м-полно. Внучка-то,  по  крайней
мере, знает об этом? Можете не отвечать, понятно, не знает.  Так  что  и
отчета не потребует...
   Уж не знаю, как тетке удалось его утихомирить, и вообще я не  поняла,
зачем он к ней приходил.
   Смысл слов незнакомца я поняла гораздо позже, и помогла мне  в  этом,
сама того не сознавая, пани  Крыся.  Та  самая  пани  Кристина,  которая
когда-то давно одолжила у тетки крупную сумму денег и потом по частям ее
возвращала. Во время ее очередного визита у них с теткой  из-за  чего-то
произошел крупный разговор, и пани Крыся  в  сердцах  обвинила  тетку  в
эксплуатации невинной сиротки. Я случайно проходила из ванной в  спальню
и услышала последние слова. При этом обе они посмотрели  на  меня,  и  я
вдруг поняла, что невинная сиротка - это я!
   Несмотря на теткино "воспитание", кретинкой я  все-таки  не  стала  и
кое-что соображала. Несколько дней я  раздумывала,  а  потом  сбежала  с
уроков, чтобы  навестить  соседей  моей  покойной  бабушки.  Мне  смутно
помнилось, что на том же этаже, где была наша с бабушкой квартира,  жила
какая-то ее близкая подруга. Оказалось, это и в самом деле было так.
   Бабушкина подруга была  дома.  Я  представилась,  и  меня  приняли  с
распростертыми  объятиями.  Когда  немного  улеглись  эмоции,  я   прямо
спросила старушку,  может  ли  она  мне  рассказать  что-нибудь  о  моем
финансовом положении. Дескать, меня замучили угрызения  совести,  что  я
сижу на шее бедной пожилой женщины. И тут выяснилось, что и  неизвестный
мне пан Райчик, и давно знакомая пани Крыся  говорили  истинную  правду.
Бабушка оставила "тетке", своей сестре,  очень  солидную  сумму  на  мое
содержание, и мне же завещала свою квартиру, которую подлая тетка  сразу
же  по  смерти  сестры  продала  за  бешеные  деньги.  Мы  подсчитали  с
бабушкиной подругой: денег даже  при  теперешних  ценах  хватило  бы  на
двадцать лет не только безбедной, а прямо-таки роскошной жизни.  А  ведь
десять лет назад все было намного дешевле... Деньги огромные, ну да  бог
с ними, с деньгами. Больше  всего  жаль  мне  было  квартиры.  Это  была
квартира моих погибших родителей, и я являлась полноправной наследницей.
   Я, а не тетка! Какое право она имела се продавать?
   Ну пусть бы сдала в аренду,  пусть  бы  пользовалась  деньгами.  Зато
теперь, когда я выросла, у меня был бы свой  угол.  А  так  -  куда  мне
деваться?
   После всех этих открытий я стала совсем другой.
   Взбунтовалась и уже не во всем слушалась тетку.
   Например,  настояла  на  том,  что  буду  дополнительно  брать  уроки
рисования. Наша учительница по рисованию обнаружила у меня способности и
всячески поощряла мою тягу к учению. А я отдавала себе отчет в том,  что
самостоятельная жизнь потребует больших расходов, и решила  зарабатывать
рекламой. Мне поручали работу, так как я согласна была на  любую  плату.
Вот я и врала тетке, что остаюсь в школе на  дополнительные  занятия  по
рисованию, а сама за это время делала платную халтуру.  Не  очень  много
успевала я сделать за эти с трудом выкроенные два часа, но и этого  было
достаточно. Впервые в жизни у меня появились собственные деньги.
   А после окончания школы  и  получения  аттестата  зрелости  произошло
чудо. Та самая учительница рисования, с которой  мы  очень  подружились,
уезжала на работу по  контракту  в  Соединенные  Штаты  года  на  два  и
оставила мне свою однокомнатную квартирку! Должен же кто-то поливать  се
цветочки - так она мне сказала, не слушая моих благодарностей.
   Трудно было поверить в такое счастье! Теперь  я  могла  расстаться  с
теткой, у меня появился  свой  угол,  пусть  и  временный.  Я  не  стала
спрашивать разрешения тетки, просто сказала, что уезжаю от нее - и  все.
Я совершеннолетняя, мне уже восемнадцать.
   Все мои вещи поместились в  маленьком  чемоданчике.  Я  поступила  на
первый  курс  Академии  изобразительных  искусств.  Мне,   как   сироте,
полагалась стипендия, так что жить было на что. Первое время я постоянно
пребывала в состоянии какой-то эйфории.
