ичка что? - спросил кто-то ехидно. - Сдохнет на старте?
   - Единичка поведет заезд и сдохнет, - высказался кто-то сзади.
   - А если дотянет до финиша?..
   - Да как же, дотянет...
   - Ты ставишь на Дебору? - тревожно спросил Юрек.
   - Ставить-то ставлю, но не верю в нее. Не пора еще Сарновскому,  хотя
на второе место, может, и вползет. Люди на  него  ставят,  так  что  ему
лошадей пару раз придержать придется.
   - А выиграть он должен! Самый лучший конь!
   - Ну и что, что конь лучший? Ты смотри, кто едет! Что от него ждать!
   И снова Дерчик с его воображаемыми векселями был напрочь забыт. Снизу
примчалась Мария и сообщила мне, что один  такой  лысый,  который  почти
всегда выигрывает, вцепился в двойку и  с  ней  стал  ставить  все,  что
можно. Ученик Осика едет, может, этот лысый что-то знает...
   - Я тоже знаю, - потеряла я терпение. - Осика вроде как  хочет  стать
жокеем. Я тоже на него ставлю, с Сарновским и Болеком.
   - У Болека шансы есть. Посмотрим, как поедет.
   - Вальдемару он сказал, что не придет первым.
   - Ну, пускай болтает что хочет, он всегда чушь несет.
   Взвился  флаг,  лошади  вошли  в  стартовую  машину  послушно  и  без
выкрутасов.
   - Пошли! - заорал Юрек.
   - Дан старт, - возвестил громкоговоритель.  -  Ведет  Деркач,  вторая
Мальвина, третий Гарцап...
   - Кто остался?!
   - Ну, Сарновского ты сам видишь, - сказала я Юреку. - Четыре  корпуса
потерял, ближе,  чем  третьим,  не  придет.  Инфаркт  от  него  получить
можно...
   - На прямую выходит Деркач,  -  сообщал  громкоговоритель,  -  вторая
Мальвина, Гарцап слабеет,  на  третьем  месте  Камарго,  вперед  выходит
Пассионата. Ведет Мальвина, борьба за второе место: Камарго, Пассионата.
Мальвина, Пассионата, Камарго...
   - Давай, Камарго! - драл глотку пан Эдя.
   - Давай, Болек! - перекрикивал его Вальдемар.
   - Вот вам ваш Гарцап, последний, говорила же я,  что  он  будет  пыль
глотать! Давай, Пассионата! - заверещала я от всей души.
   - Давай, Болек! -  еще  громче  запротестовала  Мария.  -  Совсем  ты
рехнулась, на  кой  ляд  тебе  эта  Пассионата,  Болек  у  меня  триплет
заканчивает!
   - У меня Болек тоже  в  триплете,  но  последовательность  у  меня  с
Пассионатой, а в чем тут дело? Я ее на первое место не выпихивала, я  ей
прочила второе!
   - А, второе - пожалуйста. Последовательность я не ставила.
   - Есть! - с облегчением высказался  Юрек.  -  Я  ставил  на  Камарго,
Дебору  и  Мальвину.  Вот  черт,  а  я  уж  боялся:  ведь  как   рванула
Пассионата!.. Полкорпуса не хватало! Слушай, ты, а это фукс? На  нее  же
небось не ставили?
   - ТЫ же слышал: все помешались на Камарго, а в последний момент -  на
двойке. Триплет будет  выше  в  три  раза.  Мне-то  с  этого  ничего  не
достанется, потому что я только-только  начинаю  триплеты,  но  дурацкая
мода на двойку понизит выплаты за последовательность.
   Пан Эдя  был  полон  глубокого  разочарования,  но  вместе  с  тем  и
удовлетворения, что не поставил больше. Вальдемар  честил  Куявского  на
чем свет стоит.
