спеть, а  продать
- вряд ли,  потому  что  для  этого  надо  найти  экспертов  и  провести
экспертизу. Да и уехать за границу скотина вряд  ли  успела,  разве  что
крала уже с загранпаспортом в кармане. Я предложила Мартину  написать  в
Отдел заграничных паспортов анонимку на всех трех жуликов, чтобы  им  не
разрешили выезд, но Мартин в ответ на мою блестящую идею  лишь  постучал
пальцем по лбу.
   - Он мог предвидеть такую опасность и передать марки для вывоза  кому
угодно. Я бы, например, предвидел. И вообще, брось ты свой  сомнительный
оптимизм, видишь же, что дело серьезное.
   Мне очень хотелось знать, кто именно из наших общих знакомых привел в
дом к Мартину подозрительных  жуликов  и  почему,  но  в  ответ  на  мои
расспросы он лишь как-то странно посмотрел на меня и не  ответил.  Затем
заставил меня поклясться, что я никому ни слова не скажу о случившемся и
даже с ним не буду заговаривать на эту тему, пока он сам  не  заговорит.
Иначе он за себя не ручается.
   Вся история с марками расстроила меня страшно, причем больше всего  я
расстроилась из-за собственного бессилия - ведь ничего не могу  сделать,
мне даже говорить об этом запретили! Несколько  дней  я  жила  ожиданием
новых известий, их не было. Мартин молчал как рыба,  бушевавшие  во  мне
страсти  искали  выхода,  и  я  с  удвоенной  энергией  набросилась   на
ядерщиков. И с головой погрузилась в свою научно-фантастическую повесть,
а страшная история с марками отодвинулась на десятый план.
   Вскоре после этого  меня  очень  удивила  моя  приятельница  Янка.  Я
забежала к ней на работу по делу, а она задала мне дурацкий вопрос:
   - Ага, послушай, чуть было не забыла, ты случайно не знаешь,  у  кого
можно купить тысячу долларов?
   - Думаю, у валютчиков, - ответила я ей, удивленная не  столько  самим
вопросом, сколько тем, что его задает Янка. Всю жизнь ее знаю -  никогда
не проявляла ни малейшего  интереса  к  подобным  вещам.  -  Зачем  тебе
понадобилась тысяча долларов?
   - Да ты что, это не мне! Одни мои знакомые ищут.  Нет,  у  валютчиков
они не хотят покупать.
   Я пожала плечами. Что мне за дело до фанаберии каких-то ее  знакомых?
Но Янка позвонила мне на следующий день и измученным голосом спросила:
   - Слушай, не знаешь ли случайно кого-нибудь,  кто  бы  продал  тысячу
долларов?
   - Что с тобой? Ты ведь меня уже спрашивала, и я тебе ответила, что не
знаю! - рассердилась я.
   - А, правда, я совсем забыла. О господи, самой мне ничего не приходит
в голову, а они пристали как банный лист - найди да найди. Обещают очень
хорошо заплатить. Ты и в самом деле никого такого не знаешь?
   - Если ты меня спросишь об этом в четвертый раз - придушу и  тебя,  и
твоих знакомых! И чего ты-то так переживаешь? Скажи им, что не знаешь, и
дело с концом.
   - Да разве от них так просто отделаешься? Насели на Доната, без конца
морочат ему голову, а он мне. У меня уже сил нет.
   - У меня тоже. Я сейчас очень  занята.  Мне  надо  найти  одну  такую
маленькую штучку с дном.
   - С каким дном?
   - Непроницаемым для космических лучей. Чтобы оно отражало их.
   - Спятила! - сказала шокированная Янка и повесила трубку.
   И Янка, и ее тысяча долларов тут же вылетели у меня из головы,  я  ни
на секунду не задумалась о них. А кто знает, может, и стоило?

