о  он  пришел  сам  и
хочет дать показания.
   - Надо это использовать, я прямо сейчас  еду.  Вы  не  могли  бы  мне
помочь? Найти этого новенького Вонгровской...
   Я с энтузиазмом объявила о своей  полной  готовности  сотрудничать  в
обмен за эти сведения о Карчаке, потому что меня тоже заинтересовало его
крайнее законопослушание. Из рассказа Моники я сделала  вывод,  что  эта
личность существовала на грани нарушения уголовного  кодекса.  Вероятно,
он уехал с ипподрома вместе с  Завейчиком  и  был  последним  человеком,
который видел его живым. Обычно такая особа скрывается изо всех  сил,  и
ей нужно  отличаться  почти  святостью,  чтобы  не  было  проблем  с  ее
поисками. А он добровольно заявился, надо же!
   Сведения от Агатки Вонгровской я получила за несколько минут.
   - У меня есть двое новеньких, - сказала она. -  То  есть  в  какой-то
степени новеньких, они у меня три недели.  Йоля  Козловская  и  Мартинек
Дальба. Мне бы хотелось, чтобы они у меня  остались,  работящие  оба,  и
лошади их любят.
   - А где они живут? В интернате?
   - Йоля у родных, она из  Варшавы,  а  Мартинек  в  общежитии.  А  что
случилось?
   Полное вранье я посчитала неэтичным.
   - Если касается этих твоих двоих, то ничего не случилось. Но  полиция
ищет свидетелей, где только можно. Они рассчитывают на то, что новенькие
еще не впутались во все интриги. О них полиция расспрашивает  упрощенным
способом, то есть через меня.
   - Ну, если насчет свидетелей... - протянула Вонгровская и задумалась.
- А нас никто не подслушивает?.. У меня такое впечатление,  что  Зигмусь
Осика хотел бы что-то сказать, но просто не может, он будто давится. Это
порядочный парень, не знаю, может быть, стоило бы как-нибудь так  с  ним
устроить разговор, чтобы ему потом ничего плохого не сделали?
   Сведения были ценные. Вонгровская прекрасно понимала положение, как и
все остальные тренеры. Я подумала, что на Зигмуся  Осику  надо  было  бы
натравить Монику Гонсовскую, однако ее телефона я  не  знала  и  фамилии
тетки тоже. Минутку, я-то не знаю, а полиция? Я посмотрела на Януша,  он
спокойно сидел в  кресле  и,  наверное,  сделал  свои  выводы  из  моего
разговора, потому что спокойно покивал головой.
   - Кажется, тот парень,  который  хочет  стать  жокеем,  Осика?  И  та
девушка, Гонсовская, знает его с самого рождения?
   - Не знаю, стоит ли тебе тратить на меня свой талант  экстрасенса,  -
критически заметила я. - Она  должна  быть  у  своей  тетки,  дайте  мне
телефон...
   -  Зигмусь  Осика  как  раз  здесь,  у  меня  сидит,  -  сказала  мне
приглушенным голосом Моника Гонсовская три минуты спустя. - Как здорово,
что вы позвонили. Ведь у меня нет вашего телефона, а я все-время  думаю:
ведь я не знаю, что делать, может быть, вы сможете мне посоветовать. Это
какой-то ужас, вы не могли  бы  приехать  ко  мне,  я  не  хочу  Зигмуся
спугнуть...
   -  И  я  еще  говорила,  что  вечер  у  меня   будет   спокойный,   -
прокомментировала я, положив трубку. - Вечно я в дурной  час  что-нибудь
выскажу. Если бы они хоть сразу все со мной уговорились, не надо было бы
столько раз по проклятой лестнице подниматься...
   Зигмуся Осику, как оказалось,  пока  еще  не  расспрашивали  на  тему
придерживания лошадок. Он знал про всю аферу, главным образом  благодаря
тому, что Машкарский выбрал его отцом-исповедником и  в  первую  очередь
выплакал ему в жилетку свою трагедию с большими  подробностями.  Зигмусь
Осика твердо решил стать жокеем, поэтому  постановил  не  брать  никаких
денег и мчать к победе. Он признался, что в  последнее  время  ставил  в
кассах на себя, немного разбогател на этом, тем более сейчас  ему  легче
будет дождаться жокейской должности, но он боится и не  знает,  что  ему
делать. К Монике  Гонсовской  он  пришел  за  советом,  а  если  уж  она
пригласила человека, которому можно доверять, то есть меня, то он  может
и мне все рассказать.
