами, отобрали три ствола, - напомнила я. - И к тому же я  не  знаю,
был ли тот самый пистолет среди тех, что отобрали...
   - Был, - заверил Януш. - Одним из пистолетов - вам все равно каким  -
воспользовались в обоих случаях: убили кассира  и  ранили  председателя.
Травмированные хулиганы прямо сейчас из больницы не выйдут,  не  смогут.
Должен признать, что к вашему Кшисю я питаю большое  уважение,  отважный
мужик.
   - А окна в порядок никак не приведет! - немедленно рассердилась я.  -
Среднее вообще не закрывается, во время последнего дождя на полу воды по
щиколотку было, у пана Здися выигрышный купон утонул!  А  чтобы  открыть
любое из этих окон, нужно два силача  Бамбулы  и  швабра!  Ну  ладно,  я
только наполовину в претензии, хоть снятых со скачки лошадей  вывешивать
стали...
   - А на кого-нибудь еще нападали? - поинтересовалась Мария. - Я имею в
виду тех, кто выиграл.
   - На двоих, с противоположной  трибуны.  Причем  один  был  настолько
пьян, что до сего дня точно не  уверен,  что  сталось  с  его  деньгами.
Возможно, что он страстно обнимал злодеев и силой совал им деньги, но  в
этом он явно не признается. Он допускает также, что мог деньги потерять,
но есть свидетели, которые видели его в компании наших бандитов.  Однако
эти действия поутихли, так что у нас есть подозрения, что руководил  ими
этот Федорович.
   - Какой еще Федорович? - спросил Метя.
   - Жертва Флоренции.
   Я обмахнулась листом салата, как веером.
   - Нет-нет, не беспокойтесь, о Флоренции никто не узнал, - успокоила я
Марию и Метю, которые аж подпрыгнули от испуга. - То есть на скачках все
обо всем знают, но никто ничего не говорит и  официальным  путем  ментам
ничего не известно.
   - Помню, Дьявол  вот  еще  был  таким  же,  -  расчувствовался  Метя,
ударяясь в воспоминания.  -  Чуть  что  ему  не  нравилось,  он  начинал
молотить копытами, аж искры летели. Но умный зверь был, Еремиаша никогда
не трогал, даже если тот его обследовал и надо было терпеть  боль.  Зато
своими глазами я раз видел, как к  нему  неосторожно  подошел  блаженной
памяти покойник Дерчик. Как раз я случайно издали на них смотрел. И ведь
правильно подходил, спереди, только не  успел  я  глазом  моргнуть,  как
Дьявол уже повернулся к  Дерчику  задом  и  копытами  ударил,  а  Дерчик
полетел, как камень из рогатки. Спасибо, что  упал  на  перегной,  мягко
было падать. Кабы у наших футболистов такой удар был...
   - Ас той девушкой ничего плохого не сделают? - встревожилась Мария. -
Может быть, вам надо как-нибудь подстраховать ее?
   - Мы сделали все, что надо. Она в  безопасности,  потому  что  мы  их
очень  серьезно  предупредили,  что  за  малейшее  нарушение  закона  их
выдворят на родину. Пусть  следят,  чтобы  на  нее,  скажем,  кирпич  не
свалился, чтоб под машину не попала, потому  что  все  равно  подозрение
падет на них. А возвращения обратно они боятся больше всего. Кроме того,
у них уже появился от нас ангел-хранитель, и они об этом знают.
   - А не пришьют его?
   -  Думаю,  скорее  попытаются  от  него  улизнуть.  Всю  полицию   не
перестрелять,  и  они  это  тоже   понимают.   Существует,   разумеется,
опасность, но с этим ничего уж не поделаешь - работа такая...
   Один на один я задала ему  вопрос,  который  рвался  мне  на  уста  в
течение всего нашего ужина. Любопытство сосало меня, как пиявка,  кусало
почище клопов.
   - Ну хорошо, я постараюсь даже глазом не моргнуть, но  мне-то  уж  ты
можешь сказать, что вы там выдумали? - прошептала  я  невозможно  нежным
голосом,  стараясь  вложить  самые  соблазнительные  интонации   в   эти
совершенно не любовные слова. - Что уж вы могли такое  придумать,  чтобы
от такой малости, как взгляд, это  могло  раскрыться?  Клянусь,  я  буду
молчать как потрошеная рыба!
   Мужик есть мужик: в конце концов, он не вчера со мной познакомился  и
не по пьянке. Правда, он колебался, но потом растаял и рассказал, в  чем
дело. Я пришла в восторг от их идеи, но и заволновалась. Он вынудил меня
еще раз дать торжественную клятву, что  никоим  образом  не  выдам  его,
невзирая ни на какие обстоятельства.
 
*** 
 
   - Я себе позволила прийти, потому что на  этой  неделе  Флоренция  не
скачет, а я только раз в жизни видела дерби, - сказала Моника, садясь  в
кресло позади меня. - Вы говорили, что на дерби всегда собирается толпа.
Тут можно занять место?
   - Я вам займу, - пообещала я. - Я специально приеду пораньше, к  тому
же и сегодня страшная толпа. Вы одна приедете или со своим другом?
   - С другом.
   - Отлично, займу два места.
   На парня Моники я посмотрела с огромным интересом, потому  как  давно
считала, что такая красивая девушка не должна быть незанятой. Парень  ей
очень подходил: высокий, плечистый,  красивый  и  симпатичный.  Про  его
профессию я не спрашивала, а жокеем он быть явно не мог, под таким весом
кони не скачут. В субботу она привела его в  первый  раз  и  уже  успела
показать ему весь павильон, в котором мы сидели.
   Погода в эту субботу была прекрасная,  на  безоблачном  небе  светило
солнышко, но дул сильный ветер. Он дул как раз в наши окна и выдувал все
на свете, а открытые двери только усиливали сквозняк. По воздуху  летали
купоны, компьютерные карточки, деньги и предметы одежды.  Люди  носились
по всему помещению в погоне за своим сбежавшим имуществом,  ползали  под
креслами и копались в цветочных горшках на подоконниках. По этой причине
двери вроде как были закрыты, но это чисто теоретически, а на  практике,
поскольку ими постоянно пользовались,  они  вызывали  страшные  вихри  и
ужасающе бухали, закрываясь. Это произвело на меня неслабое  впечатление
в момент прибытия, потому что меня подхватило вихрем, оглушило  грохотом
и вырвало из рук программу. С места в карьер я  побежала  скандалить  по
этому поводу, но в самом начале скачек огня во мне было маловато.
   Остальные переносили этот кошмар почему-то легче, чем  я.  Первым  не
выдержал Юрек, который пришел раньше всех.
   - Слушай, что они сделали с дверями? От  этого  с  ума  сойти  можно!
Артиллерийская канонада, да и только! Я с самого утра все это слушаю,  и
у меня уже три невроза, а не один! Что тут творится, дурдом на  выезде?!
Говорю тебе, я этого не выдержу!
   - Я тоже, - заверила я его.  -  А  когда  я  спросила,  в  чем  дело,
выясн