ыла подземный ход, - ни секунды не колеблясь, ответил патлатый.
   Шеф в бешенстве взглянул на него.
   - У тебя не все дома? Как она могла это сделать?  Там  ведь  каменные
стены, а она обыкновенная женщина, а не буровой механизм.
   - Она не обыкновенная женщина, - пояснил патлатый. - Она  невменяемая
психопатка, а такие способны на все.
   Прочесав местность вокруг замка, обнаружили  дыру,  через  которую  я
вылезла. Удалось проникнуть и в камеру, по кусочку взорвав дверь и  гору
камней.
   Шеф пошевелил мозгами и созвал прислугу, велев им определить, чего не
хватает в его гардеробе. Прислуга вылезла из кожи вон, но определила. На
мои  поиски  ринулись   полчища   людей.   Велено   было   искать   труп
неопределенного пола, одетый в джинсы, кеды и свитер,  в  темных  очках.
Кому-то удалось установить, что действительно  похожий  труп,  отдаленно
напоминающий женщину, ехал в Тур утренним  поездом.  В  Туре  официантка
вокзального ресторана вспомнила, что  нечто  подобное  сидело  утром  за
столом и завтракало. И это все.
   Никто не видел, чтобы труп уезжал из Тура, никто не  видел  его  и  в
городе. Мой метод делать покупки оправдал себя.  Итак,  я  добралась  до
Тура, и тут мой след потеряли.
 
*** 
 
   В Таормине на  каждом  шагу  попадались  группы  датских  и  шведских
туристов, но я решила быть последовательной и выбросила из головы всякую
мысль о  том,  чтобы  через  какого-нибудь  датчанина  переслать  Алиции
весточку о себе. Никаких рискованных шагов! Меня нет, и все.
   Гостиница "Минерва" стояла на  горе,  и  вожделенный  вид  с  балкона
вдохнул в меня новую жизнь. Под  балконом  росла  пальма,  к  которой  я
питала особенно нежные чувства. Дело в том, что это была первая пальма в
моей жизни. Когда я несколько лет назад первый раз приехала в  Таормину,
то сразу же в первый вечер пробралась к пальме и, убедившись,  что  меня
никто не видит, пощупала ее - настоящая ли она.
   Интенсивные  усилия,  направленные  на  регенерацию,  дали  блестящие
результаты. Поглощаемые тоннами фрукты, море,  солнце  и  свежий  воздух
совершили чудо. Я знала, что очень быстро прихожу в норму, но никогда не
думала, что возможны такие темпы. За две недели  я  сбросила  пятнадцать
лет, и эксгумированный труп исчез в туманной дали.
   Я вдруг стала пользоваться бешеным успехом, что  весьма  положительно
сказывалось на моем общем самочувствии. Тот факт, что за мной напропалую
ухаживали туземцы, еще ни  о  чем  не  говорил.  Местные  жители  высоко
держали знамя национального  темперамента,  автоматически  приставая  ко
всем подряд туристкам, независимо от возраста и внешнего вида последних.
Но когда один из местных поклонников, пригласив меня в ресторан, заявил,
что он сам заплатит за меня, причем эти кощунственные слова  он  выдавил
из  себя  с  величайшим  усилием,  я   в   полной   мере   оценила   его
самоотверженность  и,  отказывая,  тем  не  менее  не  скрывала  чувства
признательности и искренней симпатии.
   Кроме туземцев, вокруг меня увивался один швед,  будучи  уверен,  что
тем самым убивает двух зайцев. Второй заяц -  возможность  поупражняться
во французском языке. Был он парень что надо, если бы не два недостатка:
лицо его все время лоснилось по какой-то непонятной причине, а  прическа
была такая, как будто его корова языком вылизала. Вышеупомянутые причины
не позволяли мне ответить на его чувства.
   Роскошное изо дня в день безделье полностью успокоило мои расшатанные
нервы. Сидя в шезлонге на солнечном пляже и наслаждаясь яркой синью моря
и неба, я уже никак не могла понять, почему еще так недавно меня терзали
тревоги и сомнения. Яснее ясного, что мне следовало сделать  именно  то,
что я сделала: заняться в первую очередь своим здоровьем. Интерпол может
подождать, ничего с ним не случится. Может, мне и следовало бы заглянуть
туда,  наверняка  подозрительные  моменты   были   лишь   плодом   моего
воображения.
   Но, пожалуй, лучше, что я  не  пошла.  Вряд  ли  мое  здоровье  могло
составлять предмет забот Интерпола.
