о
твердил,  что  "фиат"  был  коричневый.  Но  все  четверо  не  исключают
возможности умышленного наезда.
   Затем капитан перешел к изучению материалов,  собранных  подпоручиком
Яжембским по делу о фальшивомонетчиках. Поскольку сей труд по объему  не
уступал сказкам "Тысячи и одной ночи",  всего  его  капитан  не  осилил,
ознакомившись  лишь  с  самыми   главными   фактами.   Выяснилось,   что
производством фальшивых купюр мошенники занимаются уже  долгие  годы,  а
часть готовой продукции ввозят из-за границы. Производство отечественной
продукции длится с переменным успехом не одно  десятилетие,  а  особенно
оживилось десять лет назад. Причем сделанные у нас стодолларовые  купюры
были отменного качества. Кто знает, не установили ли мы  вообще  в  этой
области  мировой  рекорд?  В  последнее  время,  по  мнению  подпоручика
Яжембского,  преступная  шайка,  по  всей   видимости   та   же   самая,
переключилась на подделку польских банкнотов  в  миллион  злотых.  Лицо,
доставившее преступникам несколько лет назад запас необходимой бумаги из
государственного хранилища, уже пребывало  за  решеткой  несколько  лет.
Нельзя сказать, что было это лицо матерым уголовником, да  и  твердостью
характера особой не отличалось, вот и сыпало направо и  налево,  выдавая
без зазрения совести своих сообщников,  но  было  ясно,  что  знает  оно
слишком мало. Состав преступной шайки был ему  явно  неизвестен.  Бумагу
оно передало одному такому неприятному типу, которого и видело-то  тогда
один-единственный раз в жизни, ни  до  этого,  ни  после  не  встречало,
совсем незнакомый, да и  стало  бы  оно,  порядочное  лицо,  водиться  с
подобными уголовниками?! А свел их родной дядюшка сидящего за  решеткой.
Дядюшка помер еще во время предварительного расследования. Тот уголовник
расплатился с благородным лицом наличными, благодаря чему в деле имелись
два очень приличных отпечатка пальцев уголовника, да вот,  к  сожалению,
не к кому было эти отпечатки подогнать.
   Сидящий за решетками поставщик бумаги для  фальшивомонетчиков  указал
на одного из распространителей готовой продукции, но от распространителя
тоже немного было толку. Он смог  лишь  сообщить,  что  нашлепали  этого
товару прорву, спускают  понемногу,  им  еще  надолго  хватит,  склад  с
товаром находится где-то за пределами Варшавы,  а  ксерокс,  на  котором
размножали свой товар, при нем, распространителе, разобрали на  части  и
по частям утопили в Висле. Хотя кто знает... Может, специально для него,
распространителя, мелкой сошки, сделали вид, что утопили, а сами  где-то
припрятали, так что еще есть шансы его отыскать. Этот  распространитель,
случайно  и  сам  того  не   желая,   выдал   своего   дружка,   второго
распространителя, и теперь они сидели на пару. По их  словам,  фальшивые
банкноты они получали от некоего Зенека, особой приметой  которого  была
привычка обгрызать спички. А остальные приметы упомянутого Зенека  ничем
не отличались от миллионов его сородичей-поляков, так что  отыскать  его
не представлялось никакой возможности. С  подчиненными  договаривался  о
встречах всегда по телефону, звонил  всегда  из  автоматов,  приходил  с
товаром, вручал его  распространителям,  во  время  инструктажа  изводил
коробок спичек и исчезал в туманной дали.
   Среди множества материалов по фальшивомонетчикам один  из  протоколов
обыска  показался  капитану  несколько  странным.   Присоединившийся   к
капитану подпоручик Яжембский полностью разделил его недоумение. Еще  бы
не странный: обыск не закончен, ни с того ни с  сего  отложен  и  только
через сутки доведен до конца. За эти сутки из подозрительного дома можно
было  вывезти  всю  мебель,  а  не  только  вещественные  доказательства
преступления. Естественно, никаких результатов обыск не дал.  Подпоручик
Яжембский давно уже присматривался к хозяину  этого  дома,  но  тот  был
чист, как слеза ребенка, а в  последнее  время  сделал  карьеру  и  стал
большой шишкой. И хотя подпоручик не  спускал  глаз  с  этого  человека,
ничего подозрительного за ним не замечалось. Возможно, став  шишкой,  он
не решался пускаться в рискованные  предприятия,  а  может,  наоборот  -
теперь имел больше возможностей скрывать свою  преступную  деятельность.
