вала устройство - работает.
   5. Получила подарки: каменные подставки под стаканы  и  рюмки,  очень
красивые, с  резными  австралийскими  народными  узорами;  боевую  маску
аборигена; шесть бутылок австралийского вина; декоративное пресс-папье -
высеченное из  скалы,  с  опалами  внутри;  каменный  подогреватель  для
больших блюд. Теперь понятно, почему багаж был таким тяжелым, не  говоря
уж о том, что блюда соответствующих размеров у меня в  доме  никогда  не
водились.
   6.  Накрыла  стол  к  обеду,  что  было  воспринято   с   единодушным
одобрением, так как на закуску я подала  селедку  трех  разных  видов  и
ледяную водку.
   7. Почувствовала некоторое облегчение.
   Чувство это очень быстро улетучилось, так как куры,  когда  я  к  ним
заглянула, оказались сырыми. Я забыла после первого часа жарки увеличить
температуру, равно как не сообразила, что кур в печке две,  а  не  одна.
Одна бы уже дозрела. Как известно, чем больше  засовываешь  провианта  в
микроволновку, тем дольше нужно  запекать,  к  тому  же  пернатые  твари
попались очень крупные.
   Я исправила недосмотр, однако в любом случае  курам  требовалось  еще
три четверти часа, не меньше.
   В отчаянии, тщательно скрывая его от семейства, я сварганила  грибной
суп из пакетиков, но получилось маловато, так как в шкафу нашлись только
четыре пакета, поэтому я сыпанула  еще  и  соус  из  шампиньонов.  Вышла
довольно странная штука. Но они съели.
   Как можно медленней я начала собирать со стола тарелки после  селедки
и чашки от супа, чтобы приготовить стол к главному блюду.
   Одна из теток спросила, не  нужна  ли  помощь.  Я  весьма  решительно
отказалась.
   К тому времени остыла картошка.
   Вяло, словно в трансе, поставила на стол огуречный салат со сметаной,
зеленый   салат,   клюкву,   маринованные   груши,   соленые   огурчики,
маринованные грибочки  и  хрен.  Вначале  я  планировала  подать  только
огуречный  и  зеленый  салаты,  но  нужно   было   изображать   какую-то
деятельность.
   В чрево печки я вполголоса  высказала  самое  страшное  ругательство,
какое только знала.
   Исподтишка втянула семейство в долгую и  основательную  дискуссию  на
тему вин.
   Порезала картошку и подогрела на масле под крышкой.
   И в результате восстановила против себя абсолютно всех.
   Наконец проклятые куры дожарились, что решительно смягчило настроение
общества, так  как  твари  совершенно  неожиданно  для  меня  получились
неземного вкуса.
   Да и дождь за окном перестал лить. А я узнала, как кого зовут  и  кто
откалывается от группы.
   - У Изы с Филиппом свои планы, -  язвительно  сказала  бабуля,  когда
тощая тетка и мой крестный после затянувшегося обеда высказали пожелание
отправиться в город: они отоспались в самолетах, ощущают прилив  энергии
и желают немедленно осмотреть польскую столицу.
   Прекрасно, значит, тощая - это Иза, а толстая - Ольга. Иза с Филиппом
и Ольга с Игнатием. Я не знала, нужно ли мне самой отвезти куда-то Изу с
Филиппом, или же пускай  отправляются  своим  ходом.  Ломать  голову  не
пришлось - парочка потребовала вызвать такси.
   Такси я вызвала, вручила  им  план  города,  и  они  ушли,  прихватив
сотовый телефон.
   Я сунула посуду в посудомойку, стараясь оберегать отрезанный палец от
влаги.
   Бабушка  с  оставшейся  теткой  и   дядей   занялись   разглядыванием
фотографий, начав с самого старого альбома.
   Я спустилась вниз и загнала машину в гараж.
   Временно удалившись от семейства, я собралась с мыслями  и  осознала,
что тетка Иза - вовсе не невестка бабушки, а жена крестного, который сам
является братом бабулиной невестки.
   И решила при ближайшей оказии - лучше наедине с бабкой -  расспросить
ее о количестве народа в семье, уточнив по возможности степень родства.
   Поднявшись к своей квартире, я вынуждена была звонить  в  собственную
дверь, так как захлопнула ее, забыв ключ. Открыл дядя  Игнатий,  который
перед этим долго выпытывал, кто, да что, да зачем.
   В половине десятого бабушка потребовала связаться с загулявшей парой.
   Я понажимала кнопки  в  мобильнике,  после  четвертого  гудка  кто-то
отозвался.
