, и мы направились в  чащу.  Я  старалась  высмотреть
красный кошелек, хотя и понимала, что до него еще идти и идти. Ага,  вот
то место, где я сорвала три белых гриба и заметила  Пшемыслава,  значит,
правильной дорогой идем.  Тут  уж  я  обязательно  должна  увидеть  свой
кошелек. Нет, не видать нигде.  Вот  вроде  бы  те  самые  густые  кусты
можжевельника.
   - Может, дальше? - спросил Ментальский.
   - Да вроде бы здесь, - ответила я. - Разросшийся можжевельник, с этой
стороны один с краю высокий, на него я нацепила красный  кошелек,  чтобы
бросался в глаза, а с той стороны уже дубочки виднелись.  Под  одним  из
них я и наткнулась на... то самое. Увидела ботинок и сразу вылезла!  Под
молодым дубком, ветки у него по земле стелятся.
   - А, знаю, там и старые есть. Это должно быть вон там.
   И в самом деле, вот вроде знакомые заросли кустов, вот  высокий  куст
можжевельника, вот на эту ветку я нацепила кошелек... Так где же он?
   Кошелек исчез. Хорошо, что вытряхнула из него все содержимое.  А  вот
шнурок мой остался, зацепился за нижнюю ветку и висит.  Интересно,  если
бы милиция проводила здесь расследование, наверняка по шнурку и на  меня
бы вышли! Надо припрятать, а то угожу в подозреваемые!  Не  выпуская  из
рук двустволки, Ментальский  пробрался  сквозь  кусты,  приподнял  ветви
дубка и какое-то время на что-то смотрел, потом задом выполз.
   - Да, в ботинке человек, мертвый. С той  стороны  к  нему,  наверное,
легче подобраться, но лучше  сразу  вызвать  милицию,  чтобы  следов  не
затоптать, если остались какие.
   Без особого энтузиазма  я  согласилась  с  ним,  ведь,  кроме  следов
преступника, эксперты наверняка  обнаружат  и  мои,  не  говоря  уже  об
останках грибов, за которыми я туда полезла. А если туда свалился еще  и
мой кошелек, ничто не спасет меня от участи главного подозреваемого.
   Мачек терпеливо ждал нас, сидя на дереве, хотя я очень  боялась,  что
он тоже исчезнет, как  мой  кошелек.  Жаль  кошелька,  очень  я  к  нему
привыкла, такой удобный. Мне его на Новый год  подарили.  Не  иначе  как
проклятый Пшемыслав свистнул. Отберу у мерзавца, сама его выслежу!
   Минут через десять мы были уже в доме Ментальского,  и  лесник  сразу
принялся дозваниваться до комендатуры милиции, мы  же  с  Мачеком  стали
распаковывать сверток Гоболы. В большом целлофановом пакете,  обвязанном
веревкой, оказался второй пакет,  тоже  целлофановый,  оба  были  плотно
заклеены  скотчем.  Внутри  находились  большие  бумажные   конверты   и
маленький полотняный мешочек. Развязали мешочек, и  на  стол  высыпались
драгоценные камни, в основном бриллианты, и несколько  изделий  из  них:
колье, брошки, браслеты и кольца. Мы не обрадовались.
   - Холера! - угрюмо выругался Мачек.
   - Не прикасайся! - предупредила я. - Пока сгребем все обратно,  потом
решим, что с ними делать. Надо как-то с умом отдать, за одно то, что  мы
распаковали, уже срок грозит.
   Мачек согласился со мной и  держал  мешочек  у  края  стола,  пока  я
сгребала в него драгоценности кухонным ножом.
   - Минут через пятнадцать приедут, - сообщил  Ментальский,  подходя  к
нам.  -  Стекляшки  меня  не  интересуют,  а  вот  бумаги  я  бы   хотел
просмотреть.