   В Пиренеях  лежит  сокровище.  И  пусть  лежит.  Через  неделю-другую
вернусь в Париж и все им расскажу. Тем временем шеф  наверняка  потеряет
мой след, ведь не всемогущ же он в самом деле. Я его явно переоценила  и
поддалась мании преследования. Пока меня будут искать, я уже доберусь до
Варшавы, а они тут пусть сами разбираются.
   Хотя, с другой стороны... Может, следовало бы мне самой  заняться  их
кладом? Извлечь его и перепрятать, а потом  хорошенько  подумать,  какое
применение  ему  найти.  Сделать  благородный  жест   и   передать   его
французскому правительству? Или еще  белее  благородный  -  переслать  в
Польшу  и  поставить  условием,  чтобы  его  использовали  на   жилищное
строительство? А можно и не проявлять благородства и положить все деньги
в один из швейцарских банков, хватило  бы  на  путешествия  по  свету  и
другие мелочи...
   Я вылезла из чудесного темно-синего  теплого  супа,  который  зовется
Ионическим морем, и улеглась на лежаке. От шведа  я  избавилась,  убедив
его пойти обедать без меня, заказала себе  кофе  и  мороженое  и,  лежа,
лениво наблюдала за ныряющим у скал одним из моих знакомых. Этот человек
даже  среди  итальянцев  был  исключением.   Его   бьющих   через   край
темперамента и энергии хватило бы на нескольких двадцатилетних юношей, а
ведь ему уже было около пятидесяти. Он ни минуту не оставался  в  покое:
если не  плавал,  то  бегал,  занимался  гимнастикой,  греблей,  помогал
вытаскивать на песок лодки. Плавая, он распевал оперные арии  и  хохотал
во всю глотку. При нем вы чувствовали себя свободными  от  необходимости
чем-либо заниматься. Он работал за всех.
   За две недели пребывания в  Таормине  я  значительно  продвинулась  в
итальянском  языке  и  без   труда   объяснялась   с   этим   выдающимся
макаронником.
   Вот и сейчас, закрыв глаза и предаваясь сладкому ничегонеделанию, я с
удовольствием слушала доносящиеся до меня его  выкрики,  пенье,  смех  и
свист. Смех приблизился, итальянец, похоже, вышел из воды.  Вдруг  прямо
надо мной раздался крик:
   - Stella di mare!
   Я замерла. Моментально улетучилось мое беззаботное спокойствие.
   Холодная дрожь пробежала по спине. Как парализованная, я  была  не  в
силах пошевелить ни рукой ни  ногой  и  даже  открыть  глаза.  Проклятая
"Морская звезда"! Все-таки разнюхали, сволочи, нашли меня!
   - Синьорина! Морская звезда! Специально для вас!
   Я осторожно открыла глаза. Море было пустое, никакой яхты.  Проклятый
итальянец стоял надо мной, скаля великолепные зубы,  а  у  моих  ног  на
гальке лежала необыкновенной красоты пурпурная морская звезда. Stella di
mare!
   Только тут я наконец пришла в себя.  Наклонившись,  я  взяла  в  руки
морскую звезду.  Та  пошевелила  щупальцами,  и  я  с  отчаянным  криком
выронила ее на  гальку.  Это  была  огромная  и  необыкновенно  красивая
морская звезда, но я, не испытывавшая ни малейшего страха перед  жабами,
мышами и крысами, ужасно боялась всего того, что извивается.  Не  рискуя
еще раз прикоснуться к ней, я попыталась словами выразить свое  огромное
восхищение этим даром моря.
   - Вы можете съесть ее на ужин! - с энтузиазмом воскликнул  итальянец,
радостно бегая вокруг моего лежака.
   Честно говоря, я не выношу всех этих пресловутых даров моря. Не  могу
видеть живых угрей. Сама  мысль  о  том,  что  можно  съесть  осьминога,
вызывает у меня тошноту. А тут мне предлагают съесть эту пакость!
   Видимо, все эти чувства  были  написаны  на  моем  лице,  потому  что
какой-то мужчина, сидящий в шезлонге недалеко от нас, разразился смехом.
Я укоризненно посмотрела на него и, не желая обидеть хорошего  человека,
постаралась выразить переполнявшую меня благодарность.
   - Ну что вы! - возмутилась я. - Съесть такую красоту!
   - Ну так засушите ее! - немедленно  внес  конструктивное  предложение
неунывающий итальянец, от избытка энергии принимаясь еще  и  размахивать
руками. - Положите ее на балконе, на солнце, завтра будет готова.
