век сто, - пробурчала я, все еще  пытаясь  упорядочить  хаос  в
голове. - Он умел вызывать ненависть людей и делал это  уже  с  четверть
века, не меньше. А кроме того, я не знаю, кто был его последней пассией,
кого из любовниц он бросил последней и какой характер у этой  бабы...  А
что, это ее сумка?
   Хотя полицейский и на этот раз  не  ответил,  взгляда  на  него  было
достаточно, чтобы окончательно  убедиться  -  ее,  Тут  я  словно  наяву
увидела свою невестку  в  автобусе  с  огромной  торбой  Миколая  и  без
собственной сумки. Точно, у нее была только огромная пластиковая  сумка,
а своей сумки не было! Свой паспорт она вынула из кармана куртки.
   - Не думаю! - вслух  ответила  я  не  столько  представителю  власти,
сколько убеждая себя. -  Женщина  Миколая  не  ходила  бы  с  оторванным
ремнем, он жуткий педант, такого он бы не  позволил.  Минутку...  Ладно,
раз он мертв, скажу все, так и быть. Так что вас интересует?
   Подпоручика   интересовало   абсолютно   все.   Я   призналась,   что
познакомилась с Миколаем  более  двадцати  лет  назад,  когда  была  еще
довольно молода, он  мне  даже  нравился,  но  поскольку  имел  глупость
раскрыть  передо  мной  некоторые  черты  своего  характера,  то   скоро
разонравился. Раскусила я его довольно быстро, для этого вполне  хватило
очень короткого периода близости с ним. Поняла, в чем он  притворялся  и
каким был на самом деле.
   Подпоручика особенно интересовали отношения Миколая с женщинами.  Тут
я могла сказать всю правду:  от  баб  отбою  не  было,  он  благосклонно
принимал их ухаживания, но сам оставался холоден, хотя притворялся,  что
влюблен. Когда очередная дура влюблялась в него до потери  сознания,  он
кончал притворяться и беззастенчиво использовал очередную жертву в своих
целях. "Должна же и от бабы быть какая-то  польза",  -  цинично  заявлял
этот негодяй. Одна стояла для него в очередях, другая носилась по  всему
городу  в  поисках  какого-нибудь  дефицита,  третья   собирала   нужные
повелителю сведения,  четвертая  выращивала  для  любимого  экологически
чистые овощи, пятая умоляла принять в дар ценные вещи и т. д.
   - Их и в самом деле было так много? - не поверил подпоручик.
   - Ив самом деле. Во всяком случае, в  те  давние  времена.  А  как  в
последнее время - не знаю.
   - А фамилии их знаете? Этих поклонниц пана Миколая?
   - Нет. Помню только, что одна из них называлась  Казей,  но  кто  она
такая и что именно делала для пана Торовского  -  не  помню,  Мне  очень
жаль, но о теперешнем пане Торовском мне нечего вам сказать.
   - Тогда разрешите третий вопрос: сколько у вас невесток?
   - Три обычные и одна костельная, - был ответ.
   - Как это? - удивился подпоручик.
   - Да очень просто. Мой средний сын два раза  женился,  причем  первый
брак был и костельный, и гражданский, а развод только гражданский. А его
костельная жена так нам всем пришлась по душе, что я до сих пор  называю
ее невесткой, а ее второго мужа считаю чем-то вроде зятя.
   - Это не она, случайно, проживает на улице Знанецкого?
   - Она.
   - Понятно. Мне хотелось бы встретиться со  всеми  вашими  невестками.
Где их найти?
   В  глубине  души   я   невольно   посочувствовала   этому   молодому,
симпатичному офицеру полиции - до сих пор были только  цветочки,  а  вот
сейчас ягодки начнутся! Не представляет, бедняга,  какие  сложности  ему
предстоят.
   - Да в разных местах, - доброжелательно информировала  я.  -  Одну  в
Канаде, вторую в Африке, третью в Варшаве, а четвертую... Четвертую  где
же? Понятия не имею.
   - А которая из них костельная? Варшавская?  Я  подтвердила  -  именно
варшавская. Подпоручик глубоко задумался. По всей  вероятности,  пытался
осмыслить мое семейное положение. Может,  стоит  ему  помочь?  Ведь  все
равно установит, что самый младший мой сын пока не был  женат.  Нет,  не
стоит. Меня потрясла смерть Миколая, и я имею полное  право  в  волнении
малость запутаться в своих семейных обстоятельствах. Чем  позже  полиция
их распутает, тем лучше.