   Чтобы не запутаться, мы принялись просматривать конверт за конвертом,
откладывая  в  сторону  уже  просмотренное.  Знакомая  картина:   старые
немецкие штабные карты, несколько старых снимков... Увидев снимки, мы  с
Мачеком так и вцепились в них, в данной стадии расследования  аферы  они
могут стать самым ценным доказательством. Я поспешила извлечь  из  сумки
свою драгоценную лупу. Мачек взглянул на  оборот  одного  из  снимков  и
вскричал:
   - Глядите, тут что-то написано!
   Ментальский вырвал у него снимок,  прочитал  написанное  сначала  про
себя, потом вслух:
   "Это Альфред Козловский, который принял фамилию Бок".
   - Бенек писал, - прокомментировал лесник и продолжал:
   "Протез у него для камуфляжа, обе руки в порядке. Это он убил  Лотара
Шульца, Флориана Гонску, Ярослава Пентковского  и  Зенона  Клуску.  Ищет
меня, чтобы убить, я тоже знаю слишком много".
   Надо  же,  прямо  голос  с  того  света!  Я  вырвала  снимок  из  рук
Ментальского. Наконец-то появилась возможность увидеть  лицо  проклятого
бандита, папочки Фреди, мужа Гати...
   Нельзя сказать,  что  снимок  получился  замечательный.  Любительская
фотография, довольно темная. Козловский наклонился, кажется мыл  в  тазу
руки, и в момент съемки обернулся. Фото получилось  в  три  четверти.  И
хотя он тут был намного моложе, я узнала это лицо. Да, Гатя должна очень
не любить Финетку.
   - А кто такой Лотар Шульц? - спросил Мачек. -  Вы  что-нибудь  о  нем
слышали?
   - Ничего, - ответила я.  -  Гобола  поставил  его  на  первом  месте,
наверное, его первым и убили, милиция может даже не знать. Пан  Зефирин,
а вы знаете?
   Ментальский угрюмо кивнул.
   - Знаю, потом расскажу. Сейчас надо все просмотреть до конца, милиция
каждую минуту может приехать.
   Бумаги Гоболы и в самом  деле  представляли  громадный  интерес.  Вот
сводный перечень зарытых немцами кладов, при  каждой  позиции  приписка,
откуда  поступили  сведения.   Вот   список   людей,   которые   прятали
награбленное, а вот  те,  которые  или  нашли  клады,  или  пытались  их
разыскать. Среди последних Мундя занимал почетное место. Вот в отдельном
конверте немецкие документы, наверняка военные. Лихорадочно просматривая
их, я радовалась - просто бесценные сведения, абсолютно все есть!
   Странно еще,  что  там  нет  данных  о  Янтарной  комнате.  Я  бы  не
удивилась, наткнувшись и на сведения о ней, такими  обширными  оказались
познания Гоболы в области награбленных фашистами сокровищ.
   - Смотри-ка, - прервал мои мысли Мачек, листающий бумаги  из  другого
конверта. - Вот ценности, награбленные после Варшавского  восстания,  их
обнаружила некая Люпина Щигельская. Это случайно не твоя тетка?
   - Конечно же,  моя  тетка!  Надо  внимательно  прочесть,  может,  там
написано, кому она их передала.
   - Написано, Ковальский. Ничего не скажешь, редкая  фамилия,  половина
поляков носит ее. Ага, вот  дальше,  Ковальский  был  связан  с  Михалом
Латаем...
   - ...а у Латая Гобола украл то, что в мешочке. Сам написал!
   - И  правильно  сделал,  что  украл,  -  встал  на  защиту  покойного
Ментальский. - А теперь скрывать нечего.
   В  одном  из  конвертов  я  обнаружила   письма   Хилла,   написанные
по-немецки. Адрес отправителя канадский,  возможно,  из  них  бандиты  и
узнали адрес Хилла. Дай-то Бог,  значит,  не  я  навела  убийц  на  след
скорняка... мир его праху!
