ло с моей стороны, но  я  все  же  рискну  предположить,  что
именно "Сшпенгель" погиб в автомобильной катастрофе несколько лет назад.
   Капитану я позвонила только вечером,  когда  мы  вернулись  из  кафе.
Очень надеялась, что ему сейчас не до того, чтобы  немедленно  выяснять,
откуда я звоню. Мне нужна была только одна ночь, до утра я твердо решила
прервать все связи с миром. Поскольку приятель Гжегожа, владелец  виллы,
установил в доме несколько телефонных аппаратов, Гжегож  смог  в  другой
комнате снять трубку еще до того,  как  я  позвонила  в  полицию.  -  Не
вздумай чихнуть, - попросила я, - не то раскроешь себя.
   Капитан оказался на работе, в своем  кабинете,  и  очень  обрадовался
моему звонку.
   - Наконец-то! - воскликнул он, облегченно вздохнув, словно гора с его
плеч свалилась. Может, беспокоился за меня? С него станется, хороший  он
человек.
   А капитан радостно продолжал:
   - С утра  вас  разыскиваю,  пани  Иоанна.  Должен  сознаться,  вы  не
преувеличивали,  описывая  свой  чуланчик,  скорее  даже   преуменьшили.
Похоже, мы все-таки нашли там интересные  вещи,  и  нам  требуются  ваши
разъяснения. Вы из дому звоните?
   На последний вопрос я и ответила в последнюю очередь.
   - У меня для вас много чего интересного, - сказала я. -  Та  Иоланта,
что сбежала в Канаду, прислала мне письмо.  Нет,  не  из  Канады,  перед
отлетом кинула в  почтовый  ящик.  Правда,  перечисленные  ею  в  письме
преступления носят частный характер, но это тоже неплохо. Завтра  я  вам
передам это письмо.
   - Какое завтра! - невежливо перебил капитан. - Сегодня, немедленно!
   - Нет, завтра, не горит. Ведь вы же сами сказали,  пан  капитан,  что
испытываете угрызения совести за гипсовую голову, которая меня  чуть  не
убила, так что должны для меня что-то сделать. Поэтому говорите, что  вы
там такое обнаружили в моем чулане?
   - Легче сказать, чего там не было. Например, вам  очень  дороги  были
сотни пустых бутылок устаревшего образца?
   - Нет, не очень.
   - Слава Богу, потому что мы их вынесли на помойку. Но я бы...
   - Минутку, когда-то в Министерстве внутренних дел работал человек  по
фамилии  Спшенгель,  имени  не  знаю.  Он   должен   был   погибнуть   в
автокатастрофе несколько лет назад, приблизительно в те  дни,  когда  из
Штатов в Варшаву прибыл некий  Иреней  Либаш.  У  вас  есть  возможности
проверить все данные в ваших служебных архивах, и я очень  вам  советую,
пан капитан, проверьте. Для меня ваши архивы недоступны.
   Похоже, мой совет заинтересовал капитана, поскольку он какое-то время
молчал. Потом произнес:
   - Мне бы очень хотелось увидеться с вами немедленно. Вы дома?
   - Нет.  Дома  я  буду  завтра  с  четырнадцати  часов.  И  приглашаю,
приходите в удобное для вас время. А сейчас я занимаюсь лечением ноги  и
прервать лечебный процесс не могу. Прекрасно отдаю себе отчет в том, что
пан хотел бы сказать, но ничего не поделаешь. До завтра.
   И поспешила поскорее положить трубку, потому  что  ясно  представила,
как капитан набросился на связь и электронику. Гжегож успел свою  трубку
положить раньше меня.
   - На его месте я бы задушил тебя  голыми  руками,  -  проговорил  он,
входя в гостиную. - Очень надеюсь, ты сообщишь мне, что же стало  с  той
эмвэдэшной гнидой. Надеюсь, им удастся его разыскать.
   -  Очень  на  это  надеюсь,  даже  если   та   самая   автокатастрофа
представляет служебную тайну.
   В нашем последующем разговоре на первый план  выдвинулась  Мизюня.  В
том, что место убитого Ренуся занял ее бывший возлюбленный, мы  оба  уже
не  сомневались,  очень  многое  говорило  об  этом.  Но  мог  ли   этот
возлюбленный быть Спшенгелем?
