чувствовал себя ущемленным. Он  не
получал денег за то, что придерживал лошадей, даже ломжинская  мафия  не
желала ему платить, потому что известно было, как он ездит... Да и удачи
у него не было, вы только вспомните,  стоило  Глебовскому  посадить  его
хоть на самого распрекрасного фаворита, как тут же находился кто-то, кто
Дерчика обгонял. Если Дерчик выигрывал три раза в год,  так  можно  было
считать, что год  не  зря  пропал.  Поэтому  он  не  получал  денег,  не
выигрывал, вот и решил отомстить.  Выследил  всю  организацию  и  сделал
фотографии.  Это  он  умел.  На  них   даже   Подвальский   пойман   при
конфиденциальном разговоре с Фигатом и  с  конюшим  Репы,  все  встречи,
контакты и передачи денег. Достаточно бы одних  снимков,  чтобы  с  ними
хоть что-нибудь сделать, хотя у уголовного кодекса на такое фантазии  не
хватило. Но директор мог отобрать у них пропуска и прогнать с ипподрома.
А шантаж - штука наказуемая. Дерчик пообещал, что  снимки  распространит
по свету с комментариями, если ему не заплатят.  На  переговоры  выслали
того амбала, только вот амбал утверждает, что по телефону  Василь  велел
ему Дерчика утихомирить как следует. Он клянется и  божится,  что  этого
Дерчика только немного прижал, а  тот  со  страху  помер.  Снимки  амбал
забрал, но пленки не нашел. Это,  конечно,  никакой  не  киллер,  просто
чересчур старательный кретин.
   - А Василь что?
   - Он отрицает все телефонные звонки,  естественно.  Амбала,  дескать,
вообще не знает.
   - И про него в самом деле никто не знал?
   - Только узкий круг, потому что конспирировался он изо всех сил.  Они
даже не знали, где он живет. Все деловые  встречи  он  проводил  в  доме
своей сестры, пани Антчаковой. Туда ему привозили деньги. Наше  счастье,
что со вторым убийством он сглупил собственноручно.
   - ао втором убийстве Метя ничего не говорил...
   - Потому что второе убийство - это уже вторая сторона  Луны,  дорогая
жена, - оправдывался Метя.
   Гонората посмотрела на него с таким упреком и глубоким  негодованием,
что Я как можно скорее подхватила нить повествования.
   - Василь был настолько неглуп,  что  поддерживал  лошадиные  контакты
всесторонне, поэтому на конезаводах тоже бывал и людей знал...
   - Он ведь был референтом по экспорту лошадей, - напомнил Метя.
   - И это ему надо сказать спасибо за то, что мы продали лучших  коней?
- живо заинтересовалась Мария.
   - В том числе...
   - Говори, что дальше! Может, окажется наконец, что  с  ним  случилось
что-нибудь плохое, а то я лопну со злости!
   - Так я же и говорю! Гонсовского он знал, его дочку Монику и ее тетку
тоже. При какой-то оказии с ним столкнулся тот убитый позже Завейчик,  а
у Завейчика на бизнес всегда был хороший  нюх.  Василь  сразу  для  него
запах деньгами. Он понятия  не  имел,  чем  Василь  занимается,  и,  как
заявляет  Карчак,  решил  докопаться.  Можно   сказать,   Завейчик   его
выслеживал, вычислил всех его помощников, начиная  от  Фигата  и  кончая
всякими примитивами, и наконец расшифровал Гарцапского. Что-то он  сумел
подслушать, а что именно, никто не знает и никогда не узнает. Во  всяком
случае, Завейчик поставил два триплета на лошадей, на которых должен был
скакать Дерчик. Он только все  не  мог  понять,  кто  такой  Василь,  но
непременно хотел завязать  с  ним  непосредственные  контакты.  Наконец,
добрался  он  до  Василя,  караулил  его  у  дома  Антчаков,  Гарцапский
сообразил, что надо бы сообщить Василю, но не знал,  что  будет  дальше.
Теперь-то он мечется, на коленях клянется-божится, что верил будто бы  в
то, что Василь с Завейчиком смогут прийти к соглашению. Василь велел ему
заговорить  с  Завейчиком  и  сказать,  чтобы  тот  и  дальше  ждал   на
Аргентинской. Гарцапский считал, что Василь примет  его  в  долю  и  так
далее, о преступных намерениях якобы не имел ни малейшего понятия, упаси
Бог. Может быть,  Василь  приперся  на  Саскую  Кемпу  и  сел  в  машину
Завейчика так, что почти никто  его  не  видел.  Завейчик,  фраер,  даже
обрадовался, что так  все  складывается,  а  потом  -  убийство.  Василь
одурманил его газом,  наверняка  они  где-то  останавливались,  а  потом
привез его домой, завернувшись в одеяло Моники Гонсовской,  чтобы  нигде
никаких следов не оставлять.