   Так вот, у Дерчика были какие-то фотографии. Абсолютно никто об  этом
не знал. Зигмусь Осика случайно стал свидетелем того, как  он  показывал
эти фотографии кому-то чужому, этот тип вышел из директорской конторы, и
они вместе пошли в конюшни Глебовского, а там Дерчик вытащил из  кармана
и показал целую пачку фотографий. Потом дал тому типу  одну  из  них,  и
Осика собственными ушами слышал, как Дерчик сказал: "Сотенку, а не то  в
ментовку!" Тип прямо посинел. Больше подслушать не удалось,  потому  что
Осику заметили и  Дерчик  рявкнул:  "Ты  чего  тут  шляешься?!"  Зигмусь
притворился, что ищет  Лейбу,  он  из  их  конюшни,  но  его  все  равно
прогнали. А вообще Осика уж готов признаться, это  произошло  совсем  не
случайно, он специально вынюхивал. И ему  довелось  слышать,  как  конюх
Репы велел дать лошади воды. Лошадь - это  был  Лавр  Черского  -  тогда
пришла последней, на ней ехал Скорек. Конюх-то - пьянь и  уголовник,  но
Репа при этом был, не вмешивался  и  не  смотрел,  сделал  вид,  что  не
слышит. Зигмусь этого совсем не мог понять, потому  что  лошадь  Репы  в
этом заезде не шла. Только потом ему пришло в голову, что  Репа  выкинул
какой-то фортель с чужими лошадьми. И теперь Осика не знает, что с  этим
всем делать. Молчать боится, но  и  говорить  боится,  потому  что,  раз
Дерчика убрали, почему бы и его не убрать, а вообще-то  все  вместе  ему
очень не нравится. Он хочет  ездить  и  выигрывать,  а  не  придерживать
лошадей, при этом еще и жизнью рискуя, и пусть ему  умные  люди  скажут,
что теперь делать.
   Моника Гонсовская слушала все это в  остолбенении  и  ужасе.  Зигмуся
Осику прорвало, и он изливал душу. Есть такой Эдя Севка, он  тоже  хотел
ездить как следует, так его  на  кляч  сажали,  потому  что  на  хороших
лошадях у Двуйницкого Замечек ездит, и вот как-то раз  наконец  заслужил
он коня. Три недели старался  как  черт,  за  полконюшни  работу  делал,
Двуйницкий разрешил ему поехать на Фламинго. И ему устроили...  Ровкович
с Вишняком. Фламинго был лучшим конем в заезде, Эдя на  нем  выиграл  бы
как пить дать, так ведь оба за ним с первой секунды следили,  не  давали
выехать вперед, вытолкнули на большую  дорожку,  еще  и  заперли.  Тогда
Доминика летела к финишу как хотела. Куда ей до Фламинго, но весь  заезд
специально ее дожидался, и только когда она вышла на финишную прямую, за
ней поехал Ровкович. За последовательность дали двадцать пять, а триплет
был примерно четыре миллиона. Севка на Фламинго пришел третьим, они  его
еле выпустили, и он Вишняка на Чарлинке обогнал  не  моргнув  глазом.  А
потом Замечек над ним издевался: "И куда ты, фраер, лезешь, тебе  только
коз доить, ты ничего не понимаешь, не  твое  дело,  кому  выигрывать"..,
такие слова говорил! Все всех боятся. С жокеями конюший Репы все фортели
заранее обговаривает, только ходят слухи, что это не конюший Репы, а сам
Репа.
   Слухи о Репе, который якобы еще  с  жокейских  времен  правил  бал  в
мошеннических фортелях, ходили уже очень давно. Осика только  подтвердил
их. Я весьма ясно почувствовала, что ведение следствия мне не по  силам.
Новый элемент - фотографии Дерчика, этот шантаж, Репа со своим  конюшим,
ломжинская мафия, таинственный человек извне, связь  Замечека  со  всеми
этими делами,  Карчак  -  Господи  помилуй,  для  меня  это  слишком!  Я
испугалась, справится ли с этим вся варшавская полиция!
   Зигмусь Осика смотрел  на  меня  с  предсмертной  тоской  и  отчаянно
домогался инструкций  касательно  дальнейшего  поведения.  Он  вылез  из
общаги через окно и тайно примчался сюда, но ему все время кажется,  что
за ним кто-то следит. Он не знает, возвращаться ли ему,  не  знает,  как
вернуться, что делать  дальше,  а  в  пять  утра  ему  начинать  работу,
подводить он никого не хочет, потому что  работу  свою  любит.  Так  что
теперь делать?