   - Надо же принять во внимание ее возраст, -  рассуждала  я  вслух,  с
глубоким удовлетворением любуясь на дождь за окном. Он полился уже после
того, как мы  вернулись  из  кафе,  и,  следовательно,  моей  голове  не
повредил. - Мизюне было в ту пору семнадцать  весен,  сколько  же  могло
быть парню? Ну, девятнадцать, от силы двадцать,  не  мог  столь  молодой
человек занимать видный пост в органах. Может, тогда он  еще  в  них  не
служил, а только собирался? И для этого ему пришлось с  ней  расстаться,
знаю, тогда от работников специальных служб требовались чистые анкеты.
   - А с Галиночкой связался, - напомнил мне Гжегож
   -  И  сделал  это  из-за  тебя,  а  не  из-за  Галиночки,  -  ядовито
предположила я. - Ты его интересовал, так что не  исключено,  он  просто
выполнял  служебное  задание,  связавшись  с  твоей  красавицей.   Очень
сомневаюсь, что представился ей своим настоящим именем и званием. Мизюня
тоже могла знать его как какого-нибудь обыкновенного студента и полюбила
как обыкновенного, а потом ей  пришлось  расстаться  с  ним.  Может,  ее
родные настояли, узнав, кто ее ухажер.
   - Не знаю, все возможно, - не очень уверенно согласился Гжегож.
   - Но согласись, он мог понравиться, - отстаивала я свою концепцию,  -
внешность вполне подходящая и манеры тоже,  ведь  только  вчера  видели,
если это, конечно, Сшпенгель. И  как  только  позволили  обстоятельства,
Мизюня вернулась к своей старой любви.
   - Значит, наши предположения остаются в силе. И я останусь при  своем
мнении, разве что узнаю, что Спшенгель жив и здоров, с Либашом не  имеет
ничего общего, а двойником Ренуся является другой человек. Надеюсь, тебе
удастся  получить  сведения  из  полицейского  досье.  А  сейчас,  скажу
откровенно, я сыт по горло Мизюней и ее  проделками,  давай-ка  займемся
собственными делами...
   На следующий день я не поехала в аэропорт, чтобы  проводить  Гжегожа,
проследить, как улетает его самолет. Того первого отлета мне хватило  на
всю оставшуюся жизнь. А кроме того, на этот раз самолет улетал не  столь
далеко, и никто не помешал бы мне,  если  я  того  захочу,  хоть  завтра
отправиться следом за ним в Париж. Не было  уже  той  безнадеги,  как  в
прежние времена, мы обеими ногами стояли в цивилизованной Европе.
   Вернувшись домой, я смогла заняться общественными обязанностями.
   Капитан Борковский позвонил у моей двери пунктуально  в  четырнадцать
ноль-ноль и набросился на письмо  Иоланты,  как  изголодавшаяся  гарпия.
Прочитал раз, прочитал  второй,  а  подчеркнутые  фломастером  фрагменты
сказали ему, что положено.
   - Надо полагать, пани уже имела возможность обдумать это послание,  -
сказал он, поднимая голову и проницательно - или с подозрением? -  глядя
на меня. -  Автокатастрофа  не  может  не  обратить  на  себя  внимание,
намерения  преступников  тоже.  Они  и  в   самом   деле   так   похожи?
Близнецы-братья?
   Мой ответ был деловым и исчерпывающим.
   - Похожие черты лица Та же форма  головы.  Одинаково  хмурили  брови.
Носы очень похожи. Борода и усы - точь-в-точь. Не знаю, как насчет формы
рта и зубов, возможно, в этом различие,  коль  скоро  теперешний  супруг
Мизюни ходит только в бороде и  усах.  Рост  одинаковый,  очень  похожие
фигуры, плечистые и худощавые, цвет волос одинаковый, насчет цвета  глаз
- не скажу, потому что не знаю. Так что принять одного за другого  можно
свободно,  вот  разве  что  если  ежедневно  видеть  близко...  Да  нет,
разобраться могла бы только мать или жена. Женщина, о которой  говорится
в письме, вышла за Ренуся лишь потому, что он так походил на ее  первого
возлюбленного.
   - А почему вы так подробно смогли  рассказать  мне  о  сходстве  этих
мужчин? Вы знали обоих?
   - Если быть точной - ни одного.
   И  я  безжалостно,  не  считаясь  со  временем  капитана,   во   всех
подробностях поведала ему и о бабах перед витриной парижского магазина с
нижним дамским бельем, и о двух мужчинах  перед  зеркалом  в  варшавском
кафе.
   Капитан все терпеливо выслушал.
   - Понятно. А откуда у вас взялся Спшенгель?
   - Из того же источника, что и  Новаковский,  -  ответила  я  и  опять
безжалостно пересказала все сплетни минувших времен.  Осчастливила,  так
сказать. Ничего, раз уж следственные органы столь ценят искренние ответы
- пожалуйста, пусть слушают искренний ответ, мне не жалко.