   Целыми часами  слонялась  по  улицам  города,  наслаждаясь  свободой,
посещала музеи и выставки. Обрезала косы. Ела  что  хотела,  делала  что
нравилось, жила в чистой комнате, с настежь распахнутыми окнами.
   У меня всегда горел яркий свет (тетка признавала  только  лампочки  в
двадцать пять ватт).
   Я бы с радостью порвала с теткой все  связи,  навсегда  рассталась  с
ней, но у нее нашелся способ обуздать меня.
   ...Это случилось  еще  тогда,  когда  мы  жили  вместе.  Тетка  снова
поссорилась с пани Крысей, и тогда та решила вывести ее на чистую  воду.
Пани Крыся силой ворвалась ко мне в спальню,  где  я,  как  и  положено,
сидела, когда в доме были гости. Тетка пыталась помешать ей  встретиться
со мной, но пани Крыся была помоложе тетки и посильнее ее,  и  последней
не осталось ничего другого, как, стиснув зубы, остаться в кухне. А  пани
Кристина с искренним удовлетворением громко довела  до  моего  сведения,
что все ценное в этом доме принадлежит мне  и  только  мне!  Ибо  раньше
принадлежало моим погибшим родителям. Серебряные  подсвечники,  столовое
серебро, старинный мейсенский  фарфор,  картина  Хелмонского  на  стене,
старинный комодик, яшмовые часы,  драгоценности,  о  наличии  которых  я
ничего не знала.
   И фотографии. Четыре альбома  с  фотографиями,  среди  них  свадебный
портрет  моих  родителей  и  многочисленные  их  фотографии!  Это   меня
потрясло.
   Родителей своих я не помнила, фотографий их никогда не видела.  Тетка
утверждала, что они не сохранились. Теперь я узнала правду.
   Вот этими фотографиями она меня и держала.
   Сказала: и в самом деле фотографии родителей у нее  спрятаны,  и  она
покажет их мне и даже совсем отдаст, если я это заслужу.  Тетку  свою  я
знала прекрасно, знала, что  ложь  стала  ее  второй  натурой,  что  она
патологическая врунья, но в данном случае мне так хотелось увидеть  лица
моих мамы и папы! А эта... эта.., многие годы в  ответ  на  мои  просьбы
показать хоть какую-нибудь фотографию родителей твердила, что  ни  одной
не  сохранилось.  Теперь  же  призналась,  что,  однако,  сохранились...
Значит, надо заслужить...
   И я старалась заслужить. Как минимум, раз в неделю навещала  тетку  и
делала для нее все  на  свете:  оплачивала  ее  счета  своими  деньгами,
выискивала мастеров для  починки  сантехники  и  всего  прочего  в  этом
разваливающемся  доме,  терпеливо  выслушивала   жалобы   на   здоровье,
злословие обо всем и обо всех, покупала лекарства, прибирала в квартире.
И каждый раз меня утешала мысль, что вот кончу - и уйду к себе,  ведь  я
же здесь больше не живу. Возможно, со временем  моя  ненависть  к  тетке
немного бы ослабела, если бы сама тетка не постаралась ее разжечь вновь.
   Первый раз в своей жизни я осмелилась на каникулах поехать к морю,  и
меня наказали за это, хотя я и предупредила, что уезжаю на  три  недели.
Ах так, я ее не послушалась? И вот, когда  по  возвращении  я  пришла  к
тетке, она мне заявила: раз я  осмелилась  поступить  вопреки  ее  воле,
значит, мне не очень нужны родительские альбомы. Ей они тоже  не  нужны,
выходит, незачем их хранить, вот она один из них и сожгла. И в  качестве
доказательства предъявила мне обгорелый остаток переплета. Я не убила ее
на месте, хотя мне и очень  трудно  было  от  этого  удержаться.  Потом,
поразмыслив, пришла к выводу, что она опять врет, по своему обыкновению.
Во-первых, где бы она сжигала альбом? Не на газовой же плите.
   А во-вторых, не станет она уничтожать того,  что  может  принести  ей
пользу.
   Я немного успокоилась, но пережить тогда мне пришлось  здорово.  Если
бы я знала, где она прячет родительские альбомы,  отняла  бы  их  у  нее
силой.
   Но я не знала, а искать их в теткиной квартире, заполненной всяческим
хламом  под  самый  потолок,  -  безнадежное  дело.  Ненависть  к  тетке
закаменела во мне, как гранит.
   Вот почему я сделала то, что сделала.

