ерь...
   -  Кому  ты  сообщил  о  моем  приезде?   -   как   можно   невнятнее
поинтересовалась я, отчаянно надеясь, что, может, все-таки...
   - Никому, - буркнул он. - Ты ведь просила никому не говорить.
   - Как? Ни Янке не сказал, ни Ежи, ни даже моей маме? Никому?
   - А ты думаешь, у меня было время? Я собирал деньги, чтобы  было  чем
заплатить пошлину на границе. Да и до  этого  проклятого  Колбаскова  не
так-то просто добраться. В пятницу я вылетел на самолете до Щецина, а из
Гожува ехал на такси. Ни с кем не успел  увидеться,  никто  не  знает  о
твоем возвращении, так что ты можешь  рассчитывать,  что  для  всех  это
будет сюрприз.
   - Ты  уверен,  что  абсолютно  никому  ни  слова  не  сказал  о  моем
возвращении?
   Наверное, в моем голосе прозвучало что-то такое,  что  заставило  его
внимательно посмотреть на меня.
   - Абсолютно никому, - уверенно подтвердил он. - А почему тебя это так
волнует?
   Теперь я уже не сомневалась, что он говорит не правду. Так  просто  и
непосредственно он ни в воем случае не ответил  бы,  если  бы  это  было
правдой, это не в его  натуре.  Наверняка  он  кому-то  сообщил  о  моем
приезде, но не хочет мне говорить. Кому? Своей новой симпатии?  Черт  бы
побрал эти его бесконечные симпатии! Сейчас не это для меня важно. Итак,
он сказал девушке, а она кому-нибудь разболтала...
   И опять я поймала себя на мысли, что вела бы себя совсем  по-другому,
будь это три года назад. Я бы ему прямо сказала, в чем дело, ибо верила,
что он поймет всю серьезность  положения,  всю  опасность,  которая  мне
грозит, и его это встревожит. Характер ему не позволит прямо признаться,
что он разболтал, но он мне дал бы это понять,  а  после  мы  бы  вместе
подумали над тем, что делать. Так обстояло бы дело три года назад. Но не
теперь...
   Он выжимал сто сорок километров и  срезал  повороты  с  непроницаемым
выражением на лице. Еще не совсем понимая, что произошло, я тем не менее
чувствовала, как земля уходит у меня из-под ног. Единственное безопасное
место на земле вдруг перестало быть безопасным. Весь мир вокруг  меня  -
это бездонная, черная пропасть, и нет мне нигде спасения. Стоит ли жить?
Да нет, не может этого быть. Надо  стряхнуть  с  себя  этот  кошмар.  И,
сделав над собой огромное усилие, я попросила его:
   - Останови машину, дорогой. Я уже отдохнула. Позволь, я сама поведу.
   Хочу ехать так, как мне нравится - спокойно, не торопясь, по знакомой
дороге.
   Мне стало лучше, когда  я  села  за  руль.  Немного  успокоившись,  я
подумала, что не могу этого так оставить, что не смогу жить в  атмосфере
недоверия и подозрения. Надо попытаться выяснить ситуацию, и чем скорее,
тем лучше.
   - Почему ты думаешь, что это место в Европе? - спросила я, как только
мы проехали Конин.
   - Какое место?
   По его тону я поняла, что он прекрасно  понял  мой  вопрос.  За  годы
совместной жизни я его достаточно изучила. Если ему хотелось  узнать  от
меня что-то не очень важное, он до тех пор приставал  ко  мне,  пока  не
получал желанного ответа. Если же речь шла о чем-то,  имеющем  для  него
особое значение,  а  он  не  хотел,  чтобы  я  об  этом  догадалась,  то
притворялся, что дело перестало его интересовать. И  выражение  лица,  и
голос свидетельствовали о том, что его совершенно не интересует то,  что
я  могу  ему  сказать.  Он  рассчитывал  на  мою  глупую  склонность   к
откровенности и, как правило, не ошибался.
   - Место, где спрятаны алмазы, -  вежливо  пояснила  я.  -  Почему  ты
думаешь, что оно в Европе?
   - Так ты же сама сказала,  -  так  же  равнодушно  глядя  на  дорогу,
небрежно бросил он.
   Негромкий аварийный  звонок,  раздавшийся  в  моей  душе  при  первых
признаках опасности, сменился воем пожарной сирены. Не говорила я этого.
   Пусть у меня склероз, но не до такой степени. Я не говорила ему,  что
это в Европе.
   - Ничего подобного, - спокойно заявила я. - Это вовсе не в Европе,  а
в Кордильерах.