   Доволок его до квартиры, сосед подумал, что Завейчик пьян, а к  тому,
который его волок, присматриваться не стал, потому что уже стало  темно.
В квартире Завейчика Василь разок хозяина  шарахнул  -  и  каюк.  Закрыл
двери и пошел спокойно прочь. Его после чуть кондрашка не хватил,  когда
оказалось, что у тетки нашелся блокнот Завейчика.
   - А откуда он узнал?
   - Тетка лично сообщала всем знакомым, потому что она не из  тех,  кто
глубоко скрывает свои чувства. Кто-то из знакомых сказал про это Василю.
Но по испорченному телефону все получилось не так,  как  было  на  самом
деле, поэтому Василь с  утречка  пораньше  примчался,  готов  был  убить
Монику, чтобы снова не оставлять следов за  собой.  То  есть  дело  было
вовсе не в Монике, он думал, что наткнется на тетку.  Наверняка  бы  ему
это удалось, если бы не тот слесарь, то есть домоуправ,  который  пришел
кран чинить.
   - Видите, после первого мокрого дела он  так  все  это  полюбил,  что
сразу начал рваться на второе, - наставительно сказал Метя.
   Гонората потребовала подробностей, я все рассказала. Мы  согласились,
что Монике Гонсовской покровительствовало Провидение, потому что слесарь
мог опоздать на минутку - и ее не было бы в живых. Гонората с  сомнением
посмотрела на свой цветущий амариллис, который был на подоконнике.
   - Совсем сдурел этот Василь, - решительно высказалась она.
   - Может быть, он нервничал так, что крыша поехала, - согласилась я. -
Может, Дерчику на самом деле полагался только мордобой, а  потом,  когда
выяснилось, что его убили, Василь впал в панику.
   - Ни во что он не  впадал,  -  энергично  возразил  Метя.  -  Правда,
самолично он мокрую работу пока не делал, но никого не пожалел.  Два-три
человека ему поперек дороги встали, так он всем отомстил. Одного  такого
ограбили неизвестные, побили при этом и потом ему сказали, что  если  он
хоть словечко кому скажет, так хуже будет, это Василь его предупреждает.
Даю вам слово, что никто не знал, кто такой Василь!
   - Завейчик его подозревал. Своим личным шифром он в блокноте  наметил
на эту роль троих. В том числе Подвальского. Из трех человек не так уж и
трудно выбрать.
   Гонората качала толовой.
   - Просто в голове не  укладывается,  что  он  так  здорово  умел  все
хранить в тайне.
   - Потому что не был дураком, - объяснил Метя. - Паразит-то он, верно,
паразит, но умственно неплохо развитый. С Малиновским, например, он  как
следует познакомился,  но  потом  Малиновский  к  Подвальскому  охладел,
просто инстинктивно, так Василь позвонил  Малиновскому  и  категорически
запретил ему говорить с Подвальским насчет лошадей. Ну так что,  как  вы
думаете, Малиновский сделал? Естественно, на следующий  день  он  просто
силком начал впихивать в Подвальского сведения про  лошадей,  не  глядя,
слушает ли тот. И ждал: попробуют ему что-нибудь сделать или  нет.  И  -
ничего! Малиновский был единственным  человеком,  который  легкомысленно
относился к Василю, другие его страшно боялись, потому что  он  применял
всякие методы, от доносов с компроматом до мордобития.
   - " Сядет он, как вы думаете?
   - Если ему пришьют Завейчика, то сядет.
   - Пришьют, - заверила я  собравшихся.  -  Я  уже  про  это  знаю.  Он
предусмотрительно завернулся в одеяло  Моники,  но  не  подозревал,  что
линяет.
   - Одеяло?
   - Не одеяло, а Василь. У него с головы волосы падали  и  остались  на
подголовнике. Я же всегда считала, что подголовники в машине - глупость!
Ручаюсь, что уж теперь-то Василь меня в этом вопросе поддержит.
   - Большой клок выпал?
   -  Нет,  если  точнее,  то  пара  волосков.  В  милиции  эти  волоски
сохранили, сравнили, пусть теперь Василь объясняет,  с  какой  стати  он
сидел за рулем в машине Завейчика.
   - Он может утверждать, что Завейчику стало плохо, а он довез  его  до
дома. И оставил живым.
