А  если  уж  тебе  непременно  хочется
уехать, выбери местечко получше. Ведь у тебя же есть знакомые  в  разных
странах Европы, свяжись с людьми, организуй себе выезд на несколько  лет
на приличную работу. Глядишь, и встретимся...
   Эти  несколько  слов  подействовали  на  меня  целительно,  буквально
помогли возродиться. Я и в самом деле выхлопотала себе поездку в  Данию,
хотя никак не могла понять, почему не во Францию, где меня  уже  ожидала
очень выгодная работа. Так получилось,  что  я  зацепилась  за  Данию  и
застряла там надолго, а наши контакты с Гжегожем надолго же  оборвались.
От общих знакомых я узнала, что он  обосновался  в  Париже,  от  тех  же
знакомых получила его парижский адрес и написала ему. Какое-то время  мы
переписывались, потом я получила от  него  странное  письмо:  Больше  не
пиши, объясню при встрече.
   Я тем временем уже оклемалась после душевной катастрофы,  курсировала
между  Польшей  и  Данией,  со  вторым  мужем   порвала   решительно   и
бесповоротно. Очень разгневало меня письмо Гжегожа. Я как  раз  получила
отпуск на своей датской работе и все-таки поехала на недельку  в  Париж.
Позвонила Гжегожу, мы встретились.  Увидев  его,  я  испытала  сердечный
трепет и прилив теплых чувств, а он сказал "холера" и  заключил  меня  в
так называемые объятия. Встретились мы не у него, а у меня,  то  есть  в
маленькой гостинице на рю Дуан, где я сияла номер на неделю.
   Ну и вылезло шило из мешка. Я была свободной, а вот он уже женился во
второй раз. В конце концов, от такого и кондрашка может хватить!  И  эта
идиотка, его вторая жена, раскопала  мои  письма.  Она  француженка,  но
польский знает великолепно; не понимаю, зачем Гжегож  вообще  берег  мои
письма, почему не выбрасывал по прочтении... Прочла она  их  и  прямо  в
амок впала, весь мир для нее  сконцентрировался  на  мне  одной,  других
женщин вообще не существовало, и пришлось Гжегожу поклясться, что с этой
одной он порвет решительно и бесповоротно. Опять он был безумно  влюблен
в жену, я догадывалась - сказались постные годы  в  Сирии;  она  безумно
ревновала, а он радовался, усматривая в этом доказательство  се  великой
любви.  Нет,  я  слова  плохого  о  ней  не  сказала,  памятуя  о  своем
собственном недавнем прошлом и о своем жизненном  партнере  с  его  тоже
патологической  ревностью.  И  решение  сохранять  ему  верность,   дура
несчастная!..
   Ну и привет, пришлось нам опять разойтись в  разные  стороны,  причем
были порваны все контакты. Я даже не могла позвонить Гжегожу на  работу,
потому что там секретаршей была кузина его пантеры  и,  паразитка,  тоже
знала польский. А еще, к сожалению, и английский, полиглотка, пся  крев!
Не по  обязанности,  а  из  любви  к  искусству  следила  она  за  всеми
переговорами Гжегожа. Получать письма он имел право только от брата и ни
от кого больше,  ну  точь-в-точь  как  было  со  мной  два  года  назад.
Проклятие какое-то тяготеет надо мной, что ли?..
   Я тоже не собиралась вредить Гжегожу, не хотела осложнять ему жизнь и
перестала  переписываться  с  любимым.  Если  откровенно,  меня   просто
разрывало  от  желания  немного  позлить  глупую   бабу,   но   удержала
элементарная лояльность  и  жалкие  остатки  порядочности.  А  Гжегож-то
думал, что я такая благородная...
   Пришлось примириться с ситуацией, тем более что  к  этому  времени  я
заполучила  третьего  мужа,  а  может,  это   он   меня   заполучил,   и
потребовалось  целых  пятнадцать  лет,  чтобы   в   нем   разочароваться
окончательно и бесповоротно. Все это время я  не  получала  весточки  от
Гжегожа, он от меня тоже. Не имела понятия, что с ним происходит. За эти
годы у меня поменялся и адрес, и  номер  телефона,  у  него  адрес  тоже
сменился. Я была уверена, что теперь уж он для меня пропал навсегда.
   Нет, забыть его я не забыла, мне порой его очень не хватало,  правда,
в разной степени. О нем доходили слухи, я знала, что он сделал блестящую
карьеру  на  Западе.  Свое  истинное  отношение  к  Гжегожу  я  осознала
неожиданно  и,  можно  сказать,  случайно.  Виной  этому  -  совершенная
малость.