***

   - Боже милостивый! - дрожащим от волнения голосом  произнес  Януш.  -
Как ты могла такое отмочить?!
   Он поджидал меня в моей квартире и выскочил в прихожую, услышав,  как
я ключом открываю замок. Взял у меня из рук сумку, помог  снять  плащ  и
повесил его на вешалку.
   Поскольку все мои мысли были о последней квартире, которую  я  только
что  осмотрела  и  за  которую  заплатила  очень  солидный  задаток,  я,
естественно, сразу же подумала об  этом  задатке.  Разумеется,  не  было
никакой уверенности, что квартира понравится  моей  канадской  тетке,  и
тогда плакали мои денежки, ведь платила я своими, а как-никак пятнадцать
миллионов на дороге не валяются. Потом до меня дошло - Януш не мог знать
о задатке, я еще ни словечка о нем не вымолвила. Тогда чего же он?..
   - Ты о чем? - удивилась я.
   - Болек узнал тебя по описаниям свидетелей, но не был  уверен,  и  на
всякий случай сначала обратился ко мне. Это ты была в том доме, на улице
Вилловой?
   Тут я сразу все вспомнила. И в самом деле, была...
   Мы с Янушем уже вошли в  кухню,  и  я  пыталась  зажечь  газ  русской
зажигалкой для газовых плит. А эта чертова штуковина была с придурью: то
нормально  зажигала  газ,  то  капризничала,   и   приходилось   горелку
откручивать на полную мощность.
   Позабыв о газе, я повернулась к Янушу.
   - Езус-Мария, и в самом деле! Ты имеешь в виду те трупы на Вилловой?
   Вспомнив о газе, я  отвернулась  от  Януша  и  поднесла  зажигалку  к
горелке. Могучим взрывом газа мне чуть не опалило  брови  и  ресницы.  Я
быстренько поставила на газ пустой чайник,  спохватилась,  сняла  его  и
налила воду, поставила снова на горелку, потом сняла  и  вместо  чайника
поставила кастрюлю с гуляшом. Януш молча ждал, пока я покончу  со  всеми
этими нервными манипуляциями.
   Покончив с манипуляциями, я села на стул и потребовала:
   - Ну, рассказывай! Уже что-то известно?
   Обойдя стол кругом, он сел напротив.
   - Как тебе только пришло в голову сбегать? Ведь тебя же  там  видели.
Неужели не понимаешь, что тем самым вызываешь подозрения?
   - Глупости! - сердито сказала я.
   После целого дня беготни в поисках квартиры для тетки я жутко устала,
очень проголодалась, а главное - была жутко вздрючена  из-за  всех  этих
переговоров с владельцами квартир,  большого  задатка,  ну  и,  конечно,
из-за дурацкого положения, в которое угодила с теми трупами.
   - Меня же там никто не знает! - раздраженно продолжала я. - И  вообще
не понимаю, при чем тут я? С чего мне убивать двух совершенно незнакомых
людей? Крыша, что ли, поехала у твоего Болека?
   Януш спокойно возразил:
   - Как видишь, не  поехала,  он  сразу  тебя  распознал  по  описаниям
свидетелей. Что ты там делала? Давай рассказывай, а  потом  я  уже  тебе
кое-что проясню...
   Помешивая гуляш, я принялась ему рассказывать обо всем, что увидела в
проклятой квартире на  Вилловой.  Сняла  кастрюлю  с  газа,  приготовила
салат, разложила по тарелкам еду и поставила на стол. Трупы трупами,  но
есть хотелось по-страшному. К сожалению, аппетита они мне не отбили.
   Януш с наслаждением втянул носом запах мяса, вздохнул, достал забытые
мною вилки и сказал:
   - Похоже, нож уже не понадобится. Ну ладно,  садись  ешь,  а  я  тебе
расскажу, что там происходило...

***

   По  звонку  анонима  на  Вилловую  приехала  патрульная  машина.  Два
сотрудника полиции  поднялись  на  лифте  на  четвертый  этаж,  толкнули
незапертую дверь и вошли в квартиру. Через минуту они вышли. Один из них
спустился вниз, а второй оперся на перила лестницы и закурил сигарету.
   Минут  через  пятнадцать  приехала  следственная  бригада,  в  состав
которой  входил  и  Болек  Пегжа,  поручик,  хороший   знакомый   Януша.
Следователь он был опытный и  сразу  же  со  знанием  дела  принялся  за
работу, не испытывая никаких нехороших предчувствий.
   Начал он с двери.