Проследить же за всеми его теперешними знакомыми, приятелями и клиентами
у полиции просто не было возможности.
   - А при чем здесь Торовский? - спросил капитан.
   - Торовский очень им интересовался, - ответил Яжембский. - Все  время
крутился около него, может, что и разнюхал.  Я  же  узнал  об  этом  уже
тогда, когда Торовский перестал крутиться...
   - А как ты узнал?
   - Любовница выболтала.
   - Чья любовница?
   - Торовского. Мужик он был красивый, да ты и сам видел, бабы от  него
всегда были без ума. А этой он наобещал с три короба, когда она ему была
нужна, а потом и оставил с носом. Вот она в сердцах и принялась болтать.
У нее  маленькая  лавочка  с  модными  товарами  в  хорошем  пункте,  на
Пулавской, Торовский использовал ее как  явку.  Туда  приходили  деловые
люди, передавали Торовскому сведения, он для  них  оставлял  инструкции.
Женщина же не слепая, не глухая и не совсем уж дура, догадывалась, в чем
дело, помогала обожаемому мужчине. А когда стало ясно, что он ее бросил,
принялась трепать языком.
   - Тебе растрепала?
   - Э, куда  мне!  Сдунчику  выболтала.  Капитан  с  пониманием  кивнул
головой, ибо к агенту Сдунчику питал глубокое уважение. Эта  легендарная
личность славилась тем, что с легкостью  могла  принимать  любой  облик,
начиная  с  соблазнительной  куртизанки  среднего  возраста   и   кончая
бразильским  послом.  Сведения,  которые  с  непостижимой  для  обычного
оперативника легкостью раздобывал агент Сдунчик, заставляли предполагать
у него прямо-таки колдовские возможности растягивать время. Наверняка он
умел растягивать обычные сутки на все сорок восемь часов, ибо за обычные
двадцать четыре просто было невозможно сделать то, что делал Сдунчик. Он
один умудрялся заполучить столько же информации, сколько  все  остальные
оперативники вместе взятые. А может, он просто очень любил свою работу?
   Капитан тяжело вздохнул:
   - Похоже, нам очень облегчили бы работу сведения, которыми располагал
безвременно ушедший Торовский.
   - Вот именно, - подтвердил подпоручик.  -  По  крайней  мере,  мы  бы
знали, кого искать.
   - Ну, насчет того, кого искать, мы кое-что знаем, - заметил  капитан.
- Искать надо женщину, оставившую  в  квартире  Торовского  свою  сумку.
Оставила сумку, сама сбежала... Может, тоже какая  покинутая  любовница?
Он был бабник, этот Торовский?
   - Пожалуй, насколько я  понял,  любил,  чтобы  за  ним  ухаживали,  и
всячески старался это использовать. Черт бы  побрал  эту  мою  идиотскую
пунктуальность! Что бы мне прийти пораньше!
   В этот момент к  присутствующим  присоединился  дошедший  наконец  до
комендатуры  подпоручик  Вербель.  Он  поделился  добытыми   сведениями.
Количество  баб  вокруг  покойного  Миколая  Торовского   возрастало   с
устрашающей быстротой, и капитан разослал оперативников по имеющимся  их
адресам, велев им действовать быстро  и  без  промедления.  Оперативники
быстро и  без  промедления  установили  следующее:  Мариола  Котульская,
владелица мотеля под Гданьском, за три последних дня  не  покидала  свой
мотель ни на минуту;
   Катажина Боллер всю вторую половину вчерашнего дня не  покидала  свой
косметический салон на Жолибоже, что подтвердили  шесть  ее  клиенток  и
весь персонал второй смены салона. Кроме того, отпечатки  пальцев  обеих
дам никак не подходили к тем, что обнаружили на загадочной сумке. То  же
самое  относилось  и  к  хозяйке  цветочного  магазина,   которая   "как
проклятая" вынуждена была  одна  обслуживать  клиентов  аж  до  закрытия
магазина, то есть до девятнадцати часов. И ни  на  секунду  не  вывесила
таблички с надписью: "Сейчас вернусь"!
   Наконец, уже поздно вечером одному из сотрудников следственной группы
удалось найти таксиста, который вчера стоял первым в очереди на  стоянке
у Центрального вокзала и видел женщину в зеленой  непромокаемой  куртке.