   Дело в том, что у моего последнего мужа была страсть всех воспитывать
и поучать, меня,  разумеется,  в  первую  очередь.  Очень  хотелось  ему
облагородить, изменить к лучшему мой характер. Сначала я терпела  молча,
потом стала огрызаться, а раз не выдержала.
   - Послушай! - сказала я мужу вежливо и культурно. -  Мой  сын  моложе
меня на целых восемнадцать лет, но, возможно, ты обратил внимание на тот
факт, что я уже давно перестала его воспитывать. Он женился,  скоро  ему
стукнет тридцать, так что родничок зарос...
   Я хотела продолжить - дескать, из меня тем более никакого  толку  уже
не получится, я давно, так сказать, сформировалась, но муж перебил.
   - Что ты имеешь в виду, прибегая к формулировке "родничок  зарос"?  -
поинтересовался он на полном серьезе.
   И все! Наконец до меня дошло,  что  пятнадцать  лет  я  имею  дело  с
человеком,   абсолютно   лишенным   и   чувства    юмора,    и    просто
сообразительности, неспособным схватывать и  связывать  воедино  обрывки
логической цепи. Все ему разжуй да поясни. Господи, ведь, живя бок о бок
с ним, я сама теряю такую способность, просто чувствую, насколько беднее
становится мой язык. Вот Гжегож бы сразу усек...
   Естественно, я не стала вдаваться в ненужную дискуссию и только рукой
махнула. А для меня вдруг стало ясно: Гжегож для меня  эталон,  образец,
уровень, ниже которого опускаться -  только  мучиться.  Выше,  наверное,
тоже, не пробовала. Ладно, прекращу самовосхваление,  доводилось  мне  в
жизни встречать парочку особей и поумнее меня, так что не будем... Одним
из них является Гжегож, но его превосходство  почему-то  мне  не  мешало
никогда, оно не унижало, напротив... И мне вдруг  смертельно  захотелось
еще хотя бы раз встретиться с Гжегожем и сказать ему о родничке...
   И вот тогда прицепилось ко мне  танго  "Ноктюрн".  Разумеется,  не  в
белых клавишах было дело, не эти слова саднили душу, а следующие:  "...я
готова отдать жизнь свою без остатка, чтоб увидеть тебя хоть один только
раз". Ну, может, и не без остатка, может,  это  слишком,  но  вот  кусок
жизни не задумываясь бы отдала...
   И горячее желание увидеться с Гжегожем завладело мною с такой  силой,
что  я  отреагировала  на  него   типично   по-женски:   отправилась   к
парикмахеру.
   Езус-Мария, голова!..
   В Париж я въехала  с  двумя  головами,  и  обе  причиняли  мне  много
неприятностей. Неизвестно, которая больше.
   Мысли прыснули в разные стороны, как вспугнутые куропатки, и  поймать
их не удавалось. Париж я знала не очень хорошо, можно  сказать,  он  для
меня складывался  из  кусочков.  Площадь  Республики,  Сан-Лазар,  Шатле
вместе с Лувром, остров Сите, Большие Бульвары - каждое  само  по  себе.
Ну, еще Шарль де Голль и Трокадеро. Как раз к Шарлю де Голлю, то есть  к
площади Звезды, мне требовалось проехать, в том  районе  для  меня  была
заказана гостиница.
   Я понимала - мне надо пробиться через весь  Париж,  лучше  всего  это
сделать вдоль Сены. Эх, жаль  расставаться  с  беззаботной  автострадой!
Добравшись до нужной стороны, я поехала, как и собиралась,  вдоль  реки,
вот только не знала, какую из полос  выбрать.  И  разумеется,  ошиблась,
забыв о том, что правая вышвырнет меня  на  мост.  Надо  было  ехать  по
средней.
   Разумеется, меня немедленно выбросило на мост де Берси, и я оказалась
не там, где надо. Большого труда стоило вернуться в исходное  положение,
а поскольку с головами у меня явно ум зашел за разум, я опять поехала по
правой полосе, меня опять вышвырнуло на мост, на сей  раз  де  Сюлли,  и
оттуда вернуться в исходное положение не было уже никакой возможности.
   Мной овладело полнейшее отчаяние,  я  не  имела  понятия,  куда  меня
забросила судьба, и решила: поеду куда глаза глядят, пока не наткнусь на
что-нибудь знакомое. Ну и действительно, в конце кондов как-то оказалась
на площади Республики. Ага, теперь я по крайней мере  знаю,  какого  мне
направления придерживаться. И двинулась по азимуту. Все было бы  хорошо,
если бы не улицы с односторонним движением.
