пояснил свою мысль:
   - Я не только видел, что она  вытащила  из  моря,  но  даже  в  руках
держал. Сколько лет прошло, а до сих пор помню, такое нечасто увидишь.
   - А что, что именно? - жадно спросила я.
   - Янтарь. На глаз - двести пятьдесят грамм, может, двести двадцать. В
одном месте отбитый, так что на просвет видно,  что  в  середке.  Тучка,
облачко, но такое... нетипичное. Раз пани там была,  помните,  наверное,
как раз солнце светило...
   - Помню! - отозвалась я и опять словно наяву увидела ту  незабываемую
картину.
   И мальчишку вспомнила, - может, это и был Вальдемар? Нет, тому на вид
было лет четырнадцать, значит, сейчас будет  около  двадцати.  Вальдемар
старше. И яркое солнце, как же, помню!
   - Светило! - подтвердила я.
   - Ну так вот, если поглядеть на свет, облачко казалось  перламутровым
и переливалось.
   И немедленно мой Всезнающий пояснил:
   - Легкое облачко внутри янтаря обычно образуется от цветочной  пыльцы
с цветков доисторических  деревьев  или  пыльцы  с  крылышек  насекомых,
доисторических бабочек. А такое встречается очень редко.
   - Это точно. Уж на что я повытягивал этого янтаря пропасть, а  такого
не попадалось. Правда,  есть  у  меня  с  похожим  облачком,  но  совсем
маленький, как орешек. И все равно переливается!
   Присутствующие    единодушно    потребовали    предъявить     орешек,
продемонстрировать редкое  облачко.  Вальдемар  заставил  себя  просить,
проманежил нас несколько минут, отговариваясь тем, что придется рыться в
углу за шкафом, но наконец отчалился от дверного косяка и отправился  за
диковинкой От гордости он прямо весь раздулся.
   "Маленький", это он называет маленьким! Для меня был  бы  очень  даже
большим.  Размером  действительно  с   орех,   грецкий   орех,   немного
приплюснутый, по краям прозрачный, посередине матовый. Матовость и  была
облачком,  она  на  свету  переливалась,  как  опал.   Замечание   моего
Всезнающего о пыльце с крыльев бабочки уже не казалось глупым, напротив,
хотелось думать именно с  крылышек  доисторического  мотылька.  Это  так
поэтично! Ничего похожего  мне  еще  не  приходилось  видеть,  от  такой
красоты трудно было оторвать глаз.
   Попробовала представить себе нечто в этом роде,  но  побольше  раз  в
двадцать. Не вышло,  даже  мое  богатое  воображение  не  смогло  такого
нарисовать. Какая жалость, ведь я, дубина  безмозглая,  стояла  рядом  и
смотрела,  когда  та  девушка  янтарь  выловила;  что  бы  мне.  идиотке
несчастной, не подойти поближе да не вырвать такую красоту у кого-то  из
рук, полюбоваться, чтобы потом всю жизнь вспоминать? Правда, тогда я еще
с ума не сходила, лишь немного увлекалась янтарем, а много -  мужчинами,
в тот  год  конкретно  Пупсиком.  Черт  бы  побрал  мужиков,  нашла  чем
увлечься!
   - Такой янтарь никто бы не стал резать..  -  задумчиво  произнес  мой
Драгоценный.
   - Да, надо уж вовсе ума лишиться! - горячо поддержал его Вальдемар.
   А в моей голове мелькнула крамольная мысль,  которой  я,  разумеется,
делиться не стала. При всей  своей  безумной  любви  к  янтарю  я  вдруг
подумала: именно разрезать! Па тонюсенькие пластиночки, и сделать из них
ожерелье. От крупных, и в каждой дымка, до совсем крохотных  на  шее,  у
замочка. Спятить можно! Уникальное будет изделие, за такое богатая  баба
ничего бы не пожалела.
   Да что за дурацкие идеи! У меня самой скорее бы рука отсохла,  чем  я
решилась бы поднять ее на такое чудо, да и неизвестный ювелир  этого  не
сделает,  разве  что  он  не  человек,   а   бревно   бесчувственное   с
темпераментом коровы. И бревно это должно быть рекламным гением и иметь,
своего человека среди организаторов аукционов в Штатах.
   А в кухне все говорили о чуде с облачком в середке.
   - Значит, продал целиком. И использовать надо тоже целиком, ведь  это
просто музейный экземпляр.
   Ядвига напомнила:
   - И Мальборке есть музей янтаря... Папаша, вы все же приглядывайте за
Мешко, того и гляди все на себя выльет... но они там редко что покупают,
да и платят плохо. Скорее уж немцы...