   - Говорить-то он может  все,  что  угодно,  но  корысти  с  этого  не
получит. Потому что в таком случае за каким лешим  он  отвез  машину  на
Центральный вокзал? Во-вторых, нашли орудие.
   - Какое?
   - Эту палку с  шаром  на  конце.  У  него  действительно  была  такая
штука...
   С искренним удовлетворением я рассказала, как запаниковавший  Василь,
покинув дом тетки, положил орудие убийства в машину под сиденье. Видимо,
он намеревался  где-нибудь  его  спрятать,  может  быть,  выбросить,  но
погубила его собственная хитрость.  Приехал  он  к  тетке  не  на  своей
машине, а на машине зятя, Антчака, свою машину оставил возле  их  виллы,
ему не хватало  времени  на  прочие  махинации.  Он  вернулся  и  боялся
переложить палку с шаром из одной машины  в  другую,  потому  что  всюду
шатались люди. Было воскресенье, роскошная  погода,  и  все  высыпали  в
садики или на прогулки с собачками. Палка осталась у Антчака, и  там  ее
обнаружили. Отпечатков пальцев там - вагон. Не мог же  Василь  во  время
разговора с Моникой  Гонсовской  надевать  перчатки.  Блокнот  Завейчика
абсолютно задурил ему мозги, и  в  результате  Василь  сделал  рекордную
глупость. Кроме того, одеяло Моники лежало у его сестры. Предполагается,
что и одеяло он должен был уничтожить, но не успел.
   - Откуда ты все это знаешь? - спросила с интересом Мария.
   - От полиции. В порядке исключения в этом деле меня с  самого  начала
никто не подозревал, зато я получала от них бесценные сведения.  Мне  из
благодарности рассказывали всякие вещи, а  вчера  рассказали  остальное.
Самым важным оказался визит Подвальского к тетке Моники, я вовремя о нем
доложила, они нажали на газ и успели  все  сделать  как  надо.  Если  бы
только я промедлила, Василь уничтожил бы все замечательные улики.
   - И почему же ты, Метя, молчал как рыба про все  про  это?  -  горько
упрекнула  его  Гонората.  -  Ничего  не  рассказывал,   а   я   столько
наволновалась и нанервничалась!
   - Она наволновалась! - вознегодовал Метя. - Ну  ладно  уж,  теперь  я
могу вам сказать... Мне ведь тоже  в  свое  время  приставили  бритву  к
горлу. Какие-то жуткие  гориллы,  замаскированные  страшно,  велели  мне
отцепиться от Василя, потому что, каюсь, я все-таки пытался  вынюхивать.
А потом, наверное, мне просто так везло, потому что  куда  ни  сунусь  -
всюду натыкаюсь на его гешефты. И я уже сам не знал, куда  глаза  и  уши
девать, он ведь меня еще раза два через посредников  предупреждал,  а  в
последний раз, видимо, собрался меня окончательно с этого света  убрать.
Я что, должен был вам все это рассказывать, чтобы еще  и  вас  под  удар
ставить?! А кто такой Василь, я и вправду не знал и до сих пор  не  имею
понятия, в него ли я так вглядывался на том банкете!
   - В него, - подтвердила я. - Он  так  сказал  на  допросе.  С  первой
секунды он признался во всех этих лошадиных махинациях и стал  сваливать
на всех и вся вокруг. На тебя тоже.  Все,  дескать,  обо  всем  знали  и
принимали в этом участие, а ты и вовсе  принуждал  всех  к  чему-то  там
силой взгляда. Что  ты  на  него  на  том  банкете  смотрел  с  уголовно
наказуемой угрозой.
   - Свинья...
   - Да еще какая! Но убийство он отрицает, хотя ему это  все  равно  не
поможет. Он чуть не свалился  замертво,  когда  услышал  про  волосы  на
подголовнике и про палку с шаром, он даже пробовал оправдываться,  будто
Завейчик у себя дома упал и ударился головой о мебель. Дескать,  он  при
этом был, но помогать ему не стал,  потому  что  решил,  что  тот  пьян.
Несет, короче говоря, всякую ахинею и рассчитывает, что это ему поможет.
   - А конюший Репы?. - спросила Мария. - Его-то наконец выкинут?