   - Где?!
   Он растерялся лишь на какую-то долю секунды и сразу же  взял  себя  в
руки. Взгляд его выражал вполне естественное умеренное любопытство. Я бы
наверняка ничего и не  заметила,  если  бы  не  следила  за  каждой  его
реакцией с таким напряженным вниманием.
   - В Кордильерах. Я сама Кордильер не знаю и понятия не имею, как  это
может выглядеть в действительности, но мне  кажется,  что  они  спрятали
сокровище в какой-нибудь пещере. Ну, и как-то обозначили ее.
   - Но каким образом... - начал он и  тут  же  спохватился,  закурил  и
потом уже продолжал:
   - ...один человек мог спрятать такое богатство, причем так, чтобы  об
этом никто не знал?
   Наверняка он хотел спросить меня о другом, но вовремя остановился.  Я
высказала свои соображения:
   - Может, кто-нибудь и знает. Не мог он обойтись  своими  силами,  ему
требовалась  помощь  хотя  бы  в   том,   чтобы   доставить   на   место
драгоценности.
   Но помощники могли и не знать, что именно они переносят.  И  кто  эти
помощники - тоже никто во знает. Впрочем, их не обязательно должно  быть
много.  Покойник  мог  собрать  пакеты  с  драгоценностями  и  отбыть  в
неизвестном направлении, там погрузить на осла, взять одного погонщика -
например, глухонемого или деревенского дурачка - и уйти подальше в горы.
   Осла и погонщика он мог оставить где-нибудь, а сам уйти  еще  немного
дальше, найти укромное место, спрятать там ценности - и дело  с  концом.
Мог он так сделать?
   - А откуда у него столько времени? Ты ведь говорила, что все делалось
в спешке.
   - Для этого и не надо много времени. Двухдневная экскурсия, только  и
всего.
   Мы замолчали. Пожарная сирена в моей душе выла во всю мочь  и  мигала
красным светом. Он знал. Он слишком много знал обо всем этом  и  скрывал
от меня, что знает.  Но  может,  ему  положено  знать?  Может,  Интерпол
установил связь с нашей милицией,  а  она  поручила  эту  миссию  именно
Дьяволу и велела держать ее в  тайне,  а  я  тут  впадаю  в  истерику  и
подозреваю человека...
   Со своей лучшей подругой я увиделась на следующий день после приезда.
   Я специально отправилась к ней на работу, чтобы меня увидели во  всем
великолепии, сделав соответствующий макияж и надев платиновый парик.
   Новый, купленный в Париже, но точно такой же, как и тот. Я  полагала,
что мой сенсационный рассказ о случившемся приобретет черты наглядности,
если я буду выглядеть так, как в тот злополучный день,  с  которого  все
началось.
   Янка встретила меня претензиями:
   -  Ну,  знаешь,  это  уже  слишком!  До  тебя  совершенно  невозможно
дозвониться. Звоню и звоню, а  ты  не  отвечаешь!  Я  уже  подумала,  не
случилось ли чего?
   Я остолбенела и вытаращила на нее глаза. Что это она в самом деле?
   - Так ведь меня же не было в Варшаве!
   - Но сейчас-то ты в Варшаве!
   - Да, только приехала и вот сразу к тебе.
   - Ничего себе сразу! Приехала, а чтобы к лучшей подруге...
   - Не понимаю. Я вернулась вчера вечером и вот сегодня уже у тебя.  Не
будь такой придирой, вчера я должна была повидаться с мамой.
   Теперь удивилась она:
   - Как это вчера вечером? Я видела тебя уже месяц назад!
   Я ничего не понимала. Не могла же я раздвоиться, сама ничего не  зная
об этом...
   - Ты видела меня? - повторила я. - Месяц назад?
   - Ну да! Прекрасный цвет  волос,  и  так  тебе  идет!  Когда  я  тебя
увидела, то еще подумала, как ты удачно  покрасила  их,  и  даже  хотела
узнать где.
   Я почувствовала, как где-то в желудке мне сделалось горячо-горячо,  и
это тепло распространилось по всему телу, особенно в его верхней части.
   Охватившее меня волнение следовало во что бы то ни  стало  скрыть  от
Янки, так как она была особа легко возбудимая и излишне впечатлительная.
   - Во-первых, это парик, - произнесла я с каменным спокойствием.  -  А
во-вторых, где ты меня видела?
   - Не может быть! - вскричала Янка. - Вот никогда бы не подумала!
   Значит, в этом парике я тебя и видела. Послушай, а это не вредно  для
волос - все время ходить в парике?