   В Варшаве я прекрасно знала все улицы с  односторонним  движением,  в
Париже не все. И когда, наконец, проехав полгорода,  опять  пробилась  к
левому берегу Сены, решила, что просто не имею  права  снова  перепутать
полосы набережной. Вот только не знаю, по какому мосту я выеду к площади
Звезды. Или к де Голлю, все равно. Взглянуть на план города Парижа,  так
предусмотрительно захваченный с собой, не было никакой возможности, меня
несло с остальными транспортными средствами по улицам и набережным, я не
могла ни на секунду отвлечься. Инстинкт заставил меня свернуть  на  мост
де Альма, и свершилось чудо: выехала куда надо. Вот и Триумфальная Арка,
только подъехала я к ней не со стороны Енисейских полей, это-то я была в
состоянии уяснить. Интересно, где тут авеню  Карно,  чтобы  пробиться  к
площади де Голля. Там опять возникнет проблема, как с площади  свернуть,
ну да ладно, буду ездить по кругу...
   По кругу ездить не пришлось. Одного взгляда на площадь хватило, чтобы
понять: там происходит нечто экстраординарное. Какие-то торжества,  черт
бы их побрал. Победу празднуют? Так сегодня уже одиннадцатое мая. Может,
организовали послевоенную трехдневку?  Что-то  праздновали,  это  точно.
Вон, от самой площади к Триумфальной  Арке  движется  все  на  свете:  и
шеренги военных,  и  Армия  спасения,  и  оркестр  пожарной  команды,  и
какие-то официальные делегации,  мечутся  толпы  людей,  и  вдобавок  не
перекрыто  обычное  автомобильное  движение,  с  ума   сойти!   Впрочем,
попробовали бы перекрыть, Франция - свободная страна, такое никому  и  в
голову не придет. Хотя, нет худа без добра, значит, и я проеду. Вон  там
уже вижу начало улицы, вернее, авеню Карно,  туда  и  двинусь,  давя  по
дороге все это разнообразие. А что мне оставалось  делать?  Остановиться
посередине мостовой, заламывать руки и рыдать? Чтобы  привлечь  внимание
полиции? А ей вдруг захочется заглянуть ко мне в багажник...  Нет,  была
не была, надо полагаться  на  собственные  силы  и  добираться  до  цели
путешествия по возможности без конфликтов с полицией.
   И чудо свершилось, мне это удалось! Мы все - я и  другие  водители  -
были максимально вежливы, с улыбкой на устах уступали друг другу дорогу.
Лишь один грубиян повертел по моему адресу пальцем у виска и  был  прав,
но это меня  не  остановило,  и  я  проехала-таки  поперек!  Меня  очень
подгоняло то, что лежало в багажнике.
   И вот я припарковалась у гостиницы. И туг как-то сразу погас ажиотаж,
вызванный трудностями езды по стольному городу Парижу, и я опять сникла.
Ну какого черта тащилась с  этой  штуковиной  в  багажнике  в  парижскую
гостиницу? Выбросить ее надо было по дороге где-нибудь в  пустом  месте,
сколько  раз  я  была  на  автостраде  одна-одинешенька,  с  чего  вдруг
зациклилась на мусорных ящиках? И шоссе зачастую было пустынным, и вдоль
дороги ни одной живой души. Ну скашивают там время от времени  траву  на
обочинах, но как раз обочины  выглядели  свежескошенными,  так  что  как
минимум с неделю пролежала бы себе там спокойно... эта самая,  никто  бы
ее и не нашел. А  потом  ищи  ветра  в  поле,  кто  узнает,  что  это  я
выбросила?
   Как кто, спохватилась я, тот, кто мне подбросил.  Так  он  не  станет
признаваться полиции... Да,  признаваться  не  станет,  а  вот  анонимно
поставить в известность стражей порядка мог свободно.
   И что мне теперь  делать  с  этой  головой?  Забрать  ее  с  собой  в
гостиничный номер? Ни за что на свете!
   К счастью, моя гостиница не относилась  к  таким,  из  которых  сразу
выскакивают швейцары и хватают чемоданы прибывших гостей,  никому  здесь
не отдают ключей от машины, чтобы запарковали ее на стоянке гостиницы. Я
самолично  выволокла  из  багажника  тяжеленную  дорожную  сумку,   сама
дотащила ее до входа, и только в холле гостиницы кто-то помог внести  ее
в лифт и донес до номера. Машину я оставила перед  входом  в  гостиницу,
несколько раз проверив, включила  ли  противоугонное  устройство.  И  не
обратила никакого внимания на намеки портье,  дескать,  их  стоянка  вон
там, напротив, буквально в двух шагах.
