со всем этим делом? Объяснение напрашивается
лишь одно: тут замешан не просто знакомый, а очень близкий и дорогой  ей
человек, ради которого она готова  была  выжидать,  даже  с  риском  для
жизни, пока  он  не  выкарабкается  из  передряги.  Может  статься,  она
поставила ему срок. Может статься, он уже отошел от аферы и  она  искала
возможность сообщить о ней куда следует, потому-то ее  и  убрали.  Самое
логичное объяснение. Покрывать преступников в ее планы не  входило,  она
ведь становилась тем самым сообщницей. Наверняка ломала себе голову, как
бы половчее раскрыть преступление, оставаясь при этом в тени. Обращаться
в милицию ей оказалось не с руки, об этом она мне сама успела  сообщить.
Как и о том, что собирается скрыться, - очевидно, так  ей  было  удобнее
передать куда следует информацию. Это, кстати, подтверждало мою  догадку
о близком человеке.
   Если уж держаться последовательной линии поведения, да еще  соблюдать
порядочность, надо действовать таким образом, чтобы Алиции не в чем было
упрекнуть меня с того света,  то  есть  чтобы  небезразличная  ей  особа
осталась в стороне. Знать  бы  еще,  кто  это,  ну  да  ладно,  попробую
вычислить по ходу дела.
   На всякий случай я составила себе внушительный список всех ее друзей,
родственников и знакомых, о каких только вспомнила, а потом стала одного
за другим вычеркивать. Пытаясь влезть в ее шкуру, примерить на себя  все
ее симпатии и антипатии, я настолько увлеклась, что включила  в  кондуит
даже тетку, вот уже два месяца как почившую в бозе. Алиция  поддерживала
со своей теткой самые близкие отношения, была привязана  к  ней  больше,
чем к сестре. Даже будь эта дряхлая, полупарализованная дама  еще  жива,
надо  обладать  чересчур  изощренной  фантазией,  чтобы  вообразить   ее
пособницей наркомафии.
   После смерти тетки на попечении  Алиции  оказалась  теткина  подруга,
состоявшая с Алицией в каком-то дальнем свойстве. Эту свойственницу я на
всякий случай не вычеркнула - мало ли что, вдруг  у  нее  есть  сын  или
дочь, сбившиеся с пути праведного. Критерий отбора у  меня  был  один  -
отношение Алиции к данной особе, независимо от того, насколько она  сама
по себе подозрительна.
   В  результате  в  моем  списке  остались  наши  датские  благодетели,
подозревать которых было все  равно,  что  подозревать  самого  датского
короля. Остался  Гуннар  -  состоятельный,  респектабельный  архитектор,
человек  законопослушный  до  мозга  костей,   с   ангельским   сердцем.
Прямо-таки идеальный тип для злодея... Остался Збышек, уж точно ни в чем
не повинный, осталась сестра Алиции,  один  незнакомый  мне  мужчина,  о
котором я понаслышке знала, что Алиция  в  младые  лета  питала  к  нему
слабость, и еще трое других  ее  приятелей.  Одного  из  этой  троицы  я
вписала и оставила в списке с тяжелым сердцем и тяжелым вздохом.
   Лешек Кшижановский. Близкий,  постоянный,  верный  друг  Алиции,  наш
коллега по  профессии,  обаятельнейший  человек,  которому  и  я  горячо
симпатизировала. Алиция всегда питала к нему уважительные,  дружеские  и
Бог весть еще какие чувства. Никогда в жизни она ни  в  чем  бы  его  не
подвела. Значит, и я должна на том стоять...
   Перебирая все это в памяти, я вдруг вспомнила, что ведь Лешек ездил в
Данию! За несколько месяцев до  меня.  Перечисляя  майору  бывавших  там
соотечественников,  я  совсем  выпустила  его  из   виду   -   очевидно,
заклинилась на тех, которые жили там в мою бытность. И очень хорошо, что
забыла: пока не поговорю с ним сама, упоминать не стану.
   Дополнив список Михалом и собой, я на время отложила его  в  сторону.
Сейчас не до частного сыска, следствие и без меня раскручено  на  полную
катушку. Меня теперь больше  занимало  другое:  под  взломанной  дверной
рамой милиция обнаружила следы радиоаппаратуры; к сожалению, там же  они
и обрывались. Я-то считала, что следы эти указывают на  Копенгаген  -  у
всех тамошних таксистов я  видела  микрофоны  -  кажется,  для  связи  с
диспетчерской или с чем-то еще.