   - Тебе не вредно, твоим волосам ничто не повредит, - пробурчала я.  И
в самом деле, волосы Янки являлись предметом зависти всех ее знакомых. -
Так где же ты меня видела?
   - В машине.
   Было очень трудно, но я себя сдержала.
   - А не скажешь ли ты, где была эта машина?
   - На шоссе. Знаешь, там, где живут мои родственники, в Плудах. Я  как
раз вышла на шоссе, к автобусу, и видела, как вы  сели  в  автомашину  и
проехали мимо меня. Я еще хотела помахать вам, но в  руках  у  меня  был
пакет с редиской, редиска высылалась на дорогу, и я не успела остановить
вас.
   "Вот так иногда какая-то редиска  может  спасти  человеку  жизнь",  -
подумала я неожиданно для себя самой и все так же спокойно спросила:
   - И Дьявола ты видела?
   - А как же, он сидел за рулем, а ты рядом, и  вы  оба  не  соизволили
меня заметить. А я сорок пять минут ждала автобус!
   - Ты уверена, что это была наша машина?
   - Ну еще бы! И вас узнала, и вашу машину по вмятине на заднем крыле.
   - И мы тебя не заметили? - продолжала допытываться я.
   - Нет. Даже не взглянули. Как будто я неодушевленный предмет.
   - И благодари бога за это! Эх ты, слепая курица, ведь это была не я.
   Только вчера вечером я вернулась из Парижа,  а  месяц  назад  была  в
Сицилии.
   - Нет, быть не может! - вскричала Янка, когда ей удалось обрести  дар
речи. - Никогда бы не подумала! Я была  уверена,  что  это  ты!  Вернее,
увидев тебя сейчас в этом парике, я уже не сомневалась, что это была ты.
А до этого сомневалась, так как тебя нигде не было видно.
   Потом подумала и осторожно спросила:
   - А как ты думаешь, она тоже была в парике?
   - А черт ее знает, -  ответила  я  и  глубоко  задумалась.  В  голове
промелькнуло  еще  неясное  подозрение.  Какая-то  женщина  всего  месяц
назад...
   Белый "мерседес", поджидающий меня  на  берлинской  автостраде...  Он
соврал, что никому не сообщил...
   Тем временем Янка  жутко  расстроилась,  что  своей  болтовней  может
вызвать ссору между Дьяволом и мною, и неуклюже пыталась  убедить  меня,
что упомянутый ею инцидент не имеет  никакого  значения.  Я  раздраженно
перебила ее разглагольствования:
   - Да успокойся ты! Дай-то бог, чтобы это было  просто  его  очередное
увлечение.
   - То есть как?
   - Да вот так. Или я все выдумываю, или нет. Надо проверить...
   На следующий день утром, выходя из машины на Маршалковской, все в том
же парике, я наткнулась на одного из своих знакомых.
   - Ты меняешь  машины,  как  перчатки,  -  приветствовал  он  меня,  с
интересом разглядывая "ягуар". - Неделю назад я видел тебя  в  "оппеле".
Ты привезла две машины?
   - В каком именно "оппеле"? - поинтересовалась я.
   - В темно-сером "оппель-рекорде". А у тебя что, много "оппелей"?
   - Напротив, у меня нет ни одного. Наверное, это была не я.
   - Неужели? - удивился он. - Как же так? Я тогда еще поклонился  тебе,
а сам подумал, что ты опять носишь тот цвет волос, который тебе так  шел
когда-то. Ты прекрасно выглядишь! Нет, серьезно, это и в самом деле была
не ты?
   Через три  дня  еще  один  знакомый  поинтересовался,  почему  это  я
разговариваю с Дьяволом по-немецки. Он сам  слышал  собственными  ушами.
Было это в "Каменоломне" три недели назад, мы с Дьяволом там ужинали,  я
в белом кружевном платье сидела спиной к залу. У меня  никогда  не  было
белого кружевного платья, я не умею говорить по-немецки,  а  три  недели
назад я расцветала от счастья в Таормине.
   Тут  уж  мне  пришлось  смириться  с  обстоятельствами.   Совпадения,
конечно, бывают, но чтобы  столько...  Платиновая  блондинка  с  темными
глазами, которую все принимают за меня... Информированность Дьявола...
   Белый "мерседес" на шоссе... Таинственная Мадлен, которую я  заменила
в копенгагенском игорном доме, теперь в свою  очередь  заменила  меня  в
Варшаве!
