Не хочу быть следующей на очереди.
   - Тогда отдай этому, как его, Матеушу.
   - Он до сих пор пребывает в Испании.
   - Тогда в соответствующий отдел министерства культуры,  тем,  кто  по
долгу службы занимается охраной народного достояния.
   - Ну уж нет, слишком дорого они мне достались,  а  многое  говорит  о
том, что кто-то из министерских компетентных сотрудников связан со всеми
этими бесконечными шайками.
   - Ты не преувеличиваешь?
   - Даже если допустить, что преувеличиваю,  обращение  в  министерство
привлечет внимание к проблеме, дело получит широкую  огласку,  а  каждая
огласка опасна. Узнает шайка о том, что в одном из  министерских  сейфов
хранятся драгоценные  карты,  и  сделает  все,  чтобы  их  раздобыть.  И
раздобудут, не сомневайся! Пока  наши  чиновники  станут  согласовывать,
организовывать, выяснять и утрясать, те давно все приберут к рукам. А  я
хочу, чтобы прибрало мое несчастное,  глупое  отечество.  Скажешь,  и  я
глупая? Пусть так, но пока могу, сделаю все, чтобы  никакая  посторонняя
сила не помешала моей стране действовать с умом и добиться цели.
   - С чего вдруг тебе в голову такие мысли пришли?
   - Ты живешь за границей, а я каждый день слышу по  радио,  в  газетах
читаю о том, что такой-то министр попался на взятке, что Сейм  не  может
нормально работать, так как  депутаты  сплошь  коррумпированы,  что  вся
промышленность в стране парализована, а всему  виной  некие  посторонние
силы. У нас ведь во всем винят посторонние силы.
   - Ладно, дело твое. А в Мальмо  поедем  вместе.  В  Мальмо  проживала
Беата.
   После Канады и перед приездом в Данию к Алиции я  успела  побывать  в
Варшаве. У меня уже стало привычкой заниматься увеличением  фотоснимков,
вот и теперь сразу же в день приезда я посетила  фотоателье.  Через  три
дня могла  даже  без  лупы  разглядеть  черный  узор,  которым  Финет-ка
заменила негатив моего зуба.
   Трудно было назвать этот снимок шедевром фотографического  искусства.
То ли при съемке сделали не ту выдержку, то  ли  вообще  освещение  было
неважное. На снимке среди голых кустов, увядших листьев и засохшей травы
виднелась крышка люка контрольного колодца. На крышке  сидел  Пшемыслав.
Был он немного моложе того Пшемыслава, которого я знала, и сидел  боком,
но он, без всякого сомнения: характерная посадка  головы,  линия  волос,
очертание плеч.
   Теперь  Финетка   идеально   вписалась   в   пустующее   место   моих
умозаключений. Сомнений не осталось, это она была той красоткой, которую
Пшемыслав выудил из сточной канавы и в свои целях запускал к иностранцам
и уголовникам. А рыжего немца рядом с ней я видела собственными глазами.
Помню, в те годы  как-то  на  улице  еще  издали  обратила  внимание  на
полыхающую в солнечных лучах шевелюру, только потом разглядела  рядом  с
ним Финетку. Тогда еще много болтали о немце, с  которым  связалась  эта
б... Тот самый адъютант? Пшемыслав работал  в  министерстве  культуры...
Беата! Мне нужна была Беата!
   Прибыв в Мальмо, я оставила Алицию в городе,  а  сама  отправилась  к
Беате. Кучу фотографий из сумки пришлось вывалить на ее тахту,  так  как
единственный стол в ее мастерской был занят красками, кистями  и  т.  п.
Очень обрадованная моим  неожиданным  появлением,  Беата  оторвалась  от
работы над абстрактным полотном под  названием  "Выход  из  мрака"  (мне
казалось, правильнее было бы назвать его "Пожар  в  порту")  и  держа  в
одной руке кисть, принялась просматривать фотографии.
   - Погляди, не увидишь ли кого знакомого, - потребовала я. -  А  потом
будешь думать и вспоминать, где и когда видела.  Я  же  пока  приготовлю
чай, ладно?
   - Чашки в том шкафчике, - указала кистью Беата. - И все прочее,  сама
видишь, больше держать хозяйство негде.
   И в самом деле, большое помещение, в котором жила и  работала  Беата,
было сплошь  заставлено  подрамниками,  просто  рамами,  загрунтованными
полотнами и начатыми картинами.  Готовых  не  было,  по  словам  хозяйки
мастерской,  они  закупались  на  корню.  Мольберты,  краски,  тюбики  и
бутылочки,  горшки  с  кистями  совершенно  заполонили  мастерскую,   не
оставляя места для личной жизни хозяйки. Личная жизнь ограничивалась уже
упомянутым  шкафчиком,  небольшим  комодом,   тахтой   и   электрическим
чайником. И похоже, такое положение вещей полностью устраивало  хозяйку,
ибо вид у нее был цветущий.