   Идея возникла у меня немедленно,  может,  и  странная,  но  наверняка
безвредная. Я потребовала у Моники  что-нибудь  вроде  пончо.  Пончо  не
было, зато пригодился плащ, точнее, накидка  от  дождя  с  капюшоном.  Я
одолжила также парик ее тетки  естественного,  то  есть  седого,  цвета.
Осике я пока велела молчать, держать нос морковкой, а  в  нужный  момент
рассказать все полиции. Нужный момент и  нужное  место  полиция  выберет
сама, чтобы не подвергать его лишней опасности. А  пока  что  он  обязан
следить, слушать и не подвергать опасности жизнь и здоровье.
   Моника была высокая, Зигмусь Осика - небольшой, в  пелерине-дождевике
он выглядел как черный призрак в одеянии  со  шлейфом.  Из-под  капюшона
виднелись седые локоны. Мы вывели его под руки вместе  с  Моникой,  и  я
сама  готова  была  бы  поклясться,  что  это  ее  тетке  стало   плохо.
Подозрительных  фигур,  прячущихся  поблизости,  мы   не   заметили,   я
проверила, не едет ли кто за нами. Осика вышел там, где нужно,  уже  без
накидки и парика, и пробрался на территорию общаги, как я надеялась, без
приключений.
   - Ужас какой, - сказала Моника на обратном пути. - И какое  отношение
ко всему этому имеет Завейчик, ведь два убийства.., я ничего не понимаю.
Кто-нибудь распутает это дело?
   - Сегодня вышли на свет Божий всякие разные вещи, - утешила ее  я.  -
Вы только про это никому не говорите, на всякий случай.  Сейчас  я  сама
устрою все доносы, мне страшно интересно, что из всего этого выйдет...
 
*** 
 
   Спокойный вечер окончился тем, что любимый мужчина вылетел  из  дому,
поскольку сенсацию насчет фотографий Дерчика он оценил весьма  и  весьма
серьезно.  Шансы  услышать  продолжение  появились  у  меня   только   в
понедельник.
   В полдень я услышала горячие похвалы в адрес Еремиаша.
   - Головастый мужик, - сказал с уважением Януш. - Он устроил  все  еще
вчера вечером. Этого паренька, Янчака, действительно  запер  на  ключ  в
ветеринарной лечебнице, а сам пошел в общежитие, нашел Мартина Дальбу  и
взял у него шприц. Притворился, будто ищет спирт, который якобы кто-то у
него украл, и провел  следствие  среди  пареньков.  По-моему,  никто  не
сориентировался, какой парень ему на  самом  деле  был  нужен,  то  есть
человек сделал всю работу за Юзю Вольского. Этот Дальба ему признался во
всем, даже шприц отдал с облегчением, а кроме того,  сказал,  что  знает
тех двоих, что выводили коней. Один из  них  бросил  шприц  на  землю  -
Дальба как раз его и поднял, - а второй забрал шприц с собой. Мы еще  не
знаем, что тот, второй, со своим шприцем  сделал,  мог  ведь  бросить  в
огонь в кузнице - и привет. Это одноразовые шприцы, пластиковые...
   -  Надо  спросить  в  кузнице,  не  заходил  ли  кто  из  конюшен,  -
посоветовала я.
   - Семь человек. В том числе подозрительный.
   - Погоди, когда  Еремиаш  пошел  в  общежитие,  Осика  там  уже  был?
Вальдемар поехал с Янчаком гораздо раньше. Зигмусь успел вернуться?
   - Нет, он вернулся во время скандала. Ему все сошло с рук, потому что
поводов для крика там было сколько угодно: пара пьяных, девки  какие-то,
так что у Еремиаша была целая палитра возможностей. Он  использовал  эти
возможности на большой! Шприц уже в лаборатории, может, сохранился  хоть
маленький след. Дальба этот не дурак, детективы читает, держал шприц  за
иглу, немного смазал отпечатки, пока всовывал шприц в карман, но что еще
ему оставалось  делать?  И  так  поступил  разумно,  потому  что,  когда
поднимал шприц, не понял еще, что случилось.
   -  Сообразительный  парень,  -  похвалила  я   и   решила   уговорить
Вонгровскую, чтобы она посадила его на хорошую лошадь.
   - Что же касается этих снимков, они могли бы оказаться бесценными, да
дело плохо, - продолжал Януш по собственной воле, без всякого  нажима  с
моей стороны. - Дерчик был разведен и жил сразу в трех местах.  Частично
у родителей, частично у бывшей жены, его  вещи  там  еще  оставались,  а
частично у своей невесты. Обыски мы  стали  делать  еще  вчера,  в  двух
квартирах ничего не нашли, а в третьей нет хозяйки. С прошлой недели она
в отъезде, неизвестно где, но мы не будем  ждать  ее  возвращения.  Есть
опасения, что снимки он носил с собой, собирался их как раз продать,  и,
конечно, убийца все забрал. Но может быть, остался негатив.