   Собственно, чего-то в таком роде  я  уже  ожидала  и  была  внутренне
готова. Преисполненная  решимости  все  выяснить  до  конца,  я  ожидала
Дьявола  в  полном  боевом  вооружении:  при  парике  и   соответственно
накрашенная.
   Он пришел, посмотрел на меня,  как  на  пустое  место,  и  ничего  не
сказал. Никаких чувств не  выразилось  на  его  лице.  Нет,  душа  этого
человека оставалась для меня загадкой.
   Утром мне позвонила страшно взволнованная Явка:
   - Послушай, что происходит? Я хочу сказать  -  что  происходит  между
вами? Он меня встретил вчера и отвез домой...
   - Кто? - прервала я. - Дьявол?
   - Ну да.  Ему  хотелось  знать,  что  ты  мне  рассказывала  о  своих
приключениях. И он был такой милый. Я хочу сказать - сначала был  милый,
потому что потом, когда я объяснила, что  ничего  не  знаю,  опять  стал
невежливым. И все расспрашивал меня, все выпытывал про  какое-то  место,
куда ты  собираешься  поехать,  чтобы  там  чего-то  искать.  Ничего  не
понимаю,  ты  же  ничего  об  этом  не  говорила.  Ты  и  в  самом  деле
собираешься? Знаешь, я очень расстроилась, потому  что  все  это  как-то
очень неприятно. Как-то так, знаешь... Как будто хотел выпытать  у  меня
какую-то твою тайну...
   - Послушай, - в тревоге прервала я ее, - надеюсь, ты не сказала  ему,
что видела его с женщиной?
   - Нет, хотя и очень хотелось, так он меня разозлил.
   - Сохрани тебя бог проронить  об  этом  хоть  словечко!  Запомни:  ты
ничего не видела, ничего не знаешь, ты слепа, глуха и глупа! Я не  знаю,
как свою голову уберечь, не хватает мне еще и о твоей заботиться.
   - Никак ты совсем спятила!
   - Очень может быть. И очень хорошо было бы, если бы это было правдой.
   Я тебе, пожалуй, все-таки расскажу, в чем дело, чтобы ты не  наделала
глупостей. Ты сама поймешь, что тут не до шуток.
   Да какие уж тут шутки. Я вернулась к  себе  домой,  к  своей  обычной
жизни и к близкому мне (когда-то) человеку. Попробую разобраться во всем
этом. Максимально сосредоточившись, я попыталась сопоставить все факты.
   Мадлен и Интерпол были на разных полюсах. Можно,  правда,  допустить,
что Дьявол ухаживает за ней в рамках сотрудничества  с  Интерполом,  ему
приказано держать язык за зубами и это в какой-то степени  объяснило  бы
его поведение. И все-таки гораздо проще  и  логичнее  предположить,  что
ухаживает он за ней по собственной инициативе. Его, увы,  равнодушие  ко
мне позволяет сделать вывод, что она стала объектом его чувств.  Он  мог
сказать ей о моем приезде просто так, не имея никакого  представлении  о
ее связях с гангстерами. Но думать-то он способен, ведь я же  рассказала
ему о "мерседесе" и он не мог не сопоставить этих двух фактов.
   Вопреки собственной натуре,  которая  требовала  честной  и  открытой
постановки вопроса, я приступила к обманным  военным  действиям.  Первым
снарядом должен был явиться парик. Платиновое сияние, исходящее от  моей
головы каждый день и каждый час, видимо, вывело-таки его из  равновесия,
несмотря на все его  самообладание,  потому  что  через  неделю  он  мне
сказал:
   - Тебе все-таки больше идет  твой  собственный  цвет  волос.  Как  ты
можешь без конца носить этот парик? Он мне не нравится.
   - Тебе не нравятся платиновые блондинки? - лицемерно удивилась я.
   - Представь себе. И вообще, тебе этот парик не идет. Он тебя старит.
   И вовсе нет! Парик меня отнюдь не старил, но это неважно. Что бы я ни
надела, ему ничто не правилось, разоденься я хоть в парчу. Но  это  тоже
неважно. Важно, что я достигла своей цели. С облегчением  стянув  парик,
который мне самой осточертел, я вымыла  голову  и  приобрела  нормальный
вид.
   Я не знала, как развернутся события, и прежде  всего  позаботилась  о
безопасности своих детей. К их великой радости и  невзирая  на  протесты
остального  семейства,  я  разрешила   им   поехать   вместе   с   отцом
попутешествовать. Неожиданное проявление родительских чувств со  стороны
моего бывшего супруга наступило как раз в  самый  подходящий  момент.  Я
прекрасно понимала, что  для  обоих  мальчишек  это  прекрасный  предлог
прогулять школу и что они наверняка здорово отстанут, и  тем  не  менее,
собирая их в дорогу, испытывала огромное  облегчение.  По  крайней  мере
шесть недель они будут в безопасности.