   Я уже расставляла на столе чашки с  горячим  чаем,  немного  потеснив
кисти и краски, когда Беата замерла, внимательно вглядываясь в  одну  из
фотографий. Я подошла к ней. Нет, это не была фотография с  Пшемыславом.
Внимание Беаты привлекло крыльцо в доме  Фреди  с  исчезающей  в  дверях
ногой. Молча вынув из сумки лупу, я протянула ее Беате.
   -  Так  и  есть,  -  сказала  та,   как   следует   изучив   ботинок,
предусмотрительно увеличенный мною. - Ботинок Пшемыслава, точно, он. Эти
ботинки мы покупали в Праге вместе,  он  долго  выбирал  и  примерял,  я
хорошо запомнила. Теперь ты можешь рассказать, что все это значит?
   Как в двух словах объяснишь человеку - это значит, что  подтвердились
мои предположения. Пшемыслав бывал у Фреди, по своему обыкновению скрыто
и незаметно, не случайно Дарек никак не мог поймать его в свой объектив.
Взяв с Беаты слово, что будет нема как рыба, я коротко ознакомила  ее  с
историей моих поисков.
   - Что ж, очень может быть... - задумалась Беата. Я возразила:
   - Насколько мне известно, Пшемыслава не очень волновали деньги. Или я
ошибаюсь? Тогда зачем он связался с шайкой грабителей?
   - Ты не ошибаешься, действительно, деньги его не  волновали,  главным
для него была власть. Единственное, что он ценил в жизни  -  власть  над
людьми, лучше всего - тайная власть. Держать их в своих - руках, дергать
за ниточки, когда ему этого захочется. Мне казалось, прошлый раз я  тебе
достаточно доходчиво все объяснила.
   Да, я помнила, серый кардинал, магистр тайного ордена...
   - Так ведь именно деньги и дают власть,  -  начала  я  осторожно,  но
Беата меня перебила:
   - Это так,  но  есть  такая  власть,  которая  становится  постоянным
источником получения денег. Я  тебе  тогда  сказала,  помнишь,  что  его
интересовали  все  документы,  связанные  с  богатствами,   запрятанными
оккупантами.  Располагать  такими  данными,  скажу  я   тебе!..   Думаю,
Пшемыслав  был  бы  счастлив,  заполучив,  например,   список   шпионов,
засланных в нашу страну. Никому бы его не показал,  спал  бы  на  нем  с
блаженным ощущением власти над этими людьми. Хо, хо, ведь они у  него  в
руках! Ну и те документы, он бы один их прочитал и  держал  остальных  в
руках. Говорю тебе, мания! Как он однажды рассвирепел, когда я  случайно
узнала совершенно непонятную мне тайну и  имела  глупость  ему  об  этом
рассказать...
   - Какую тайну? Теперь мне расскажи, мне надо знать все, что связано с
Пшемыславом.
   Сунув наконец кисть в  горшок,  где  уже  торчало  с  десяток,  Беата
удобнее устроилась на тахте и закурила.
   - Давно это было, - сказала она. - Еще во время моего первого  выезда
за границу, с Хенриком, мужем, ты его ведь знала. Жили мы  в  Штутгарте.
Ему удалось недорого снять две комнаты у каких-то знакомых немцев, и  он
трясся над этими немцами как не знаю кто, боялся в чем-то им не угодить,
чтобы с квартиры не  погнали.  И  мне  велел  во  всем  им  подчиняться,
"орднунг" во всем соблюдать, вовремя приходить, не опаздывать  к  обеду,
не шуметь, не сорить, не курить, с ума сойти! А мне надо было  работать.
Это тоже был непорядок,  по  их  понятиям,  жена  должна  быть  домашней
хозяйкой, мыть кастрюли, стирать и убирать, а если ничего такого  делать
не надо, то чистить мужу ботинки. Буквально,  это  не  метафора.  Вот  и
приходилось  мне  скрывать  от  них,  что  я  работаю.  Днем  они  могли
проверить,  и  я  договорилась,  что  буду  приходить  в   архитектурную
мастерскую вечерами и  засиживаться  до  ночи.  Моих  работодателей  это
устраивало, у них как раз был завал. Хенрика тоже  устраивало,  ты  ведь
знаешь, он был скуповат, мои  деньги  ему  оказались  весьма  кстати.  А
немцам хозяевам мы говорили, что по вечерам я для моциона гуляю, Хенрику
приходилось делать вид, что он  меня  сопровождает,  в  общем,  сплошные
сложности.