   - Милиция сейчас явится, - сказал Ментальский. -  Я  бы  им  пока  не
отдавал эти документы, лучше отдать прямо в  руки  этого  капитана,  как
его?
   - Леговский. Я тоже так думаю. Эти приедут по поводу трупа, вот пусть
им и занимаются, совсем не обязательно сообщать о бумагах. Давайте опять
всё поскладываем в  целлофановый  пакет.  Пан  Зефирин,  где  лучше  его
спрятать?
   - В вашей машине, - сразу ответил Ментальский, - Кто там  знает  этих
ментов, вдруг надумают у  меня  обыск  делать?  А  вы,  наверное,  сразу
уедете.
   - Если и к нам они не прицепятся, - пробормотал Мачек,  поднимаясь  с
целлофановым пакетом в руках.
   Моя машина стояла во  дворе.  На  всякий  случай  я  разыграла  целый
спектакль,  чтобы  замаскировать  вынос   пакетов:   протирала   стекла,
проверяла масло, неизвестно  зачем  долила  воды  в  аккумулятор,  долго
наводила порядок в салоне. Очень хорошо, что там  набросаны  были  банки
из-под пива. Собирая их, затолкала пакеты под  заднее  сиденье,  которое
отодвигалось  с  трудом.  Думаю,  там  бумаги  будут   в   относительной
безопасности.  Меня  даже  не  столько   беспокоила   милиция,   сколько
Пшемыслав, который где-то околачивался поблизости и был намного опаснее.
   Тот же поручик приветствовал нас как старых знакомых.  Он  добродушно
поинтересовался:
   - И часто вы намерены к нам приезжать? Потому что, как ни приедете  -
сразу труп. Может, предупредите, сколько еще их у вас запланировано?
   Я с трудом удержалась, чтобы не ответить: такая уж  у  меня  планида,
везде, где ни ступлю, так и падают  трупы.  Боюсь,  мой  юмор  не  будет
понят. Поэтому я ответила с достоинством:
   - Это не наш, мы его не планировали. Мы не знаем,  кто  он  и  откуда
здесь взялся. Возможно,  действует  кто-то  из  конкурирующей  фирмы.  А
капитан Леговский с вами не приехал? Может, хотя бы звонил?
   - Кто его обнаружил? - проигнорировал мой вопрос поручик.
   - Я, но...
   - И я его видел, - пришел мне на помощь Ментальский.
   - Тогда проводите нас. Той самой дорогой, по которой шли.
   Мачека мы оставили на хозяйстве. Ему велено было сидеть на ступеньках
крыльца и не сводить глаз с машины.
   Мы с милицией отправились в лес. Вел нас Ментальский,  вел  уверенно,
ни разу не усомнившись в выборе  направления,  но  явно  не  "той  самой
дорогой", ибо непонятно было, что подразумевать  под  "той  самой":  мои
грибные зигзаги, путь в поисках дерева с дуплом или  кратчайший  путь  к
дому, которым мы шли обратно. Прошло всего несколько минут, и я, показав
пальцем на высокий куст можжевельника, сказала:
   - Вон под него я залезла.
   - Зачем? - спросил поручик.
   - За грибами. Замечательные белые грибы, вы обнаружите там их  корни.
Тогда я не знала, что рядом окажется ботинок.
   Вздохнув, поручик тоже полез под куст и тоже  вылез  задом.  С  собой
поручик привел большую компанию, четыре человека, один из  них  оказался
фотографом.  Прежде  чем  лезть  к  ботинку,  они   изучили   окружающую
территорию, исследовали каждый сантиметр, и фотограф то  и  дело  щелкал
затвором фотоаппарата. Мне это показалось не правильным.
   - Если тот, в кустах, еще жив, следовало бы  начать  с  оказания  ему
помощи, - сказала я Ментальскому вполголоса.
