глаз.  Установили   за   ним
попеременное  наблюдение,  но  пока  безрезультатно  -  лысый  недомерок
поставил на вифайф и пять  очередных  заездов  вообще  пропустил.  После
шестого, выяснив, что вифайф он проиграл, недомерок  двинул  к  кассе  -
должно быть, решил отыграться  на  парных  одинарах.  И  сделал  это,  к
сожалению, в последнюю минуту, когда мы уже отчаялись и сыграли на  свой
страх и риск.
   - Черт бы его побрал, - раздраженно пожаловалась я Михалу. - Поставил
уже после меня. Но как-то странно, может, нам тоже так сыграть?
   - А у тебя  есть  лишние  деньги?  -  съехидничал  Михал.  -  На  что
поставил?
   - На  единицу,  двойку  и  одиннадцать  -  в  комбинации,  а  еще  на
тридцатку. Михал пожал плечами.
   - Только единица еще подает  кой-какие  надежды,  Решил  рискнуть  на
аутсайдерах. Подожди, увидим.
   Ждали мы недолго. Пришли одиннадцать -  один,  и  лысый  недомерок  в
шляпе получил свои трудовые восемьсот тридцать пять  крон.  А  нас  чуть
удар не хватил.
   - Я на все готов! - в беспамятстве шипел  Михал.  -  Если  он  сейчас
выложит тысячу, я тоже ставлю тысячу!
   - Опомнись, у нас на двоих столько не наберется!
   Михал скользнул по мне невменяемым  взглядом  и  кинулся  разыскивать
лысого недомерка. Я понеслась его догонять, потому как  лысый  недомерок
стоял за зданием, а Михал разогнался прямо  в  противоположную  сторону.
Дико нервничая, мы  топтались  за  углом,  выжидая,  пока  недомерок  не
втолкует что-то субъекту с примечательным носом и не двинет свои стопы к
кассе. Как только он их двинул, Михал шмыгнул следом.
   - На что лысый сыграл? - нетерпеливо вцепилась я в Михала, когда  тот
вернулся.
   - На парный одинар. Четырнадцать - один. Я ушам своим не поверила.
   - И ты тоже?
   - Ну да!
   - С ума сошел! Ведь участников всего тринадцать!
   Михал взглянул на меня так, словно только что очнулся от  гипноза,  и
лихорадочно стал искать по карманам жетон. Посмотрел на него,  потом  на
табло, где аршинными цифрами светилось всего тринадцать номеров, а потом
снова на меня, уже с ужасом.
   - Этот твой недомерок с ума сошел!
   - Кто-то из вас уж точно! Господи, выходят на старт! Беги, поставь на
что-нибудь нормальное! Ведь последний розыгрыш!
   Подталкивая друг друга, мы стремглав бросились к кассе. Михал  назвал
первые попавшиеся номера, я сгребла картонки в сумку вместе с  идиотским
купоном на четырнадцать - один. Не успели мы так-сяк прийти в себя,  как
лошади, сделав два круга, вышли на финишную прямую.
   - Семь - четыре! У нас, по-моему, такой есть? - спросила я, в который
уже раз испытав потрясение: вдруг взять и с бухты-барахты выиграть - это
что-то новенькое!
   - Проверь, я и сам не помню. И не радуйся заранее, еще только  первый
заезд.
   - Положим, второй. Первый был с Дубль-Рексом.  И  то  хорошо,  может,
сотню дадут.
   - Неизвестно, скорей всего, полсотни. Вот  если  бы  ты  не  упустила
недомерка в первом заезде, получили бы больше.
   - Чья бы корова мычала. Зато уж ты его не упустил.
   - Прикажешь отвечать за бзики всяких лысых придурков?
   - За одного-то, волосатого, можешь? Которого каждый  день  в  зеркале
видишь!