   -  Была  незаперта?  -  спросил  он  полицейского,   дежурившего   на
лестничной площадке.
   - Незаперта и приоткрыта, - ответил тот.
   - Никто здесь не сшивался?
   - Никто. А за то время, что я тут стою, лифт всего один раз  проехал,
судя по звукам - на пятый этаж.
   На этом поручик Пегжа закончил опрос полицейского и вошел в квартиру,
где уже вовсю развил следственную деятельность  его  начальник,  капитан
Тиранский, заслуженно называемый всеми сотрудниками просто Тираном. Ни к
чему   не   прикасаясь,   профессионалы   обследовали   все   помещения,
констатировали  наличие  двух  трупов,  общую  запущенность  квартиры  и
страшный беспорядок в ней, причем особо отметили кучу разбитых  кирпичей
и    штукатурки    в    гостиной,     и     предоставили     действовать
экспертам-криминалистам. Полицейский врач ждал своего часа,  а  сержанта
капитан послал за дворником.
   - Часа через два  следственная  бригада  уже  располагала  кое-какими
данными.
   Женщина была убита ударом в голову. Удар был всего один, но нанесен с
такой силой, что вполне хватило и одного. Орудия, которым этот удар  был
нанесен, не пришлось долго искать: как раз подходил  один  из  молотков,
обнаруженных у второго трупа в гостиной. Погибшая женщина  была  старая,
толстая и очень запущенная, как и квартира.
   Со вторым трупом не все было так ясно. Мужчина, вне всякого сомнения,
был мертв,  но  вот  причину  его  смерти  оказалось  совсем  не  просто
определить. Никаких видимых следов на теле не обнаружили, и  полицейский
врач  высказал   предположение:   сердце   или   апоплексический   удар.
Разумеется, это было его личное мнение, предварительное,  официально  он
выскажется только после вскрытия. Зато время смерти взялся определить  с
большой долей вероятности. Обе жертвы преступления покинули сей  бренный
мир около часа назад, плюс-минус минут пятнадцать.
   В кошмарно грязной кухне  обнаружили  и  изъяли  посуду  с  остатками
недавней трапезы, в том числе чашки из-под  кофе  и  рюмки,  из  которых
недавно пили коньяк. Со всех этих предметов, в том числе и  с  коньячной
бутылки, сняли отпечатки пальцев.
   Особый интерес к кухне  следственная  бригада  проявила  по  наущению
одного из ее членов, которого в узких профессиональных  кругах  называли
не иначе, как "чертов щенок". Щенком этим был эксперт-криминалист  некий
Яцек Шидлович, чрезвычайно талантливый  и  жутко  самонадеянный  молодой
эксперт-криминалист.  Коллеги  честно  признавали,  что  у  щенка   были
основания задирать нос, но тем не менее  эта  черта  весьма  раздражала.
Мечтающий о молниеносной карьере в уголовном розыске, этот самонадеянный
молокосос имел обыкновение высказывать  свои  соображения  уже  по  ходу
расследования,  не  дожидаясь  результатов  экспертизы,   руководствуясь
нюхом, инстинктом, - каким-то шестым чувством и  бог  знает  чем  еще  и
доводя коллег до бешенства стопроцентным попаданием в яблочко.  Не  было
случая, чтобы его соображения не оправдались. Коллеги  только  в  ярости
скрежетали зубами, а чертов щенок лишь радостно смеялся.
   Вот и на  этот  раз  он  вызвал  раздражение  всей  бригады  излишней
самоуверенностью.
   - На бутылке покойник и продавщица, - безапелляционно заявил он. - На
кофейных принадлежностях - покойник  и  покойница.  Последнее,  что  они
приняли внутрь  перед  смертью,  и  попомните  мое  слово  -  это  имеет
значение! Кроме того, вижу я здесь две свежие бабы,  каблучки  на  полу,
пальчики на дверных ручках, самые отчетливые  -  на  телефонной  трубке,
немного смазанные на бардаке в квартире. Бардак тоже  свежий,  до  этого
его не было. Все же остальное - старое, но среди старых отпечатков  есть
и одна из двух свежих баб. Это я вам говорю!
   - Поцелуй меня в... - буркнул в ответ  начальник,  но  Яцуся  это  не
обескуражило. Он продолжал как ни в чем не бывало:
   -  В  шкатулочке   золото   лежало,   невооруженным   глазом   видно.