   - Выходит, кроме этой единственной, ни одной из ваших невесток  вчера
в Варшаве не было? - неожиданно спросил подпоручик. Надо же, как логично
мыслит!
   Кошмар! Такие неудобные вопросы задает... Неглупый  молодой  человек,
надо лгать с умом. Когда могли  убить  этого  проклятого  Миколая,  чтоб
ему... Если вчера, у меня не будет алиби, похоже, как и у  этой  идиотки
Иоанны. Ну, моих-то отпечатков пальцев у него не найдут,  это  точно,  а
вот на сумке могут и оказаться, ведь обнаружить машину Иоанны  не  очень
сложно, холера, надо увести машину со стоянки и где-нибудь  запрятать...
Нет,  придется  опять  врать,  в  конце  концов,  имею  я   право   быть
склеротичкой? В моем возрасте...  И  вообще  не  помнить,  что  я  вчера
делала.
   Я уже открыла рот,  чтобы  начать  врать  напропалую,  но  меня  спас
телефонный звонок. Какой-то вежливый голос  поинтересовался,  нет  ли  у
меня в данный момент подпоручика Вербеля.
   - Это вас.
   Подпоручик взял трубку, послушал, что ему сказали, что-то  буркнул  в
ответ, положил трубку  и  помолчал,  глядя  в  окно.  Потом  со  вздохом
поинтересовался:
   - Случайно не улетела ли вчера одна из ваших невесток на  самолете  в
Копенгаген?
   И опять телефонный звонок спас  меня  от  необходимости  отвечать.  Я
подняла трубку. Езус-Мария, моя невестка!
   - Послушай, положение осложнилось... - начала она, убедившись, что  я
у телефона.
   - Нет, - ледяным голосом произнесла я. - Никакой пани Мациашек  я  не
знаю. Ошибка. - И положила трубку.
   Подпоручик терпеливо повторил свой неприятный вопрос.  Чувствуя,  что
после  звонка  Иоанны  я  лишаюсь  последней  способности  хоть   что-то
соображать, я пролепетала, тупо глядя на него:
   - Не знаю. Возможно. Я же сказала вам -  понятия  не  имею,  где  она
может находиться.
   - А которая из ваших невесток? Обыкновенная или костельная?
   Телефон зазвонил снова. Эх, правду говорят, стрессы  очень  сокращают
человеку жизнь! Я подняла трубку.
   - Пани Хмелевская? - поинтересовался знакомый мужской голос.
   - Да.
   - Так какого черта валяешь дурака? Что там у тебя случилось?
   - Исключено! - решительно прервала я разговор. - Во всяком случае, не
сейчас.
   - У тебя кто-то есть?
   - Вот именно, Я очень занята и никаких заказов пока не принимаю.  Мне
очень жаль.
   - Спятить можно! - радостно ответил Павел, которого я уже не  слышала
сто лет, и положил трубку.
   - Вы совершенно правы,  -  сказала  я  уже  неизвестно  кому  и  тоже
положила трубку.
   По лицу подпоручика я поняла, что пока  никому  не  пришло  в  голову
прослушивать мои телефонные разговоры, и это меня несколько подбодрило.
   - Так о чем вы спрашивали? - доброжелательно обратилась я к нему.
   - Не улетела ли одна из ваших невесток вчера  в  Копенгаген?  А  если
улетела, то которая из них? Обыкновенная?
   - Если и улетела, то обыкновенная, но все равно бывшая.  Бывшая  жена
моего старшего сына. Они сочетались только гражданским браком.
   - И она носит вашу фамилию?
   - Все мои невестки носят мою фамилию. За исключением той,  что  вышла
замуж вторично.
   - А адрес ее вы знаете? Я удивилась:
   - Ведь вы тоже его знаете. На улице Знанецкого.
   - Да нет, той, что улетела в Копенгаген. Так я  ему  и  сказала!  Ишь
чего захотел.
   - Нет, не знаю. Она, видите  ли,  вечно  переезжает,  видимся  же  мы
редко. Где она сейчас живет, не знаю.
   - А ее последний известный вам адрес?
   - Где-то на улице Фильтровой, но точно не помню. И зрительно тоже  не
помню, не найду.
   - В  таком  случае  последний  вопрос;  что  вы  делали  вчера  между
пятнадцатью и девятнадцатью?