   Вот так, ни с того ни с сего, мы с Михалом поцапались. А ведь счастье
еще, что успели поставить на фаворитов! День, можно  сказать,  окупился,
но какой это был мизер по сравнению с упущенной первой парой!
   Разозлившись на Михала, я решила в ожидании выплаты поужинать наверху
в баре. Михал сначала отказался,  потом,  когда  я  почти  управилась  с
ужином, тоже заявился, в результате  мы  еще  сидели  за  столом,  когда
объявили наш выигрыш - девяносто шесть крон.
   - Оно и лучше, не придется стоять в очереди, - сказала я.
   - Придется. Весь ипподром там выстроился.
   - Тогда не спеши так. Кто тебя гонит?
   - Поневоле давишься, когда такая змея на тебя зенки таращит.
   - Не попадалась тебе еще  змея  настоящая.  Вот  повзрослеешь  -  сам
убедишься, - наставительно изрекла я,  хоть  и  понимала,  что  подливаю
масла в огонь.
   Сошли мы  вниз  злые  и  надутые,  уже  и  вовсе  друг  с  другом  не
разговаривая Перед кассами толкались остатки очередей. Пусто было только
у одной, и я, не утруждая себя чтением таблички,  двинулась  прямиком  к
ней. Михал  сделал  какой-то  жест,  словно  хотел  что-то  сказать,  да
передумал. Поколебавшись, он потащился следом за мной.
   Я вынула из сумки купон, который у меня предусмотрительно был засунут
в кармашек, и подала кассиру. И тут случилось такое,  чему  я  при  всем
своем желании не могла поверить, хоть и случилось это не с кем-нибудь, а
со мной.
   Кассир взял купон, быстро, но внимательно осмотрел его, сунул себе  в
верхний карман  пиджака,  позыркал  по  сторонам  и  вытащил  деньги.  Я
машинально тоже огляделась вокруг, но поблизости стоял только Михал,  да
и то  демонстративно  отвернувшись.  Я  перевела  взгляд  на  кассира  и
обалдела. Мне причиталось ровно девяносто шесть крон, а тут передо  мной
высилась гора денег, исключительно пятисотенными, и всю эту кипу  кассир
с явным нетерпением подгребал ко мне.
   В голове у меня было пусто, хоть шаром  покати.  Впрочем,  не  совсем
пусто - туманным облачком всплыло  ощущение,  что  мне  подсовывают  эти
деньги, чтобы я зачем-то их рассмотрела.  Я  невольно  взяла  тяжеленную
пачку в руки, и тут кассир сделал жест, словно отгонял меня от окошка, и
при этом что-то пробормотал -  я  разобрала  только  "квик",  означавшее
"быстро". Я попыталась запротестовать - зачем же мне  отходить,  да  еще
быстро, да еще с чужими деньгами, в ответ он тоже запротестовал - тихо и
злобно В этот момент ко мне подошел  Михал  -  спиной,  что  ли,  почуял
неладное. Лицо кассира перекосилось, он  молниеносно  опустил  стекло  и
выскочил за дверь, а я осталась стоять с чудовищной  суммой  в  руках  и
чудовищной пустотой в голове - Что все  это  значит?  -  спросил  Михал,
изумленно глядя то на меня, то на лелеемое мною в ладошках богатство.
   - Не знаю, - ответила  я,  не  меньше  его  изумленная.  -  Всучил  и
скрылся.
   Мы тупо смотрели друг на друга.
   - Интересно, сколько  тут?  -  подал  наконец  голос  Михал  и  вдруг
опомнился. - Господи Иисусе, он что, обмишурился?!
   - Похоже на то, ох, надо же вернуть! Вот олух, ведь  платил  всего-то
за парный, таких выплат еще свет не видывал!
   - Спрячь, - решительно приказал Михал. - Ни за  какой  парный  он  не
платил. И мотаем отсюда сию же  секунду,  потом  я  тебе  объясню.  Дело
нечисто. Давай, руки в ноги и смываемся, нас тут не было!