   - Они переговариваются нормальным голосом, Даже ничего не  поднося  к
губам, - объясняла я майору. -  Нас  все  время  тянуло  откликнуться  -
казалось, что они обращаются к  нам.  Кстати,  прекрасно  прослушиваются
голоса диспетчеров -  наверно,  так  же,  как  на  другом  конце  голоса
пассажиров. Видать, у них там отличные усилители.
   Майор в ответ только кивнул головой и вздохнул.  А  потом  на  всякий
случай откомандировал на нашу Хмельную целиком свой  персонал,  временно
переквалифицировав  в  коммунальных   служащих.   Под   видом   проверки
теплоснабжения они прочесали там кухни, в результате чего  в  одной  был
обнаружен  сработанный  на  славу  самогонный  аппарат,  а  в  другой  -
нелегально забитая свинья. Вот и все.
   Дьявол тоже  без  дела  не  сидел  -  воодушевленный  почерпнутой  из
словарей  информацией,  дважды  устраивал  контрольные   досмотры   всех
международных продуктовых грузов - как государственных, так и частных. В
итоге  на  железнодорожном  и  воздушном  транспорте  воцарилась  жуткая
неразбериха, а в одной банке с  домашним  свекольником  была  обнаружена
парочка браслетов червонного золота.
   Маляра удалось отыскать в течение двух дней, о чем  Дьявол  сразу  же
поставил меня в известность.
   - У этого вашего маляра, видно, много чего на совести,  -  озабоченно
хмурился он. - Строит из себя идиота. Ничего не знает, ничего не помнит,
понятия не имеет, кто такая Алиция, и, по-моему, вот-вот заявит,  что  в
жизни не держал в руках кисти.
   - Может, это не тот маляр? Как его зовут?
   - Барцишевский.
   - Шутишь? - изумилась я. - Антоний?
   - Он самый.
   - Так  я  его  знаю  как  облупленного!  Два  года  с  ним  работала.
Исключено, Барцишевский - мастер экстра-класса, всякие махинации ему  ни
к чему. Будь спокоен, честным трудом он зашибает столько, сколько нам  с
тобой и не снилось. Хочешь, я сама с ним поговорю?
   " Подумав, Дьявол  с  большим  энтузиазмом  принял  мое  предложение,
попросил только подождать, пока он не переговорит с майором.
   Работая в свое время на стройке,  я  сохранила  хорошие  отношения  с
мастерами - из тех, которых доводилось хоть иногда  видеть  трезвыми.  В
том числе и с Барцишевским, так что мы с ним  при  встрече  сразу  нашли
общий язык.
   Всесторонне обсудив основополагающие проблемы ремонта, мы  перешли  к
частностям - я поплакалась, что не  могу  выйти  на  приличного  маляра,
получила очень кстати адресок сантехника и наконец перевела разговор  на
Алицию.
   - А тот столяр, что работал с вами у пани Хансен? Она  о  нем  хорошо
отзывалась.  Подумать  только,  какая  жуткая   история!   Царствие   ей
небесное...
   - Так вы знали пани Хансен? - запричитал Барцишевский.
   - А то как же. Мы с ней дружили, я была у нее незадолго до  убийства.
Она мне и сказала, что это вы там у нее все покрасили.
   Барцишевский сразу же сник.
   - Господи, пани инженерша, чего мне это стоило! Век  себе  не  прощу,
что ввязался!
   - А в чем дело?
   - Понимаете, не заладилась работа, хоть тресни. А теперь еще  милиция
ко мне привязалась! Уж и не знаю, как быть, может, вы что присоветуете?
   Да мне как  раз  того  и  надобно!  Я  с  готовностью  вызвалась  его
выслушать, и расстроенный Барцишевский поведал мне любопытную историю.
   Не успел  он  приступить  к  ремонту,  как  его  подручный  отказался
работать. У всякого  уважающего  себя  маляра  есть  свой  подручный,  у
Барцишевского тоже имелся, и вот этот его подручный вдруг заявляет,  что
ему надо срочно ехать к семье. Удар был  ниже  пояса  -  попробуй  найти
замену в разгар ремонтного сезона. И когда напарник сказал, что один его
товарищ согласен его подменить, Барцишевский согласился с радостью.
   - Меня, правда, немного удивил этот товарищ - и годами посолидней,  и
вообще моему Владеку не чета,  но  потом  оказалось,  что  в  работе  он
неплох, ну я и решил не привередничать. Даже не  знаю,  как  его  звали.