   - Это дядя? - неуверенно спросила я, потому что голос  был  не  очень
похож.
   - Чей дядя? - заинтересовался в трубке Рысек.
   - Рысек, это ты? Извини, пожалуйста, я не тебе звоню.
   - А кому?
   - Тетке с дядей, они в городе с твоим новым мобильником.
   - Тише! - зашептал Рысек. - То есть не вы тише, а я  должен  говорить
тише, потому что близнецы уже спят. А что случилось?
   Мне до смерти  хотелось  поговорить  с  ним  без  свидетелей,  однако
родственники напряженно прислушивались.
   - Ничего не случилось, мы только  хотели  узнать,  где  они  и  когда
вернутся. Может, я не правильно набрала номер, попробую еще раз.
   Старательно  прицелившись,  я  ткнула  в  номер  нового   мобильника,
введенный Рысеком в память, соединилась и снова подождала четыре гудка.
   - Не-а, это опять я, - сказал Рысек. - У меня определился ваш  номер.
Секундочку.
   Я выйду на лестницу... Вы нажимаете на тот, что в памяти?
   - Да.
   - Может, я что-то напутал. Попробуйте набрать заново. Он у вас есть?
   - Есть, в записной книжке. Отключайся.
   Я сосредоточенно набрала номер.
   - Ну вот, я правильно сделал,  что  остался  на  лестнице.  -  Рысек,
казалось, был очень доволен. - Что за черт? Ничего не понимаю.
   - Уверяю тебя, что я понимаю еще меньше.
   - А вы долго ждете?
   - Четыре гудка.
   - Но я отвечаю после первого же. Подождите, мне нужно подумать.
   - И что, мне ждать с мобильником около уха?
   - Да нет, зачем. Это не так быстро. Или лучше позвоните еще раз, а  я
не буду брать трубку, посмотрим, что из этого получится.
   Из этого ничего не получилось,  после  бог  знает  какого  гудка  все
отключилось и я прочла:
   "Абонент временно не отвечает".
   У Рысека хватило ума не торчать  на  лестнице,  а  зайти  ко  мне.  Я
представила его родне, и общими  усилиями  мы  взялись  распутывать  эту
тайну. Мы звонили то с его сотового, то с моего, и все безрезультатно.
   - Они просто не берут трубку, - успокоил Рысек. - Может,  забыли  про
телефон, а к сигналу еще не привыкли. Не обращают внимания.
   - Сами должны были подумать о том, чтобы сообщить о  себе,  -  сурово
объявила бабушка. - Теперь мы ничего о них не знаем, а я хочу спать.
   Я поспешно заверила ее, что все могут в любой момент  ложиться,  а  я
дождусь загулявших родственников. Ну а если  они  захотят  есть,  ничего
страшного, поедят в кухне.
   - Иного и не заслуживают, - мстительно отрезала бабуля и  направилась
в ванную.
   Тетя Иза с крестным вернулись в полночь,  страшно  довольные  жизнью,
есть не захотели, сознались, что о мобильнике просто забыли и не слышали
сигнала,  то  есть,  наверное,  слышали,  но  не  обратили  внимания  на
невнятное чириканье.
   Они выпили на ночь по коктейлю и тоже отправились на боковую.
   У меня появилась слабая надежда, что все не  так  уж  и  ужасно  и  я
справлюсь с нашествием родни.

***

   - Докладывай, - невесело сказал майор (по-новому  -  инспектор)  Эдик
Бежан своему  подчиненному  Роберту  Гурскому,  только  что  получившему
звание поручика, иначе комиссара.
   Роберт, держа наготове блокнот, деловито начал:
   - Один из самых богатых людей в стране.
   Известный фотограф. Снимал природу. Публикации, в том числе в "Нейшнл
джиографик".
   Пользуется   большим   спросом,   так   как   снимки    действительно
великолепные. Связи с финансовым  капиталом  довольно  странные:  банки,
акционерные  общества  -  все  что  попало.  В  целом  нелюдим,  одинок.
Застрелен из собственного ружья, жаканами на кабана, два выстрела, в том
числе один - прямо в глаз.
   - Неприятно, - пробормотал Бежан.
   - Очень, - согласился Гурский. - Смерть наступила тринадцатого числа.
Пролежал в запертом кабинете полных четверо суток. Кабинет  -  настоящая
крепость, вскрывали его несколько часов. Гости у него бывали редко,  так
что мог бы там лежать до скончания века,  но  его  в  буквальном  смысле
слова унюхала домоправительница или как ее там называть...