   Освободившись на какое-то время от одной головы, я  с  ходу  занялась
второй, немедленно сунув ее под кран. И только когда начала  накручивать
волосы на бигуди, подумала, что глупо сделала, надо было просто пойти  в
парикмахерскую, наверняка какая-нибудь работает,  да  и  не  запирают  в
Париже ничего в семь часов вечера, напротив, множество заведений  только
открывается. Нет, надо взять себя в руки, если и дальше буду  продолжать
в том же духе - плохо кончу.
   Мой фен вдруг отказал, не знаю почему,  напряжение  было  нормальное,
двести двадцать вольт. В нервной спешке  обыскала  ванную,  слава  Богу,
нашлось аналогичное устройство. Наполовину подсушила волосы и тут  вдруг
сама отключилась,  как-то  сразу  растеряв  остатки  энергии.  С  трудом
заставила себя распаковывать сумку и обживать номер. Повесила в шкаф две
юбки и один жакет. Все жутко помялось, пусть  отвисится.  Гладить  я  не
собиралась, никогда в жизни не возила с собой утюг.
   Не думать я не могла, мысли перескакивали с одного на другое. Что  бы
сделала на моем месте  нормальная  женщина?  Допустим,  по  отношению  к
"пежо" вела бы себя так же: осторожно обошла  его,  постаралась  намного
опередить, а потом, после заправочной станции, дождалась, чтобы он уехал
вперед. Стала бы нормальная женщина лезть в багажник? Наверное, не стала
бы, нормальные женщины, как правило, не получают таких идиотских  писем,
как мое, а я бы не обнаружила голову, если бы не решила получше спрятать
свое идиотское письмо, ведь только потому и  открыла  багажник.  Значит,
подвела корреспонденция. Ну ладно, тогда бы я  сделала  открытие  только
здесь, в Париже, у гостиницы, когда доставала дорожную сумку. И  что  бы
сделала нормальная женщина? Одно из двух. Либо шлепнулась бы в  обморок,
либо принялась бы истерически  вопить.  И  в  данный  момент,  когда  со
времени моего приезда в гостиницу прошло... сколько прошло?  Ага,  сорок
пять минут, здесь бы уже была французская полиция, а нормальная женщина,
заливаясь слезами, давала бы показания,  которым  никто  не  поверит.  И
тогда... Вряд ли оставили бы ее да свободе, скорее всего, арестовали бы.
   Может, оно и  к  лучшему,  что  я  редко  веду  себя  как  нормальная
женщина?
   Заглянув в бар, я обнаружила маленькую  бутылочку  коньяка  и  выпила
глоточек.  Коньяк  хорошо  на  меня  подействовал,  повторила.  Есть  не
хотелось.  Несколько  взбодрившись,  я  продолжила  сушение   волос,   с
небольшими перерывами, так как руки немели.
   Была у меня когда-то одна умная приятельница. Любой помощи,  даже  от
мужа, она добивалась очень простым способом: сразу делалась серой,  лицо
как у трупа, вот-вот шлепнется в обморок. Минутку, вспомнила,  еще  одну
такую знала! Эта не была моей приятельницей, просто знакомой.  Так  вот,
мне рассказывали: эта добивалась своего тем, что умела в  нужный  момент
зеленеть. Маленькой она была, щупленькой,  такая  замухрышка,  ну  прямо
мышка серенькая, в общем, страшилка этакая. Муж носился с  ней  не  знаю
как, боялся дохнуть, обходился бережно и осторожно, как с тухлым  яйцом,
и вскоре помер. Осталась замухрышка одна, но у мужа был друг  сердечный.
Мышка,  разумеется,   немедленно   вся   позеленела,   друг   смертельно
перепугался,  проявил  заботу  и  внимание,  она   расцвела,   приобретя
нормальный цвет лица,  а  как  только  друг  мужа  предпринимал  попытки
скинуть с себя ярмо, немедленно делалась зеленой и начинала увядать. Что
оставалось бедняге делать? В конце концов он женился на ней и по примеру
покойного друга вышел на орбиту тухлого яйца. Всегда в нервах,  не  знал
ни минуты покоя, а она себе цвела-расцветала и,  возможно,  до  сих  пор
расцветает...