   - Нет, он мертвый, - прошептал в ответ Ментальский.
   - Откуда вы знаете?
   - Не знаю откуда, но сразу понял. Увидев, как  поручик  с  превеликой
осторожностью прячет в  целлофановый  пакетик  зацепившиеся  за  колючки
нитки от моего шнурка, я решила признаться сразу:
   - Это мое. Кошелек привязывала,  чтобы  потом  найти  место.  Красный
кошелек, в глаза бросается.
   - Предъявите кошелек и шнурок.
   - Шнурок вот он, пожалуйста, а кошелька не оказалось, исчез  куда-то,
мы уже искали. Пан Ментальский нашел  куст  и  без  кошелька,  по  моему
описанию.
   Вся эта работа экспертов продолжалась столько  времени,  что  человек
десять раз мог помереть,  пока  они  соизволили  добраться  до  него.  К
счастью, среди членов следственной бригады оказался полицейский врач. Он
определил - приблизительно разумеется, время смерти несчастного.
   - Прошло от восьми до десяти часов со времени смерти,  -  авторитетно
заявил врач. - Погиб, по всей вероятности, от  удара  ребром  ладони  по
шее. Карате. Остальное - после вскрытия.
   Очень утешило меня такое заключение специалиста. Карате не занимались
ни мы с Мачеком, ни, насколько мне  известно,  пан  Зефирин.  Подсчитала
часы, и получилось, человек был убит на рассвете, между  тремя  и  пятью
часами. Все мы в это время спали мертвым сном.  Правда,  непонятно,  кто
может  засвидетельствовать  этот  факт.  Собаки  могли  бы,  да  их,   к
сожалению, расспрашивать не будут.
   Наконец поручик жестом пригласил нас подойти к трупу.
   - Вы его знаете?
   Мне хватило одного взгляда, и вовсе не  потому,  что  у  мертвеца  на
левой руке была надета толстая кожаная перчатка. Я видела этого человека
не один раз. В Канаде - несколько недель назад, и здесь на фотографии  -
какой-то час назад. Совсем не изменился... Почему-то  подумалось  -  вот
Гатя и стала вдовой...
   Отбросив несвоевременные мысли, я  сочла  нужным  сказать  как  можно
больше, а то, не дай Бог, Ментальский выскочит с ненужными признаниями о
том, что только что видел  этого  человека  на  фотографии,  что  Гобола
подозревал этого человека в  ряде  преступлений.  Тогда  речь  неизбежно
зайдет и о бумагах Гоболы и всем нашим планам конец. Лесник уже открывал
рот, когда я затараторила:
   - Это некий Альфред Козловский, гражданин  ФРГ,  теперь  его  фамилия
Бок. Его сын проживает в Варшаве в  Секерках,  но  не  уверена,  что  он
опознает папочку, вряд ли захочет...
   Ментальский закрыл рот.
   - А вы его знали? - спросил поручик.
   - Кого? Папочку или сына?
   - Вот этого.
   - Лично не доводилось. Раз видела в натуре, но тогда  не  знала,  кто
это, потом мне о нем рассказали; и еще кажется мне, что  когда-то  давно
он крутился вокруг Бенека. Я имею в виду Гоболу. Но поклясться в этом не
могу, просто мне кажется.
   - Сюда можно подъехать? - обратился поручик к лесничему.
   - С той стороны метрах в ста пятидесяти проходит просека, а ближе  не
подъедешь.
   Вернувшись к домику лесничего, я увидела на ступеньках крыльца  рядом
с Мачеком капитана Леговского. Он так глубоко задумался,  что  не  сразу
заметил меня.
   Я присела рядом.
   - Как будем действовать? Я отвезу эти вещдоки в Варшаву и там передам
вам или вы их здесь сразу возьмете? События развиваются в бешеном темпе,
ряды противника редеют, но опасность остается. Вам решать.