   Ну и как-то раз пришлось засидеться до глубокой ночи, автобусы уже не
ходили. Меня немного подвез на своей  машине  заведующий  мастерской,  а
дальше я отправилась пешком. В дом нужно было проникнуть незаметно, ведь
это непорядок - так поздно возвращаться! Наши комнаты  на  первом  этаже
выходили окнами в садик, я знала,  что  Хенрик  оставит  открытым  окно,
проблема заключалась в том,  чтобы  пробраться  на  свой  участок  через
соседские, потому что пройти просто в калитку значило поднять трезвон на
весь дом. А все эти  их  проклятые  домики,  садики,  живые  изгороди  и
калиточки в них были на одно лицо, я и запуталась. Показалось, вот вроде
мое окно, хотела пощупать, не открыто ли, как вдруг осветилось соседнее.
Оно оказалось открытым, вернее, раздвинутым, там окна раздвигаются в две
стороны. И какой-то человек подошел к окну и сказал, вот, дескать, какая
чудесная ночь, сентябрь, а так тепло. И я поняла, что это  не  наш  дом,
что я подкралась под чужое окно. Представляешь, какой шум подняли бы эти
добропорядочные обыватели, если  бы  ночью  обнаружили  в  своем  садике
притаившуюся чужую бабу? Я пригнулась до  земли,  старалась  не  дышать,
чтобы меня не заметили.  И  отползти  боялась,  трава  зашуршит.  Вот  и
слушала, о чем они говорили, а немецкий я уже  знала  неплохо.  Конечно,
всего, что говорили,  не  вспомню,  только  общий  смысл.  Тот,  который
подошел к окну, спросил, где сейчас карта, а кто-то из мужчин ответил  -
не удалось узнать. А известно ли, где спрятан кубок кого-то  из  королей
Саксонской  династии?  Да,  ответили  ему,  эта  карта  сохранилась,   в
окрестностях Шпигельборга. Тот, у окна, похоже, был главным, он  сказал,
как только извлечете, немедленно уничтожить, чтобы  не  попало  в  чужие
руки. Я поняла - какие-то ценности так хорошо  запрятаны,  что  случайно
никто не найдет, а они вот-вот получат  самые  точные  сведения.  Кто-то
высказал опасение, не подведет ли их Хайнрих, ненадежный  он,  лучше  бы
его ликвидировать. И знаешь, так страшно они говорили  об  этом,  что  у
меня мурашки пошли по коже, я уж и не знала,  как  оттуда  выбраться.  А
потом позвали этого , у окна, посмотреть на то,  что  удалось  откуда-то
извлечь, тот отошел от окна, я воспользовалась этим и  по  стеночке,  по
стеночке неслышно выбралась в соседний садик, а потом и свой  разыскала.
И когда Пшемыслав как-то  упомянул  о  спрятанных  немцами  на  Западных
Землях сокровищах, я сразу вспомнила этот подслушанный ночной  разговор.
Знаешь, что такое Шпигельборг? Теперь это Спренцово, небольшое  местечко
под Олыптыном. Я и брякнула Пшемыславу,  что  его  документы  охотно  бы
приобрела та самая немецкая шайка, что собирается  прикончить  какого-то
Хайнриха. Видела бы ты, как  он  разъярился!  Вытянул  из  меня  все  до
словечка, тогда я лучше помнила этот разговор, и такой скандал  устроил,
что я надолго запомнила.
   - Скандал из-за чего?
   - Что плохо слушала, что всего не поняла, что всего не  помню.  И  по
своему обыкновению дал понять - чего же еще от такой дуры ожидать?
   Я вздохнула:
   - Тут я Пшемыслава понимаю, сама бы устроила тебе скандал. Неужели ты
и в самом деле ни одного имени, ни одной  фамилии,  кроме  Хайнриха,  не
услышала?
   - Кто говорит, что не услышала? Это я Пшемыславу так сказала. А  сама
знаю: тот, который к окну подошел, - Альфред Бок.
   - Откуда же ты знаешь?!
   - А те, в комнате, позвали его одновременно. Один  сказал:  "Альфред,
поди-ка сюда", а второй: "Герр Бок, взгляните вот на это". Выходит,  его
зовут Альфред Бок, логично?
   - Логично... Опять Альфред! Надо же, какое популярное имя.