Полнюсенькая была! Золото покинуло помещение с чьей-то помощью,  и  смею
обратить ваше внимание на  тот  факт,  что  обе  девицы  приближались  к
покойному,  одна  даже  присела,  видите,  пыль  стерта?  Не  иначе,  ее
юбчонкой. Она явилась сюда последней и немного затоптала ту, что до  нее
приходила. Это я вам говорю! Бардак в квартире учинила первая, наверняка
что-то искала, ее пальчики,  ее  ножки,  больше  ничьих  не  обнаружите,
только ее да покойницы. А обнаружить - плевое дело, о такой  поверхности
можно только мечтать, вон какая пылища, все,  как  на  картинке,  видно.
Спасибо хозяйке,  пусть  земля  ей  будет  пухом,  не  любила  покойница
наводить порядки...
   Болек с беспокойством прислушивался к этим пророчествам коллеги,  ибо
отправленный им на разведку сержант  уже  успел  кое-что  разузнать.  Он
разыскал трех свидетелей, которые приблизительно час назад видели  здесь
женщину. И если, называя время, они расходились в своих показаниях минут
на тридцать, то в описании женщины были на редкость единодушны, хотя  их
и допрашивали но отдельности.
   - Я ее в окно увидела, -  рассказывала  хозяйка  квартиры  на  первом
этаже, - когда цветочки поливала, вон они, видите?  А  какая-то  женщина
как раз подошла к нашему дому  и  остановилась  точнехонько  перед  моим
окном. Стояла и наш дом разглядывала. И вверх смотрела, и по  этажам,  я
еще подумала - не иначе, кого-то  ищет.  Блондинка,  волосы  короткие  и
такие.., вроде как растрепанные. Может, ветром их  растрепало?  А  одета
она была очень приметно. Плащ на ней такой.., переливающийся, что даже и
не скажешь, какого цвета. То синим кажется, то совсем темным, а то вдруг
совсем  светлый,  ну  прямо  бежевый.  Туфли  на  каблуках,  я  обратила
внимание, потому что она оперлась о фонарный  столб  и  из  одной  туфли
песок вытряхнула.
   Второй свидетель, пенсионер с пятого этажа,  вернувшись  с  прогулки,
вынимал внизу  в  подъезде  письма  из  своего  почтового  ящика,  когда
незнакомка вышла из лифта. Он обратил внимание и на растрепанные светлые
волосы, и  на  оригинальный  плащ.  Ведь  в  молодости  он,  проше  пана
сержанта, портной но специальности, вот  и  осталась  привычка  обращать
внимание на то, как люди одеты. А женщина так торопилась, словно за  ней
кто гнался. Выскочила  из  лифта  и  бегом  на  улицу,  только  каблучки
застучали. Нет, она незнакома ему, первый раз видит, наверное, не из  их
дома.
   Третьим свидетелем оказалась  пятнадцатилетняя  девочка,  которая  не
пошла в школу, так как свернула ногу  в  щиколотке  и  теперь  не  могла
ходить. Сидела дома с забинтованной ногой и нетерпеливо ждала  подружку,
которая почему-то запаздывала. Вот девочка  и  не  отходила  от  входной
двери, прислушиваясь к лифту. Когда он остановился на их этаже,  девочка
выглянула в глазок на лестничную площадку и увидела незнакомую  женщину,
которая смотрела на номера квартир. Она пошла направо,  наверное,  в  ту
квартиру. А какой прелестный  плащ  был  на  этой  женщине!  И  туфельки
офигительные, это девочка успела разглядеть. С женщиной  она  незнакома,
но знает ее, раз по телевизору видела. Та самая знаменитая писательница,
Хмелевская, сейчас все ее читают. Или кто-то очень на нее похожий...
   Болеку стало не  по  себе.  Нет,  не  кто-то  похожий,  а  Хмелевская
собственной персоной! Болек очень хорошо знал примечательный плащ. Да  и
остальные приметы совпадали, особенно  волосы.  Выходит,  эта  кошмарная
особа была здесь в тот момент, когда две жертвы  преступления  испустили
дух. Провела тут несколько минут и исчезла. Почему она сбежала?..
   Все  эти  соображения  немного  мешали  поручику  Пегже   вникать   в
гениальные предвидения своего коллеги. А тот  продолжал  выпендриваться,
переместившись в кухню.
   - В кофе подмешана какая-то гадость, это я вам  говорю!  Проверите  и
сами убедитесь. Кто пил, а кто не пил - пока не знаю, но зато уверен: на
молотке не только покойник, видны и дамские пальчики...
   Опросили остальных жильцов дома, а также дворника.  Из  их  показаний
стало известно, что погибшая женщина - хозяйка  квартиры.  Жила  она  не
одн