   Публика почти разошлась, и мы  без  труда  нашли  такси.  Не  хватало
только возвращаться через темный  лес  пешедралом  -  с  такой-то  кучей
денег! От Остерпорта мы тоже ехали на такси, и пока не  очутились  дома,
ни разу рта не раскрыли. Покорно и все еще в каком-то отупении  ждала  я
от Михала обещанных объяснений.
   - Прими к сведению, - сказал он, когда мы уже вошли в мои апартаменты
и закрыли дверь, что тебя понесло получать за  парный  одинар  к  кассе,
которая оплачивает исключительно вифайфы.
   - Как это?
   - Да вот так. Надпись на ней аршинными буквами, и у окошечка, как  ты
сама наверняка заметила, пусто.
   - Потому-то я туда и пошла!
   - И что ты ему показала?
   - Купон на пару с последнего заезда. Не спутал же он парный одинар  с
вифайфом, купоны небось совсем разные!..
   Тут меня кольнуло что-то вроде предчувствия, я схватилась за сумку  и
заглянула в нее. В  отдельном  кармашке  торчал  последний,  выигравший,
купон: семь - четыре. Не говоря Ни слова, я протянула его Михалу, и  мы,
онемев, уставились друг на друга.
   - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил он меня наконец.
   - Так что я ему дала? - пробормотала я,  чувствуя,  что  отупела  ухе
сверх всякой меры.
   - А что ты ему вообще могла дать?
   - Ну  не  паспорт  же!  Что-то  от  последнего  заезда,  остальное  я
выкинула, разозлившись на этого  недомерка.  Вспомни,  какие  номера  ты
называл тогда кассиру. Давай сверим, чего не хватает!
   Михал поднапряг память,  потом  мы  сверили.  Не  хватало  квитка  на
идиотскую комбинацию четырнадцать - один.
   -  Какая-то  липа,  -  сказал  Михал.  -  Ясно  только,  что   кассир
обмишурился. По-моему, тут явное жульничество, не зря же при  виде  меня
он так струхнул. Наверняка принял за переодетого легаша.
   - А при чем здесь лысый недомерок в  шляпе?  Почему  он  поставил  на
четырнадцать - один? Шифр у них такой?
   - Бес  их  знает.  Сколько  там  в  пачке?  Мы  сосчитали  загадочные
банкноты, оказалась очень даже  приличная  сумма,  тридцать  пять  тысяч
крон. Слишком много, чтобы оставить себе.
   - Если тут какая-то уголовщина, а он  дал  промашку,  то  его  сейчас
кореши по головке гладят, - предположил Михал. - Надо вернуть хотя бы из
соображений гуманности. С другой стороны, пусть бы  уж  лучше  нечестные
деньги послужили честным людям. По-моему, так даже справедливей.
   - Конечно, справедливей, о чем  речь.  Любой  здравомыслящий  человек
оставил бы себе и  не  высовывался.  Но  я  сильно  сомневаюсь  в  нашем
здравомыслии,  оно  у  нас  в  эмбриональном  состоянии.  Впрочем,   еще
неизвестно,  как  он  отнесется  к  нашему  благородству,  вдруг  станет
открещиваться - знать, мол, ничего не знаю.
   -  Откровенно  говоря,  я  очень  на  это  надеюсь.   Как-то   глупо,
понимаешь... Не пожалеть  бы  потом.  Так  или  иначе,  если  там  будут
сшиваться легавые, я на пушечный выстрел туда  не  подойду.  С  полицией
связываться не собираюсь.
   - Уголовщиной тут явно попахивает, - сказала  Я,  припомнив  недавнюю
умопомрачительную сцену.  -  Он  эти  деньги  вытащил  откуда-то  из-под
кассового  стола.  И  подгонял  меня,  чтобы  я  побыстрей  забирала   и
сматывалась.
   - А какая роль во всем этом лысого недомерка в шляпе?