   Теперь, когда Беата была в курсе моих поисков, я обратила ее внимание
на снимок Пшемыслава, сидящего  на  крышке  люка  контрольного  колодца.
Беата нисколько не удивилась.
   - Наверняка он по уши погряз в этом деде, хотя  бы  для  того,  чтобы
держать всех в руках, поэтому и старается обо  всем  разузнать.  Не  для
того, чтобы самому воспользоваться  богатствами,  а  просто  насладиться
чувством своего могущества. Я не исключаю, что он лично намерен в нужный
момент затаиться в нужном месте, кто-то явится с лопатой, а  он-тут  как
тут. Какое счастье! И с Финеткой все ясно. Ты права,  наверняка  это  та
девка, которую он до сих пор не может забыть,  а  она,  возможно,  снова
собирается обвести его вокруг пальца. Уверена, уж эта знает, что делает,
может быть, предложит ему сотрудничать, может, уже предложила...
   Зазвонил телефон. Алиция сообщила, что встретила в  Мальмо  знакомую,
которая подарила ей какие-то саженцы, их надо как можно быстрее воткнуть
в землю, поэтому Алиция  вынуждена  немедленно  возвратиться  домой,  до
вечера она ждать не может. Я заверила ее, что не заблужусь  в  Мальмо  и
сама прекрасно вернусь в Данию на водолете, постараюсь  не  опоздать  на
последний поезд  до  Аллерода.  Пусть  спокойно  едет,  обо  мне  нечего
тревожиться.
   Беата все это время сидела в  волнении,  дожидаясь  окончания  нашего
разговора, и едва я положила трубку, воскликнула:
   - Знала бы ты, как я  жажду,  чтобы  на  сей  раз  у  Пшемыслава  все
сорвалось! И хочу тебя предупредить - будь осторожна. У него  своя  рука
не только в министерстве культуры, ведь он связан  и  с  милицией,  и  с
прокуратурой, у него свои люди и в партии, и в  министерстве  внутренних
дел. Одна шайка!
   - Успокойся, я знаю об  этом.  У  меня  тоже  найдутся  знакомства  в
милиции, от министерства же я постараюсь  держаться  как  можно  дальше.
Меня больше беспокоит другая сторона.
   - Какая другая?
   - Ведь кто-то уже утопил Михалека в озере, не поверю, что  он  утонул
случайно. Кто-то убил Скорняка, кто-то прикончил Гоболу. Это только  те,
о которых я знаю. Даже если предположить, что они убивали друг друга  по
очереди, последний из убийц жив. Опять же не поверю, что этим занималась
Финетка, не пойдет она на мокрое дело, то есть, хочу сказать, прикончить
человека для нее - раз плюнуть, но сама она этим заниматься  не  станет,
она  ведь  не  из  работящих...  Мне   неизвестно,   какой   информацией
располагает сейчас их главарь или последний  из  убийц,  может,  он  уже
намылился куда-то с лопатой, мне ведь одной за всем не проследить. Взять
хотя бы твоего Бока... Сколько ему может быть лет?
   - Я же его не видела толком, у окна стоял, видела я лишь его тень  на
траве. По голосу судя - мужчина в самом расцвете  сил,  от  тридцати  до
пятидесяти.
   - Может, сейчас уже помер?
   - Кто его знает.  Тогда  не  произвел  на  меня  впечатления  такого,
который собирается помирать.
   Итак, Хайнриха они все-таки убили, ведь  это  был  скорняк  Хилл,  не
сразу убили, несколько лет прошло после подслушанного Беатой  разговора.
Пшемыслав вряд ли был с ними связан, он никогда не  выезжал  за  пределы
страны, через Финетку тоже вряд ли стакнулся с ними, не те  отношения  у
него сложились с Финеткой. Нет, самым подозрительным  мне  представлялся
Альфред Бок. Я даже поинтересовалась у Беаты, не было ли у него перчатки
на левой руке, на что та резонно заметила, что по тени на  траве  такого
не  определишь.  Наши  разговоры  так   взволновали   Беату,   что   она
почувствовала прилив творческого вдохновения, кинулась к своему  полотну
и принялась с размаху наносить на него сочные мазки  краски.  Прекрасная
абстракция у нее получилась!
   - Слушай, Беата, а ты все одна живешь?
   - Одна, после моих неудач на личном фронте вряд ли я еще когда  смогу
увлечься, - ответила художница, не отрываясь от работы.
   Я  пожелала  ей  творческих  успехов  и   распрощалась.   Надо   было
торопиться, иначе опоздаю на последнюю электричку до Аллерода.