Владек говорил, да я запамятовал. Кажись, упоминал еще, что  он  студент
или вроде того, словом, учится и хочет заработать себе на каникулы.
   А вскоре заболел столяр, которого Барцишевский  в  случае  надобности
приглашал себе на подмогу. Бригада распадалась на глазах. Правда,  новый
напарник привел с собой другого столяра, но Барцишевский, можно сказать,
так ни разу его толком и не видел - на него свалилась еще одна напасть.
   - Едва заявился столяр, как позвонила жена - пожар, горим! Что делать
- пани Хансен нет дома, в квартире только баба, которая приходит  к  ней
убирать, да и та вдрызг пьяная.
   Это правда, уборщица Алиции  страдала  приступами  хандры,  во  время
которых старалась не просыхать дня три, не меньше. Ничего  удивительного
- будь у меня восьмеро детей, небось еще не так бы хандрила.
   - Я помчался домой, а они там остались работать.  Горели  сараюхи  на
нашем дворе, вон те, взгляните, из окна  видать.  Должно  быть,  детишки
огнем баловались, а там сухое  все,  вот  и  полыхнуло,  точно  бензином
облили. Но на дом не перекинулось, довольно-таки  быстро  погасло.  Даже
пожарных не пришлось вызывать.
   Неизвестный Барцишевскому столяр оказался титаном  труда  и  за  один
день своротил всю свою часть работы. Подручный тоже вкалывал почем зря и
всего лишь раз подвел своего  работодателя,  нанеся  ему,  так  сказать,
моральный  ущерб.  Барцишевский  как-то  отлучился  в  город,  а   когда
вернулся, застал в  квартире  чужого  человека  -  это  в  отсутствие-то
хозяйки.
   -  Я  с  ним  в  дверях  столкнулся,  он  уже  выходил.   Мне   такое
самоуправство не понравилось, и я сказал этому  молокососу  пару  теплых
слов - вы ж понимаете, пани Хансен оставляет на  меня  квартиру  как  на
своего человека. Зачем же чужих впускать? Потом еще отвечать придется.
   Помощник  оправдывался,  дескать,  тот  заходил  всего  на  минуту  -
спросить, когда можно застать хозяйку. Помощник ему и открыл-то,  решив,
что это вернулся Барцишевский. Вроде бы ничего такого не стряслось, но у
Барцишевского  остался  неприятный   осадок   -   получилось,   что   он
злоупотребил доверием Алиции. А тут еще нагрянула  повестка  от  майора,
расспросы вокруг да около - вот он и набрал в рот воды.
   - Скажите, пани инженерша, что мне делать? - в страхе вопрошал он.  -
Я человек честный, в жизни по судам не ходил, а тут такая  напасть.  Чем
черт не шутит, вдруг он что-нибудь стащил, а повесят на меня? И это  еще
не все, под конец случилось самое неприятное...
   Он заколебался, задумчиво  уставился  в  широкий  зев  телевизора,  к
счастью выключенного, потом махнул рукой.
   - Ладно, скажу уж, а то не видать мне покоя. Когда  мы  управились  с
ремонтом, этот помощник и говорит: "Никаких денег мне не надо.  Ты  меня
знать не знаешь, меня тут не было. А если что припомнишь, тебе каюк".  И
ушел, так и не взяв денег. Ну как поступить? У меня жена, дети...
   - Да, плохи дела, - брякнула я с ходу. - Надо поразмыслить. А как  он
выглядел?
   - Обыкновенно. С виду приличный, на студента  похож.  Высокий  такой,
молодой. Лет на двадцать пять. Весь из себя черный, загорелый  то  есть.
Какие волосы - не знаю, шапку он не снимал.
   Вот уж невезенье! Никакого толку от этого запуганного  Барцишевского!
Мало того, случись с ним что - будет на моей совести.
   - А как выглядел тот, с которым вы столкнулись в дверях?
   -  Неприятный  тип.  Элегантный,  костюм  на  нем  хороший,   а   вот
физиономией не вышел. Нос уже издали в глаза бросается.
   Человек с перебитым носом! Ну что ж, этого следовало  ожидать.  Ловко
же они управились с установкой аппаратуры! Видать, им позарез надо  было
заполучить от Алиции нужные сведения. Оно и понятно,  пять  миллионов  -
это вам не фунт изюму!
   - Знаете  что,  пан  Антоний,  -  посоветовала  я  наконец,  -  лучше
расскажите все как есть. Понимаете, вы для  них  опасны,  пока  молчите,
сейчас они и вправду могут с вами что-нибудь учинить. Но стоит  вам  все
рассказать, как нужда в этом отпадет, а мстить они  поостерегутся,  чтоб
не наследить... У них ведь тоже голова варит.