   Вот и я говорю, все самое лучшее достается немцам!
   Или американцам. Очень может быть - убийца  увез  отсюда  их  янтарь,
боялся. Вы правы, по нему можно и на убийцу  выйти,  второго  такого  не
найдется.
   - Ага, так они и станут по магазинам бегать и янтарь разглядывать,  -
язвительно промолвил дедуля  и  ловко  сунул  и  раскрытый  ротик  внука
аппетитный кусок судака
   - А может, и бегают, - не согласился с тестем Вальдемар. - Или  дадут
в  газете  объявление.  У  того  янтаря,  может,  уже  десятый  владелец
сменился, по ниточке и до  клубка  доберешься.  А  владельцу  признаться
ничего не стоит, он в убийстве не замешан.
   Очень неплохо шло расследование, но я чувствовала: чего-то в  нем  не
хватает.  Исходный   пункт   -   сплющенный   янтарный   орех,   опалово
переливающийся в электрическом  свете,  а  вот  дальше...  И  я  активно
подключилась, возможно не в самый подходящий момент.
   - Погодите, дайте сказать. Не хотелось бы напрасно обвинять человека,
но я лично особое внимание обратила бы на Валтасара.  Неважно,  имя  это
или фамилия. Дело в том, что я его вспомнила. Отчетливо вспомнила. С той
поры он совсем не изменился. Тогда он стоял в толпе на  пляже  рядом  со
мной, я даже ему на ногу наступила. И у этого  Валтасара  на  лице  было
такое выражение, такое, что его в чем угодно можно подозревать! С  таким
выражением человек на все способен. Уверена - он  увидел  чудо-янтарь  и
обо всем на свете забыл, на ногу  ему  наступили  -  ноль  внимания.  Он
наверняка многое успел увидеть, больше меня, и  не  исключено  -  что-то
знает.
   - И не исключено - сам же их и передушил, - ехидно подхватил  дедуля.
- Разбежались, так он и признается!
   Мой  Драгоценный  почему-то  перестал  поучать,   молчал   и   только
внимательно слушал.
   - А мы и не рассчитываем, что признается, - огрызнулся  Вальдемар.  -
Вам, папаша, лишь бы человека осмеять.  Думаю,  Валтасар  не  признается
даже в том, что тогда на берегу был. Но если бы кто-нибудь понаблюдал за
ним...
   -  Уж  не  ты  ли  собираешься  этим  заняться?  -  сладким   голосом
поинтересовалась Ядвига.
   Мне хотелось еще кое-что сказать, но не  было  возможности,  говорили
другие. А когда возможность проглядывала, рот оказывался набитым горячим
судаком.
   - У меня времени нет,  да  есть  люди,  которым  по  службе  положено
наблюдать.
   - Но о янтаре ты бы мог сказать, - совершенно серьезно и без ехидства
заметил старик. - Ты его видел и в случае  надобности  можешь  опознать.
Пусть милиция хоть чем-то займется, хотя надо было искать сразу  же,  по
горячим следам.
   - Так ведь тогда все думали, что они со своим янтарем уехали, живые и
здоровые...
   - Неудивительно, янтарь был в цене. Эх, не умеем мы своим  богатством
распорядиться. Вот, к примеру, контрабандисты...
   Ядвига так и подхватилась.
   - Вы бы, татусь, лучше помолчали,  неужто  хотите,  чтобы  Вальдек  в
контрабандисты подался?
   - Таких глупостей сроду не говорил. Но вот пани хорошо  за  Валтасара
сказала, и я его подозреваю, и пусть  мне  до  конца  жизни  селедки  не
увидеть, если он в этом не замешан!
   Вальдемар вдруг сдался:
   - Ладно, так и быть. Смотаюсь  в  Крыницу,  скажу  там  кому  надо  о
янтаре. А пани Иоанна в случае чего подтвердит, что Валтасар тоже был на
берегу, когда убитая девушка янтарь доставала. Хотя я тогда  не  заметил
его.
   - Как он тогда смотрел!.. - опять начала я и осеклась.
   Ну и как смотрел? С жадностью,  но  никакого  особенно  разбойничьего
выражения на его лице не было. Такого, за что сразу отправляют на галеры
или на другие принудительные работы. А вдруг это просто  сообразительный
торгаш, сразу прикинувший, сколько тут можно заработать, просто  деловой
человек? Но  способен  оказаться  и  преступником.  Я  о  другом  хотела
сказать.