   - И из-за его пустого трепа ставил на него  только  с  Камарго!  Надо
было ставить на все со всеми! И чего летит,  как  ошпаренный  кот,  если
говорил, что не придет первым, так чего же лезет?! С двойкой - пятьдесят
тысяч последовательность. Триплет - два миллиона!
   - Ну, два не два, но миллиончик должны  дать,  -  с  надеждой  сказал
Юрек.
   - Стукни его, - напустилась я. - Это  с  фаворитом-то?!  В  четвертом
пришел Фейерверк!
   - Так ведь ставили не на одного Фейерверка, а на двух лошадей, двойку
и четверку. А в пятом был фукс. Может, дойдет до миллиона.
   За триплет дали  девятьсот  восемьдесят  тысяч.  Юрек  был  не  очень
доволен. Я обогатилась на последовательности, за Мальвину с  Пассионатой
заплатили сорок две тысячи. Куявский у меня начал триплет, который сулил
большие надежды.
   - Ты сейчас заканчиваешь? - спросила я Марию.
   - Сейчас, двумя лошадьми. Четверкой и пятеркой.
   - Четверка и у меня.., значит, снова придет какая-нибудь глупость.  ,
- Не придет. Батька лезет вперед.
   - Ну, дай ему Бог здоровья...
   Жокей  Батька  назывался  совсем  не  Батька,  а   Убий-батько,   был
иностранцем, как сама фамилия указывает, но его переделали в  Батьку,  и
так оно осталось. Ездил он у Капуляса, Капуляс,  ныне  тренер,  когда-то
был великолепным жокеем, правда, весьма  капризным,  но,  вне  сомнения,
талантливым. Как тренер он тоже сперва работал неровно, потом взыграла в
нем амбиция, и уже шестой сезон он оказывался на  первом  месте.  Батька
его не подводил, пер вперед как танк, а лошади у  них  были  прекрасные.
Батька всегда ехал как надо, лошадей не придерживал, а сейчас  сидел  на
лучшей лошади в заезде. Можно было верить, что он придет первым.
   - Тебя тут не было, и ты не слышала гипотез пана Эди насчет  Дерчика,
- сказала я. - Его, дескать, убил должник, чтобы денег не возвращать. Не
знаю, с кем пан Эдя разговаривал, полагаю, что с  кретином,  потому  что
оттуда же он принес ставку на Гарцапа.
   - И поставил?
   - Поставил, но немножко.
   - Ты права, они все ненормальные. А насчет  Дерчика,  так  ведь  Метя
потихоньку разговаривать начал. Поедем к нему?
   - Поедем, проведать надо.
   Тут я посмотрела на пана Мариана. Он тихо сидел над  программкой,  ни
слова не говоря, и казался  человеком,  разочаровавшимся  в  жизни.  Это
могло иметь какое-то отношение к убийству, а могло  и  просто  означать,
что он  проиграл  и  переваривает  поражение.  В  проигрыше  пан  Мариан
признаваться не любил.
   Батька  выиграл  свободно,  снизив  тем  самым  выигрыш  за   триплет
наполовину, я выиграла последовательность по принципу "нам честь,  им  -
деньги", Юрек кривился, Мария  с  безумными  глазами  искала  выигранный
триплет, который минуту назад потеряла. Она выкидывала все из карманов и
из сумки.
   - Ну ведь только что был тут! - говорила она в отчаянии.  -  Ведь  ты
сама видела, я его в руках держала! Что я с ним сделала? Я же никуда  не
ходила, все время сижу тут!
   - Ты зря оторвала его от  остальных  купонов.  Большой  лист  труднее
потерять. Проверь спокойно, по одной бумажке...
   Оторванный триплет лежал под креслом,  наверное,  свалился  с  колен.