   - Дело говорите, пани инженерша, -  утешился  Барцишевский.  -  А  на
всякий случай буду начеку, береженого Бог бережет. Ох уж намылю я  холку
своему Владеку, пусть только вернется. И где  он  себе  откопал  эдакого
товарища?
   Точно такой же вопрос, разве что погрубее сформулированный,  задал  и
Дьявол, когда я доложила ему о своей встрече с Барцишевским. Но  пока  я
добиралась домой с другого конца города, у меня было время еще  раз  все
обдумать.
   -  Не  совершайте  излюбленной  ошибки  всех  полицейских   во   всех
детективных романах, - предостерегла  я  Дьявола.  -  Не  оставляйте  на
произвол судьбы самого ценного свидетеля, иначе назавтра вы найдете  его
в состоянии, когда  он  вам  уже  ничего  не  засвидетельствует.  Только
Барцишевский может опознать своего подручного и этого, как его -  Петера
Ольсена. Позаботьтесь о Барцишевском уже сегодня вечером.
   Дьявол, как ни странно, на сей раз  прислушался  к  моему  совету,  и
вскоре  Барцишевского  доставили  в  милицейское  управление   живым   и
невредимым, правда не в наилучшем настроении.
   Был допрошен и настоящий его подельник, тот  самый  Владек,  которому
Барцишевский обязался намылить холку, но подельник клялся и божился, что
своего "товарища" знать не знает. За рекомендацию и отъезд из Варшавы  в
разгар сезона он  получил  две  тысячи  отступного.  Словесное  описание
ничего не дало - мало ли в городе молодых, высоких и загорелых.
   Петер Ольсен отбыл вместе со своим носом в Копенгаген, выяснить о нем
почти ничего не удалось - кроме того, что он, скорей всего, знал  Алицию
и приходил к ней. Но нельзя же считать преступлением визит к даме.
   Дипломатично, со всеми предосторожностями,  щадя  свои  немногие  еще
уцелевшие в голове клепки, я  попыталась  разузнать  о  пропавшем  теле.
Отвечали мне неохотно  и,  боюсь,  лишь  бы  что-то  ответить.  Активные
действия майора принесли только  один  результат:  сокрушенную  исповедь
ночного сторожа, дежурившего в прозекторской в день после  убийства.  Он
получил от совершенно ему  незнакомого  субъекта  бутылку  "Охотничьей",
сопровождаемую  просьбой  выпить  за   здоровье   покойников.   Мецената
почему-то волновало здоровье только покойников, которых доставили в морг
именно в тот день. Сторож оказался человеком душевным и просьбу  уважил,
а потом его не могли добудиться и  через  сутки.  Оставшимся  в  бутылке
напитком, как выяснилось, запросто можно было спасти от бессонницы  весь
персонал Института судебной медицины.
   А еще до меня дошли сведения, что Гуннар все-таки приезжал в Варшаву,
и майор даже пытался увязать два этих события, но ничего не  получилось.
Описание его внешности ни в чем не совпадало с дарителем "Охотничьей", а
к тому же Гуннар, как ни странно,  вообще  проявил  минимум  интереса  к
трагедии, случившейся с его невестой. Гораздо больше внимания он  уделил
ее машине, стоявшей в платном гараже.  Сразу  же  по  приезде,  то  бишь
спустя два дня после убийства, пользуясь доверенностью,  которую  Алиция
оформила на него еще несколько месяцев назад, он забрал машину и  вскоре
- на ней же - укатил из Польши. Ни с кем не разговаривал, ни  с  кем  не
встречался, сидел безвылазно в своем отеле - не считая  двух  визитов  к
сестре Алиции, с которой вел светские беседы о погоде.  Можно  подумать,
что  он  приезжал  лишь  ради  машины,  желая  избавить  наследников  от
связанных с нею хлопот. Это было настолько не похоже на Гуннара,  что  я
не знала, что и подумать.
   Потеряв голову от злости, майор готов был заподозрить  весь  персонал
прозекторской, допрашивал каждого, кто попадался  под  руку,  перевернул
вверх дном морги всех варшавских больниц и кладбищ, взял под  наблюдение
квартиры всех близких и  дальних  приятелей  Алиции.  Полное  отсутствие
результатов навело его на мысль, что это художества какого-то психопата.
