атихла.  Если  поначалу  воспоминания  о  Доминике  добавили  мне
адреналина, то теперь все это слегка поднадоело. И в первую очередь  сам
Доминик.
   Майор с поручиком с минуту сидели  в  полной  неподвижности,  я  даже
слегка забеспокоилась, не подумывают ли они достать наручники.
   Утешала лишь мысль о том, что в  камере  я  наконец-то  избавлюсь  от
родственничков.
   - Господа, очень вас прошу, не сейчас, - сказала я довольно нервно, -
никуда сбегать я  не  собираюсь,  но  от  семейного  наследства  зависит
материальное будущее моих детей.  Невинных  детей,  Богом  клянусь.  Как
только  родственники  уедут  в  полном   убеждении,   что   я   личность
законопослушная и добропорядочная, можете сажать  меня  сколько  хотите,
но, ради всего святого, не сейчас!
   Майор ожил:
   - Да что вы! Никто вас не собирается никуда сажать, напротив, вы  нам
очень помогли.
   Не исключено, что при случае мы зададим вам еще парочку  вопросов.  А
пока хотели бы вас сердечно поблагодарить...
   К  собственному  удивлению,   я   оказалась   совершенно   свободной,
исполнительные власти уехали, я поставила машину  в  гараж  и  вернулась
домой, совершенно позабыв о том, что меня может там ждать.

***

   - А я ей верю, - решительно сказал Гурский, сворачивая на Вилановскую
аллею.
   - Я тоже, - согласился Бежан. - На этот раз  она  говорила  правду  и
ничего не скрывала. Похоже, что женщины и впрямь дуры.
   - Смотря  как  посмотреть.  Когда  какой-нибудь  тип  заморочит  бабе
голову, она действительно последний разум теряет. Но бывает, что и  баба
так заморочит голову мужику...
   - И тогда он тоже теряет остатки разума.
   Ладно, о чувствах мы поговорим как-нибудь  в  другой  раз.  А  сейчас
стоило бы найти этого, как там его, Мариуша Волокушного...
   - Волоченого...
   - Один черт. В общем, которого волочили.
   Головой ручаюсь, что Михалина  Колек  прекрасно  его  знала.  Постой,
постой! А ведь и у нее фигурировал какой-то Мариушек...
   Роберт спешно покопался в памяти.
   - О господи, точно! Только волок ни при чем, как же его... Холера, не
могу вспомнить, от этого волочения у меня в голове все перемешалось.  Но
что Мариуш, это точно! Вот черт, не расспросили мы ее  как  следует  обо
всех фамилиях...
   - Что-то  я  сомневаюсь,  что  она  всех  этих  людей  знала.  Она  и
вспомнила-то всего три имени. Но мы их все равно найдем.
   - Едем в управление?
   Бежан постучал себе по лбу:
   - Сейчас? У тебя совсем крыша поехала?
   Хотелось и поспать, завтра.., уже сегодня тоже  день  будет.  Причем,
возможно, трудный. Не успеем оглянуться,  как  у  нас  отберут  всю  эту
макулатуру, старик мне уже намекал. Нужно еще фотографии просмотреть,  у
меня из головы не выходит описание того мужика из ресторана...

***

   В доме царила тишина. В прихожей я  прислушалась,  осторожно  открыла
дверь холла, из которого можно было попасть во все остальные  помещения.
И тут, разрази его гром, пронзительно раззвонился  старинный  серебряный
колокольчик для прислуги, которым я обычно пользовалась,  чтобы  позвать
детей обедать.
   Меня чуть удар не хватил - откуда, ко всем чертям, взялся здесь  этот
колокольчик и почему он звонит сам по себе? Он же лежал в ящике  буфета,
что  ему  -  надоело  там,  что  ли?  И  тут  я  увидела  дядю  Филиппа,
пробуждающегося ото сна в  глубоком  кресле  посреди  холла.  Серебряная
побрякушка была привязана у него к руке и звенела как сумасшедшая.
   Я бросилась к дяде и зажала в кулаке это громкоголосое паскудство, но
было уже поздно.
   Прежде чем я успела произнести хоть слово,  дом  наполнился  шумом  и
движением: заохала и завозилась в гостиной тетка Ольга,  кто-то  затопал
наверху, что-то там лопнуло и рассыпалось, наверняка из  имущества  моих
детей.
   Я застонала:
   - Дядя, боже милостивый! Зачем?..