Собственными глазами он видел, как она  в  жуткой  спешке  выскочила  из
дверей вокзала и буквально в последнюю секунду вскочила в  автобус,  так
что ее чуть не прищемило .дверцей. В руке у  нее  была  огромная  сумка,
пластиковая, цветом подходящая к плащу. Таксист лишь потому  обратил  на
нее внимание, что вечер был на  редкость  спокойный,  народу  у  вокзала
крутилось немного, никто не спешил, не бегал, а  эта  баба  неслась  как
полоумная. Ну и делать ему, таксисту, было нечего, вот  он  со  скуки  и
наблюдал за бабой. Номер автобуса? Не очень уверен, но кажется, 175.
   - Не улетела ли наша птичка в Аргентину? - с иронией заметил капитан.
- Этот автобус идет в аэропорт.
   - Без сумки? - засомневался подпоручик Вербель.
   - У нас остались для проверки еще две  женщины,  -  деловито  заметил
подпоручик Яжембский. - Те самые Хмелевские...
 
*** 
 
   Я собиралась позвонить Алиции попозже, ближе к ночи, но она позвонила
сама. Голос ее я сразу узнала и обрадовалась:
   - Привет! Ну, как там? Моя невестка уже у тебя?
   - Заткнись и слушай! -  прервала  грубо  Алиция.  -  Во  что  это  ты
впуталась?
   - Понятия не имею, - ответила я, ошеломленная таким натиском. - А что
случилось?
   - Нет твоей невестки! Вот и...
   - Езус-Мария! А что случилось? Выходит, она не прилетела?
   - Я сказала - молчи и слушай! Прилетела. Кайтек поехал на  Каструп  к
самолету, встречать ее, вернее, встречать тебя. Она вышла  из  самолета,
Кайтек взял у нее оба чемодана,  и  тут  их  у  него  чуть  не  вырвали.
Нападавших было двое,  притворились,  что  они  таксисты.  А  Кайтек  не
собирался ехать на  такси,  так  им  и  сказал,  но  они  не  отстали  и
попытались силой вырвать чемоданы у него из рук. А  Кайтек  -  парень  с
гонором, к тому же карате знает,  ну  он  и  впал  в  амбицию.  Поставил
чемоданы и взялся за  этих  "таксистов".  Чемоданы  же  подхватила  твоя
невестка и скрылась с ними в неизвестном направлении. Ее до сих пор нет,
а чемоданы сами собой появились перед дверью моего дома...
   Тут мне удалось вставить вопрос:
   - Когда?
   - Откуда я знаю? - раздраженно ответила Алиция. - Я же  не  сижу  под
дверью собственного дома. Когда Кайтек вернулся из  аэропорта,  они  уже
там стояли. А вернулся он  минут  пятнадцать  назад,  потому  как  долго
крутился  по  аэропорту,  искал  Иоанну,  думал,  появится   со   своими
чемоданами, потом  решил,  что  самостоятельно  отправилась  ко  мне,  и
вернулся. А тут чемоданы стоят, а ее нет. Что все это значит? Где она? И
вообще, почему прилетела она, а не ты?
   Слушая  хаотичный  и  эмоциональный  рассказ  Алиции,  я  не   только
впитывала новую информацию, но пыталась и творчески мыслить.
   - А не было ли еще сегодня вечером обратного самолета?
   - Был, но уже улетел, - ответила Алиция.
   - Она могла успеть на него?
   - Могла, если бы не чемоданы...  Доставить  мне  чемоданы  и  мчаться
обратно в аэропорт - ни за что бы не успела,
   - А содержимое чемоданов? В порядке?
   - Если ты имеешь в виду картинки Кайтека, то  они  все  целые.  Кроме
них, в чемодане твои вещи, немного косметики и две  книги.  Должно  быть
еще что-то?
   - Нет, только это. Водку и сигареты я собиралась купить в  аэропорту,
да не успела. И у  Иоанны  уже  не  было  времени.  Ничего  не  понимаю!
Послезавтра прилечу, попробуем разобраться.
   - А мне казалось, ты должна была прилететь сегодня.
   - Считай, прилетела. Картины у вас. Когда выставка?
   - Открытие завтра в пять, с утра начинаем  развешивать  картины.  Как
это я могу считать, что ты прилетела? Может, у меня галлюцинации  и  это
не с тобой я сейчас говорю? И ты не в Варшаве?
   Теперь уже рассердилась я:
   - Какое это имеет значение? Вот прилечу и все  объясню.  А  если  моя
невестка найдется, позвони мне обязательно, в любое время!