   Своим вопросом он меня добил. Бросило в жар, затрепыхалось сердце.  Я
намеревалась тщательно скрыть от властей, что именно я делала вчера, ибо
опасность могла подстерегать меня на каждом шагу, Если Миколай был  убит
именно в этот промежуток  времени,  опасность  заключалась  в  том,  что
никакого алиби у меня не было. Тогда  они  наверняка  примутся  за  меня
засучив рукава и по минутам проверят все, что я делала.  Возможно,  меня
могла бы реабилитировать поездка в аэропорт, но  вот  об  этом-то  я  не
имела права и словечка проронить. А если не говорить  о  поездке,  плохо
мое дело, у меня были все шансы прикончить Николая...
   - В пятнадцать  я  находилась  у  приятельницы,  -  сказала  я.  -  В
шестнадцать возвращалась от нее домой, на такси, так что доехала быстро.
А когда доехала, то обнаружила, что оставила у приятельницы портмоне  со
всеми  моими  документами,  и  меня  чуть  кондрашка  не  хватил...   Вы
записываете на магнитофон мои показания?
   - Вынужден с прискорбием признаться - не записываю.
   - А, ну тогда признаюсь. Между нами говоря, с глазу на глаз.  А  если
надо будет официально давать показания - отопрусь!
   - От чего именно?
   - От того, что я поехала  обратно  к  приятельнице  автобусом  и  без
билета. Зайцем! Потому как денег у меня не было.
   - Как же вы расплатились с таксистом?
   - В кошельке немного оставалось денег, как раз хватило  заплатить  за
такси. Я еще на всякий случай проверила, не оставила ли  портмоне  дома,
хотя хорошо помнила, как вынимала его у приятельницы. И  когда  ехала  к
ней на автобусе, знала, что вряд ли  застану  ее  дома,  она  собиралась
уехать за  город,  но  ведь  надежда  умирает  последней.  А  вдруг  она
раздумала уезжать? А вдруг уехала, да вернулась, может, что забыла? Увы,
дома ее не было. Вот я и жду, она должна вернуться  сегодня  вечером,  а
может, и вовсе завтра утром. Из вашего вопроса я делаю вывод,  что  пана
Торовского убили вчера между пятнадцатью и девятнадцатью, правильно?  Ну
так вот, это не я! Может, вам удастся как-то  меня  исключить  из  числа
подозреваемых,  просто  мне  жалко  вашего  времени...  Очень   повредит
следствию, если вы мне назовете точное время убийства?
   -  Думаю,  что  теперь  не  очень  повредит,  -  со  вздохом  ответил
подпоручик. - Врач  считает,  что  он  был  убит  между  шестнадцатью  и
шестнадцатью тридцатью.
   Так. В такси я села в полчетвертого, особых пробок по дороге не было,
до четырех я уже успела доехать...
   - Если очень постараться, могла и успеть, - с горечью призналась я. -
Ничего не поделаешь,  меня  можно  подозревать,  примите  мои  искренние
соболезнования.
   - А из  каких  побуждений  вы  могли  его  убить?  -  заинтересовался
подпоручик.
   - Понятия не имею. Я уже много лет его не видела и вообще не имела  с
ним никакого  дела,  так  что  трудно  объяснить...  Может,  вы  найдете
какой-нибудь мотив?
   Подпоручику явно не хотелось придумывать для меня мотив. Он ушел, и я
видела  в  окно,  как  он  стоял  на  противоположной  стороне  улицы  и
рассматривал  магазины.   Возможно,   хотел   найти   свидетелей   моего
возвращения домой вчера. К счастью, магазины были уже закрыты,  и  никто
не мог сказать полиции, что, вернувшись на такси, я вскоре  вышла  вновь
из дому. С чемоданами.
   От волнения я не могла усидеть дома, ничего не делать и просто  ждать
- нет, это свыше моих сил. Вот только как  лучше  поступить  -  ехать  к
Марии опять на такси или на автобусе,  разумеется  зайцем,  ибо  деньги,
одолженные мне Иоанной, все вышли. Лучше, конечно, на  такси,  но  вдруг
Марии я еще не застану, расплатиться с таксистом будет нечем, и придется
задержать такси до тех пор, пока у меня не появятся деньги, то  есть  до
утра. Нет, рисковать нельзя, уж я-то хорошо знаю, какие штучки  способна
выкинуть судьба.
   Когда я,  предусмотрительно  меняя  по  дороге  автобусы  и  трамваи,
добралась до Крулевской,  Мария  как  раз  только  вернулась  и  с  ходу
принялась меня упрекать:
   - Куда ты вчера подевалась? Уходя из  дому  вчера,  я  заметила  твое
портмоне и решила его тебе забросить по дороге, знаю ведь, без  него  ты
как без рук. Тебя не было дома, твоего соседа не  было  дома,  я  хотела
оставить тебе записку, да не на чем было написать. Куда  ты  подевалась?