   - Не могла пани сразу все это рассказать?
   - Я вам что. Святой Дух?  Сразу  я  еще  ничего  не  знала.  Узнавала
постепенно, по кусочку, с помощью дедукции  и  т.п.  и  до  сих  пор  не
уверена, правильно ли все разгадала. Вам удалось найти Спшенгеля?
   - Он умер. Погиб в автомобильной катастрофе.
   - Значит, все-таки! - вырвалось у меня.
   - Выходит - все-таки, - подтвердил капитан, как-то странно  глядя  на
меня. - Никакой тайны из этого не делали, протоколы хранятся  в  архиве.
Сгорел!
   Эмоции бушевали во мне, но кое-что я еще соображала.
   - Постойте. Если человек сгорел, его  вряд  ли  удалось  опознать  по
лицу. Откуда известно, что сгорел именно Спшенгель? Знаете,  есть  такой
способ - зубы проверить...
   - Представьте себе, знаем. Если, к примеру, вообразить  -  взорвалась
та ваша гипсовая голова, взорвалась так, как и было  задумано  -  в  тот
момент, когда вы вошли в прихожую, и  у  нас  возникли  бы  трудности  с
идентификацией трупа...
   - Ох, хватит! Жуткую картину вы тут мне нарисовали, но  убедительную.
И в самом деле, вряд ли кто при таких обстоятельствах стал бы заниматься
зубами, и без того ясно, кто погиб. Если я вас правильно  поняла,  тогда
не возникло никаких сомнений - поехал куда-то на своей  машине,  сам  ее
вел, к тому же был у него какой-нибудь этакий  необычный  портсигар  или
еще что...
   - Часы.
   - Вот, пожалуйста, и никаких сообщников, разве что Новаковский...
   Капитан невежливо перебил меня.
   - В вашем чулане мы много чего нашли. Надо признать, работки  вы  нам
доставили вдоволь, четыре человека шуровали сутки...
   - Жаль мне их. Целые сутки, без перерыва?
   - Посменно. Я уже сказал, что бутылки мы повыбрасывали, то же сделали
с частью макулатуры, но все остальное осталось. Меня заинтересовали  три
вида документов.
   Меня тоже заинтересовали.
   - О, покажите! Или только устно?
   - Посмотрим. Итак, первый вид: написанный от  руки  вроде  бы  реестр
всевозможных  преступлений.  Начинается  с  подделки  денежных   знаков.
Видимо, довольно старая история, ибо говорится о фальшивых банкнотах  по
пятьсот злотых. Вслед за фальшивыми купюрами следуют, по пунктам,  кражи
автомобилей, кражи со взломом и убийства.
   - А в этот реестр не входит ли потеря почтового мешка с деньгами?
   - Как же, входит.
   - Тогда этот документ можете оставить в покое, вы  отыскали  черновик
сценария. По нему  так  и  не  был  поставлен  фильм,  мне  казалось,  я
выбросила черновик.
   - Я так и  думал,  но  на  всякий  случай  решил  проверить.  Второе:
прокурорские акты  в  жутком  состоянии,  собственно,  фрагменты,  можно
понять, что речь шла об убийстве, совершенном двумя братьями.
   - Это тоже можно выбросить. Акты  принадлежали  моему  второму  мужу,
сами видите, в каком они состоянии, потому что опрокинулся  стол,  и  на
бумаги вылились кофе, томатный сок и растительное масло,  но  потом  муж
сделал копию. Не спрашивайте, зачем я их хранила, сама  скажу:  собирала
макулатуру, чтобы в обмен на нее получить туалетную  бумагу.  Правильно,
это было еще в те,  незапамятные  времена,  вы,  наверное,  не  помните,
молоды еще.
   Капитан возразил:
   - Нет, очень хорошо помню, мама тогда за макулатуру купила чайник.
   И он почему-то вздохнул, но, спохватившись, с суровым видом продолжил
перечень.
   -  Ну  и,  в-третьих,  черная  пластиковая   обложка   папки,   очень
потрепанная. В папке ничего  не  было,  но  за  одной  из  корочек  было
спрятано вот это.
   Вынув из кармана несколько листов бумаги, капитан положил их на стол.
Это оказались анализы крови. Я подняла голову и торжествующе заявила:
   - Ну, знаете ли! Сама собой восхищаюсь, ведь я догадалась, что у него
могло это быть.
   - У кого?