   - Вот-вот! Ты его не заметил у кассы?
   - Нет, он куда-то пропал еще перед заездом.  Может,  тебе  к  нему  в
салон заглянуть?
   - Ну да, сейчас побегу.  Дурак  он,  что  ли,  признаваться,  если  и
вправду замешан? А я, значит, еще дурее  -  признаюсь,  что  мне  о  его
художествах известно? Блестящая мысль!
   - Не нравится мне тот тип, с которым он трепался. За одну только рожу
я б ему влепил пожизненный срок.
   - Нет возражений. Мне он тоже не глянулся, случалось видеть профили и
покрасивее. А все-таки - в чем тут, по-твоему, дело?
   - Может,  жульничают  на  бегах,  -  подумав,  предположил  Михал.  -
Какие-то махинации с этим беспардонным налогом на сборы.
   - Исключено! Чтоб датчане?..
   - Смотря о каких суммах речь. Если свыше  ста  тысяч  -  это  уже  не
жульничество, а бизнес. Я бы не удивился, ведь такой налог  -  форменная
обдираловка. По  ошибке  они  выплатили  навар  не  сообщникам,  а  нам.
Впрочем, не знаю. Остается только гадать.
   - Ну хорошо, а как быть с настоящим купоном, семь - четыре?
   - Можно получить по нему в среду, но мне как-то боязно.
   - Мне тоже боязно, но потерять и то и другое - это уж слишком.  Ладно
уж тридцать пять тысяч, они  нам  с  неба  свалились,  но  свои  кровные
девяносто шесть крон?.. Никогда!
   Мы сидели, погруженные в свои думы, а между нами лежала  куча  денег.
Можно было, конечно, принять их как дар свыше,  но,  увы,  по  Виду  они
ничем не  напоминали  манну  небесную.  Беспризорных  денег  не  бывает,
беспризорными бывают только  собаки.  Кому-то  они  принадлежат,  кто-то
глупо попал впросак, передав их нам, а теперь обнаружил, что дал маху, и
локти себе кусает. А уж преступник он или нет - не нам решать.  Деваться
некуда, надо вернуть.
   Не знаю,  что  там  думал  Михал,  а  я  вдруг  глазами  души  узрела
экзотическую картину. Стада черных лакированных крокодилов клубились  на
берегу Нила, которого я, правда, в жизни не видела, но легко могла  себе
представить.  Черные  твари  выползали   из   воды,   брали   в   кольцо
темно-зеленый "воль-во-144", били хвостами по бамперам. И зеленый кузов,
и лакированные шкуры ослепительно лоснились. Я очнулась  от  своих  грез
лишь тогда, когда одна из тварей влезла в  машину  и  взгромоздилась  за
руль. Очнулась в самый раз, еще секунда - и машина бы тронулась...
   - Надо вернуть, - сокрушенно промямлила я.
   - Надо, - подтвердил Михал с горестным вздохом. Наверно, он сейчас  с
трудом заставил себя спуститься с вершины Монблана, а то и  с  Гималаев.
Сколько я его помню, он всегда страдал чем-то вроде высокогорной мании.
   В среду мы с тяжелым сердцем и тридцатью пятью тысячами крон, красиво
упакованными  в  оберточную  бумагу,  отправились  в  Шарлоттенлунд.   С
наступлением  весны  бега  проходили  дважды  в  неделю,  так   что   до
воскресенья ждать не пришлось. В этом смысле нам повезло - еще  немного,
и нервы бы у нас сдали окончательно.
   Первым делом мы, собрав остатки решимости, стребовали  свои  законные
девяносто шесть крон. Никто нам не чинил препятствий, никто  не  обращал
на нас внимания. Потом мы направили стопы к подозрительной кассе.
   Касса не работала, того типа нигде не  было.  Мы  обошли  все  другие
окошки, заглянули во все, в какие только удалось,  помещения,  осмотрели
здание вокруг - безрезультатно.
