лась  к  Альпам,
осмотрела Пиренеи и покинула Европу. Очень надеюсь, что  в  тот  момент,
когда я изучала Пиренеи, ни в глазах, ни в каком  другом  месте  у  меня
ничего же блеснуло.
   - Хватит! - решительно заявил шеф, когда я с захватывающим  интересом
принялась изучать Кордильеры. -  Теперь  ты  знаешь,  где  спрятаны  мои
деньги, ведь  так?  Я  тоже  знаю,  что  в  Европе,  так  что  перестань
придуриваться.
   Я ничего  не  ответила,  сочтя  за  лучшее  гордо  промолчать.  Карта
взвилась вверх, рама картины вернулась на свое место. Я подошла к окну.
   Какой прекрасный вид, и  какой  контраст  по  сравнению  с  тем,  что
происходит здесь!
   - Ну, хорошо, - зловеще проговорил шеф. - Попытаемся взяться за  дело
по-другому.
   Расчет у него был такой: сначала закрепить в моем сознании место, где
хранятся сокровища, а потом  выведать  его  у  меня  научными  методами.
Правда, меня давно интересовало, как выглядит детектор лжи  в  действии,
но я никогда не думала, что придется испытать его на себе. А ведь я  так
боюсь всяких электрических приборов!
   Я все-таки очень надеялась, что они не  сделают  ничего  такого,  что
могло бы повредить моему здоровью и памяти,  и  поэтому  без  возражений
позволила отвести себя в комнату, которая была похожа на все  сразу:  на
лабораторию, кабинет врача и диспетчерскую электростанции.  Все  так  же
без возражений я позволила подключить себя к каким-то  проводам  и  была
очень довольна, что все мои чувства, в том числе и боязнь выдать  тайну,
вытеснил панический страх перед электрическими приборами.
   Я сразу придумала,  как  обмануть  хитрый  аппарат.  Еще  в  процессе
подготовки к испытанию я убедила себя, что сокровища бандитов спрятаны в
гроте на Малиновской скале. Я не успела придумать лучшего места и упорно
повторяла про себя "скала Малиновская, Малиновская скала", так что  сама
почти поверила в это. Испытание заключалось в следующем: никаких ответов
от  меня  не  требовали,  а  только  называли  разные  места  и  приборы
регистрировали мою реакцию. Малиновская скала прочно сидела  во  мне.  Я
старалась представить ее себе,  в  своем  воображении  отчетливо  видела
каждый  ее  кусочек.  К  счастью,  на  свое  воображение  я  никогда  не
жаловалась и вот сейчас очень живо представляла себе плоский  камень  на
пологом склоне у входа в грот, огромные мокрые камни внутри  его,  узкие
входы в боковые коридоры, черный бесконечный нижний  коридор,  подземное
озеро. Вообще-то в самом низу пещеры я никогда не была, озера  в  натуре
не видела, но именно там  я  разместила  в  своем  воображении  ящики  с
золотом и алмазами. Правда, ящиков с золотом и алмазами мне тоже никогда
не доводилось видеть в натуре.
   Во время испытания Малиновская скала не была названа  -  очень  может
быть, что они о ней и не слышали, и электрические датчики показали,  что
на меня ничего не произвело особого впечатления. И еще они показали, что
сначала я нервничала, а потом успокоилась. Еще бы, конечно, успокоилась,
убедившись, что мне не больно и меня не бьет электрическим током.
   Мы вернулись в кабинет.
   - Боюсь, котик, ты совсем спятил, - сказала я шефу  с  укором.  -  Ты
что, не знаешь, что я смертельно боюсь электрического тока? Я  могла  от
страха потерять рассудок, не говоря уж о памяти.  Какая  тебе  от  этого
польза?
   - Я делал  расчет  на  твою  поразительную  выносливость,  -  ядовито
ответил он. - А теперь, золотце, я обращаюсь к твоему  здравому  смыслу.
Ты знаешь, где сейчас находишься?
   - Более-менее. А что?
   - Идем, я тебе что-то покажу.
   Он подвел меня к стене, состоящей  из  больших,  неплотно  пригнанных
друг к другу камней, наклонился и нажал на камень  у  самого  пола:  два
раза с левой стороны, раз с правой и опять с  левой.  Я  с  любопытством
наблюдала за ним. Он выпрямился и подождал несколько секунд.  Из  стены,
на уровне моего лица, медленно и бесшумно  выдвинулся  один  из  камней,
наполовину открывая скрытую за ним стальную дверцу, на которой  виднелся
диск с цифрами. Шеф прокрутил нуль. Камень, находящийся  ниже,  дрогнул,
выдвинулся и тоже отошел в сторону. В глубокой нише стоял сейф размерами
приблизительно метр двадцать на шестьдесят сантиметров.