   - Постоянная?
   - Нет, приходящая. Скорее даже приезжающая.  Из  Варшавы.  По  мнению
Вильчинского, влюблена в него до смерти и до последнего  надеялась,  что
убитый на ней женится. Пустые фантазии. С чего бы ему жениться...
   - Педик? - заинтересовался Бежан.
   - Ничего подобного,  исключительно  женщины.  Но  и  тех  почти  нет,
страшно осторожен в вопросах секса...
   - Больной?
   - Да нет, здоров как кабан, вскрытие  показало.  Но  какой-то  он  не
такой.., не знаю, меня там при этом не  было...  Отсутствие  сексуальных
потребностей, может?
   - Возраст?
   - Сорок пять лет. В самом расцвете сил.
   И, как я уже сказал, здоровяк. Несколько старых  переломов,  идеально
сросшихся. Вел  упорядоченную  жизнь,  уезжал  редко,  имел  квартиру  в
Варшаве, иногда у него бывали всякие разные типы, домохозяйка знает кто,
но не хочет говорить...
   - А как ее фамилия?
   - Михалина Колек. Типы - крупные  рыбы  из  высших  сфер,  прежних  и
нынешних, никаких друзей, исключительно деловые связи. В кабинет  никого
не пускал. Михалина  Колек,  кстати  все  еще  пребывающая  в  состоянии
истерики, уперлась, что шлепнула его та сучка.
   - Какая сучка?
   - Бывшая  жена.  В  паспорте  у  него  записано  "холост",  так  что,
наверное, разведенный, и тут начинается винегрет. Дело в том, что бывшая
жена действительно существует, живет в  Заверче,  но  эта  Колек  упрямо
сообщает варшавский адрес, Рацлавская, шесть. Некая Иза Брант.
   У той, которая из Заверчи, с фамилией все в порядке - Ганна  Доминик,
а в доме шесть на Рацлавской ни на одном этаже никакой Изы Брант нет и в
помине...
   Бежан наконец-то активно включился в доклад:
   - Стой, теперь у тебя винегрет выходит.
   Похоже, ты слишком кратко излагаешь.
   - Докладываю все, что успел узнать,  -  обиженно  сказал  Гурский.  -
Последние данные по учету населения, да и то лишь благодаря Эле.
   - Эта та из техотдела, что торчит на  работе,  потому  что  ненавидит
свой дом?
   - Она самая. Жаловалась на жизнь, пока искала эту Брант.
   Бежан понимающе кивнул. Эля для полиции  была  настоящим  кладом,  ее
услугами можно было  воспользоваться  даже  тогда,  когда  рабочий  день
давным-давно закончился, правда при одном условии: что вы готовы принять
на себя целый поток обид  и  горестей.  Впрочем,  слушали  ее  всегда  с
сочувствием, Эля на самом деле жила в ужасающих условиях - и жилищных, и
семейных.
   - Ладно, начнем разбираться. Самоубийство сразу же  долой,  никто  не
может два раза выстрелить в себя из длинноствольного оружия.
   Впрочем, из короткоствольного тоже непросто.
   Так что там с кабинетом - крепость, и никто не входил, так?  Или  все
же можно было как-то проникнуть внутрь?
   - Исключено, - решительно возразил Роберт. - Я  сам  там  был  и  все
видел  собственными  глазами.  Окно  почище  стены  будет,   открывается
исключительно изнутри, стекла пуленепробиваемые...
   - А если убитый, к примеру, открыл окно, чтобы проветрить,  а  кто-то
взял и залез?
   - К этому мужику не очень-то залезешь.
   Метр восемьдесят три ростом, восемьдесят пять  кило  живого  веса,  в
молодости служил в спецназе. Сейчас ребята копаются в его  прошлом,  уже
известно, что в армии показывал рекордные результаты.
   - А выстрелить снаружи не могли?
   - Из его двустволки? Пришлось бы вначале  эту  двустволку  украсть...
Кроме того, пуля это стекло не прошибет.
   - А второй ключ от двери?
   - Пока наличие дубликата не установлено.
   Колек настаивает, что существует всего один ключ, к  тому  же  хозяин
вроде  как  самолично  смастерил  замки  и  сделал  один  ключ  ко  всем
запорам.., то есть всяких задвижек в доме полно, но все  они  запираются
одним ключом. Очень все изобретательно устроено. А ключ он всегда  носил
при себе, никогда не выходил из кабинета, не заперев дверь, даже когда в
уборную шел.