   И опять помешали, на этот раз  дедуля.  И  как  этот  шустрый  старик
успевает и внука  кормить,  и  то  и  дело  свои  замечания  в  разговор
вставлять? Хорошо, что  судака  едим,  а  не  леща,  ребенку  не  грозит
опасность подавиться костью.
   - Тогда он был здесь, и теперь он тоже здесь.  Сам  говоришь,  хорошо
платит и норовит у всех урвать что получше. Такой знает, что делает. Мог
сам и не убивать,  только  воспользоваться  подвернувшимся  случаем  или
другого подговорить Такой всегда вывернется, как угорь.
   - А даже если кто  и  распилил  камень,  эта  дымка...  или  как  ее,
облачко, непременно и в кусочках проявится, все  равно,  колье  это  или
кулон, - вслух рассуждала Ядвига.
   - Ну сказал же - поеду и сообщу...
   Больше я выдержать не могла, и так чуть не лопнула. Я  ведь  помнила,
как паренек передо мной издавал восхищенные возгласы, весьма  конкретные
возгласы. Почему же Вальдемар ничего не говорит?
   И я нахально вклинилась в разговор, заорав не своим голосом:
   - Ну хорошо, а золотая муха?!
   Все сразу замолчали, а Вальдемар, вздрогнув, как-то странно  взглянул
на меня.
   - Золотая муха... А откуда пани известно, что там была золотая муха?
   - Как это откуда, я же тоже там была! И все слышала.
   - Но она ее никому не показала.
   - Я и не видела. Однако  парень,  который  первым  схватил  янтарь  с
мухой, поднял его с песка, стал кричать: "Золотая муха,  золотая  муха!"
Даже заикался от восхищения, на весь  пляж  кричал.  Вы  там  были,  пан
Вальдек, невозможно, чтобы не обратили внимания. Люди стали  спрашивать,
а тот ничего толком от  волнения  и  сказать  не  может,  знай  твердит:
"Золотая муха, золотая муха", заело его, как патефонную  пластинку.  Пан
Вальдек, вы видели золотую муху?
   Долго молчал Вальдемар. а все терпеливо ждали, пока он  не  прикончит
свой кусок судака. Наконец, вздохнув, сказал:
   - Видел. Всего мгновение, но видел. Факт.
   - Ну и что это такое было?
   - Золотая муха.
   Ядвига сурово одернула мужа:
   - Не валяй дурака, отвечай, когда спрашивают. Первый  раз  слышу  про
какую-то муху. Почему ты мне никогда о ней не говорил?
   До меня дошло, что я неосторожно затронула щепетильную  тему,  однако
меня  уже  несло.  Позабыв  о  правилах  хорошего  тона,   наплевав   на
деликатность и вежливость, я настырно повторила:
   - Ну?
   Вальдемар опять вздохнул.
   - Иногда мне сдастся - я это все придумал. Или  просто  померещилось.
Но все-таки я ее  видел.  Большой  кусок,  граммов  на  двести  потянет,
обломан с грех сторон, редко такое случается.  Изнутри  светится,  вроде
как из середки свет бьет. Ладно, признаюсь, я его в руки  схватил  и  на
свет посмотрел. И в самой середине - муха, большая, чуть ли не с мотыля,
и вся золотая, то есть туловище золотое и головка, а крылышки вроде  как
черные, но золотом отсвечивают. Фантастика.
   - И целехонькая? Совсем-совсем?
   - Совсем  целая,  даже  лапки  на  месте,  будто  золотыми  полосками
поросли. И больше ничего, только одна золотая муха. Так  и  стоит  перед
глазами.
   Потрясенные, мы все молчали, стараясь представить  такую  невероятную
красоту. А Вальдемар, раз сломавшись, уже не мог удержаться.
   - Еще одна потрясающая вещь там была. Рыбка, малюсенькая, только  что
из икринки проклюнулась, икринка еще  на  ее  хвостике  висела.  Простым
глазом  видать,  никакой  лупы  не  надо.  Этот  поменьше  был,  граммов
восемьдесят, ну от силы девяносто...
 
*** 
 
   На следующий день что-то заставило меня пойти на хитрость и  отловить
Вальдемара, что я и сделала за ужином. Мой Драгоценный по-прежнему слова
не проронил, Вальдемар же старательно избегал встреч со мной. Интересно,
почему?
   Притворяться голодной не пришлось. Хотя есть не  хотелось,  однако  в
кухне оказалась свежеподжаренная корюшка, а от нее человек не откажется,
даже если уже до безобразия наелся. Ведь с нею, как с семечками -  и  не
хочешь, а оторваться не можешь.