   Алиция продолжала ворчать, ее явно  раздражала  замена  меня  на  мою
невестку, а может, просто очень обеспокоило исчезновение последней.  Тут
уж я ничем помочь не могла и очень встревожилась.
   К утру моя невестка так и не появилась у Али-ции, и  я  встревожилась
еще больше. Главное, ничего пока предпринять не могла, без денег  и  без
документов. На всякий случай позвонила в Агентство, где  меня  заверили,
что билет на Копенгаген я могу купить даже  в  последнюю  минуту,  перед
самым  отправлением  самолета,  они  сейчас  летают  полупустые.   Мария
предполагала вернуться домой только вечером, телефона  у  нее  не  было,
позвонить ей я не могла. Даже если бы я забрала оставленные  в  ее  доме
свои документы только  на  следующий  день,  позвонив  ей  на  работу  и
убедившись, что она уже в Варшаве, я все  равно  десять  раз  успела  бы
улететь. Так что в этом отношении нечего было волноваться и  переживать,
тут от меня ничего не зависело. Волновалась я и переживала  из-за  своей
невестки. Что такое могло приключиться с Иоанной? Во что она  впуталась?
Готова поклясться, это как-то  связано  с  Миколаем,  а  значит  -  дело
дрянь...
   Весь день я ломала голову над этим, а  вечером,  около  семи,  кто-то
позвонил в дверь. Это был незнакомый молодой человек, очень  симпатичный
и очень взволнованный, хотя и старался изо всех сил казаться  спокойным.
Представился - подпоручик Анджей Вербель.
   Через всю жизнь пронесла  я  симпатию  к  органам  порядка,  симпатия
сохранилась, невзирая на смену названий этих органов, но вот  время  для
визита их представитель выбрал, на мой взгляд, не самое удачное.  Сердце
тревожно забилось. Я пригласила молодого человека войти  и  с  волнением
ожидала, что он мне скажет.
   - Можно задать вам  несколько  вопросов?  -  вежливо  поинтересовался
нежданный гость вместо того, чтобы самому что-то сказать.
   Тем не менее я согласилась.
   - Пожалуйста. Хоть несколько десятков.
   - Тогда разрешите задам первый. Вы знаете, чья это сумка?
   И он предъявил мне большую дамскую сумку из кожи бежевого  цвета,  на
длинном ремне, весьма поношенную. Ремешок еле держался, хотя пришить его
было  совсем  не  трудно,  замок-молния  зацепился  за  подкладку  и  не
закрывался полностью. Я встревожилась еще больше  и  вынесла  из  другой
комнаты свою сумку, которую, в свою  очередь,  предъявила  представителю
власти. Сумка оказалась точной копией первой, с той только разницей, что
ремешок только начинал отрываться, а молния вообще нормально работала,
   - Если бы не эта сумка, я бы на ваш вопрос ответила - "моя".  Но  моя
вот она, дома. А второй такой же у меня никогда не  было.  Вы  считаете,
что я должна знать хозяйку вашей сумки?
   - Я спросил: вы знаете, чья это  сумка?  -  терпеливо  повторил  свой
вопрос симпатичный полицейский.
   Тревога во мне теперь уже полыхала пожаром. Я тут же решила ото всего
отпираться.
   - Нет, понятия не имею, чья она  может  быть.  Разве  что  попытаться
путем дедукции... И исключения.  Исключить  надо  всех  женщин,  которые
одеваются в красное, синее и вообще яркие цвета. Отпадают также  женщины
аккуратные, ведущие упорядоченный и размеренный  образ  жизни...  А  что
было внутри?
   Молодой человек молча  вынул  из  кармана  и  вручил  мне  ксерокопию
длинного перечня содержимого сумки. Знакомясь с ним, я чуть не  потеряла
голову, настолько сильно было ощущение, что хозяйкой второй  сумки  тоже
была я сама. Чтобы обрести душевное равновесие, я в панике взглянула  на
свою - нет, вот же моя, стоит рядом! А может, не моя? Открыв свою сумку,
я извлекла из нее  такие  привычные,  можно  сказать,  родные  предметы:
несколько конвертиков  с  цветочными  семенами  в  целлофановом  пакете,
пузырек перекиси водорода,  целую  пачку  писем,  которые  все  не  было
времени прочитать., . Нет, моя сумка! Значит, эта...  И  тут  мне  опять
стало плохо, ведь  обычно  такие  предметы  предъявляют,  когда  находят
неопознанный труп и требуется его опознать!