   - Чей труп обнаружен в лесу? - поинтересовался капитан.
   - Козловского, он же Бок. Точно, он!
   - Что ты говоришь! - воскликнул Мачек. - Серьезно?
   - Еще как серьезно.
   - Ну вот, а мы с пеной у рта доказывали поручику, что ничего общего с
мертвецом не имеем...
   - Возвращаемся вместе, - решил капитан  и  поднялся  со  ступенек.  -
Только сначала я хочу осмотреть то  место  в  лесу.  Бумаги  пока  пусть
остаются у вас, передадите их мне в Варшаве. Похоже, теперь  и  в  самом
деле перед нами остался только один фронт...
   - Интересно, чем объясняется такое невероятное доверие к тебе? - имел
наглость поинтересоваться Матеуш, просыпав пепел своей сигареты на  фото
покойного Козловского. - Леговский должен  был  сразу  отобрать  у  тебя
найденные документы, а не позволять,  чтобы  ты  их  еще  к  себе  домой
привезла. Что бы это значило?
   - Я тоже ломаю голову, - вежливо ответила я на колкость. -  И  думаю,
невероятное доверие объясняется просто доверием к тебе, ведь я действую,
так сказать, в качестве твоего полномочного представителя.
   - Вот это меня и удивляет...
   - Вместо того чтобы удивляться, взял бы да и спросил его прямо,  ведь
вы знакомы.
   - Мы целую вечность не виделись. По разным причинам...
   Всю дорогу из Болеславца в Варшаву мы с Мачеком обсуждали создавшуюся
ситуацию, и теперь я воспользовалась случаем, чтобы представить  Матеушу
нашу точку зрения на происходящее.
   - Сам подумай, на кого же ему еще опереться, как не на нас с  Мачеком
и на тебя, - стала рассуждать я. - Ведь мы уже доказали свою преданность
делу и бескорыстие. В его  же  интересах  проявить  к  нам  максимальное
доверие и информировать о том, чего мы пока еще не знаем.
   - Может, ты и права. А что вы думаете обо всех этих убийствах?
   - Наверняка дела закроют, ведь и сам убийца отдал концы.
   - Вот именно, отдал. Не сам же, его тоже прикончили, значит,  кое-кто
жив. Не вы же с Мачеком это сделали? Разве что лесничий...
   - Лесничий невиновен. Это Пшемыслав.
   - Что?!
   - Пшемыслав Дербач, то, что слышишь. Возможно, я принимаю желаемое за
действительное, но очень подходящей представляется мне его  кандидатура.
Знаешь, все сходится...
   Матеуш недоверчиво смотрел на меня:
   - Ты шутишь? Это было бы  слишком  хорошо.  Почему  ты  думаешь,  что
Пшемыслав?
   - В лесу я его видела собственными глазами. Мелькнул за  кустами,  но
узнать его я  успела.  Пшемыслав  каратист.  А  до  этого  лесничий  нам
рассказывал, что там кто-то околачивался в лесу, тоже  искал  спрятанные
Гоболой бумаги, причем сам так прятался, что даже Ментальскому  ни  разу
не удалось его увидеть. Такое поведение тоже указывает на  Пшемыслава  -
таинственность и действие исподтишка. Заметь, он не  убил  Ментальского,
только связал его и оглушил, Козловский  не  стал  бы  так  цацкаться  с
противником. Но почему ты так радуешься? Ничего Пшемыславу  не  сделают,
представит справку о своей психической неполноценности, и его освободят,
даже если арестуют.
   Мои слова не произвели впечатления, Матеуш продолжал радоваться.
   - Справка о психической неполноценности - это же  очень  хорошо.  Это
просто замечательно! Ты не представляешь, что это значит! Такой удар  по
противнику!
   Только  я  навострила  уши,  чтобы  узнать,  чем  же  именно  справка
Пшемыслава так обрадовала Матеуша, как зазвонил телефон. Вечно он звонит
не вовремя! Матеуш с разбегу уже собирался раскрыть мне тайну,  пришлось
повременить.