   - От психов всего  можно  ожидать,  -  скрепя  сердце  поддержал  его
Дьявол.
   Паспорт мне должны были выдать  со  дня  на  день.  Из  составленного
списка  я  выбрала  Лешека  Кшижановского  и  отправилась  к   нему   на
собеседование. Меня интересовала его  прошлогодняя  поездка  в  Данию  и
связанные с нею странные  слухи.  Хотелось  кое-что  уточнить.  С  одной
стороны, если он замешан в афере, нужно его предупредить -  такова  воля
Алиции. С другой стороны - не могу же я раскрывать  тайну  следствия,  а
тем более предостерегать преступников. Имелась  еще  и  третья  сторона:
почему-то  я  в  нем  не  сомневалась,  хотя  по  всему  выходило,   что
сомневаться следует.
   - Пан Лешек, пожалуйста, быстро решайте.
   Если у вас есть что-то на совести, то мне лучше сейчас  же  уйти,  не
вступая с вами ни в какие разговоры. Итак?..
   Вместо ответа Лешек пригласил меня зайти и угостил кофе. Я сочла свой
долг честно исполненным и не заставила себя упрашивать.
   Последний свой рейс в Данию он вспоминал без  особого  воодушевления,
но и без подозрительной опаски. Он ходил капитаном  яхты  с  экипажем  в
одиннадцать человек. Из этих одиннадцати вернулись только десять -  один
на обратном пути утонул, каким-то таинственным образом  выпал  за  борт.
Утонул, хотя умел плавать, выловили его уже мертвым.  У  Лешека  были  в
связи  с  этим  неприятности,  его   обвиняли   в   плохой   организации
спасательных работ,  но  при  вскрытии  у  погибшего  обнаружили  что-то
неладное с сердцем - оказалось, он умер сразу же, как  только  вывалился
за борт.
   В  довершение  всего  на  экипаж  яхты,  включая  и  капитана,   пало
подозрение  в  перевозке  контрабанды.   Лешек   из-за   этого   страшно
расстроился - под ударом оказалась его безупречная репутация, а  значит,
и его занятия парусным спортом. Хуже всего то,  что  он  и  сам  не  мог
поручиться за команду - обычно он плавал с постоянным составом, а в  тот
раз людей как на грех набрали с бору да с сосенки. Не всех он знал и  не
на всех мог положиться.
   - Значит, не исключено, что какой-то  придурок  и  впрямь  что-нибудь
прихватил с собой, - задумчиво предположила я. - Как вы  считаете,  смог
бы он проделать это тайком от вас?
   Лешек тоже задумался.
   - Скорее всего, да. При отплытии  мы  даже  не  проходили  таможенный
досмотр, меня там знают не один год. Обзавелся в порту друзьями, они мне
доверяют, я ведь не для гешефтов плаваю, но тогда надежных людей со мной
было раз-два и обчелся, так что чем черт не шутит... Следить я  за  ними
не следил, в мыслях ничего такого не держал.
   - Словом, они могли что-нибудь загрузить?
   -  Могли  даже  слона.  Хотя  нет,  для  слона  там   тесновато.   Но
возможностей имели более чем  достаточно,  накануне  состоялись  пробные
заплывы, а я не во всех участвовал. Яхта могла взять груз где угодно, да
хотя бы с понтона, с рыбацкой лодки. Риск, конечно, большой,  но  всегда
больше для капитана, чем для команды. Есть, правда, одна загвоздка...
   - Какая?
   -  Товар  должен  быть  штучным,   мелкой   расфасовки,   разве   что
контрабандой занималась вся команда, исключая, само собой, меня. Никогда
на яхте не оставался кто-то в единственном числе, всегда  там  крутилось
несколько человек. За исключением одного вечера,  когда  мы  все  скопом
нагрянули в Хумлебек.
   Я слышала об этом визите  вежливости  от  Алиции.  Команда  в  полном
составе гостила у наших  благодетелей  в  их  летней  резиденции.  Я  на
секунду представила себе  это  зрелище,  живописное,  как  с  рекламного
туристического проспекта. Уютная терраска, зеленый, обсаженный деревьями
откос, внизу в лунных бликах море, а  вдали  на  горизонте  -  мерцающая
огнями панорама Швеции. У меня невольно вырвался завистливый вздох.
   - А вы туда прямо на яхте приплыли?
   - В том-то и суть, что нет, - взяли такси. Точнее, микроавтобус,  как
раз на десятерых. Я поехал вместе со всеми, а один  человек  остался  на
ях