Мария подняла его, и у нее  немедленно  пропали  последние  купоны.  Она
снова принялась за поиски, мне тошно было смотреть,  потому  что  всякие
поиски мне всю жизнь  действуют  на  нервы.  Поэтому  я  ее  оставила  и
отправилась вниз.  Триплет  у  меня  прошел,  я  заканчивала  его  тремя
лошадьми,  в  том  числе  гарантированным  фаворитом.  Зная  собственную
фортуну, я была уверена, что выиграет  именно  этот  фаворит  и  триплет
снизится до  восьмидесяти  тысяч  или  же  придет  какая-нибудь  лошадь,
которую я в угол забросила.
   Пришла Гальвана, абсолютный фаворит, и все пошло, как я предвидела. Я
выиграла, выигрыш снизился как надо, ждать я не стала, оставив выигрыш в
кассе вместе  с  двумя  триплетами  Марии,  потому  что  она  по  ошибке
поставила дважды. Тем самым я обеспечила  себе  небольшой  капиталец  на
среду, и мы поехали в больницу.
   Это был уже второй наш визит, первый мы нанесли  предыдущим  вечером.
Когда Мария сообщила мне о нападении на Метю, я уселась на  пол,  потому
что трубку  сняла,  сидя  на  корточках.  Дежурной  травматологией  была
клиника на Стемпинской. Я сорвала с места Януша  и  Юзека  Вольского,  в
больнице на Стемпинской мы оказались через шесть минут, а Мария приехала
еще через минуту. Мы вдвоем с Янушем  подождали  снаружи.  Марию  и  Юзю
впустили без проблем, обоих в  силу  профессии,  Мария  врач,  а  Юзя  -
полиция. Подробный рапорт мы услышали через полчаса.
   - Ничего ему не сделается, - с облегчением сказала  Мария,  падая  на
заднее сиденье моей машины. - Получил по кумполу, это  пройдет.  Никаких
трещин, только оглушили. Выпустят его послезавтра. Говорить  он  еще  не
может, поэтому я не знаю, как это  случилось.  А  сперва  я  испугалась.
Гонората там сидит, она уже успокоилась.
   Гонората была женой Мети. Она узнала о несчастье с мужем, когда  было
уже точно известно, что он выживет, поэтому ей досталась только половина
шока. Ей позволили посидеть до вечера.
   Юзя Вольский пришел к нам через пару минут.
   - Я все устроил, тут посадят человека,  -  сказал  он.  -  Что-то  не
нравится мне, чем это пахнет. Пока я сам посижу, а к разговору  вернемся
при ближайшей возможности...
   Со вчерашнего дня Метя стал значительно здоровее,  говорить  говорил,
но очень неохотно и скупо. Гонората неуклонно держала при нем  вахту,  а
тип в белом  халате  у  дверей  одноместной  палаты  потребовал  от  нас
паспорта. Мария самолично осмотрела Метю и сказала,  что  с  медицинской
точки зрения не видит никакой необходимости держать его в больнице.
   - Я тоже так считаю, - согласилась Гонората.  -  Он  вообще-то  может
говорить, только не хочет.
   - Дура ты, моя любимая жена! - рассвирепел Метя.
   - Ну вот, видите? То, что я дура, он мне уже раз сорок сказал, и  ему
это совсем не повредило.
   - У него было сотрясение мозга, - напомнила я.  -  Может,  он  вообще
путает, его ты жена или чужая. Говорит, что его,  чтобы  всех  провести.
Метя, мы у тебя в глазах двоимся или нет?
   - Мегеры, - сказал Метя, - три тройные мегеры. Три мегеры во лесочке.
   - Вот так он каждое слово  повторяет,  -  горестно  прокомментировала
Гонората. - Но ничего страшного, пусть только  вернется  домой,  у  него
сразу все пройдет. Уж я постараюсь.
   Метя натянул одеяло на голову. Потом вдруг открыл лицо.
   - Давайте в этот вторник  будем  меня  честить,  -  предложил  он.  -
Хотите? Меня будем честить, а заодно вычислим ставки на среду.
   - На бред не похоже, - озабоченно сказала Мария и пощупала ему лоб.