   Как всегда после долгого отсутствия, у меня накопилось много дел.
   Дьявол то и дело уезжал в какие-то служебные командировки, у  нас  не
было возможности как следует поговорить, и атмосфера в доме  по-прежнему
была напряженная. Мне легче дышалось на улице, чем в собственном доме.
   Временами я думала, не  лучше  ли  пойти  в  милицию  или  в  Комитет
Безопасности и все рассказать, и удивлялась, почему никто от них ко  мне
не  приходил.  Я  постоянно  ожидала  каких-то  неприятностей,  жила   в
напряжении  и  чувствовала,  что  долго  так  не  выдержу.  Не  о  таком
возвращении домой я мечтала.
   На двенадцатый день после моего возвращения Дьявол ни  с  того  ни  с
сего вдруг вернулся домой с бутылкой виски и тут же побежал в магазин за
содовой водой.
   - Я бы выпил немного, - сказал он. - А ты?
   Он прекрасно знал, что из всех алкогольных напитков  больше  всего  я
люблю виски и, задавая этот вопрос, посмотрел на меня с прежним  блеском
в  глазах.  Был  он  какой-то  непривычно  милый,  что  показалось   мне
подозрительным, так как я  продолжала  вести  себя  холодно-сдержанно  и
никаких поводов ему не давала.
   - Я тоже выпью, - согласилась я.
   После злоупотребления алкоголем я становлюсь излишне откровенна. Зная
за собой такую слабость, я решила быть начеку. Если уж он  разорился  на
виски, то, как видно, решил напоить меня вдрызг, а, значит, у него  были
на то причины. И я решила их узнать.
   Темой нашей беседы с самого начала стали мои недавние приключения.
   Дьявол заботливо следил за тем, чтобы мой стакан не был пустым.  Меня
очень интересовал  вопрос,  сколько  понадобится  виски,  чтобы  опьянел
стоящий рядом со мной кактус. Жалко мне его было, но  пришлось  принести
его в жертву.
   Ничего, такие кактусы очень быстро растут.
   Я оживленно болтала, пространно описывая свои переживания, вспоминала
подробности, о которых до сих пор  не  рассказывала.  У  меня  настолько
вошло в привычку скрывать одну-единственную информацию,  что  это  стало
уже моей второй натурой и не требовало от  меня  никаких  дополнительных
усилий, а обо всем остальном я говорила свободно. Красочно  описывала  я
свое пребывание в темнице, особо подчеркивая надежды  на  восстановление
наших добрых отношений, которые поддерживали мой дух в те  трудные  дни.
Ну кого бы не тронуло такое признание?  Его  не  тронуло.  Он  никак  не
прореагировал  на  мое  признание,  только  подлил  мне   снова   виски.
Естественно, меня это очень расстроило.  Я  решила  притвориться  слегка
опьяневшей.
   - Послушай, - сказал он мне,  сочтя,  как  видно,  что  я  достаточно
созрела. - А тебе никогда не приходило в голову самой добраться туда?
   Я уже открыла рот, чтобы сказать, что без карты шефа это  невозможно,
но вовремя спохватилась - это было бы слишком трезвое замечание.
   - Разумеется, приходило, - хвастливо заявила я. - Именно потому  я  и
не разговаривала с представителями Интерпола. Если захочу, так доберусь!
   - Охотно верю тебе. Ты знаешь, где спрятаны  алмазы.  Неужели  ты  не
думала о том, чтобы забрать их себе? Хватило  бы  на  всю  жизнь.  Можно
поездить по свету. Послушай, давай отправимся вместе!
   Кактусу уже было море по колено.
   - Я думала об этом. Одна я знаю, где они спрятаны. Подожду немного.
   Дождусь, когда ты меня бросишь, уйдешь от  меня,  а  потом  я  поеду,
извлеку эти алмазы и назло тебе стану жутко богатой. А ты будешь  кусать
локти, что бросил меня. Ну, чего  ждешь?  Отправляйся  к  своим  девкам.
Знаешь ведь, что я тебя ненавижу!
   Мне пришлось молоть всю эту чушь, потому что  пьяная  я  всегда  несу
подобную чепуху, а мне надо было, чтобы он поверил, что  я  упилась.  Он
ответил:
   - Какие еще девки? Никаких девок  нет,  я  вовсе  не  собираюсь  тебя
бросать. Ты