***

   Об ограблении супругов Ленарчиков мне  сообщил  мой  старший  сын.  С
Ленарчиками я не была знакома, только слышала о них и запомнила  потому,
что они исповедовали очень уж нетипичное отношение к  сохранению  своего
имущества, а именно: проявляли крайнюю антипатию ко всем без  исключения
запорам и замкам и поразительное  легкомыслие  к  прочности  дверей,  за
которыми находилось их имущество.
   - Нет на свете таких замков, которых не сможет открыть хороший вор, и
нет такого тайника, который он  не  сумеет  найти,  -  так,  по  слухам,
рассуждал Бартоломей Ленарчик. - А  чем  больше  ставят  запоров  и  чем
хитрее замки, тем больше возникает подозрений, что за ними найдется  чем
поживиться. А зачем же вызывать у людей подозрения?
   За дверями супругов Ленарчиков очень даже было чем  поживиться,  хотя
это добро и составляло лишь ничтожную долю состояния Ленарчиков, которое
базировалось на двух столпах.  Первый  -  разбросанные  по  всей  стране
многочисленные авторемонтные мастерские, оформленные на  фамилии  разных
услужливых людей. Второй -  приданое  пани  Ленарчиковой.  До  войны  ее
папаша - пусть земля ему будет пухом  -  владел  миллионным  состоянием,
вложенным в прибыльные земельные угодья, и вовремя успел наделить  этими
угодьями всю свою ближнюю и дальнюю родню, друзей  и  хороших  знакомых,
благодаря чему фактически оставался владельцем угодий.  Три  его  дочери
получили в приданое многие квадратные километры садов, отданных в аренду
и приносящих постоянный солидный доход.
   Естественно, ни садов, ни ремонтных мастерских украсть  было  нельзя,
чем, видимо, и объяснялась беззаботность  их  хозяина,  пана  Ленарчика.
Она, эта беззаботность, передалась не только всем  членам  его  семьи  и
домочадцам, но даже их собаке, которая не видела никакой  разницы  между
знакомыми и незнакомыми, относясь ко всем одинаково дружелюбно.
   Надо сказать, долгое время политика пана Ленарчика себя  оправдывала.
Непонятным образом зародилось и окрепло убеждение, что деньги  Ленарчики
держат в банке, драгоценности - в неизвестном и недоступном тайнике, а в
доме никаких ценностей нет. Дом, в который любой мог  свободно  войти  в
любое время дня и ночи, не представлял никакого интереса,  и  преступный
мир с удивительным единодушием обходил своим вниманием виллу  на  Саской
Кэмпе.
   В  довершение  всего  шустрый  отрок,  сын  супругов  Ленарчиков,   в
распоряжении которого находился один из фамильных автомобилей, в  третий
раз потерял ключи  от  гаража,  и,  поскольку  ему  надоело  возиться  с
ключами, он раз и навсегда решил проблему, вообще сняв с  гаража  замок.
Теперь ворота гаража открывались путем просовывания руки  в  щель  между
створками ворот и поднятия железной щеколды. Из гаража был выход в жилую
часть дома, причем этот выход не только не запирался,  но  и  вообще  не
имел дверей - просто проем в стене. В  общем,  без  преувеличения  можно
сказать, что супруги Ленарчики вели открытый образ жизни.
   О подробностях образа их жизни я имела  исчерпывающую  информацию  от
сына, дружившего с сыном Ленарчиков. От него же я узнала  и  о  событии,
которое не отважилась бы назвать печальным.
   Ворвавшись вечером домой, сын радостно объявил:
   - Слушай, мать, Ленарчиков обокрали! Я знал, что так оно и будет!
   - Неужели? - удивилась я, так как полностью  разделяла  взгляды  пана
Бартоломея. - Я была уверена, что с  ними  этого  никогда  не  случится.
Интересно, кто же их обокрал?
   - Неизвестно. Все удивляются, и они  удивляются  тоже.  Не  понимают,
почему их обокрали именно  теперь.  Вообще-то  точно  неизвестно,  когда
обокрали, но подмели все вчистую.
   Меня заинтересовала эта необычная информация.
   - Что значит неизвестно когда? Когда же произошла кража?