   - У моего третьего, ну, скажем так - мужа. Должно быть, это те  самые
бумаги, о которых только и говорят. Значит, вот это анализ крови. А  это
что? Никак отпечаток большого пальца, лопнуть мне на этом месте! И  тоже
Сшпенгеля? И опять анализ крови, группа, подгруппа... Копия  допроса  по
делу...
   - Вот это и требуется! - обрадовался капитан. - С чего вы взяли,  что
это "копия допроса" и "по делу"?
   Действительно,  совершенно  неразборчивые  каракули  невозможно  было
расшифровать, но мне очень хорошо знакомы эти угловатые червячки.
   - Как же, сколько раз приходилось иметь дело с этими  каракулями.  Он
разработал свою собственную стенографию и пользовался ею,  меня  научил,
приходилось иногда помогать. Но теперь я уже многое  подзабыла,  если  у
вас много таких записей, придется, пан капитан, к какому-нибудь аптекарю
обратиться, они мастера расшифровывать совершенно неразборчивые рецепты.
   - Не беспокойтесь, у нас найдутся свои специалисты, но я подумал, вам
легче прочесть ваши же бумаги. Вот эта буква игрек?
   - Правильно, а вот та восьмерка с оборочками -  зет.  И  значит,  тут
написано: "Убил Фордокса". Ой, нет, извините, не  Фордокса...  никак  не
разберу, может, Фанфана?
   - Ладно, мы уточним. Так вот, из-за этого  они  и  преследовали  вас.
Думаю, что имею право сказать вам правду.  Из  досье  Спшенгеля  пропало
несколько документов, очень важных, и  они  оказались  в  вашем  чулане.
Отпечаток пальца и группа крови. Как он раздобыл эти документы, ваш  так
называемый муж?
   - А его вы спросить не можете?
   - Не только могу, но даже и спрашивал. И не только я.
   - И что?
   - А ничего. Амнезия. Потеря памяти. Правда, не сразу.  После  первого
разговора  пообещал  предоставить  нам  некоторые   чрезвычайно   важные
документы. Но не предоставил и ничего не помнит.
   Мне не было необходимости раздумывать над таким феноменом.
   - Все понятно. Пообещал, потому что думал  -  легко  найдет  в  своем
архиве эти бумаги. А оказалось - шиш, ничего в архиве не нашел. Подумал,
что оставил бумаги у меня, вот почему перерыл чулан соседа.  Откуда  ему
было знать, что мы с соседом с  самого  начала  обменялись  чуланами?  А
признаться, что у него что-то пропало - свыше  его  сил,  позор  на  все
джунгли. Нет, ни за какие сокровища не признается в потере  вещественных
доказательств, и даже если вы, пан капитан, на голову встанете, память к
нему не вернется.
   - А пани не догадывается?
   - О чем?
   - О том, откуда у него эти документы?
   - Только догадываюсь, уверенности нет. Анализ крови, к  примеру,  мог
получить от той лаборантки, которая некогда делала  его  для  Спшенгеля.
Бабу охмурить для него - раз плюнуть. Отпечаток  пальца  мог  кто-нибудь
для него свистнуть из досье Спшенгеля, возможно, в обмен за какую-нибудь
услугу, или какой хитростью достал. Да вы такие вещи должны знать  лучше
меня. У вас для этого имеются специальные отделы.
   Капитан не отреагировал, старательно собирая  со  стола  и  складывая
драгоценные бумажки. Потом, видимо, решился.
   - А, что я там буду пани лапшу на уши вешать! Получить  данные  через
наши отделы - все равно, что сквозь колючую  проволоку  продираться.  От
вас я их получу и скорее, и... в более полном объеме, не сухие  отписки,
а, так сказать, живые, яркие  образы.  Вы  не  представляете,  чего  мне
стоило получить данные  по  Либашу,  из-за  отпечатков  его  пальцев  на
служебное  преступление  пошел.  Ну,  не   совсем   преступление,   так,
нарушение...
   - Наверное, отпечатки пальцев Либаша легче было получить  из  Штатов,
там их навалом, - посочувствовала я. - Итак, даты! Когда так  называемый
Сшпенгель сгорел в автокатастрофе?
   - Пять лет назад, в июне. А что?
   - А ничего. У Либаша все еще американское гражданство?
   - Ясно. И у жены тоже. Минутку,  кажется,  уловил.  Либаш  обогатился
после получения дядюшкиного наследства... Если это был уже не  Либаш,  а
Сшпенгель... А вы,  пани  Иоанна,  случайно  не  знаете,  когда  дядюшка
скончался?
   Я была шокирована.