   - Уже выкинули. Репа ожил.  Оказывается,  что  он  только  со  страху
изображал дружеские отношения с ним, а теперь с  удовольствием  на  него
жалуется. Это он достал снотворное для  лошадей  и  оказал  давление  на
ребят, а Черский его собственноручно поймал возле лошади с ведром  воды,
да еще и перед самым заездом. Без Василя конюший этот -  ноль,  ему  еще
пришьют укрывательство убийцы, ведь по всему видно, что про  Дерчика  он
знал. Зато ничего не сделают ни ломжинской мафии, ни букмекерам,  потому
что на них нету уголовного кодекса.
   - По сравнению с Василем, - торжественно сказал Метя, - всякая мафия,
даже ломжинская, и все букмекеры - это невинные детки в белых  платьицах
с оборочками! За здоровье невинных деток!
   - Совсем уже  сбрендил:  чтобы  я  да  пила  за  здоровье  ломжинских
амбалов! - возмутилась Мария. - И речи быть не может!  Вот  за  здоровье
лошадей - дело другое.
   - Давайте пить за лошадиное здоровье!  -  без  возражений  согласился
Метя. - Эти Фигаты и Гарцапские тоже какое-то время тихо  посидят.  Могу
вам сказать, что еще теперь выйдет на свет Божий. Нет на свете  тренера,
которому  бы  этот  Василь  не  напаскудил,  поэтому  теперь-то  уж  они
посвободнее вздохнут. Как вам кажется, слепые, что ли,  были  Рыбинский,
Липецкий, Червак? Не говоря уже, например, о Врублевском и  Капулясе,  у
них все эти штучки в печенках сидят! Как  они  могли  в  полицию  пойти,
когда боялись, что Василь им устроит всяческие гадости,  а  особенно  за
лошадей все дрожали. А я даже не знаю, может, и сошло бы ему все с  рук,
если бы все не взбунтовались разом. Я от Болека знаю. Они не поверили ни
в какой там несчастный случай, заорали все, что они этим  сволочам  себя
убивать не позволят - и никаких больше любезностей с их стороны.  Потом,
конечно, стали все рассказывать, только не сразу, а потихоньку.  Теперь,
Бог даст, будут рассказывать в открытую.
   - Будут, - заверила я. - Уже начали.
   - Наконец я хоть что-то  поняла,  -  сказала  Гонората.  -  Меня  еще
интересует, как полиции удалось распутать весь этот клубок,  коль  скоро
все молчали как могила. Как Метя. Сейчас, конечно,  они  заговорили,  но
пока шло расследование?
   - Да ведь ты сама слышала, что всю историю рассказали волосья Василя,
- напомнила Мария.
   - Кое-кто проговаривался,. - одновременно сказала я.
   - У них свои люди в  этой  сети  были,  -  дополнил  Метя.  -  Сперва
два-три, а потом больше. Похоже на то, что каждый негодяй в этой системе
заимел "хвост".
   - А техническая комиссия что же? - вдруг спросила Мария.
   - А в технической комиссии был один такой, - беззаботно ответил Метя.
- Он там и теперь сидит, только бояться уже перестал. Я даже  знаю,  чем
его Василь все это время стращал.  Он  клялся,  что  внучке  этого  типа
сделают что-нибудь нехорошее. Кто и чем шантажирует остальных, не  знаю,
но, по крайней мере, этот один получил свободу.
   - Один - и то лучше, чем ноль, - высказалась Гонората.  -  Ну  ладно,
теперь можно вам и десерт подать...
 
*** 
 
   - Двойка решительно выделяется, - сказала Моника Гонсовская. - И  эта
четверка  в  замечательной  форме,  исключительно  хорошо  подготовлена.
Остальные более или менее одинаковы, я  Поставлю  два-четыре,  и  ничего
больше.
   Четверка была кобылой Вонгровской. Звали  ее  Черемша.  На  ней  ехал
любитель Квятковский. До следующей ступеньки карьеры ему не хватало двух
побед, он должен рваться вперед. На двойке  Бялас.  То,  что  Голенев  -
лучшая лошадь, было всюду известно. Вряд ли можно было предполагать, что
из-за двух  убийств  у  Бяласа  сильно  изменился  характер.  Двойку  он
наверняка придержит. Обыкновенный заезд,  ему  невыгодно  выигрывать  на
гарантированном фаворите, он лучше на нем же в именном заезде  выиграет,
когда в него перестанут верить  и  он  превратится  в  фуксовую  лошадь.
Собственно говоря, мне надо было  бы  выкинуть  Бяласа  и  поставить  на
Черемшу с остальными лошадьми.