Ведь домой поехала? Не представляю, куда можно отправиться без  денег  и
без документов.
   Я оставила ее риторический вопрос без  ответа,  хотя  ответ  и  могла
дать. Без денег и без документов, оказывается, можно было  очень  многое
сделать... Выходит, она приехала ко мне  после  того,  как  я  в  спешке
кинулась в аэропорт. Что бы мне немного подождать!
   Забрала я свое проклятое портмоне и отправилась домой, кляня себя  на
чем свет стоит. На следующее утро я купила билет и уже в  два  часа  дня
была у Алиции в Аллероде...
   - Что-то тут не так, чует мое сердце,  -  заявил  подпоручик  Вербель
коллегам, вернувшись в комендатуру. - Вот  клянусь  вам  -  не  знаю,  с
которой из Хмелевских я разговаривал.
   - Ты шутишь? - удивился  капитан  Фрелькрвич.  -  Неужели  не  можешь
отличить свекровь от невестки?
   - Ты хоть отпечатки пальцев снял с  нее?  -  встревожился  подпоручик
Яжембский.
   - Снял, да невооруженным взглядом видно - не те.
   Капитан Фрелькович быстренько разложил на столе фотографии отпечатков
пальцев,  снятых  с  предметов  в  квартире  убитого  пана   Торовского,
внимательно, с помощью лупы сопоставил их с  доставленными  подпоручиком
Вербелем и согласился с последним. Доставленные им свеженькие  отпечатки
пальцев ни в чем не напоминали тех, что сняты с  подозрительной  дамской
сумки, забытой какой-то женщиной в квартире убитого.  У  следователя  не
было никакой уверенности в том, что обе Иоанны  Хмелевские  причастны  к
расследуемому убийству, лишь клочок бумаги с адресом побуждал  двигаться
в этом направлении.
   - Одна из них во всяком случае улетела вчера в Копенгаген, - напомнил
коллегам подпоручик Яжембский. -  По  полученным  данным,  скорее  всего
невестка,  год   рождения...   Таможенникам   предъявила   паспорт   при
отправлении...
   Подпоручик Вербель раздраженно перебил:
   - А вот эта паспорт не предъявила, говорит, оставила у  приятельницы.
Вот   адрес   и   фамилия   приятельницы,   где,   по   словам    Иоанны
Хмелевской-свекрови, она оставила свое портмоне со всеми  документами  и
деньгами. Я только что съездил по  указанному  адресу,  дома  никого  не
застал. И вообще я малость запутался. Если не ошибаюсь, мы ищем  хозяйку
той подозрительной сумки, так? А у  этой  сумка  на  месте,  точь-в-точь
наша, и хлам внутри очень похож. И я головой ручаюсь, она наврала мне  с
три короба, да вот вывести ее на чистую воду нет никакой возможности.
   -  Минутку,  может,  и  найдется  такая  возможность,  -  пробормотал
капитан, который  с  лупой  в  руке  все  еще  изучал  имеющиеся  в  его
распоряжении отпечатки пальцев. - Посмотрим, посмотрим...
   Все отпечатки пальцев, снятые с дамской сумки, принадлежали  одной  и
той же особе, скорее всего хозяйке  сумки.  За  исключением  одного.  На
металлической открывалке от  бутылок  под  нагромождением  уже  знакомых
оттисков удалось  различить  один  посторонний,  на  который  наложились
хозяйкины пальчики. С  помощью  дактилоскопистов  посторонний  отпечаток
удалось  воспроизвести  в   удовлетворительном   виде   и   сравнить   с
отпечатками, доставленными подпоручиком Вербелем. И они совпали!
   - Вот и доказательство, - удовлетворенно констатировал капитан. - Она
действительно врала, потому  что  связана  с  хозяйкой  сумки.  Придется
поприжать бабу.
   Подпоручик Вербель был на седьмом небе от радости.
   - Выходит, я не ошибался, она и в самом деле врала мне! То-то у  меня
было такое ощущение... А ведь в отчете на ощущение не сошлешься.  Теперь
же вот оно, бесспорное доказательство знакомства  этих  двух  женщин!  А
поскольку у меня уже есть адрес этой Хмелевской-невестки, утром я к  ней
отправлюсь, там тоже наверняка найдутся какие-нибудь отпечатки пальцев.