   Дядюшка Филипп старался высвободить руку, привязанную к колокольчику,
в чем я ему изо всех сил препятствовала, так как тот  снова  раззвонился
бы. Какие-то веревки болтались у меня под ногами, я посмотрела, куда они
ведут. Одна, естественно,  тянулась  от  двери  к  колокольчику,  вторая
соединяла дядю Филиппа с дверной ручкой, а  третьей  веревкой  дядя  был
привязан  к  растреклятому  раритету.  Я  поискала   взглядом   ножницы,
поскольку узлы впечатляли.
   Дядя бормотал какие-то объяснения:
   - Видишь ли, девочка моя... Столько подозрений...  Я  хотел  лично...
Бабушка... Нужно было... Ну, в общем...
   - Не шевелите пока рукой, дядя, - в отчаянии взмолилась я.  -  Сейчас
все это обрежу.
   Нужно вас оторвать от дверной ручки.
   Однако ножниц нигде поблизости не было.
   Я вспомнила, что одни лежат в моей  спальне,  а  вторые  наверняка  у
детей, погребены под хламом.  Едва  я  успела  найти  в  кухонном  ящике
единственный острый нож, как все семейство объявилось в холле.
   Первой показалась тетка Ольга.
   - Нееееет!!! - страшным голосом заорала она, видя, как я  с  ножом  в
руке подскочила к дядюшке Филиппу.
   Дядюшка энергично зазвенел.
   - Нет, нет! - поддержал он ее протест, хотя и совсем другим тоном.  -
Это не то, что ты думаешь... Я понимаю... Я согласен...
   Острый нож оказался скорее тупым, так что мне  не  удалось  выполнить
все одним ловким движением. Я схватила верещащий звонок  и,  перепиливая
веревку, - и где они отыскали такие канаты? - вспомнила, что  собиралась
перед  приездом  родни  наточить  все  ножи.  Точнее  говоря,  я  хотела
попросить Рысека сделать это, но, как всегда, забыла.
   Остальные путы я пилила уже не так нервно.
   В холле все уже были в сборе, последней величественно  спустилась  по
лестнице бабуля. Тетка  Ольга  держалась  за  сердце,  судорожно  глотая
воздух; дядя Игнатий пытался ее успокоить, хотя  и  довольно  странно  -
похлопывая по разным местам. Мера эта подействовала, когда он хлопнул ее
по заднице. Тетка Иза, бросив в пространство "Ну и ну!", застыла у стены
в наполеоновской позе. Крестный терпеливо ждал, когда я закончу  пилить.
Молчание нарушила бабуля.
   - Значит, тебя все-таки выпустили, - с  горечью  сказала  она.  -  Мы
поняли,  что  тебя  вызвали,  опасались  обыска   и   решили   к   этому
подготовиться. Филипп сам вызвался. Это дело нужно выяснить до конца,  и
я не потерплю ни малейшей отсрочки.
   Отвязав наконец дядю от дверной ручки, я осторожно заметила:
   - Но ведь уже поздно, бабушка. Завтра все проснутся невыспавшиеся...
   - Сегодня, - поправила меня бабушка. - Уже половина третьего. Это  не
имеет  большого  значения,  мы  тут  на  отдыхе.  А  спать  в  атмосфере
подозрений невозможно.
   - Если бы это  был  какой-нибудь  прием...  -  увлеченно  начал  дядя
Игнатий.
   - В такое время прием был бы уже в  полном  разгаре.  Время  подавать
горячие закуски...
   Ничего не поделаешь, пришлось перебить бабулю,  чтобы  не  пробуждать
пустых надежд.
   - Но у меня нет никаких горячих закусок, бабушка. Мне очень  жаль,  я
не знала, что у нас будет ночная забава. Могу предложить соленые палочки
с красным вином... А! И еще бобы. Но на бобы нужно сорок минут.
   - Неважно. Не думаешь ли ты, что мы закончим разговор раньше?
   Надо признаться, очень на это рассчитывала...  Ничего  не  поделаешь,
высплюсь как-нибудь в другой раз.
   Я поставила на плиту кастрюлю с водой и уселась в гостиной с часами в
руке. Бабуля не стала терять времени даром.
   - Почему ты не вышла замуж? - сурово спросила она.
   Этот вопрос невероятно поразил меня.
   - Как это? Я же вышла! Восемнадцать лет назад,  мои  дети  рождены  в
законном браке!
   - Во второй раз. После развода. Почему ты еще раз не вышла замуж?
   А действительно, почему я не вышла замуж во второй  раз?  Потому  что
это никому не требовалось, вот почему. Доминик моей  руки  не  просил  и
жениться не рвался, а я предпочитала избегать  осложнений.  Супружество,
общий дом, а в этом доме - мои дети...  Кроме  того,  мужчина  -  помеха
профессиональной деятельности, его надо регулярно  пичкать  едой.  А  уж
такого ценителя качества и педанта, как Доминик...