   - А она не выгорит? -  спросила  я.  Ее  насыщенный  пурпуровый  цвет
просто горел на солнце, жаль, если она  побледнеет.  Все  сухие  звезды,
которые мне приходилось видеть, были какие-то бледные.
   - Немного, может, и побледнеет.
   - А вы попробуйте сушить ее в тени, -  посоветовал  мужчина,  который
смеялся.
   - Нет, в тени нельзя, в тени не высохнет,  -  возразил  макаронник  и
убежал.
   Я взглянула на того, кто дал совет. Передо мной  сидел  мужчина  моей
мечты.
   Существует такой тип мужчин, который  мне  нравится  больше  всего  и
который до сих пор  не  встречался  на  моем  жизненном  пути.  То  есть
встречать-то я их встречала, но познакомиться ближе не  удавалось.  Даже
не знаю почему. Они были в моем вкусе, а я, как видно, не в их. Что ж, о
вкусах, как говорится, не спорят.
   И вот теперь именно такой мужчина сидел  в  шезлонге  и  с  симпатией
смотрел на меня. У него  было  красивое  загорелое,  очень  мужественное
лицо, голубые веселые глаза и коротко  стриженные  светлые  волосы.  Ну,
ясное дело, блондин.
   Привыкшая к тому, что у таких мужчин я не  пользуюсь  успехом,  я  не
сделала попытки пококетничать, даже не бросила  в  его  сторону  долгого
завлекающего взгляда. Не следует требовать от судьбы слишком многого.
   Достаточно того, что он просто есть здесь.
   Два таких потрясения сразу - это слишком много для  моих  только  что
отремонтированных нервов. "Морская звезда" и мужчина моей мечты...  Крик
макаронника спугнул мое призрачное спокойствие, и в памяти опять  возник
только что пережитый кошмар: пугающе безграничный  простор  Атлантики  и
излишне ограниченное пространство темницы, страшные океанские глубины  и
промозглый сумрак подземелья. Всю жизнь любила я контрасты, и вот судьба
как бы в насмешку так жестоко предоставила мне их в изобилии.
   Немного  придя  в  себя  после  потрясения  №  1  и  убедившись,  что
окружающая реальность ничем не напоминает перемятого кошмара, я  перешла
к потрясению № 2. Но тут, как назло, появился мой  швед,  его  блестящее
красное лицо и глупая блаженная улыбка. Блондин моей  мечты  поднялся  с
шезлонга и пошел купаться.
   В этот вечер я сидела за чашкой кофе в небольшом баре над  обрывом  у
самой балюстрады, и любовалась открывающимся отсюда видом на Таормину.
   Светила полная луна - золотая, какая бывает только здесь. В жизни мне
довелось видеть много полных лун в разных местах земного шара,  и  я  со
всей ответственностью могу утверждать, что такой, как здесь, нет  нигде.
Далеко внизу время от времени тихо вздыхало море, и я вздыхала вместе  с
ним.
   Шведа я сплавила еще до ужина, потому что уже больше не могла  видеть
его красной лоснящейся физиономии и прилизанных волос.  А  сейчас  почти
жалела об этом: так неестественно  было  сидеть  здесь  одной  под  этой
золотой луной, среди пальм и кактусов. На минуту я  даже  пожалела,  что
рядом со мной нет Дьявола. Вот сидел бы он тут, за столиком,  над  своей
чашкой кофе..
   И  воображение  заработало.  Сначала  бы  он  зевнул.  Потом  на  мое
замечание о луне ответил бы, что не может обернуться,  чтобы  посмотреть
на нее, так как сжег на  солнце  шею  и  она  теперь  болит.  И  тут  же
обернулся бы, чтобы посмотреть  на  проходившую  мимо  девушку.  Я,  как
всякая женщина, ждала бы от него ласкового слова или  улыбки,  а  он  бы
закрыл глаза и сделал вид, что засыпает. То есть было бы так,  как  было
всегда и везде в последние три года. Потом во мне  исподволь  начали  бы
подниматься раздражение и злость,  и  выросли  бы  они  в  этом  климате
поистине до соответствующих размеров. И я бы разбила об его  голову  его
чашку кофе... Впрочем, может, и не разбила бы, а  продолжала  сидеть,  и
сердце грызла бы змея, и  луна  бы  уже  не  блестела,  а  в  шуме  моря
слышалась бы издевка и немного сочувствия, и вообще ничего  не  осталось
бы от очарования Таормины. Нет, все-таки лучше, что Дьявола здесь нет.