   Он и спал с ключом, и мылся. А теперь ключ исчез.
   - Хорошенько искали?
   - Думаю, да. Втроем:  Вильчинский,  Тшенсик  и  я.  Вильчинский  -  с
энтузиазмом, Тшенсик - из любопытства, а я - из упрямства.
   Всех  остальных  оттуда  выгнали,  как  только  фотограф,  доктор   и
дактилоскопист закончили свою работу.
   - Значит, убийца шлепнул его, нашел  ключ,  вышел  и  запер,  а  ключ
теперь в Висле...
   - А вот в этом я не уверен, - энергично перебил Гурский.  -  Если  бы
отремонтировать то, что они там поразбивали, этот  ключик  может  стоить
миллионы. Я имею в виду, что тот, у кого теперь ключ, вполне  может  так
считать. Я эти бумаги не выносил и вообще запретил трогать.
   - Постой-ка, - сообразил Бежан. - Ты вроде бы  кратко  излагаешь,  но
опять получается винегрет. Нужно не только подробно, но и по порядку.
   - По моему порядку или вообще?
   - Вообще - что там было, что нашли, а уж потом - твои соображения...
   И Роберт Гурский в  деталях  описал  поступки  и  душевное  состояние
Михалины Колек, которая не преминула посвятить молодого  Вильчинского  в
свои переживания. Расстроена она была смертельно и  не  скрывала  своего
отчаяния. "Эта сучка" не сходила у нее с языка, однако на настойчивые  и
конкретные расспросы Михалина отвечала вполне деловито.
   Благодетеля  лишили  жизни  тринадцатого   июня,   так   как   именно
тринадцатого около полудня  Михалина,  оставив  его  в  добром  здравии,
уехала в Варшаву, а вернувшись пятнадцатого июня, застала  его  мертвым.
На  предположение,  что  убийство  могло  произойти  и   четырнадцатого,
Михалина заявила, что это невозможно, так  как  телевизионная  программа
была раскрыта на тринадцатом, корреспонденция за четырнадцатое лежала  в
почтовом ящике, а свежим полотенцем в ванной  никто  не  пользовался.  О
пятнадцатом нечего даже говорить, потому как следы на столе  так  быстро
не высохли бы. Только тринадцатое июня, и ничего больше!
   Заключение патологоанатома словам  Михалины  Колек  не  противоречит.
Жертва скончалась между двенадцатым и четырнадцатым июня.
   А четырнадцатого ни одна живая душа убитого уже не видела.
   Роберт изучил место преступления, тело к  тому  времени  уже  увезли.
Осмотреть  его  можно  в  морге,  а  точнее,  в  прозекторской  млавской
больницы. К вскрытию по понятным причинам приступили немедленно.
   Таинственный кабинет оказался на удивление большим, хоть в нем и было
всего одно окно.
   Снаружи - зеркальное, а изнутри все видно, к тому же стекло не только
пуленепробиваемое, но еще  и  теплозащитное.  По  мнению  Роберта,  окно
стоило целое состояние.
   У  самого  окна  стоял  огромный  верстак  со  всевозможными  хитрыми
приспособлениями - тиски,  сверло,  микроскоп,  какие-то  увеличительные
стекла с подсветкой, две разные горелки, баночки, ящички  и  черт  знает
что еще. Рядом крутящееся кресло на колесиках. На  стене  за  верстаком,
напротив входной двери, висело  охотничье  огнестрельное  оружие  -  две
двустволки, в том числе одна  с  обрезанным  стволом,  духовое  ружье  и
штуцер на крупного зверя, кроме того, две  скрещенные  сабли,  армейский
штык  в  ножнах  и  очень  старый  дуэльный   пистолет   -   несомненно,
историческая реликвия.
   В стороне от окна и верстака - небольшой письменный стол, а по  бокам
- множество канцелярских шкафов, доходящих до самого  потолка.  Вся  эта
часть помещения была  полностью  засыпана  бумагами,  стопками  газет  и
журналов, картонными и пластиковыми папками и  какими-то  рукописями.  В
противоположность идеальному порядку на верстаке здесь  царила  страшная
неразбериха, словно кто-то что-то поспешно искал. И наверняка нашел, так
как перекопал не все: одна треть шкафов осталась нетронутой.
   Еще  там  находились  небольшая  металлическая   стремянка,   обычная
деревянная табуретка, в стене недалеко от верстака торчал кран, под  ним
умывальник. И больше ничего. Ни коврика, ни стула, ни столика, абсолютно
ничего - два рабочих места, и все.