   Возникло бы раздражение, недовольство... Да и, в конце-то концов, чей
бы это был дом, его или мой? И кто его должен был содержать? Пришлось бы
просить у Доминика денег, стать зависимой от него... Кошмарная идея!
   Я решила открыть вторую половину правды:
   - Потому что у меня было слишком много работы.  Муж  -  это  огромная
ответственность, я  предпочла  приходящего  сожителя.  Такому  не  нужно
стирать рубашки и пришивать пуговицы, он не сидит у тебя  на  шее  и  не
требует завтраков, обедов, ужинов...
   - А дети? - возмущенно перебила меня тетка Ольга.
   - Что - дети?
   - Им ведь тоже требуются завтраки, обеды и ужины?
   - Дети мои едят по льготному графику.
   Руки у них растут откуда следует, они вполне  могут  сами  вынуть  из
холодильника  и  разогреть  любую  еду.  Томек  вообще  любит  готовить,
постирать барахло в машине - тоже не проблема, а  глажка  их  как-то  не
трогает. А вот муж потребовал бы полного обслуживания, а у меня  на  это
нет времени. И места тоже нет. Где бы он здесь уместился?
   Теперь возмутилась бабуля:
   - Не  понимаю,  девочка  моя,  о  чем  ты  говоришь.  Мужчина  должен
позаботиться о доме  соответствующих  размеров,  наверняка  он  смог  бы
обеспечить необходимое пространство.
   - И что? Значит, я должна была бы жить у него?
   - Это естественно, не так ли?
   - Для кого как! - вырвалось у меня. - Хотя, впрочем,  вначале  -  да,
первое замужество, общие дети... Но и оно, как мы  видим,  не  выдержало
проверки временем... Дом был мой, точнее говоря, моей  матери,  так  что
муж просто-напросто съехал, не создавая проблем с квартирой. А сейчас...
Случись что, куда мне  податься?  Идти  с  детьми  жить  на  Центральном
вокзале?
   - ЧТО случись? - с нажимом спросила тетка Иза.
   - Ну.., в случае.., осложнений. Он, муж то есть, вполне мог меня и не
вынести. Или я его не вынесла бы.
   -  Глупости!  -  отрезала  бабуля.  -   К   каждой   ситуации   можно
приспособиться. Как-то выдрессировать мужчину...
   Я вдруг представила себе дрессированного Доминика. Наверное, с  таким
же успехом можно выдрессировать носорога или асфальтовый каток.
   Это он дрессировал меня, что тоже получалось так себе.
   - Только нужно найти подходящего мужчину, -  назидательно  продолжала
бабушка. - Боюсь, ты сделала не лучший выбор. Тот,  кто  позволяет  себя
убить при подозрительных обстоятельствах, не может считаться приличным и
ответственным человеком. Не скажешь, что тобой руководило?
   - Дурость, бабушка, - с раскаянием призналась я. -  Ошиблась,  потому
что поначалу он произвел великолепное впечатление. И если бы я вышла  за
него замуж, то, видишь, это убийство свалилось бы на меня.
   - Мне кажется, оно и так на тебя  свалилось,  -  язвительно  заметила
тетушка Иза.
   - Это только потому, что мне не повезло...
   - Вот именно, - снова заговорила бабуля. - Я желаю знать, что у  тебя
общего с этим делом. Ты утверждаешь, что не убивала его?
   - Ну зачем мне его убивать? Спустя четыре года?
   - Например, у тебя случился растянутый во времени аффект, -  горестно
ответил дядюшка Филипп.
   Бабуля жестом попросила налить ей еще вина, что дядя и проделал -  да
так старательно, что уронил в ее бокал  пробку.  Вино  брызнуло  во  все
стороны. Я  бросилась  за  тряпкой  и  другим  бокалом,  благодаря  чему
вспомнила о воде, в которую следовало высыпать бобы.  Вода,  разумеется,
уже вовсю бурлила, так что я плюхнула туда бобы,  спохватилась,  что  не
посолила воду, и в спешке тряханула солонку слишком сильно.
   Солонка была большая, в нее входило сто пятьдесят грамм соли,  крышка
свалилась, и все сто пятьдесят  грамм  полетели  в  кастрюлю.  Некоторое
облегчение я почувствовала лишь при мысли, что это был не суп. Произведя
необходимые  манипуляции  с  бобами  и  дуршлагом,  я  заново  поставила
проклятые бобы, соль отмерила ложечкой и  сорвала  с  вешалки  полрулона
бумажных салфеток...