   Домик Алиции был погружен в полную темноту, но это меня  не  удивило:
наверняка Алиция устала после поездки в Мальмо и садово-огородных  работ
и легла спать пораньше. У меня был свой ключ, я тихонько отперла входную
дверь, чтобы не разбудить подругу, и в темной прихожей наткнулась  сразу
у входа на  кучу  какого-то  мягкого  тряпья.  Нагнулась,  пощупала,  не
зажигая света, опять же чтобы не разбудить Алицию, зная, что дверь своей
комнаты она имеет привычку  оставлять  открытой.  Действительно,  что-то
вроде  верхней  одежды.  Странно.  Попыталась  дальше  пройти  ощупью  и
наткнулась сначала на перевернутый стул, а потом снова на кучу  каких-то
вещей на полу, вроде бы бумаги зашелестели. Не думая более о вежливости,
я нажала на первый попавшийся под руку выключатель. Свет залил прихожую.
   Глазам представилась картина, от которой перехватило горло. Такого  в
доме Алиции мне еще не приходилось видеть. Пол в  прихожей  был  завален
выброшенными из шкафов предметами верхней одежды, в гостиной  вываленные
на пол книги, бумаги, снятые со  стен  картины  образовали  бесформенные
кучки, весь пол в кухне покрывали сброшенные с полок  и  извлеченные  из
шкафчиков продукты россыпью и в  упаковках,  перемежающиеся  с  вилками,
ложками, тарелками, кастрюлями и прочей кухонной  утварью.  В  остальных
комнатах - то же самое. В моей, например, ступить было некуда, маленькое
свободное пространство пола занято  выброшенными  из  письменного  стола
ящиками и их содержимым. В коридорчик я не могла открыть  дверь,  с  той
стороны она была забаррикадирована снятыми со  стен  картинами  и  горой
запасенных Алицией коробок со стиральным порошком.
   Сначала я просто тупо удивлялась тому, что вижу, не понимая, чего это
понадобилось Али-ции искать в собственном доме. Были и раньше случаи, мы
даже вместе искали, но такого  погрома  не  устраивали,  ведь  самим  же
придется все убирать. Потом до меня дошло. Езус-Мария,  это  сделала  не
Алиция! Где же она сама?! Не легла же спать при таком разгроме!
   Поднатужившись, я  пробилась  сквозь  коридорчик  и  заглянула  в  ее
комнату. То же самое, а Али-ции и след простыл. Вспомнив все  предыдущие
разгромы  в  квартирах,  встретившиеся  мне  на  тернистом   пути   моих
изысканий, я впала в панику. Где Алиция? Неужели мне суждено  наткнуться
на ее хладный труп? А может, она еще жива? Почему я, последняя кретинка,
не подумала об угрожавшей ей опасности? Скорее в  мастерскую,  осмотреть
ее и подвальчик при ней!
   Зажигая везде свет, в том числе и над входной дверью, я выскочила  из
дома, обежала вокруг него и  ввалилась  в  раскрытые  двери  мастерской.
Пусто и даже не видать особого беспорядка. Чуть не  слетев  со  ступенек
ведущей в подвал лестницы, я принялась  передвигать  какие-то  картонные
коробки,  которыми  был  забит  подвал,  прерывающимся  голосом  окликая
Алицию. Напрасно, ее нигде не было. Затем я обыскала двор и садик, светя
себе спичками в тех местах, куда не доходил  свет  от  дома.  Тоже  нет.
Минутку, ведь и машина Алиции не попадалась мне на глаза! Точно,  машины
Алиции не было под навесом.
   Я вернулась в дом, лихорадочно соображая, что теперь делать.  Куда-то
следует позвонить. А телефон? Ага, вот он, под кучей газет,  и,  кажется
работает, только вот куда звонить? В полицию?  "Скорую  помощь"?  Родным
Алиции? Но я  не  знала  номеров  телефонов,  блокнот  Алиции  со  всеми
номерами валялся где-то здесь, на  полу,  попробуй  его  разыщи  в  этой
свалке! Какие-то номера закодированы в аппарате, но  какие  и  на  каком
языке? С трудом припомнив номер телефона  одной  из  наших  знакомых,  я
кинулась на  колени  перед  аппаратом  и  трясущимися  руками  принялась
набирать номер. Цифры путались, номер не набирался.
   И тут я услышала шум подъехавшей к  дому  машины.  Швырнув  трубку  и
попирая ногами собственный жакет, ринулась я к двери, вихрем  промчалась
к калитке и рванула ее, чуть не сорвав с петель. Меня ослепил свет  фар,
потом он скользнул в сторону и я узнала