   - Постой-ка, - перебил инспектор. - Ты опять убежал  слишком  далеко.
Двустволка висела на стене?
   - Когда я туда приехал, да, висела на стене.
   - Так откуда они взяли, что его пришили из нее?
   Роберт посопел, вздохнул и устроился на стуле поудобней.
   - Да, вы правы, я, пожалуй, слишком разогнался. Они этого не знали. В
первый момент никто этого не знал. Но Вильчинский проблем с  мозгами  не
испытывает, так что, увидев труп, в первую очередь позвонил нам. Трогать
в доме он ничего не стал. Над технической бригадой торчал, как палач над
осужденными, глаз с рук не спускал, а третий глаз  у  него,  похоже,  на
затылке, так как за фотографом он тоже следил.
   Ждал меня, уже зная, что я приеду один, так как вы.., это...
   - "Это, это..." - расстроенно пробормотал Бежан, который за последние
три  дня  пережил  немало  неприятных  минут.  Его  вызвали   в   Пыжицы
сообщением, что жена после ужасной автомобильной катастрофы находится  в
больнице.  Бежан  помчался  в  проклятые  Пыжицы  и  выяснил,  что  жена
действительно  в  больнице  -  но  как   медсестра,   помогает   жертвам
автокатастрофы, а с ней самой ничего не случилось. Выяснение всего этого
заняло немало времени,  и  в  результате  Гурский  отправился  на  место
преступления один, без компании.
   - В  общем,  Вильчинский  предпочел  в  одиночку  не  разбираться,  -
продолжал Гурский. - А уже была ночь, так  что  мы,  каюсь,  часика  три
подремали, до рассвета, днем же удобней, и к полудню  все  выяснили.  Из
больницы пришло сообщение  о  жаканах  и  времени  смерти,  а  на  месте
оказалось, что почти все отпечатки пальцев в этом  кабинете  принадлежат
покойному...
   - Почти? - с явным подозрением перебил Бежан.
   - Почти, - с нажимом повторил  Гурский.  -  Там  вообще-то  все  было
чисто, этот тип педантом был жутким, но, правда, ставя на  место  что-то
вымытое и вытертое, своих  пальчиков  уже  не  стирал.  А  вот  на  этой
двустволке - ни единого отпечатка, просто отполирована. Кроме отпечатков
убитого и этой Михалины в доме нашли только три сомнительных  отпечатка,
смазанных.
   Может, и они принадлежат  хозяину,  но  в  лаборатории  говорят,  что
голову на отсечение не дадут. Отпечатки довольно старые. Что же касается
убийцы, то, он, похоже, был в перчатках...
   - Стой, опять погнал, - скривился Бежан. - Они говорят, что  эти  три
отпечатка могут принадлежать не убитому?
   - Могут, но не обязательно. Говорят, если бы у них  были  все  десять
пальцев владельца, возможно, они и подогнали бы, но за одни эти ручаться
не станут.
   Бежан помолчал.
   - Это могло бы значить, что все-таки...
   А какая двустволка?
   - Укороченная. Обрез.
   - Он что - браконьер?
   - Что вы. Был членом охотничьего общества, имел разрешение...
   - Ас жаканами экспертизу провели?
   - Я так тороплюсь, потому что страшно хочется добраться до сути, -  с
раскаянием ответил Роберт. - Разумеется, провели немедленно, как  только
определили, что двустволка вытерта. К пяти утра  патроны  и  оружие  уже
были в лаборатории, и вывод однозначный  -  стреляли  из  двустволки.  А
жаканы, пара  коробок  с  разным  калибром,  лежали  в  ящике  стола,  и
отпечатки на коробках - только убитого.
   - Значит, сам вынул, сам зарядил и с поклоном  вручил  убийце,  чтобы
тот малость пострелял...
   - Да, похоже на то. Но подождите, по порядку. Все это время мы искали
ключ.  Без  толку.  Все  свидетельствует,  что  гость  не  был  чужаком,
напротив, кто-то из хорошо знакомых людей, может даже из близких, убитый
его сам и впустил...
   - Минуточку. Перчатки.
   - В том-то и дело.  Искал  отпечатки  на  бумагах.  Письменный  стол,
полки, папки... Там был Мальчик, он страшно старается  после  того,  как
прокуратура его ни за что обругала, так он всем назло решил, что  больше
к нему никто не прицепится. Времени у него было кот  наплакал,  так  как
Вильчинский его тут же прогнал, но  парочку  следов  он  все