   - Мне это ни к чему, а вот  вы  бы  должны  знать!  Капитан  принялся
сконфуженно оправдываться:
   - Ведь это не имело никакого значения, раз мы имели дело с  настоящим
Либашем. Теперь я, разумеется, немедленно исправлю наше упущение.
   Сжалившись над полицией, я пообещала, свято веря в Гжегожа.
   - Эту дату я узнаю завтра  в  полдень.  Могу  позвонить  вам.  Так  и
думала, что стоит. А если не застану вас на месте, кому передать?
   - Что вы, буду ждать, как соловей лета. Вот что значит взаимодействие
с  общественностью!  Не  правда  ли,  у  нас  с  вами  так  хорошо  идет
сотрудничество? Полное доверие и взаимопонимание.
   - Раз уж у нас все на доверии, поясните мне, пан капитан, почему  они
меня до сих пор не убили? Согласитесь, странно это.
   Капитан серьезно покачал головой.
   - Нет, не думаю, как раз мне представляется  закономерным.  Подумайте
сами, пани Иоанна, ведь убей они  вас,  полиция  примется  за  повальный
обыск в вашей квартире, перероет все бумаги и найдет те  самые...  Этого
они боятся больше всего на свете! Так что в их интересах оставить вас  в
живых. К тому же наверняка надеются получить от вас информацию По  этому
поводу. Думаю, их план предусматривал сначала запугивание вас, а потом -
личный контакт с вами. Возможно, личный контакт оставляли напоследок, не
очень  надеясь  на  его  результат,  предварительно  намеревались   сами
поискать у вас как  следует,  вот  чем  я  объясняю  покушение  на  ваше
здоровье с помощью гипсовой головы. Вас положат в больницу, пролежите вы
там долго, и у них будет время порыться в вашей квартире и чулане. Жаль,
не получилось...
   - Вы что, пан капитан?
   - Да нет, вы меня не так поняли. Я жалею, что они не стали  рыться  в
вашем чулане, вот уж не завидую...
   - А, понятно. И в самом деле, в  квартире  могли  хоть  поселиться  и
навести порядок в моих бумагах.
   И я обвела комнату печальным взглядом. Бумаги в самом деле  заполняли
ее если не целиком, то уж наполовину  точно,  оставляя  мне  очень  мало
жилого  пространства.  Давно  следовало  разобраться  в  них,   половину
выбросить, да все как-то руки не доходили. Страшная работа! Капитан тоже
огляделся, но тактично воздержался от комментариев.
   - Думаю, об Иоланте Хмелевской они не знали, напрасно она боялась,  и
после ликвидации Елены  Выстраш  были  уверены,  что  у  вас  больше  не
найдется источников информации.
   -  "Они"!  -  недовольно  повторила  я.   -   Вы   все   употребляете
множественное число, пан капитан.  Поясните,  будьте  любезны,  кого  вы
подразумеваете под этим местоимением множественного числа? Псевдо-Ренусь
с Мизюней плюс Новаковский, так? Но насколько я понимаю,  из  них  никто
лично не принимал участия в катастрофе под Лодзью? И вряд ли кто из  них
преследовал меня по пятам по всей Европе и подбрасывал  головы.  Как  же
тогда понимать это "они"?
   - Не смешите меня! - разгневался вдруг  капитан.  -  Действует  целая
шайка, тут и боевики,  и  охранники,  и  прочие  специалисты.  У  Либаша
достаточно наемников, которые  даже  не  знают,  на  кого  работают.  Их
нанимает  Новаковский,  да,  тот  самый  Новаковский,  бывший  сотрудник
спецслужб, специалист с большим опытом.
   - Понятно. И очень логично, что именно к  нему  обратился  Сшпенгель,
тоже  бывший  специалист  в  этой  области  и  тоже  с  большим  опытом.
Интересно, что вы теперь намереваетесь предпринять?
   - Сначала подожду вашего звонка, вы помните, завтра?
   Трогательное доверие! Сердце мое  смягчилось,  возможно,  я  испытала
прилив теплых чувств к этому хорошему человеку,  потому  что  неожиданно
для себя предложила:
   - Пан капитан, дайте мне номер вашего служебного факса. Есть же у вас
хоть факс на работе?  Есть?  Очень  хорошо,  возможно,  удастся  немного
облегчить вам жизнь, раз уж вы так благородно предпочитаете меня колючей
проволоке...
   Похоже, капитан и в самом деле предпочитал меня, ибо дал номер своего
служебного факса.
 
*** 
 
   Одних переговоров с  полицией  было  мало  для  того,  чтобы  целиком
заполнить этот день, пустой день после от