   Этими  невеселыми  размышлениями  я  могла  позволить  себе  заняться
теперь, когда находилась в этом чудном городе. В темнице я  гнала  прочь
такие мысли. Когда же все-таки наступили изменения в  наших  отношениях?
Да почти три года назад, когда он сменил работу. Денег  ему  захотелось.
Что ж, чисто по-человечески его  можно  понять.  Денег  требовалось  все
больше и больше. Он хотел брать от  жизни  все,  что  можно.  Тоже  могу
понять, я сама никогда не испытывала склонности к аскетизму. Но  с  этим
своим стремлением наслаждаться жизнью он явно переборщил.  Он  добивался
своего с какой-то эгоистической жестокостью, ни с чем  и  ни  с  кем  не
считаясь, а уж меньше всего со мной. Меня он только использовал в  своих
целях, действуя при этом даже не как жестокий повелитель, что еще как-то
можно  было  вытерпеть,  но  как  капризная  примадонна,  что  уже  было
совершенно невыносимо. Интересно, таков ли он был и по отношению к своим
многочисленным увлечениям? Эти последние он уже не скрывал -  может,  не
считал нужным, а может, их просто стало так много, что уже и скрыть было
нельзя?
   Странный он все-таки человек. В конце концов,  ничего  удивительного,
что я ему надоела. Удивительное заключалось в том, что он не  уходил  от
меня. Ему ничего не мешало: детей у нас не  было,  женаты  мы  не  были,
навязываться ему я бы не стала. Он, однако, оставался со мной  -  чужой,
скучающий и злобный. Он отравлял мне жизнь, губительно действовал на мои
нервы и здоровье, и мне казалось, что этот человек меня ненавидит  -  не
знаю, за что, но именно поэтому не может со мной расстаться.
   Три года уже продолжался этот ад, а я все еще на что-то надеялась.
   Временами мне казалось, что все еще может измениться к лучшему, что я
ему все-таки нужна, раз он не уходит от меня.
   Глядя на эту золотую луну, слушая это ласково шепчущее  море,  я  все
вспоминала и вспоминала и ничего приятного не могла вспомнить.
   - Такая женщина, как вы, не должна сидеть одна в этот чудный вечер! -
произнес вдруг чей-то голос.
   Точно к такому выводу я только что пришла и сама. Повернув голову,  я
увидела того самого незнакомца с пляжа.
   - Хотите вы или нет, а я все равно останусь здесь, - продолжал  он  и
сел. - Такая женщина в такой вечер должна слушать комплименты. Все равно
чьи. Что вы сделали с морской звездой?
   - Звезда лежит на балконе и сохнет, - ответила я и добавила:
   - Вы можете неразборчиво представиться.
   - Почему неразборчиво?
   - А тогда и волк  будет  сыт,  и  овца  цела.  Может,  вы  не  любите
знакомиться со всеми дамами, которых встречаете на  пляже.  Если  же  вы
представитесь неразборчиво, я не узнаю вашей фамилии, приличия,  однако,
будут соблюдены.
   Он рассмеялся, встал и представился. Я  тоже,  вспомнив  в  последний
момент, что меня зовут Мари Гибуа. Маникюр у меня  был  свежий,  нос  не
блестел, ветра не было, поэтому прическа моя еще  не  растрепалась,  так
что все было в порядке. Беседа текла как горный ручеек.
   - Долго вы  еще  пробудете  здесь?  -  поинтересовался  он,  прерывая
восторги по поводу природы в лунном свете.
   - Не знаю. Неделю или две.
   - Надо же, как мне не повезло! Только приехал и тут же встретил вас.
   Очень некстати!
   -  Ну  вот!  -  возмутилась  я.  -  Ведь  вы  собирались  делать  мне
комплименты!
   - Так ведь это и есть грандиозный комплимент, - со  вздохом  произнес
он. - Мне потребуется здесь полная свобода и ясная голова, а я уже знаю,
что вы меня поглотите целиком.
   - И не думала! - решительно и неискренне запротестовала я.
   - Зато я думаю так, - отпарировал  он.  -  Я  еще  надеялся,  что  вы
окажетесь обычной красивой глупышкой, с которой не о чем  разговаривать,
а вы оказались...
   -  ...отталкивающей   интеллектуалкой,   с   которой   можно   только
разговаривать, - услужливо подсказала я.
   Он прервал меня:
   - Ну, это уже слишком. Не выношу провокаций! Пошли танцевать!