   Звонил капитан  Леговский.  Свое  доверие  ко  мне  он  ограничил  во
времени, получается, всего одно утро пользовалась я его доверием, потому
как, убедившись, что я дома, сообщил о своем визите ко мне. Я сказала  -
у меня сейчас Матеуш, в глубине души  надеясь,  что  это  обстоятельство
заставит капитана отложить визит. Напротив, Леговский явно  обрадовался.
Очень хорошо, сказал, вот сразу с нами обоими и поговорит.
   Через десять минут он был уже у меня. Я с  удивлением  смотрела,  как
они с Матеушем обнимались при  встрече.  Хорошо  хоть,  не  ударились  в
воспоминания детства! Капитан прибыл с большой охотничьей сумкой  и  для
начала достал из нее некий красный предмет.
   - Вам этот предмет знаком? - спросил он.
   - Мой кошелек! - обрадовалась я. - Нашли?
   Я могу его взять? Знаете, я так к нему  привыкла.  Небось  скажете  -
вещественное доказательство, останется в деле...
   -  Это  действительно  вещественное  доказательство,  но  можете  его
забрать. Нам этот вещдок ни к чему.
   Схватив драгоценный кошелек, я быстренько отнесла его  в  прихожую  и
спрятала в сумку, с глаз долой, а то  еще  капитан  раздумает.  Когда  я
вернулась в комнату с кофе для гостей, весь стол был завален документами
Гоболы.
   - Где же вы нашли кошелек? - поинтересовалась я.
   Ответ был уклончивым:
   - Кошелек - доказательство вашего соучастия в убийстве Козловского, -
заявил  капитан  официальным  до  невозможности  голосом.  И   когда   я
вытаращила на него глаза, тем же голосом пояснил:
   - Одного убийцы мне вполне достаточно. Я как-то не верю,  что,  когда
тот убивал, вы держали жертву за руки.
   - Карате? - спросил Матеуш.
   - Карате, - подтвердил капитан. - Одного  удара  хватило.  Мастерский
удар!
   - Мне не хотелось бы выглядеть навязчивым,  -  начал  Матеуш,  -  но,
может быть, ты все-таки скажешь - кто?
   Капитан сказал:
   - Пан Дербач сам явился к нам. Убил,  защищая  свою  жизнь,  и  очень
извиняется. Мы склонны верить, биография погибшего свидетельствует о его
агрессивности. Ваш же кошелек пан Дербач нашел  неподалеку  от  трупа  и
взял для того, чтобы не потерялся, ибо намеревался  отдать  следственным
властям, что он и сделал.
   Естественно, я тут же вышла из себя:
   - Правильно, неподалеку! Я нацепила его на  куст,  под  которым  труп
лежал! Надо же, Пшемыслав в своей стихии!  И  не  соврет,  и  правды  не
скажет! Вот только что я говорила Матеушу, что этому человеку вы  ничего
не сможете инкриминировать, он и впредь будет  осложнять,  запутывать  и
вставлять палки в колеса! К вам же явился, только потому как видел,  что
я видела его! Головой ручаюсь!
   - Осложнять и запутывать, может, он и будет, но палки в колеса больше
вставлять не сможет, - успокаивающе сказал капитан. - Какой кофе  у  вас
вкусный. Ведь он же окончательно скомпрометировал себя, неужели вы этого
не видите?
   - Вижу, что для вас все еще недостаточно... - начала было я,  но  тут
перехватила взгляд, которым обменялись капитан с Матеушем,  и  прикусила
язык. Видимо, существует какая-то таинственная,  неизвестная  мне  связь
между ними, какие-то обстоятельства, о которых мне ничего  не  известно,
ну и ладно, это дело властей, я же свое  сделала.  Главное  -  Пшемыслав