   - Пленка тоже могла быть с ним...
   - Он что, и правда был таким кретином?
   - Нигде не сказано, что не был. А у него вообще фотоаппарат был?
   - Был, очень маленький, японский. Жена  показала,  что  он  хвастался
перед ней чем-то похожим на кожаный портсигар. Она вообще не  поняла,  в
чем дело, но он ей говорил, что в  такой  мелочи  иногда  могут  таиться
большие деньги и что она еще пожалеет, что с  ним  разошлась.  Это  было
вскоре после развода, в прошлом году.
   - Не знаю, как выглядит пленка из такой игрушки,  но,  наверное,  она
маленькая?
   - Кассета похожа на автомобильный предохранитель.
   - Ну, тогда он мог сунуть ее куда угодно. Спрятать  в  макаронине.  Я
даже представить себе не могу, как такое можно найти.
   - Что трудно, то трудно...
   - А сам фотоаппарат вы нашли?
   - Нет. О нем мы лишь от свидетелей знаем, его не только жена видела.
   - Ну тогда он пропал безнадежно. И лошади Дерчика не любили...
   - А какое это имеет отношение к делу?
   - Если бы его  любили  лошади,  он  мог  спрятать  его  где-нибудь  в
конюшне.
   - Поищем и в конюшне, хотя ты, наверное, права. Но есть еще  надежда,
что эта его невеста что-нибудь новенькое скажет, когда приедет. Пока она
совершенно неуловима.
   - Оставь в покое Дерчика, эта тема меня угнетает. Говори, что дальше.
   - Я и сам пока не знаю что.  За  Альбиняком  поехали  в  ту  деревню,
может,  сразу  найдут  и  привезут  еще  сегодня,  а  может,  черти  его
куда-нибудь занесли.
   - А Карчак?
   - Я другими вопросами занимался  и  еще  не  знаю,  что  он  показал.
Потерпи до вечера.
   - А Метя?
   - А Метя как раз в работе...
   Показания Карчака мне предоставили. Он добровольно пришел, как он сам
сказал, со страху. Действительно, с бегов он уехал вместе с  Завейчиком,
он должен был забрать свой автомобиль. Это дело самым  дурацким  образом
совпало с бегами,  поэтому  он  выскочил  из  ворот,  собирался  поймать
какое-нибудь такси, что в эту пору было занятием безнадежным, и  увидел,
что как раз едет Завейчик. Карчак и встал на проезжей части прямо  перед
ним, чтобы Завейчик его обязательно заметил.  Завейчик  притормозил,  но
крикнул, что очень спешит, и Карчак прыгнул в машину, что называется, на
ходу. Сразу же после этого Завейчик перестал торопиться, но потом  вдруг
заторопился снова, и Карчак сориентировался, что  Завейчик  просто  едет
вслед за какой-то машиной. Слежку устроил. Машиной этой был  "мерседес".
Карчак жизнь знает, потому  запомнил  номер  этого  "мерседеса"  -  ведь
никогда не известно, на что это может пригодиться: WAL 2214.
   По  дороге  Завейчик  приоткрыл  тайну,  дал  понять,  что   этот   в
"мерседесе" едет на какую-то важную встречу.  Карчак  не  понял,  то  ли
Завейчик хочет увидеть, с  кем  именно  тип  из  "мерседеса"  собирается
встречаться, то ли хочет только увидеть  место  встречи.  Из  бормотанья
Завейчика можно было сделать  вывод,  что  ему  будет  достаточно  адрес
узнать. Несколько раз, чистым польским языком и  совсем  недвусмысленно,
Завейчик дал понять, что вот-вот выгорит самое прибыльное дельце  в  его
жизни. Карчак охотно присоединился бы к  этому  прибыльному  дельцу,  но
спешил, ему очень нужно было забрать машину из ремонта, и он  дольше  не
мог ехать с  Завейчиком,  потому  вышел  возле  стоянки  такси  на  углу
Дворковой  и  теперь  надеется  на  то,  что  таксист   подтвердит   его
невиновность. Он вышел, а Завейчик  поехал  дальше,  живой  и  здоровый.
Такси оказалось красным  "полонезом",  водитель  был  молодой,  довольно
полный, с короткой шкиперской бородкой и страдал страшным насморком.