   В гостиную я вернулась с клубком салфеток и рюмкой для  бабули  -  ив
святой уверенности, что надо мной довлеет какое-то проклятье.
   К концу пребывания гостей я успею разрушить весь дом,  на  наследстве
уже можно поставить крест, так что нечего  мне  голову  морочить,  пусть
проваливают ко всем чертям как можно скорее, чтобы я  могла  взяться  за
работу и как-то компенсировать потери.
   Бабуля была непреклонна.
   - Я желаю знать, почему ты с ним рассталась, - заявила она,  промокая
салфеткой капли вина на платье и заставляя меня пожалеть о том, что соль
я высыпала не на нее. Соль отлично поглощает красное вино. -  Почему  ты
рассталась со своим сожителем, не пригодным на роль мужа. Я тебя слушаю.
   Учитывая, что мне уже действительно было все равно, я  решила  ничего
не смягчать и выложить им все напрямик. Да шут с ними, пусть думают  обо
мне что хотят!
   - Потому что, бабушка, я поняла, что он обыкновенная свинья. Нет, что
я говорю, не обыкновенная, а редкостная  свинья.  Лгал  так,  что  земля
стонала, а я по глупости ему верила.
   К тому же он был деспотом, эгоистом, не терпел никаких  возражений  и
плохо ко мне относился. Вначале-то он, конечно, демонстрировал любовь  и
заботу, да и красивый был до омерзения, на это я, наверное, и  купилась.
Лишь спустя пять лет он проявил себя  с  худшей  стороны,  и  тогда  его
отрицательные качества перевесили.
   - Он тебя содержал?
   Я даже не оскорбилась. Лишь плечами пожала.
   - В том-то все и дело, что нет. Я уже привыкла  к  самостоятельности,
зарабатывала сама, поскольку муж тоже не осыпал меня золотом. Если бы он
пожелал меня содержать, я бы даже не знала, как поступить.
   - Да? - ехидно вмешалась тетка Иза. - Ты бы стала выливать шампанское
в туалет?
   - Какое шампанское?
   - То, которое ты заказывала бы на дом.
   - Да вы что, тетя, скажете тоже... Не такая уж я мотовка,  шампанское
я бы выпила с удовольствием.
   - Иза, прошу тебя, не  уклоняйся  от  темы,  -  упрекнула  бабуля.  -
Значит, расставшись с ним, ты беднее не стала?
   - Наоборот, разбогатела. Я смогла больше работать, а заказов  у  меня
всегда хватало. Видите, даже квартиру удалось сменить.  И  заплатить  за
нее сразу, а не в рассрочку.
   К  моему  величайшему  изумлению,  бабуля  обвела  семейство   полным
торжества взглядом. Только на дядюшку Филиппа не посмотрела, тот сидел в
своем кресле тише воды, ниже травы.
   - Так что этот аргумент отпадает, - с достоинством сказала бабуля.  -
Перейдем к следующим...
   И тут меня подбросило - одним ухом я уловила знакомый звук. Проклятые
бобы выкипели.
   Я рванулась в кухню.
   - Еще десять минут, - сообщила я, вернувшись. - Уже почти готовы.
   Несколько мгновений  они  смотрели  на  меня  так,  словно  не  могли
вспомнить, что именно почти готово, но выяснять не стали.  Дядя  Игнатий
потянулся за следующей бутылкой вина.
   - А ты не крала? - жестко спросила бабушка.
   Я потрясение уставилась на нее:
   - Господи помилуй, что я должна была красть?
   - Что угодно. Вроде бы в этой стране все крадут, особенно  занимающие
высокие посты...
   - Да ведь я, слава богу, не занимаю высокого поста!
   - Другие тоже крадут. До нас  дошли  слухи,  что  крадут  даже  люди,
заслуживающие, казалось бы, всяческого доверия,  разные  там  президенты
компаний, советники, опекуны, работники складов, медики, машинистки...
   С немалым трудом мне удалось собраться с мыслями.
   - Погодите, бабушка, секундочку. Двадцать лет тому назад  -  да,  те,
кто печатал на  машинке,  вынуждены  были  красть  бумагу,  так  как  ее
невозможно было достать. Да и  врачам  тоже,  если  нужно  было  сделать
пациенту капельницу на дому, приходилось  воровать  у  себя  в  больнице
лекарство, другого выхода у них просто не было. Я даже не уверена, можно
ли и сейчас все это купить... Президенты, никто  не  спорит,  крадут  со
свистом, но ведь не я же!
   Обычные воры тоже крадут совершенно безнаказанно, но это тоже не я!