   - Надо о нем спросить, - неуверенно предложила я. - Иди ты.
   - И не подумаю, - отрезал Михал. - Он меня принял за легавого,  сразу
спрячется. Иди сама.
   Мне было не по себе,  но  я  пошла.  На  невразумительном  английском
спросила соседнего кассира, где тот тип, который в воскресенье  сидел  с
ним рядом. Кое-как он понял. Датчане на удивление нелюбознательный народ
- предпочитают не задавать лишних вопросов. Вдобавок моя  грамматика  не
располагала к непринужденному разговору,  так  что  собеседник  даже  не
поинтересовался, зачем мне тот нужен.  Только  любезно  сказал,  что  не
знает. Видя, что от меня так просто не  отделаешься,  он  пошел  наконец
спросить у коллег,  спросил  у  одного,  другого,  тыча  пальцем  в  мою
сторону, отчего я чуть не дала деру.
   - I don't know, - сказал он, вернувшись. - Nobody does  not  know.  -
При этом лишь вежливо улыбался,  не  проявляя  никакого  подозрительного
интереса. Я поблагодарила  и  пошла  к  Михалу,  который  ждал  меня  за
колонной.
   - Исчез с концами, - сообщила я. - Никто ничего не знает.  Черти  его
взяли.
   - Может, его пришили? -  забеспокоился  Михал.  -  Как  хочешь,  долг
долгом, а объявление в газету я давать не собираюсь.
   - Успокойся, я тоже. Значит, деньги  ему  не  очень-то  нужны,  иначе
сидел бы тут сиднем и ждал нас. У датчан мания честности, ему и в голову
не могло прийти. Что мы не вернем. Раз не сидит, значит, есть причины.
   - А если он работает только по воскресеньям? По средам не  все  кассы
открыты.
   - Небось ты бы на его месте из-за такой суммы  и  в  среду  заявился.
Разве что нервы у него покрепче твоих.
   - Я бы вообще тут дневал и ночевал.
   - Подождем до воскресенья. Но спрашивать я больше не буду, боюсь.
   В воскресенье его тоже не  было,  как  сквозь  землю  провалился.  На
ипподроме царило столпотворение, все пришли  поглядеть  на  Кима  Пайна,
датскую национальную святыню. Если бы его владелец объявил, что Ким Пайн
не выйдет на дорожку, а то копыта испачкает, клянусь,  половина  публики
кинулась бы предлагать свои носовые  платки.  Последние  три  дня  мы  с
Михалом все спорили, удастся ли Киму  Пайну  взять  приз.  В  результате
вообще на него не поставили, а он финишировал первым,  да  еще  с  таким
отрывом, словно остальные топтались на месте. Динамо-машина, а не конь!
   - Идет так ровно, будто Йене Йенсен узду держит, лишь бы руки  чем-то
занять. По-моему, он еще никогда в жизни не сбоил! - сказал Михал.
   Не  сумев  разыскать  кассира,  мы  решили  помозолить  глаза  лысому
недомерку в шляпе. Посмотреть, как он на нас среагирует. А он  никак  не
среагировал, он нас не замечал. Один раз  только  спросил  у  меня,  как
дела, бросил на ходу, что у него тоже не ахти, и растворился в толпе.
   - Может, сходить в дирекцию? - неуверенно спросил Михал.
   - Ты что, белены объелся? И что ты им скажешь?
   - Не знаю.
   - То-то и оно. Даже с этим кассиром, по-моему, лучше не  объясняться.
Просто молчком сунуть деньги - и ходу.
   - Вот только сунуть бы тому, кому надо.  В  течение  двух  недель  мы
приглядывались ко всем кассирам в окошках, и  в  конце  концов  все  они
стали для нас на одно лицо. Попадись тот, наш, наверняка бы не узнали.
   - Вот парадокс, - возмущался Михал. - Человек хочет быть  честным,  а
ему не дают. Мне все это уже осточертело.