   Стараясь изо всех сил взять себя в руки, я по  возможности  спокойным
голосом стала давать показания:
   - Если бы не очевидный факт, что моя сумка у меня дома, я  бы  готова
была утверждать, что предъявленная вами - моя. Ибо я из тех женщин,  что
одеваются в бежевые тона,  не  очень  аккуратна,  не  веду  размеренного
образа жизни и всегда ноту с собой разные нетипичные предметы.
   Возможно, услышав, что  хозяйка  сумки  не  я,  представитель  власти
пожелал убедиться, что я вообще  существую,  потому  как  попросил  меня
предъявить ему свой паспорт. Как известно, мой паспорт вместе с  другими
документами находился в злополучном портмоне, забытом у  Марии.  Молодой
человек не был формалистом и, услышав о  том,  что  паспорта  у  меня  в
настоящий момент нет под рукой, согласился  взглянуть  на  любой  другой
документ, лишь бы там была фотография. Интересно, откуда  я  возьму  ему
какой-то еще документ?  Молодой  человек  вежливо  ждал,  я  подумала  и
извлекла из шкафчика коробку со старыми бумагами. Среди них  обнаружился
профсоюзный билет двадцатилетней давности. С фотографией. Он внимательно
ознакомился с документом и, возвращая его мне, тяжело вздохнул:
   - Вы ни капельки не изменились. А надо сказать, что на той фотографии
я не только была моложе на двадцать лет, но вообще на  себя  не  похожа.
Ох, неспроста он делает такие комплименты! Видно, дело очень  серьезное.
А может, просто у  него  слабое  зрение?  Тем  не  менее  я  решила  ему
подыграть:
   - Вы правы, с возрастом я  только  молодею.  Если  не  ошибаюсь,  вас
привело ко мне какое-то  чрезвычайно  важное  дело,  а  сумка  -  только
предлог?
   - Нет, отнюдь не предлог, а очень важное вещественное доказательство.
Ага, пока не забыл, мне надо снять отпечатки пальцев...
   Я не возражала. Вымыв руки после окончания процедуры, я  вернулась  в
комнату и поощрительно произнесла:
   - Ну?
   Молодой человек с грустью признался:
   - Относительно сумки, похоже, мы с вами ни до  чего  не  договоримся.
Тогда разрешите следующий вопрос: вы знаете Миколая Торовского?
   Вот, пожалуйста, я  оказалась  права!  Надеюсь,  мне  удалось  скрыть
потрясение, которое я испытала.
   - Знаю.
   - Расскажите о нем все, что знаете, откуда знаете,  с  какой  стороны
знаете, кто вас познакомил, что это за человек. Вообще все, что можете о
нем сказать.
   - Да в общем-то немного, - холодно ответила я.  -  Миколай  Торовский
относится к тому сорту людей, о которых я ни словечка не скажу, пока  не
узнаю, в чем дело. Он настолько  мне  несимпатичен,  что  я  легко  могу
нанести ему непоправимый вред, выставив отрицательную характеристику.  А
он такого не простит, и даже представить трудно, какова будет его месть.
Уж лучше я помолчу.
   - Можете спокойно говорить все, что  о  нем  думаете,  он  никогда  и
никому уже не сможет отомстить.
   - Матерь Божия, так он... Он мертв?  Подпоручик  не  выдал  служебной
тайны и лишь молча смотрел на меня,  причем  в  его  взгляде  решительно
ничего не отразилось - ни подтверждение,  ни  отрицание,  дескать,  сама
понимай как знаешь.
   Несколько  заторможенная  предыдущими  событиями,   моя   способность
соображать энергично стряхнула с себя ненужный  балласт  и  стремительно
принялась за дело. Если Николай мертв... Если... Езус-Мария, что с  моей
невесткой?
   Сейчас я не очень даже старалась скрыть  от  полицейского  охватившее
меня волнение. Я имела право быть  потрясенной  при  известии  о  смерти
знакомого. Если бы последний погиб естественной смертью, вряд ли бы меня
посетил представитель власти. Значит, Миколай убит.
   - Миколай убит? Когда? Да скажите же хоть что-нибудь!
   - Немного погодя.
   - Так, понятно... Господи Боже  мой...  Никак  не  удавалось  логично
осмыслить услышанное, я молчала, а в подпоручика явно вселялась надежда.
   -  Так  вы  что-то  знаете  о  смерти  пана  Торовского?  Вы  кого-то
подозреваете? Так я ему и сказала, разбежался...
   - Чело