   - Значит, ты зарабатывала на жизнь честным трудом и мужчина  тебя  не
содержал. Прекрасно. Ты разбила какую-то машину?
   - Да у меня ее и не было, так что нечего было разбивать... Хотя  нет,
"фольксваген" был, но он развалился от старости.
   - Чужую машину.
   Мое одурение начало проходить.
   - Я не ездила на  чужих  машинах.  В  этой  стране  никто  не  рвется
одалживать кому-либо свою машину. Так что у меня не было никаких  шансов
разбить ее.
   - У тебя есть долги?
   Мне подумалось, что после этого визита долги точно появятся.
   - Нет. Когда-то давно были, но я уже все выплатила.
   - Ты употребляешь наркотики?
   - Какие еще наркотики?
   - Марихуану, героин, ЛСД...
   - Я что - на самом деле выгляжу такой  идиоткой?  -  удивилась  я.  -
Чтобы хотя бы попробовать эту дрянь, у меня и в самом деле  должна  была
крыша поехать. Откуда у вас такие странные идеи, бабушка?
   -  Мир  стал  очень  маленьким,  -  вмешался  дядя  Филипп,  как   бы
оправдываясь.
   -  И  сведения  доходят  до  самых  дальних  его  уголков,  -  нехотя
подтвердила бабуля.  -  Анонимные  письма  можно  презирать,  но  нельзя
оставлять совсем без внимания. - Если в них нет  ни  слова  правды,  то,
значит, у человека есть враг.
   - А на врага можно не обращать внимания, но  знать  о  нем  нужно,  -
поучающе заметил дядя Игнатий.
   - Ну так что? - издевательски спросила тетка Иза.  -  Какой  такой  у
тебя враг?
   - Я лично одного знаю, - сладким голоском заявила тетка Ольга, метнув
в ее сторону быстрый взгляд.
   Нужно быть полностью недоразвитой, чтобы ничего не понять. Так  какая
же гангрена поганая мазала меня грязью в письмах?  Это  -  во-первых.  А
во-вторых, что от меня нужно этой холерной тетке Изе? Представляю, каких
гадостей они там обо мне начитались, если всем  стадом  прискакали  меня
проверять. Хорошо еще,  что  я  сдалась,  смирившись  с  этой  проклятой
невезухой, иначе могла бы и расстроиться.  А  кстати,  что  за  семейная
проблема за всем этим кроется?
   - Я не знаю, бабушка, какой  у  меня  враг,  -  сказала  я  с  легким
нетерпением, - если бы я прочла те анонимные  письма,  которыми  он  вас
порадовал, может, и смогла бы угадать. А вот что кретин - это  точно.  О
скачках там, случаем, ничего не было?
   - О каких скачках? - подозрительно спросил дядя Игнатий,  который  по
мере убывания вина становился все разговорчивей.
   - Лошадиных.
   - Конных, - недовольно поправила меня бабуля. - А что может  быть  не
так в конных скачках?
   Что не так в наших конных скачках,  я  могла  бы  рассказывать  целую
неделю напролет, однако  предпочла  промолчать.  Выносить  сор  из  избы
показалось мне как-то не слишком патриотично.
   - Ничего,  -  солгала  я.  -  Но  это  единственное  предосудительное
развлечение, которому я время от времени предаюсь.
   - Почему же предосудительное? - возмутился дядя Филипп.
   Дядя Игнатий также выразил свое возмущение  покашливанием,  хрипом  и
жестами, поскольку от негодования аж поперхнулся.  Обе  тетки  и  бабуля
взирали на меня с изумлением и обидой.
   Я вспомнила, что в Австралии дерби является национальным праздником.
   - Я имела в виду игру на скачках, - деликатно пояснила я.
   - Вы только послушайте! - фыркнула тетка Иза. - Какой вздор!
   - Что же еще можно делать на скачках,  как  не  играть?  -  удивилась
тетка Ольга.
   - Лошадь, девочка моя, - это благородное животное, -  с  достоинством
заговорила бабушка. - Никто в здравом уме...
   Дядя Игнатий снова обрел дар речи.
   - Только дураки! - взорвался он. - Только дураки не  пользуются!..  Я
не понимаю!
   Проигрывают!.. Знатоки никогда!.. Знатоки всегда!.. Всегда! Знаток  -
это о-го-го!!!
   - Тоже мне нашелся знаток, - презрительно прошипела тетка Иза.
   - Я попрошу не переходить на личности! - вскинулась тетка Ольга.
   Бабуля все пыталась гнуть свою линию:
   - Недооценивать важность критерия отбора при разведении...
   - У каждого может разок подвернуться