   - Неизвестно.
   - Не понимаю.
   - А чего тут не понимать? Неизвестно когда, и все тут.
   - А что украли?
   - Тоже точно неизвестно.
   Тут я подумала, уж не случилось ли чего с моим парнем.
   - Сынок, или у тебя, или у Ленарчиков не  все  дома.  Может,  ты  мне
объяснишь попроще, что же все-таки произошло?
   - Вообще-то не  я  один,  все  говорили,  что  так  оно  и  будет.  А
Ленарчикам и вообще начхать на это дело, только вот сегодня они остались
без гроша. Я одолжил Казику пятьдесят злотых.
   - Интересно, откуда у тебя пятьдесят злотых? Послушай,  расскажи  все
по порядку. Почему они не знают, что у них украли и когда, и  откуда  же
тогда известно, что подмели все вчистую?
   - Да просто у них ничего не осталось.
   Мне надоели его загадки, и я решительно заявила:
   - Если не расскажешь толком, то я не скажу тебе, где жареный цыпленок
на обед.
   Сын сорвался с места, протопал в кухню  и  вскоре  вернулся,  страшно
заинтригованный.
   - Я посмотрел везде, искал и в духовке, и в холодильнике. Нигде  нет.
Где же цыпленок?
   Цыпленок  как  миленький  стоял  посреди  кухонного  стола,   правда,
прикрытый фольгой, чтобы не высыхал. Я знала, что сыну в  жизни  его  не
найти. Заручившись моим обещанием открыть тайну цыпленка, сын пояснил:
   - Они никогда не знают, сколько в доме денег.  Их  всегда  много,  но
сколько точно -  не  знают.  И  у  каждого  с  собой  еще  есть.  А  тут
получилось, что старая Ленарчиха что-то купила  и  растратила  все  свои
деньги. Казик потратил свои на новую обивку в машине, а старик  Ленарчик
выдал деньги дочке на Закопане.  Пришли  домой,  шасть  к  запасам  -  а
запасы-то тю-тю! Сначала старики  Ленарчики  полаялись  друг  с  другом,
потом оба дружно навалились на Казика, а потом  старика  как  будто  кто
толкнул. Он держал дома пятнадцать тысяч долларов, одними  сотнями,  они
поместились в коробке из-под ботинок. Коробка обычно стояла в  шкафу.  И
злотые свистнули, и доллары. Да еще неизвестно когда, потому что  деньги
Ленарчикам не были нужны, и они с неделю ими не  интересовались.  Вот  и
неизвестно, когда же их украли, ясно только, что на этой неделе.
   - Ну, наверное, когда никого не было дома.
   - А у них почти всегда никого нет дома. Больше всех в квартире  сидит
домработница - когда не стоит в очередях. А собака всех любит. Так что с
прошлой пятницы свободно можно было украсть.
   - А драгоценности старой Ленарчихи тоже свистнули? - поинтересовалась
я.
   Если уж говорить правду, старая Ленарчиха была ненамного старше меня,
а выглядела и вовсе как младшая сестра своей собственной дочери. Но  раз
уж мы говорим - молодой Ленарчик, молодая Ленарчикова, то должны быть  и
старый Ленарчик, и старая Ленарчиха.
   Сын сказал:
   - Нет, драгоценности не  тронули.  Очень  умные  воры,  кроме  денег,
ничего не взяли, а деньги ведь все одинаковые.  Сейчас  старый  Ленарчик
локти кусает, что не сообразил пометить их.
   - А он что, уже сообщил в милицию?
   - Пока нет. Когда я уходил от них, они как раз решали  вопрос,  стоит
ли из-за такой мелочи привлекать к себе внимание милиции.  Мне  кажется,
они решат, что не стоит.
   - Доллары украли сами по себе или вместе с коробкой из-под ботинок?
   - Нет, коробка осталась.
   - А на ней  отпечатки  пальцев...  Хотя,  если  воры  умные,  как  ты
говоришь, они вряд ли сняли перчатки.