   В такси оказалось, что ему приходится пока ехать по тому же пути, что
и Завейчику. Карчак ехал на Саскую Кемпу, тот "мерседес", видимо,  тоже,
а Завейчик за ним. Карчак  все  время  видел  обе  машины  и  с  большим
интересом смотрел, что происходит. На Аргентинской он издали увидел, что
"мерседес" останавливается перед какой-то  виллой,  а  Завейчик  -  чуть
дальше. Больше Карчак ничего не увидел,  хотя  ему  очень  хотелось,  но
времени у него не оставалось ни секунды.
   Свою машину он получил обратно через час,  потом  даже  проехался  по
Аргентинской улице, но тех уже не было, в воскресенье утром Карчак уехал
на север, к морю, вчера вернулся и немедленно пришел в  полицию,  потому
что от пани Осиньской знает, что  Завейчика  убили.  Он,  Карчак,  какой
есть, такой есть, не кристально  чистый,  но  с  мокрой  работой  ничего
общего не имел и не будет иметь. Если бы он знал, что так получится,  то
прижал бы тогда Завейчика и узнал от него побольше, но  он  считал,  что
успеется.
   "Мерседес" WAL 2214 принадлежал личности, которая занималась торговым
посредничеством, некоему Эдмунду Гарцапскому, проживающему  в  Виланове.
Раз он ехал на Саскую Кемпу, то наверняка не домой. По  мнению  Карчака,
Завейчик за этим типом следил,  оставаясь  сзади  и  внимательно  следя,
чтобы между ними все время были какие-то машины. Гарцапский пока еще  не
давал никаких показаний, и никто  не  собирается  с  ним  разговаривать,
потому что пока самое разумное будет немного к нему присмотреться.
   Почти одновременно я получила сведения, что Зенек Альбиняк без  труда
был обнаружен в Щецине, откуда его доставили в  Варшаву,  где  он  всеми
святыми угодниками заклинал немедленно  его  арестовать.  Да,  он  видел
этого Дерчика, да, он видел, что с одной стороны к кустам вдет Дерчик, а
с другой такой тип, он фамилии  не  знает,  но  морду  его  помнит.  Они
встретились на газончике и пошли дальше вдоль бассейна фонтана, Дерчик с
внешней стороны, а тот, второй, со  стороны  кустов,  и  если  бы  Зенек
раньше его не видел, то не узнал бы. Но он его раньше видел. Зенек может
показать этого  типа  пальцем,  только  потихоньку,  а  если  это  будет
делаться открыто, то он, Зенек, ослепнет, оглохнет  и  память  потеряет,
поскольку его уже предупреждали. Он  даже  может  сказать,  кто  именно.
Такой Стасик из конюшни Репы нашептал ему на ухо,  что  если  кто-нибудь
только попробует разинуть пасть, неважно, по какому вопросу,  то  такому
человеку пасть навеки заткнет Ежинек. Ежинек - это конюший Репы. Дерчику
вот пасть заткнули, и так с каждым  будет,  кто  себя  плохо  ведет.  Но
Ежинек лично ничего общего с Дерчиком не имел, в то время когда те  двое
были в кустах, конюший Ежинек был возле коней, никуда он  не  уходил.  А
тот, кто с Дерчиком отправился в кусты, выглядел совершенно обыкновенно,
описать его невозможно, но он на бегах постоянно путается под ногами, от
букмекеров прибегает, все его знают.
   Комиссар Юзя Вольский на визиты времени не тратил,  и  все  очередные
сведения  я  получала  от  Януша,  которого  вся  эта  ситуация   ужасно
развлекала.
   - Первый  раз  в  практике  полиция  вынуждена  вводить  постороннего
человека в курс следствия, - сказал он весело. - Я получил  приказ  тебя
посвятить во все, во что можно, и это меня крайне обрадовало,  поскольку
я и  так  рассказал  бы  тебе  больше,  чем  надо.  Юзя  зол,  что  дело
затягивается, но ведь не может же он упрятать за решетку  весь  персонал
бегов, чтобы они раскисли и признались. Из всего того,  что  я  от  тебя
услышал, полиции они не сказали ни слова.
   - Ко мне на исповедь они тоже в очередь не становятся. В  чем-то  они
проговорились, а что-то можно и додумать,  если  ориентируешься  в  этом
вопросе.
   - А в  полиции  почему-то  ни  в  чем  они  не  проговорились.  Тадик
Лазарский, тот перепуганный мальчик, он  с  нашим  человеком  подружился
навеки и стал ему рассказывать. Подтвердил показания Альбиняка.
   - Погоди! - перебила я. - Из административного корпуса тогда  выходил
Фигат с каким-то другим типом. Фигат совершенно безошибочно  использовал
лошадей, которых осиротил Дерчик,  играет  он  исключительно  точно,  он
предусмотр