   И моя приятельница вела себя таким же образом,  всегда  знала,  когда
следует сделаться серой. Например, перед званым вечером.  Пригласят  они
гостей, и  моя  приятельница  ложится  отдохнуть,  чтобы  с  лица  сошла
серость, а муж в поте лица  наглаживает  свои  рубашки  и  ее  блузки  и
подготавливает  все  остальное.  Зато  потом,  в  ходе  званого  вечера,
наградой ему был цветущий вид супруги. А та становилась серой и в другие
ответственные жизненные моменты. Ну, естественно,  и  когда  приходилось
мыть посуду после ухода  гостей,  перед  генеральной  уборкой  квартиры,
перед  вызванным  починить  кран  сантехником  и   при   прочих   важных
обстоятельствах, которыми так богата жизнь работающей женщины.  А  потом
она развелась с мужем и сереть стала перед другим.
   Гениальный метод, ничего не скажешь! Сколько раз я давала себе  слово
испробовать его в подходящий момент, да все не получалось. То  не  могла
ни позеленеть, ни посереть, как ни  старалась,  то  вспоминала  об  этом
средстве, когда уже было поздно, валясь с ног  после  тяжкого  труда.  А
шансы расцветать всегда появлялись, наоборот, у моего  очередного  мужа.
Идиотка несчастная!
   Вот если бы я могла по желанию  сейчас,  например,  стать  серой  или
зеленой, вот-вот помру... Не  занимаюсь,  значит,  ни  чужой,  ни  своей
головой,  мокрые  патлы  останутся  висеть,  как  висят,  а  сама   лежу
помираю...
   Ну уж нет, такого стыда не перенесу! Гжегож, возможно, и проникся  бы
сочувствием и даже жалостью ко мне, а  На  кой  черт  мне  его  жалость?
Глядишь, в глубине души еще и порадовался бы, что в свое время не связал
своей жизни с моей, что вовремя женился на этой своей, второй... Нет уж,
я предпочту трупом пасть, чем предстать перед любимым  мужчиной  в  виде
издыхающего призрака.
   Одновременно покончив  с  прической  и  коньяком,  я  посмотрелась  в
зеркало. Вроде бы удалось восстановить внешний вид, испоганенный дождем.
Что дальше?
   А дальше позвонил телефон.
   - Алло? - осторожно поинтересовалась я, не будучи уверенной, на каком
языке следует отозваться.
   - Ну наконец-то! -  ответил  голос  Гжегожа.  -  У  меня  не  хватило
терпения ждать до завтра, и я на всякий случай решил  звякнуть  сегодня,
вдруг ты уже здесь?
   Я просто физически ощутила, как меня всю залило теплой волной счастья
и облегчения. Напряжения как не бывало.
   - Если ты позвонил в надежде на  сенсацию...  -  опять  же  осторожно
начала я, но Гжегож не дал закончить.
   - Я позвонил в надежде услышать тебя!
   - Не волнуйся, получишь все сразу. Сенсация прибыла вместе со мной, и
я намерена передать ее тебе, ибо не знаю, что с ней делать.
   - Что-нибудь случилось?
   - Еще как случилось! Когда мы увидимся?
   - Боюсь, только завтра.
   - Холера!
   - Погоди... попытаюсь, может, получится. Но все-то минут  на  десять,
буквально, если вообще смогу.
   - Не стану вникать в твои сложности, десять минут  тоже  неплохо.  Со
всех точек зрения. Так когда тебя ждать?
   - В пределах часа...
   Позвонил, потому что  знал,  где  я  остановилась,  звал  даже  номер
комнаты, не было необходимости  сообщать  свой  адрес.  Надо  же,  всего
несколько  слов,  а  на  меня  его   голос   получше   всякого   коньяка
подействовал!  Правильно,  выходит,  сделала,  что   с   ходу   занялась
головой...  своей,  теперь  есть  время  заняться  и  лицом.   Испытывая
необыкновенный прилив энергии, я распаковала оставшиеся вещи,  разложила
по местам и принялась ждать. Господи, сколько раз в своей  жизни  я  вот
так ждала его! А он, если ух обещал прийти, никогда не подводил.
   Разумеется,  ожидая,  я  думала,  и  результат  раздумий  легко  было
предвидеть.
   - Привет, Гжесь! - грустно произнесла я, открывая любимому дверь. - С
головой я управилась, но у меня осталась еще одна...
   В ответ услышала:
   - Это твоя машина стоит перед входом в гостиницу?
   - Моя. А что?
   - Так немедленно убери ее  оттуда.  Стоянка