   - Этой коробке старый Ленарчик особенно обрадовался. Хорошо, говорит,
что осталась, будет на развод, не успеем оглянуться, говорит, как в  ней
заведутся новые. Ну так где же цыпленок?
   Через несколько дней сын сказал мне, что пан Бартоломей махнул  рукой
на убытки и не намерен сообщать в милицию о краже. Дело заглохло.

***

   В Саксонском саду я оказалась случайно. Проезжая по Крулевской улице,
вспомнила, что здесь работает один  мой  знакомый,  у  которого  жена  -
химик, а я как раз решала проблему преобразования химических  соединений
путем изменения атомной структуры вещества с помощью космических  лучей,
воздействующих на маленькую штучку с дном. Зайдя на работу к  знакомому,
я узнала, что он только что вышел, чтобы встретиться с женой у фонтана в
Саксонском саду. Я обрадовалась и помчалась в сад, надеясь  застать  там
их обоих.
   Ни знакомого, ни его жены я в саду не нашла, зато увидела там  Доната
и Павла. Они шли по  аллейке  плечом  к  плечу,  но  друг  с  другом  не
разговаривали и вообще выглядели так, что  во  мне  зародилась  какая-то
неясная мысль  о  поединке  -  вот  в  ожесточенном  молчании  они  ищут
подходящее безлюдное местечко, там отмерят десять шагов, и... раздадутся
выстрелы. Эта тревожная мысль  даже  заставила  меня  остановиться  и  с
беспокойством оглядеться по сторонам.
   Саксонский сад был совершенно безлюден в эту пору, только на одной из
скамеек сидели двое мужчин. Донат и Павел шли как раз в том направлении,
причем оба несли под мышкой что-то такое, что  мне  и  внушило  мысль  о
поединке, очень уж оно походило на ящик с пистолетами, как  я  себе  его
представляю.
   Приближаясь  к  скамейке,  они  ускорили  шаг,  причем  сделали   это
удивительно согласованно, хотя по-прежнему не общались  друг  с  другом.
Поравнявшись со скамейкой, оба, как  по  команде,  отвернули  головы  и,
печатая   шаг,   промаршировали   мимо,   напряженно    вглядываясь    в
противоположную сторону.  Заинтригованная,  я  посмотрела  туда  же,  но
ничего интересного не увидела - обыкновенные декоративные кусты, и  все.
Что же они там такое высматривали?
   Пройдя несколько метров, Павел и Донат сбавили темп, нормальным шагом
прошли до конца аллейки и исчезли за ее поворотом. Я немного постояла, а
потом, не торопясь, двинулась по саду, высматривая  своего  знакомого  с
женой. И вдруг опять показались Павел и Донат. Они  шли  обратно,  опять
глядя в пространство перед собой, с каменными лицами, не говоря ни слова
друг другу. Я приостановилась. По мере приближения к скамейке они  опять
стали развивать скорость, а перед скамейкой вновь прошли маршевым шагом,
отвернув  головы  на  девяносто   градусов   и   напряженно   глядя   на
вышеупомянутые кусты. А потом опять сбавили скорость и,  уже  нормальным
шагом дойдя до поворота аллейки, исчезли.
   Я прошла в том же направлении и  увидела  за  кустами  Баську,  возле
которой остановились Павел и Донат.  Вела  себя  Баська  странно.  Топая
ногами, она жестом архангела с огненным мечом явно гнала  их  обратно  к
несчастной скамейке. Черт знает что такое!
   Не успела я переварить увиденное, как представление повторилось в той
же последовательности. Не иначе как в декоративных кустах что-то было...
Вот в четвертый раз Павел с Донатом появились на  аллейке  -  нормальный
шаг, ускорение, маршевый шаг с  энергичным  поворотом  головы,  снижение
скорости, исчезновение.