   - Тут моя святая святых, - пояснил шеф. - Чтобы  открыть  сейф,  надо
набрать цифры двадцать восемь сто двадцать один. Запомнишь?
   Он набрал на диске цифры 28121, и дворца открылась. Внутри находилось
много бумаг и пачки банкнот.
   - Кажется, ты выразила пожелание получить тридцать тысяч  долларов  в
качестве возмещения за моральный ущерб, - продолжал он, повернувшись  ко
мне и опершись локтем о камень. - Здесь значительно больше.  Пожалуйста,
они будут твои при условии, что ты возьмешь их сама.
   Оставив сейф, он вдруг направился к моим вещам, оставленным в  другом
углу комнаты. Сначала заглянул в сумку.
   - Что у тебя тут? Документы, деньги, обычное бабье барахло...
   Положив мою сумку в сейф,  он  принялся  за  сетку.  Осмотрел  атлас,
словарь, целлофановый мешочек с вязаньем и  прочие  мелочи.  Видно,  ему
пришла в голову какая-то идея, так как он отложил мешочек с недовязанным
шарфом, а остальное аккуратно сложил в сейф рядом с сумкой и запер сейф.
   - Ну-ка открой, - сказал он мне.
   Я послушно выполнила приказание: набрала цифры 28121, - током меня не
ударило, и сейф открылся.
   - Видишь, как это легко? -  с  издевкой  спросил  он.  -  И  подумать
только, что тебе не хватает сущего пустяка - свободы.
   - Пока я свободна, - холодно ответила я.
   - Долго это не продлится, - зловеще заметил шеф.
   Заперев сейф и водворив на место  камни,  он  жестом  указал  мне  на
кресло. Я молчала, еще не решив, учинить ли немедленно новый  разгром  в
помещении или дать окрепнуть нараставшей во мне злости.
   - Что это? - спросил он, встряхивая целлофановый мешочек.  Я  вежливо
удовлетворила его любопытство:
   - Шарф. Из белого акрила. Мое вязанье.
   - Ах, вязанье... Очень полезное  занятие,  хорошо  укрепляет  нервную
систему. Вязанье тебе оставят...
   Помолчав, он продолжал:
   - А теперь поговорим серьезно. Слушай внимательно, что я тебе  скажу,
и знай, что слово мое твердо. Тебя не убьют. Я  прекрасно  понимаю,  что
тебе нет никакого смысла сообщать мне тайну, зная, что сразу после этого
тебя укокошат. Так вот, тебя не укокошат...
   - Не считай меня такой дурой, - прервала я. - Неужели ты думаешь, что
я тебе поверю. Что, я и в самом деле выгляжу такой идиоткой? И  все  это
ты мне только что показал для того, чтобы убедить меня, что, как  только
я тебе сообщу тайну, я выйду отсюда живая, невредимая и свободная?
   - Отнюдь, - спокойно ответил он. - Все это я показал тебе  для  того,
чтобы ты наконец поняла, что никогда отсюда не выйдешь. Ни отсюда, ни из
какого-либо другого места. Я располагаю  возможностями  обеспечить  тебе
жизнь, как в раю, ты сможешь даже общаться с людьми. Правда,  это  будут
мои люди. Ничего не поделаешь, дорогуша, в катастрофах люди теряют руку,
ногу или зрение. Ты  потеряешь  свободу.  Несчастный  случай,  только  и
всего. Вся разница заключается в том, как будет выглядеть  твоя  будущая
неволя.
   Критически оглядев меня, он продолжал:
   - Имеет смысл поспешить с решением. Тебе уже не восемнадцать.
   Некоторые процессы необратимы, например, седина...
   - Седина всегда была мне к лицу, - прервала я. - Даже красила меня.
   - Не уверен, что тебя украсит отсутствие зубов. И не перебивай меня.
   Слушай. Думаю, я понял, что ты собой представляешь. Всякое физическое
воздействие приведет к тому, что ты только ожесточишься и  замкнешься  в
своем диком упрямстве. Я дам  тебе  время  подумать.  У  тебя  есть  две
возможности:  находиться  в  заключении  в  очень  плохих   условиях   и
находиться в заключении в  очень  хороших  условиях.  Как  выглядят  эти
хорошие условия, ты приблизительно знаешь, а я могу тебя  заверить,  что
они будут превосходить все виденное тобой в жизни. Как  выглядят  плохие
условия, ты убедишься сама. И сама примешь решение. Я подожду...