   Вот и я, усевшись напротив Вальдемара, ухватила пальцами  рыбешку  за
поджаренный хвостик, схрумкала  и  потянулась  за  следующей,  осторожно
начиная важный разговор.
   - Пан Вальдек, а что, собственно, известно о погибших?
   - В каком смысле? - не очень охотно отозвался хозяин.
   - Ну, говорили, они не местные, сюда приехали  ненадолго,  но  откуда
приехали? Кто они? Если вы не знаете, кто может это знать?
   Не сразу ответил мне Вальдемар, поглядывая то в окно,  то  на  рыбку,
то, не с таким удовольствием, на меня.
   - Может, кто и знает, - наконец словно  через  силу  произнес  он.  -
Вроде бы какие-то дальние родственники пустили их тогда  пожить  в  свою
хибарку. Родственники должны бы знать.
   - А вы? - не отступала я.
   - Только то, что люди брешут. Ну, слышал краем уха,  в  порту  мужики
говорили, будто они из Гданьска. Он вроде бы таксист,  а  она,  болтали,
бывшая спортсменка, плаванием занималась. В  соревнованиях  участвовала,
пока руку не сломала... или ногу, точно не помню, во  всяком  случае  на
олимпиады уже не ездила.
   - Воды точно не боялась, это заметно. А дети у них были?
   - Да откуда мне знать? - опять  затянул  свое  Вальдемар,  но  я  так
непреклонно смотрела на него, так  требовательно,  что  отвел  взгляд  и
опять очень неохотно промямлил:
   - Болтали люди... Болтали, вроде бы у  них  был  ребенок,  маленький,
ведь и они совсем молодыми были. Но девочка там или  мальчик,  никто  не
знает. Хотя милиция разбиралась, могли и выяснить...
   Я тоже уставилась в окно, куда упорно смотрел хозяин,  избегая  моего
взгляда. Темнело, на улице уже ничего не разглядишь. Извлекла  из  миски
самую поджаристую  рыбешку  и  задумчиво  принялась  жевать,  заметив  в
пространство:
   - Потому как, проше пана, я вот думаю... Ну хорошо, их убили, хотя уж
чего хорошего. Однако перед  смертью  они  извлекли  из  моря  настоящее
богатство, а оно по закону должно достаться  их  наследникам,  в  первую
очередь детям. Или одному дитю, без разницы. Именно ему должны достаться
и золотая муха, и облачко, и рыбка...
   Похоже,  для  Вальдемара  мои   соображения   оказались   потрясающей
новостью.
   - Что вы говорите! А я как-то об этом и не подумал.  Ну  ясное  дело,
все должно перейти ребенку, факт. А обидеть дитя невинное, это же  какой
надо быть свиньей! Ведь мало того что убили родителей, так еще и ребенка
ограбили! Вы совершенно правы, пани Иоанна, если до чего дойдет, так все
должно достаться ребенку, хотя лично  я  очень  сомневаюсь,  чтобы  этот
ребенок когда-нибудь увидел своими глазами муху или рыбку.
   - А кто там сейчас живет? - ткнула я вилкой в кухонную стену напротив
окна.
   Вальдемар понял, что спрашиваю я не о шкафчике над мойкой.
   - Даже и не знаю. Новый дом построили, недавно. Но не рыбак, лодки  у
них нет, в море никогда не видел. Приезжают гуда разные люди,  редко,  в
отпуск, наверное, да я к ним не приглядывался,  не  до  них  мне,  своих
забот по горло. Может, жена больше знает...
 
*** 
 
   Как-то так случилось, что не довелось  мне  поговорить  с  Ядвигой  о
жильцах интересующей меня виллы. И чем закончилось тогда  расследование,
я тоже не узнала. Янтарная благодать  оборвалась  внезапно,  заштормило,
поднялись сильные волны. Весь янтарный мусор смыло с берега,  зато  море
выбросило на берег телеграфный столб. А кому  нужен  телеграфный  столб?
Никто из местных столбы не коллекционировал.
   Пребывание на косе потеряло всякий  смысл,  я  вспомнила  о  кошмарно
запущенной работе, и мы вернулись в Варшаву.
   Собранные мною почти два  килограмма  янтаря  не  давали  покоя.  Мне
страстно хотелось что-то сделать своими руками,  просто  дико  хотелось,
даже пальцы чесались. Не выдержав, и приступила  к  очистке  и  шлифовке
своих сокровищ при помощи маникюрной пилочки. К, сожалению,  потрясающих
успехов достичь не удалось. Пришел Драгоценный, глянул на результат моих
адских трудов, покачал головой, мягко пожурил за глупость и принес более
подходящие инструменты, в том  числе  и  круглую  пилку.  Они  оказались
намного эффективнее маникюрных принадлежностей.