   - Убери от меня свои конечности! - рассердился  Метя.  -  Так  что  ж
получается,  Иоанну  можно  было   честить,   а   меня   нет?   Что   за
дискриминация?
   - Ой, как хорошо, что вы пришли, он уже начинает нормально  говорить,
- обрадовалась Гонората.
   - Да он же хочет сказать "чествовать", - сказала одновременно я. - Мы
должны чествовать его во вторник, ну ради Бога, пожалуйста. Метя, у тебя
есть чем или нам принести?
   - Есть чем, но можете и принести...
   - Завтра утром я его заберу, - сказала Гонората. -  Не  знаю,  почему
под дверью сидит этот охранник. Я все боюсь, что его не домой  отпустят,
а совсем наоборот. Он не желает рассказать, что натворил. Я бы Хотела от
всего этого наконец отделаться.
   -  Охранник  сидит,  чтобы  не  пришел  злодей  и  не  укокошил  Метю
окончательно,  -  беззаботно  объяснила  я.  -  Дома  накинь  цепочку  и
приготовь топор, пусть лежит  под  рукой.  Разве  что  к  нему  вернется
здравый смысл, и он расскажет ментам  все,  что  знает  -  тогда  злодей
потеряет смысл жизни. То есть, я хочу сказать, добивание  Мети  потеряет
смысл.
   Метя закурлыкал что-то себе под нос, а Гонората  с  упреком  на  него
посмотрела.
   - Ну сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не лез ни в  какие  тайны?
Метя...
   - А как вообще было С этим нападением? - перебила Мария. -  Гонората,
ты уже знаешь? Он что-нибудь сказал?
   - Люди мне рассказали, - ответила Гонората. - Приехал он на такси, не
знаю, где был, но приехал позже, чем с бегов,  вылез  из  такси  и  стал
переходить через улицу. А  под  нашим  домом  стояли  машины,  из  одной
выскочил какой-то тип и врезал ему чем-то. То  есть  хотел  врезать,  но
Метя заслонился или отскочил, потому этот тип замахнулся еще раз, и  тут
уже попал как надо. И собирался врезать еще  раз,  только  тут  уж  люди
вмешались: сосед сидел радом со своей машиной на  корточках,  и  его  не
видно было, дверца заслоняла. Он эту  дверцу  полировал  и  шлифовал  на
самом низу. Говорит, что машинально вскочил и руку этого типа оттолкнул,
он вовсе не такой отважный, само как-то получилось.  Человека  три  туда
кинулись, а бандитов было двое, но второй ничего сделать не успел.  Люди
стали кричать, поэтому бандиты Метю оставили и удрали. Их машина  стояла
радом, и настоящее чудо, что Метина голова под нее не попала. Вот,  люди
рассказали, а он - ни словечка.
   - Из всего этого вытекает, что его уже поджидали,  -  заметила  я.  -
Метя, ты им здорово,  наверное,  напакостил,  должно  быть,  сглупил  на
бегах.
   - Я болен, - решительно сказал  Метя.  -  Если  вы  пришли  сюда  мне
вредить, то пошли вон. Я цербера позову! Голова у меня болит.
   - Ничего такого у  него  нету,  -  высказала  Мария  профессиональное
мнение. - Пошли отсюда, а во вторник к ним приедем.
   За дверями палаты мы услышали какие-то голоса. Я  выглянула.  К  Мете
рвался Вальдемар, а страж его не пускал. Паспорт Вальдемар  показал,  но
внутрь его не впустили. Он  смертельно  обиделся,  мы  оставили  Метю  с
Гоноратой и покинули больницу вместе с Вальдемаром.
   - Я лично подозреваю, что к нему не  пускают  мужчин,  -  сказала  я,
чтобы успокоить Вальдемара. - Видимо, среди подозрительных личностей  ни
одной бабы пока нет. Пли, может быть, уже доказали, что  это  не  мы.  А
насчет мужиков они пока сомневаются.