   Ядовитая ирония, прозвучавшая в  последних  словах,  вызвала  во  мне
глубокое беспокойство. Что придумал этот негодяй?  Цепью  меня  прикуют,
что ли? И вообще, что за чушь он  здесь  молол,  какая  неволя?  В  наше
время, в цивилизованной стране, под носом полиции?
   Я  вдруг  почувствовала  страшную   усталость.   Пора   кончать   эту
свистопляску.
   - Слушай, хватит валять дурака. Зачем мне твои деньги? Да подавись ты
ими! Оставь меня в покое, а я тебе передам слова покойника.
   - Так говори же!
   - Как же,  держи  карман  шире.  Сначала  выпусти  меня,  дай  пожить
нормально. Месяца через три, когда ты убедишься, что я умею держать язык
за зубами, а я буду уверена, что ты окончательно оставил меня в покое, я
скажу тебе все, что ты хочешь.
   - Ты понимаешь,  что  говоришь?  Ведь  как  только  ты  окажешься  на
свободе, полиция сразу вцепится в тебя.
   - А я придумаю что-нибудь. Ну, например,  что  вы  стукнули  меня  по
голове, я у меня отшибло память. Даже фамилию свою забыла.
   - Глупости, - решительно заявил  он,  подумав.  -  Не  пойдет.  Будем
говорить откровенно: ты мне сейчас не веришь. А что изменится через  три
месяца? Почему тогда ты мне поверишь? Кто  гарантирует,  что  через  три
месяца я тебя не прикончу?
   - Не прикончишь, мой цветик, напротив, будешь оберегать мою жизнь.  Я
оставлю у нотариуса завещание. "Вскрыть после  моей  смерти".  А  в  нем
опишу все, как есть.
   - Ну и придумала! А если ты, скажем, угодишь под машину?
   - Но ведь и ты можешь угодить. Ну, ладно, я напишу: "Вскрыть в случае
моей смерти при подозрительных обстоятельствах".
   Он покачал головой:
   - Знаешь, мне легче оберегать твою жизнь,  когда  ты  находишься  под
рукой. Да и вообще мое предложение мне кажется лучше. Давай  уж  сначала
последуем ему. А если серьезно, когда же ты поймешь наконец, что у  тебя
нет выхода? Никто на свете не знает того, что знаешь ты, значит, тебя мы
не выпустим. Полиции меня не найти, личность моя им неизвестна.  В  моем
распоряжении восемнадцать фамилий и четыре подданства, никто  не  знает;
кто я и чем занимаюсь. Ты же можешь навести полицию на мой  след,  из-за
тебя в моей жизни  и  деятельности  могут  возникнуть  осложнения.  Нет,
дорогая, будет с тебя того, что я дарую тебе жизнь. Выпусти тебя - и  ты
станешь для меня постоянным дамокловым мечом.
   - Боже, какой нервный, - удивилась я. - А я-то думала, что при  твоей
работе...
   - Все! - коротко и зло бросил он вставая. -  Хватит  болтать.  Сейчас
тебя отведут в апартаменты, которые ты сможешь покинуть лишь после того,
как скажешь. Вязанье можешь взять с собой.
   - Ну, как знаешь, - холодно ответила я. - Раз хочешь  войны  -  будет
тебе война!
   - Ненормальная! Война со мной?!
   Его насмешливый голос продолжал звучать у меня  в  ушах,  когда  я  в
сопровождении двух гориллообразных служителей  спускалась  по  лестнице.
Шла я спокойно, хотя бушевавшая во мне злоба  могла  бы  смести  с  лица
земли весь этот замок. Нет, какова наглость! Ну, я ему покажу...
   Я  не  сомневалась,  что  меня  будут  держать  под  стражей.  Но  не
сомневалась я и в том, что обязательно попытаюсь бежать. А так  как  при
побеге необходима хорошая  физическая  форма,  пожалуй,  самое  разумное
сейчас - вести себя спокойно, иначе, усмиряя меня, могут  повредить  мне
ногу или другой какой ущерб нанести.
   Итак, зажав в руке целлофановый мешок, я без сопротивления продолжала
спускаться по  лестнице.  По  дороге  мне  удалось  установить,  что  мы
находимся  в  большой,  круглой   башне.   Я   старалась   не   потерять
ориентировку, хотя винтовая лестница очень  затрудняла  это.  На  всякий
случай я сосчитала количество ступенек одного пролета лестницы.
   Замок как таковой, по моим представлениям, уже давно кончился,  а  те
помещения, где мы сейчас оказались, следовало бы назвать подземельем.