   И мы пошли танцевать. И потом гуляли. Как известно, луна движется  по
небу. Поздно ночью ее лучше всего было видно из запущенного,  совершенно
безлюдного уголка парка, заросшего роскошной растительностью.
   О чудо! После стольких переживаний вновь почувствовать себя женщиной!
   Кем я только ни была в последнее время: главой семьи, государственным
служащим, матерью и, наконец, самым настоящим загнанным зверем, которого
преследуют охотники. И опять стать просто женщиной! А тут еще луна, море
и рядом мужчина моей мечты... Будь что  будет,  пусть  даже  завтра  при
свете дня он убежит от меня с криком ужаса.
   На следующий день я не могла определить, убегает  ли  он  от  меня  с
криком ужаса, поскольку его просто нигде не было видно. Может, он просто
сбежал профилактически, не желая рисковать, встретясь со мной при  свете
дня, но и это не испортило мне настроения. Надо быть благодарной  судьбе
и за малое. Я не только  не  обижалась  на  него,  но  даже  и  к  шведу
отнеслась более благосклонно и согласилась после ужина отправиться с ним
в турне  по  местным  злачным  местам.  Правда,  это  ничем  хорошим  не
кончилось, так как швед очень быстро упился и мне пришлось спасаться  от
него бегством.
   Не зажигая света, я вышла на балкон и долго любовалась  открывающимся
отсюда видом: слева - Монте-Кастелло, прямо - море  и  скалы,  справа  -
панорама побережья. Жаль, что нельзя было увидеть Этну,  для  этого  мне
пришлось бы залезть на крышу. Потом я посмотрела вниз, на  свою  подругу
пальму.
   Под пальмой кто-то стоял. Я испугалась, что это швед и что  он  опять
примется громко выражать свои чувства, разбудит всю гостиницу и соседние
дома и окончательно меня скомпрометирует. Я уже готова была  скрыться  в
комнате, как вдруг сообразила, что на виднеющихся в  сумраке  очертаниях
головы  отсутствуют  последствия   деятельности   коровьего   языка.   Я
присмотрелась внимательней - это был он, блондин моей мечты!
   Я была тронута. Если бы еще у него был плащ на плечах, кинжал в зубах
и гитара в руках! Правда, наверное, очень трудно петь,  держа  кинжал  в
зубах, но в конце концов это не  важно.  Пусть  не  поет,  пусть  только
стоит.
   Сколько лет уже никто не  стоял  под  моим  окном!  Впрочем,  тут  же
подумала я, где было стоять-то? Просто не было условий...
   Долго в молчании стояли мы так - он под пальмой, а я на балконе.
   Первой не выдержала я, устали ноги и разболелась поясница. На минутку
вышла в комнату, чтобы взять стул, и успела увидеть, как он удаляется.
   Несколько прозаичный финал романтической сцены.
   Зато на следующий день я стала объектом самых  горячих  чувств.  Мало
того. Блондин настоятельно уговаривал меня поехать с ним  в  путешествие
по Сицилии, уверяя, что без меня  чудесные  пейзажи  потеряют  все  свое
очарование. Я согласилась.
   Мы побывали и в тех местах, где я уже бывала раньше, и  в  совершенно
новых для меня, посетили Палермо, Катанию, Сиракузы, а Монте-Кастелло  я
могла бы нарисовать  по  памяти.  Страсть  к  туризму,  овладевшая  моим
спутником, вполне отвечала моим вкусам.  К  тому  же  так  приятно  было
чувствовать себя  слабой  женщиной,  находящейся  под  защитой  сильного
мужчины. Не понятно все-таки, что он во мне нашел, хотя взгляд в зеркало
еще раз подтвердил, что  Таормина  всегда  хорошо  сказывалась  на  моих
внешних данных.
   Наша безмятежная идиллия была нарушена в самом неподходящем месте и в
самый неподходящий момент.  Мы  находились  в  Лазурном  гроте.  Сидя  в
качающейся лодке, я в который уже раз смотрела и не  могла  насмотреться
на лазурное чудо, не в силах поверить,  что  вижу  это  наяву.  Потом  я
взглянула на Аполлона Бельведерского, сидевшего на веслах, и,  поскольку
всегда отличалась особой впечатлительностью при восприятии  прекрасного,
у меня защемило сердце. Он молчал,  кому-то  надо  было  внести  элемент
поэзии, и это сделала я.
   - Твои глаза, - заявила я, хотя и несколько возвышенно, но совершенно
искренне, - совсем как