   Я все это  обдумала,  пошла  в  кассу  и  засомневалась.  Черемшой  я
начинала триплет и квинту, потому что в третьем заезде шла  тоже  лошадь
Вонгровской, Корсет, жокей Щудловский. Шансы у него были, и  Вонгровская
тоже рассчитывала на победу. Я ставила на эту комбинацию,  поэтому  меня
обеспокоила мысль, что я могу сглазить Черемшу, если на нее поставлю,  а
она не придет. Но Бялас у меня тоже был...
   Тут я рассердилась сама на себя, перестала думать вообще и  поставила
на Черемшу во всех мыслимых комбинациях, потому что вспомнила,  что  все
те лошади, которых  я  намечаю  себе  для  триплета,  обожают  приходить
вторыми. Я подумала о Вишняке, на него почти не ставили...  А  вдруг  он
решит поехать? Я поставила еще и на него с Бяласом, которого  не  должно
было быть, потом опомнилась, покрутила пальцем у виска и пошла  от  касс
наверх.
   - ..а черт его знает, кто  у  них  там  командует-правит,  -  говорил
Вальдемар.  -  Экспорт-импорт-торговля-министерство  и  даже  не   знаю,
которое...
   - И еще конезаводы, - подсказал полковник. -  Коневодство  берет  все
деньги, могло бы за них и поработать.
   - Как это - все деньги?
   - Ну, которые с бегов. Вроде как весь доход идет в конезаводы...
   - ..и ничего им не сделали. Они уже тут, тачку у  ворот  поставили  и
процветают!
   - Шутишь! Вся эта мафия? И не сели?
   - Куда там, только этот убийца сидит...
   - Да что вы такое болтаете, два-три сидят! Убийц  все-то  двое,  один
убил Дерчика, а второй - акула бизнеса, что тут всем заправлял...
   - Так уж после убийства не вылезет сухим из воды?
   - ..один такой щербатый, страшно ругался, что все жульничество,  а  я
ему говорю, что кабы он не поставил на Смуглянку, так  говорил  бы,  что
все по-честному...
   Юрек приехал и потребовал, чтобы я ему все объяснила в вопросах  этой
аферы. Я кратко пересказала ему все самые важные моменты и выразила свои
сомнения насчет Бяласа. Он поддержал меня во всем.
   - На всякий случай я на него тоже поставил, но странно  на  него  все
остальные как-то ставят. Все зависит от того, в какой кассе...
   - Дай открывалку, - потребовала Мария.
   - А мы что, обязаны пить теплое пиво? - запротестовала я. - В  буфете
холодное, из холодильника!
   - Я из холодильника не могу, у меня сразу ангина начинается. Если  бы
кастрюля под рукой была, я бы его погрела.
   - Гретое пиво - ради Бога, это  вполне  цивилизованный  напиток.  Или
горячее, или холодное. Только теплое - пакость.
   Пан Здись снова примчался с цветами.  Принес  он  их  дамам  в  честь
разгаданной тайны преступления, поскольку о  том,  что  поймали  Василя,
знал уже весь город.
   - В четвертом заезде Этюд станет сенсацией! - оповестил он нас.
   - Разве что вы с треском взорветесь, - немедленно возразил Вальдемар.
- Весь ипподром поставил на него!
   - Весь ипподром, извините-подвиньтесь, поставил на Отчаянного!
   - Вы путаете, - ласково возразил полковник, - не люди  на  Отчаянного
ставят, а ставят отчаянные люди...
   - ..а эту Кшиську обязательно пропустят, потому  что  она  -  протеже
Сарновского, - услышала я голос за  барьерчиком.  -  Она  еще  до  конца
сезона старшим учеником станет...
   - Ученик Майер - это парень или девушка?  -  спросила  пани  Ада,  но
ответа не получила, потому что это было тайной для всех.
   - Опаздывают! - сказал пан Рысек. - Уже на шесть минут.
   - Ну, вот и я здесь, - сказал Метя, усаживаясь за спиной Марии.  -  Я
успел все поставить. Можно давать старт.
   Старт  дали,  словно  этого  и  ждали.   Завыл   рупор.   Лошади   на
противоположной прямой потянулись к старт-машине. Появился пан Эдя.
   - Репу уже выпустили, и сегодня, говорят, все его лошади  выигрывают!
- немедленно поделился он новостями.
   - Ну, скажи ты, как Бялас может туг проиграть? -  спросила  Мария.  -
Эта лошадь на порядок лучше.
   Минутой позже Бялас продемонстрировал нам искусство великого  класса.
Он даже не просидел на старте, но только почему-то оказался  в  сторонке
от кучи лошадей, потом стал поворачивать на  большой  дорожке,  а  затем
начал назойливо пропихиваться  через  остальных.  На  прямую  он