   Причем  весьма  запущенным  подземельем.  Гориллы  с  трудом  открыли
какую-то дверь, я думала, что за ней будет моя  камера,  но  перед  нами
опять был коридор, а в конце его опять  лестница.  Теперь  я  уже  очень
внимательно  считала:  семнадцать  ступенек  и  еще  семнадцать,   всего
тридцать четыре. Эта лестница была полуразрушенная,  совсем  без  перил,
очень  неудобная.  Внизу  оказалась  небольшая  дворца,  вернее,  просто
каменная плита, подвешенная на громадных петлях. Прежде чем ее  открыть,
пришлось разобрать скопившуюся перед ней кучу камней и каких-то железок.
Судя до всему, последний раз эту дверь открывали лет триста назад.  Один
служитель караулил меня, а двое  других  навалились  на  дверь,  пытаясь
открыть ее. С большим трудом им  удалось  это  сделать.  Заскрежетав  по
каменному полу, дверь приоткрылась.
   Нет, добровольно я туда все-таки не вошла,  меня  втолкнули.  Оставив
мне средневековый масляный светильник, три гориллы совместными  усилиями
потянули дверь к себе. Я услышала лязг и скрежет засовов, на которые они
еще повесили замки, что было уже явным излишеством.  Даже  если  бы  эта
дверь не была заперта, я все равно не смогла бы ее открыть. И не  только
потому, что у меня не хватило бы сил, - просто не за  что  было  тянуть.
Создатель  этих  покоев  не  предусмотрел  возможности  открывать  дверь
изнутри.
 
*** 
 
   Теперь  самое  время  было  бы  проснуться,  стряхнуть  с  себя  этот
кошмарный сон. Трудно было поверить в реальность происходящего,  слишком
ужасной была эта  реальность  и  в  то  же  время  какой-то  нереальной,
фантастической,  средневековой.  Может  быть,  все-таки  это   сон   или
просто-напросто глупый розыгрыш? Неужели и в самом деле меня  собираются
держать здесь в заключении?
   - Эй, ты! - загремело вдруг у меня над головой.
   Глаза постепенно освоились с темнотой, которую не мог рассеять жалкий
светильник. Высоко подняв его, я увидела, что готические своды уходили в
высоту, заканчиваясь небольшим черным отверстием диаметром сантиметров в
двадцать пять.
   - Эй, ты! - опять раздался вой из той дыры.
   - Ну, чего? - злобно заорала я в ответ.
   - Как тебе понравились новые апартаменты?
   Я узнала голос этого мерзавца. Если  он  рассчитывает,  что  я  начну
канючить и хныкать, то ошибается!
   - Чудесное помещение! - крикнула я изо  всех  сил,  чтобы  мой  голос
дошел до него. - Люблю высокие гробы!
   Из черной дыры донесся язвительный смех:
   - Это камера приговоренных к голодной смерти. Слышишь?
   - Слышу! Очень хорошо, всегда мечтала похудеть.
   - Будешь сидеть там до тех пор, пока не надумаешь. Еду тебе дадут, не
бойся. Как надумаешь, позови меня. Приятных раздумий!
   - А пошел ты... - невежливо ответила я.
   Не было больше сил изощряться в остроумии. В ответ послышался смех, и
все стихло.
   Со светильником в руке я  попыталась  осмотреть  помещение.  Отчаяние
приглушило бушевавшую во мне ярость. Подземелье было  небольшое,  метров
пять на шесть, не правильной  формы,  с  каменными  стенами  и  каменным
полом.
   Один угол занимала куча гнилья - видимо, когда-то это было соломой; в
другом валялись кости,  может  быть  человечьи;  в  третьем  лежали  два
больших камня, на которые можно было сесть.  Я  села  на  один  из  них,
светильник поставила на другой и уставилась  на  мокрые  стоим,  пытаясь
подавить охвативший меня ужас.
   Так вот что он имел в виду, говоря, что мне придется быстро принимать
решение! И он прав. Здесь я быстро схвачу ревматизм,  заболею  цингой  и
сойду с ума. Я уже не говорю о кислородном голодании, малокровии, потере
зрения. И о колтуне. Когда  все  это  вместе  навалится  на  меня,  мне,
пожалуй, уже будет на все наплевать.
   И все-таки рассудок отказывался поверить в случившееся.  Просто  этот
негодяй хочет меня запугать. Он ждет, что я сдамся, а потом  с  издевкой
покажет мне выход из моей темницы - наверняка  самый  простой,  а  я  не
смогла его обнаружить. Нет уж, не дождется!