   - Мне, может, тоже, - разозлилась я. - Сколько  уже  ношусь  с  этими
деньгами! Как еще до сих пор не ограбили, как сама не потеряла  -  давно
пора забыть их в электричке. Ну ничего, я жду-жду, но уж  только  пойму,
что они наконец мои, в тот же день вдрызг все истрачу, и привет!
   - Мудрые речи, откуда что и взялось. Какой же ты срок себе  положила?
До конца сезона?
   - До следующего воскресенья. И баста!
   В следующее воскресенье я докатилась до того, что стала приставать  с
расспросами к персоналу ипподрома, но, по-моему, они ни черта не поняли.
Потом мне стукнуло в голову, что он мог сломать ногу и  лежит  теперь  в
гипсе. Мы решили переждать до снятия  гипса,  дав  ему  семь  недель  на
срастание конечности. Накинули еще на сотрясение мозга, переждали и  эту
напасть. Наконец терпение наше лопнуло и мы сошлись на том, что этот тип
- редкостный мерзавец, раз Господь наслал на него все казни египетские.
   И вот в один из воскресных вечеров мы взялись за раздел состояния,  в
результате чего каждому досталось семнадцать с половиной кусков на  нос.
А далее при пламени свечей, двух тонких и одной толстой, поклялись  друг
другу хранить молчание до гробовой доски.
   По счастливому  стечению  обстоятельств,  в  одну  из  отведенных  на
ожидание недель случился вифайф с выплатой в тринадцать с лишком  тысяч,
достаточной,  чтобы  скоропалительное  обогащение  списать  на  законный
выигрыш.
   А вскоре после этого я приобрела себе кой-чего из крокодиловой кожи и
зеленый "вольво-144".
   Я сошла с автобуса у отеля САС,  оставила  свой  чемодан  за  стойкой
регистратора, отправилась на площадь Ратуши и купила программку бегов на
послезавтра. Потом уселась с нею на лавочку  и  стала  решать,  что  мне
делать дальше.
   Был конец августа,  и  по  Копенгагену  слонялись  несметные  толпищи
туристов. Радом со мной сидела с одной стороны какая-то девица в тиковом
мини-мешке,  босая  и  с  вульгарным  перстнем  на  пальце  левой  ноги.
Бородатый парень с буйными до  плеч  локонами  принес  ей  мороженое.  С
другой стороны восседал юнец из той же  породы,  вот  только  локонов  и
прыщей у него было поболе, а борода покороче. Для меня всегда оставалось
загадкой, почему это в Дании у девушек такая потрясающе красивая кожа, а
у парней такие потрясающие прыщи. В предыдущий раз я  до  самого  своего
отъезда питала  надежду,  что  здешняя  привлекательность  слабого  пола
передастся и мне, - увы, питала тщетно.
   Я сидела и думала о том, что при таком наплыве туристов у меня нет ни
малейшего шанса найти подходящее  жилье.  Неужели  придется  платить  по
двести крон за номер в "Англетере"? Наши прежние апартаменты на  площади
Святой Анны  давно  уже  не  существовали  -  благодетели  перестраивали
верхний этаж, и я съехала оттуда еще весной.  Мое  последнее  пристанище
наверняка тоже не пустует, уже при мне на него стояла очередь.  Ситуация
безнадежная.
   Я просмотрела программку, с  огорчением  убедилась,  что  бега  нынче
проходят не в Шарлоттенлунде, а  на  Аматере,  потом  вспомнила,  что  в
Шарлоттенлунд их переносят  с  первого  сентября,  немного  утешилась  и
решила во втором забеге поставить на Кивитока. Пора бы  ему  выигрывать.
Приняв наконец хоть какое-то решение, я встала и направила стопы в офис,
где работала.
   Офис был во всех смыслах замечательный - состоял из  двух  отделений,
центрального и  филиала,  а  последний  состоял"  в