   - Я же ему паспорт показал! - кипятился  Вальдемар.  -  Тачка  моя  у
больницы стоит, я не развеюсь как дым в воздухе, он же видел, кто я!
   - Ну и что ему с того, что видел,  если  Метя  ляжет  хладным  трупом
после твоего визита? - заметила Мария. - А может, ты камикадзе? А может,
ксива у тебя липовая? Он не экстрасенс, этот сторож у дверей.
   Вальдемар несколько раз пожал плечами, все еще сердитый.
   - Болек надрался, - объявил он. - Что-то там между ними было,  но  не
знаю что. Рассказал я ему про Метю, он пробурчал что-то себе под  нос  и
так присосался к фляжке, что уже говорить не о чем было. Я его и бросил,
потому как я за рулем и пить не могу. А что все это значит?
   - Надо было Куявского прижать, - упрекнула я. - Или  хоть  подождать,
пока порядочно не нахрюкается, ведь он  больше  нас  знает,  глядишь,  и
выложил бы побольше. Похоже, они все прекрасно все знают,  и  мне  очень
любопытно, что из всего этого вылезет наружу...
 
*** 
 
   Младшему комиссару Юзеку Вольскому пришли в голову те же идеи, что  и
мне. В понедельник мне приказали явиться  в  школу,  где  приобщались  к
наукам дети сотрудников Служевца. Сотрудники по большей  части  жили  на
территории ипподрома или в ближайших  окрестностях,  поэтому  почти  все
дети ходили в одну и ту же семилетку. Образование более высокого  уровня
их уже разделяло,  но  перепуганному  пацаненку  было  никак  не  больше
одиннадцати, и семилетка его железно охватывала.
   Мы с майором Вольским вычислили соответствующие классы и  в  страшных
условиях провели  две  перемены.  Третья  дала  результат,  мальчишку  я
узнала.
   - Теперь ловите его как-нибудь так, чтобы никто этого не увидел, -  с
нажимом посоветовала я. - Вчера я сделала глупость и  очень  боюсь,  что
убийца укокошит ребенка. Я о нем сказала.
   Юзя Вольский ужасно заволновался, и я вынуждена  была  повторить  ему
весь разговор со знакомым типом. Он меня за это не похвалил и потребовал
типа описать. Сама фамилия, которую мне удалось запомнить, Блажей Фигат,
оказалась недостаточной уликой.
   - Среднего роста, такой кругленький, макушка лысая, а  вокруг  темные
кудряшки. Размер ботинок не заметила, но что-то мне вспоминаются  слухи,
что он якобы работал в МВД. Головой  не  поручусь,  из  МВД  там  играют
два-три человека, а то и больше, но вроде как я про  него  что-то  такое
слышала. Особого доверия источник информации не заслуживает.
   - А другой, что с ним тогда шел?
   - Того я вообще не знаю. Зато мне страшно интересно, выловили вы тех,
кто ставил второй триплет? Вашему коллеге я это заранее посоветовала,  и
он должен был успеть. Успел?
   - Успел.
   - И кто его выиграл?
   - Десять человек. Из которых четверо поставили его пятьдесят  раз,  а
шесть - по одному.
   - Из этих шести Марию можете сразу вычеркнуть, она поставила  так  по
ошибке, а про Дерчика узнала от меня. Остаются пятеро, но  они  значения
не имеют. Важны те четверо, которые поставили по пятьдесят раз.
   - Вся четверка играла для одного и  того  же  человека,  это  мы  уже
узнали. Вот только не знаем пока, кто это.
   Я удивилась.
   - И ни один из четверых не раскололся?
   - Ни одного из четверых про это не спрашивали. И я вас  очень,  очень
прошу, чтобы вы не включались в следствие. Про этих четверых я вам лучше
тоже не скажу,  а  то  вы  нечаянно  проколетесь  и  все  следствие  мне
загубите. А я не такой  уж  работящий,  чтобы  и  за  вами  уследить.  К
мальчишке тоже не приближайтесь.