   Через несколько часов решимость моя весьма поубавилась. Где-то высоко
надо мной наступила глубокая ночь, нормальные люди  спали  в  нормальных
постелях, дышали нормальным воздухом.  Только  я,  как  какая-то  пария,
сидела на мокром твердом камне в отвратительной черной  яме,  вонючей  и
осклизлой, костенела от промозглой сырости, и не  было  у  меня  никаких
надежд выбраться отсюда.
   Поочередно я прошла через стадии уныния, паники,  ярости  и  впала  в
апатию. Находясь в этом последнем состоянии, я заснула, сидя на камне  и
опершись спиной о стену. Спала я недолго и  проснулась  от  холода.  Все
тело затекло. Мне казалось, что у меня  уже  начинают  выпадать  зубы  и
вылезать волосы. И еще меня тревожила мысль о крысах. Я чувствовала, что
чего-то здесь не хватает,  и  только  теперь  поняла,  чего  именно.  Ну
конечно же, крыс. Если бы они здесь  водились,  то  уже  повылезали  бы.
Почему их не видно?
   И мои мысли приняли иное направление. Я стала думать над тем, сколько
времени крысы могут обходиться без пищи, и пришла к заключению, что  они
наверняка все повымерли  еще  лет  сто  назад.  Если  мне  специально  и
подпустят парочку, это меня не испугает. Ни мышей, ни крыс я не боюсь, в
этом  отношении  я  не  типичная  женщина.  Значительно  больше  мне  не
понравилось бы наличие здесь хотя бы самой завалящей змеи.
   Часы показывали шесть. Должно быть, шесть  утра,  вряд  ли  я  смогла
проспать на этом камне почти сутки. Машинально заведя  часы,  я  сделала
несколько гимнастических  упражнений,  пытаясь  восстановить  нормальное
кровообращение и хоть немного согреться. От  одного  только  взгляда  на
воду, стекающую по стенам с тихим плеском, становилось холодно.
   Мне абсолютно нечем было заняться - совершенно  чуждое  моей  душе  и
моему складу характера состояние. Единственное  место,  где  я  была  бы
счастлива, если бы мне нечего было делать, это побережье  теплого  моря,
эти же "апартаменты" никак его не напоминали. Во всяком другом  месте  я
обязательно должна чем-нибудь  заниматься.  Боюсь,  мне  не  хватило  бы
книги, чтобы описать все глупости, которые я наделала в своей жизни лишь
из-за того, что моя активная натура упрямо требовала деятельности.
   А вот теперь я могла только сидеть на камне и бессмысленно таращиться
в темноту. Ах, да, я еще могла метаться по  камере.  Известно,  что  как
первое, так я второе занятие всячески способствуют тому, что заключенные
скорее сходят с ума. Поскольку это отнюдь не входило в мои намерения,  я
принялась интенсивно размышлять.
   Очевидно, негодяй решил продержать меня здесь дня  три,  рассчитывая,
что я смирюсь. Не на такую напал. Три дня - не вечность, за три дня вряд
ли моему здоровью будет нанесен непоправимый ущерб. Три дня я выдержу. А
пока не  мешает  заняться  чем-нибудь,  чтобы  время  шло  быстрей.  Раз
физическая работа невозможна, займемся умственной.
   Подложив под, извините, себя  целлофановый  мешочек  с  незаконченным
вязаньем (сразу стало мягче), я оперлась спиной о стену и начала  думать
о замке, в котором нахожусь. Попыталась его себе представить.  Я  хорошо
помнила дорогу в эту проклятую темницу. За ее дверью -  тридцать  четыре
ступеньки крутой лестницы, поворачивающей направо, потом коридорчик.  Он
тоже, если смотреть отсюда, сворачивал вправо. Оно и понятно, ведь башня
круглая. Высота  каждой  ступеньки,  ну,  скажем,  сантиметров  двадцать
восемь, они были жутко неудобные. Двадцать восемь умножить  на  тридцать
четыре...
   Больше девяти метров. Интересно, будет ли девять метров до  отверстия
в потолке?
   Наряду с умственным я все-таки занялась  и  физическим  трудом.  Надо
было измерить помещение - в  длину,  ширину  и  по  мере  возможности  в
высоту.
   Отмерив метр на нитке акрила (расстояние  между  вытянутыми  пальцами
моей  правой  руки  равнялось  двадцати  сантиметрам,  а,  кроме   того,
приблизительно метр составляло расстояние  от  конца  пальцев  вытянутой
руки  до  другого  плеча),  я  измерила