   Мой Несравненный и  в  янтарной  области  оказался  весьма  сведущим,
только почему-то чрезвычайно неохотно делился со мной своими познаниями.
Наконец заявил - необходима специальная паста для полировки. Пока  же  я
обходилась без пасты, пользуясь методом предков. Раз они так  поступали,
могла и я. Сначала с помощью  инструментов  снимала  верхний  окисленный
слой, корку, затем отдраивала с помощью кожи,  а  уже  потом  полировала
фланелькой. Все говорили - фланелька лучшее  средство:  если  ею  тереть
янтарь ежедневно и по многу часов подряд, уже через полгода  достигаются
потрясающие результаты. У наших предков наверняка не  было  фланельки  -
откуда она у них? - зато времени хоть отбавляй; может, они  и  достигали
потрясающих результатов, у меня же опускались руки. Полгода на янтарик?!
   Так вот, мой Всезнающий сказал - без пасты не обойтись  Откуда,  черт
подери, возьму я эту пасту? Понервничала, позлилась,  даже  поплакала  и
наконец закатила благоверному скандал,  после  которого  он  принес  мне
полировочную пудру и заявил, что ее надо смешать с растительным маслом
   Теперь и моей квартире завоняло прогорклым маслом Я считала -  сойдет
и такое, наверняка у проклятых праславян настоящего оливкового  тоже  не
было Пудра почему-то рассыпалась где только можно, масло воняло,  в  ход
пошли сначала все старые перчатки - другого источника кожи под рукой  не
оказалось, а  потом  пришлось  извлечь  из  гардероба  все  завалявшиеся
фланелевые халаты и, прошу прощения,  бумазейное  исподнее.  Драгоценный
упорно проявлял скептицизм по отношению к моей деятельности, но  тем  не
менее мне удалось кое-как ошлифовать несколько янтариков.  Только  после
этого мой Избранник принес малюсенькие сверла. Вручную, все еще действуя
методами далеких предков, просверлила крошечный янтарик и преисполнилась
такой гордостью, что чуть не померла на месте, меня просто распирало  от
достигнутого успеха.
   Занимаясь адским ручным трудом, я  одновременно  изучала  специальную
литературу. Работать можно было вслепую,  глаза  оставались  свободными,
вот я их и заняла чтением. Однако ничего полезного для  себя  так  и  не
извлекла, зато возникли финансовые проблемы. Праславяне  явно  приносили
мне только вред и убытки.
   Разочаровавшись в них, я  отправилась  с  визитом  к  своей  школьной
подруге Тосе, с которой мы не встречались лет десять. Дело в том, что ее
муж  был  янтаристом-любителем.  Войдя  в  их  квартиру,   я   даже   не
догадывалась, что шагнула прямо в центр тайфуна или в трясину  жуткой  и
опасной аферы.
   Пришла с визитом, но при взгляде на  изделия  Тосиного  супруга  вмиг
забыла о всех правилах хорошего тона, наплевала на  приличные  манеры  и
алчно накинулась на янтарные шедевры. Было  на  что  накинуться,  ничего
подобного не приходилось встречать в ювелирных магазинах; неудивительно,
что рассудок мой помутился  и  я,  не  помня  себя,  спросила  Тосю,  не
согласилась бы она разойтись с мужем, чтобы  он  немедленно  женился  на
мне. Видимо, именно по этой причине  моя  давняя  и  чрезвычайно  хорошо
воспитанная школьная подруга не угостила меня даже чаем, на что я  очень
рассчитывала, и не проявила ни  малейшего  энтузиазма  в  ответ  на  мое
предложение. Муж ее тоже вроде бы не  проявил.  Немного  опомнившись,  я
взяла себя в руки, более-менее связно описала овладевшую мною страсть  к
янтарю, которой и  объясняются  мои  бестактные  предложения,  напомнила
Тосе, что ее супруга вижу второй раз в жизни, впрочем, даже и  не  вижу,
поскольку не свожу глаз с его изделий, и как ему удается  так  прекрасно
ошлифовать свой янтарь, мой и в подметки ему  не  годится.  Ведь  ручная
работа - адский труд!
   Наконец-то мы смогли поговорить как люди.
   - Почему же ручная? - уже улыбаясь, возразил Тосин  муж,  отряхиваясь
от града моих вопросов и выбирая  из  них  самые  доступные.  -  Вручную
янтарь можно полировать  всю  жизнь.  Конечно  же,  я  использую