   - А  знаете,  здесь  еще  и  третий  отпечаток,  под  теми  двумя,  -
неожиданно заявил эксперт, изучающий бесценную открывалку. - Вот  я  его
сейчас воспроизведу, потом пороемся в нашей картотеке.
   Банк компьютерных данных с  отпечатками  пальцев  функционировал  без
перерыва круглые сутки, и уже через полчаса было установлено, что  самый
старый  отпечаток  на  открывалке,  а  точнее,  не  весь   отпечаток   -
сохранились лишь две четверти оттиска большого пальца правой руки  -  по
всей видимости, принадлежат некоей Алиции  Хансен.  Отпечатки  снимались
двадцать восемь лет назад.  Теперь  следовало  обратиться  к  работникам
полицейского архива.
   На следующий день к двенадцати  часам  все  необходимые  данные  были
установлены. Отпечатки пальцев младшей из Хмелевских полностью совпадали
с отпечатками на злополучной дамской сумке. Получить  отпечатки  пальцев
младшей Хмелевской подпоручику  Вербелю  было  нетрудно.  Ими  оказалась
буквально захватана вся квартира упомянутой Иоанны Хмелевской и  большая
часть ее ванной. Таким образом было  установлено,  что  это  именно  она
посетила последней квартиру Миколая Торовского, убила последнего,  после
чего сбежала в Данию.
   А в Дании уже много лет  проживала  подсказанная  компьютером  Алиция
Хансен, датская гражданка. С получением адреса Алиции Хансен  у  полиции
проблем  не  оказалось,  ее  адресом  и  паспортными  данными  ОВИР  был
буквально завален, ибо чуть ли не все поляки ездили к ней по приглашению
или при выезде в Данию ссылались на нее, в том числе и  обе  Хмелевские.
Поскольку уже больше двадцати пяти лет адрес упомянутой Алиции Хансен не
менялся, имелись все основания  полагать,  что  она  и  сейчас  по  нему
проживала.
   Надежда возродилась в душе подпоручика Яжембского.
   - Еду к ней! - воскликнул он.
   - Зачем? - поинтересовался капитан.
   - Неужели непонятно? Я пришел на встречу с Торовским и застал его уже
мертвым. В его квартире мы не  нашли  никаких  материалов,  связанных  с
делом фальшивомонетчиков, а тут выясняется, что эта женщина  вынесла  из
его квартиры большую сумку и смылась в Данию. Мы не знаем, она убила или
нет, замешана она в деле или нет, но какие-то важные  вещи  из  квартиры
она унесла, это точно. Моего визита она предвидеть не  может,  чувствует
себя в безопасности, так что имеет смысл этот визит ей нанести.
   - Ты надеешься найти ее у этой самой Хансен?
   - Они всегда у нее останавливаются, во всяком случае так  записано  в
выездных документах. Может, она что-то знает...
   - Вот телефон. Позвони.
   - Чтобы предостеречь их? Если я и надеюсь чего-то добиться, то только
застав их врасплох. Нет, я обязательно должен ехать. Если мне  не  дадут
служебную командировку, поеду за собственные деньги! У меня отложены  на
морозильник.
   Связь между морозильником и заграничной командировкой для сотрудников
Янека Яжембского была очевидной, никто из  них  не  удивился,  достойным
удивления был, скорее, самоотверженный порыв молодого  офицера  полиции.
Поскольку же дело об убийстве Миколая Торовского оказалось тесно увязано
с  делом  о  фальшивомонетчиках,  которым  давно  занимался   подпоручик
Яжембский, капитан Фрелькович немедленно написал рапорт по начальству  о
необходимости, в интересах следствия, загранкомандировки для подпоручика
Яжембского, оговорив с последним в ответ на эту  любезность  возможность
беспрепятственно  пользоваться  благами  будущего  морозильника  в  виде
дегустации  охлажденных  напитков  в  летнее  время   года.   Подпоручик
клятвенно обещал.
   - Английский я знаю! -  радостно  восклицал  он.  -  В  Дании  бывать
приходилось, знаю, как там следует себя вести.  Самолет  отправляется  в
Копенгаген в восемнадцать... Холера, уже отправился!  Ну  ладно,  полечу
завтра в восемнадцать.
   Так он и сделал. А ровно через пять минут после отправления  самолета
капитан Фрелькович получил свежую информацию...
   Осень на приусадебных участках заявила о  себе  кострами,  в  которых
сжигался всякий мусор. Не на всех  участках,  разумеется,  но  на  самом
крайнем, у сетки, по другую  сторону  Рацлавицкой  улицы,  прямо  против
дома, где было  совершено  убийство,  разв