   - У меня наклонностей  к  детоубийству  нет.  Мне  только  одно  дико
интересно, как вы это так устроите, чтобы на ребенка никто  внимания  не
обратил.
   - Ну, это я вам могу сказать. Тут уже ждет мой человек, он  похож  на
кого угодно, только не на полицейского, у него с собой бутылки,  которые
надо сдать, а мальчика он попросит помочь.  Если  это  не  получится,  я
кого-нибудь подошлю с  чем-нибудь  другим,  в  крайнем  случае,  устроим
что-нибудь вроде опроса всех сотрудников  школы  и  детей.  Никто  и  не
сориентируется, который из детей был нам нужен,  разве  что  сопляк  сам
расхвастается, Я покачала головой.
   - Не расхвастается. Как я поняла, он был так перепуган, что у него аж
орган речи окаменеть должен. Эти здешние детишки вообще много знают,  не
могут не знать, они же живут в этой атмосфере,  среди  этих  событий.  И
никому пока ничего не рассказали.
   - Я с вами попрощаюсь, простите, у меня много работы. Я же  должен  с
этим моим человеком как-нибудь незаметно связаться...
   Продолжение я посмотрела  издалека.  Небритый  алкаш  со  здоровенным
мешком и коляской без одного колесика выронил свой драгоценный груз  как
раз в тот  момент,  когда  мальчуган  пробегал  мимо.  Тот  остановился,
засмотревшись на  сценку  и  неловкость  пьянюги.  Помогать  он  стал  с
энтузиазмом, а потом они вместе отправились к пункту приема стеклотары.
   В  полицейском  участке  я  подписала  показания,  которые   касались
исключительно моей находки в барбарисе. Никаких дополнительных  сведений
от меня не потребовали, что меня даже немного удивило.
   - Думай логически, - потребовал вечером  мой  личный  полицейский.  -
Практические сведения они получат из самых непосредственных  источников,
а что касается сплетен, лучше, чтобы это исходило не от тебя. И так ты с
этим мальчуганом прокололась.
   - Никто не убьет меня за то, что я видела  перепуганного  ребенка!  -
решительно запротестовала я. - Но я отдала бы все, что имею,  -  хорошо,
что этого так немного! - за показания Глебовского. Что эта падаль  могла
сказать?
   - Тренер покойного, да?
   - И не только. Сообщник и информатор лысой макаки. Нет, мне мало было
бы только услышать его показания,  я  бы  ему  задала  пару  вопросиков!
Головой ручаюсь, что тот, кто вел  допрос,  упустил  пару  самых  важных
вещей!
   - О его показаниях я кое-что знаю.  А  что  должно  было  быть  самым
важным?
   Я была убеждена, что они с огромным  удовольствием  используют  связь
Януша со мной для того, чтобы держать руку на  пульсе.  Без  официальных
вызовов и тому  подобных  штучек  они  все  время  могут  быть  в  курсе
закулисных беговых сплетен. А в обмен можно швырнуть  мне  жалкие  крохи
тайн и открытий следствия. Вся моя надежда была на то, что они уверены в
моей тупости. Тогда  они  скажут  слишком  много,  а  остальное  я  сама
вычислю. Любопытство терзало меня, как стадо пиявок.
   - И что показал этот Глебовский? - спросила я с нетерпением.
   - Насчет убийства Дерчика он ничегошеньки  не  знает.  Раньше  Дерчик
работал у него временами, а  в  последние  три  года  постоянно,  жокеем
конюшни...
   Я перебила:
   - Эти договоры существуют даже в письменном виде, ничего другого он и
не мог сказать. Я бы хотела знать, прозвучал ли  вопрос  о  том,  какого
черта он держал у себя Дерчика в качестве жок