   После того как они в  четвертый  раз  продефилировали  таким  образом
перед скамейкой, сидящие на ней мужчины сорвались с места  и  панической
рысью кинулись к выходу из сада. Ничего  удивительного,  я  бы  тоже  не
выдержала, если бы подобное происходило перед моим носом. Пробегая мимо,
они бросили  на  меня  внимательный  и  вроде  недружелюбный  взгляд,  я
обернулась, глядя им вслед, они почему-то тоже обернулись. Один  из  них
был лысый и длинноносый, второй - маленький и толстый, с торчащими как у
ежа рыжими волосиками и красным злым лицом. От него у  меня  зарябило  в
глазах, может, еще и потому, что из-под пиджака  у  него  алел  ядовитым
цветом ослепительной яркости свитер.
   Донат, Павел и Баська бесследно исчезли.  Я  все-таки  не  выдержала,
пробралась к декоративным кустам, внимательно их  обследовала  и  ничего
необычного в них не нашла. Ни цветка, ни птички, ни гнездышка, ну ровным
счетом ничего! Даже мусора особого не было.  И  чем  такие  кусты  могли
привлечь внимание - непонятно. Надо будет обязательно спросить. Но тут я
вспомнила о знакомом с женой, кинулась их искать, а когда  на  следующий
день позвонила Баське, чтобы выяснить загадку, не застала  никого  дома.
Позвонила через день - то же самое. В последующие дни я вспоминала,  что
надо бы позвонить Баське с Павлом, но вспоминала в основном  около  двух
часов ночи - не очень подходящее время для расспросов, а  потом  загадка
вылетела из головы под напором других событий.  Очередной  физик-ядерщик
оказался ангельски терпеливым. Жил он, правда, в  Залесье,  но,  раз  уж
судьба послала мне ангела, я, невзирая на трудности пути,  ездила  туда,
как на службу. Рытвины и  ухабы,  грязь  и  распутица  -  все  мне  было
нипочем. Я даже подумала, что стоит, пожалуй, в знак благодарности  хоть
немного привести в порядок дорогу к его дому, найти для этого  свободное
время, но отказалась и от этой мысли, и вообще от поездок в Залесье, так
как к моей машине  стал  проявлять  излишний  интерес  некий  индивид  с
внешностью хулигана. Не исключено, что его нанял сам физик.

***

   Следующее звено в цепи странных явлений предстало в особе Лелика.
   Лелик - один из тех несуразных вечных недорослей, которые так никогда
и не становятся  взрослыми.  Основным  жизненным  предназначением  этого
недотепы с невинными голубыми глазками сиротки Марыси было портить жизнь
своим близким. Опорой же в земной  юдоли  он  неизвестно  почему  избрал
меня.
   Сто раз проклинала я себя за то, что однажды, не иначе как в приступе
полного умственного затмения,  свела  его  с  одним  знакомым,  которому
срочно требовалась некоторая сумма денег на короткий  срок.  Не  отдавая
себе отчета в том, к каким последствиям это приведет,  я  пригласила  их
обоих к себе познакомиться и совершить сделку, поскольку у Лелика деньги
были.
   Пришли, познакомились, совершили. Речь шла о жалкой  сумме  в  десять
тысяч злотых. У Лелика они действительно были, но, как оказалось, лежали
на пятипроцентном вкладе в сберкассе; знакомый высчитал,  сколько  Лелик
потеряет за месяц, если снимет десять тысяч, получилось около пятидесяти
злотых. Он обязался через  месяц  вернуть  Лелику  десять  тысяч  и  еще
пятьдесят злотых, и все было бы хорошо, но через пять дней  Лелик  вдруг
решил, что эти деньги ему срочно нужны - то  ли  заплатить  за  комнату,
которую он может снять на длительный срок у выезжающих за границу, то ли
за машину, я так и не поняла из его хаотичных  стенаний,  в  общем,  без
десяти тысяч - ему  просто  зарез!  Десяти  тысяч  у  меня  не  было,  я
чувствовала себя виноватой и перед Леликом, и  перед  знакомым,  сколько
нервов мне все это стоило - представить невозможно, а в  результате  оба
имели  ко  мне  претензии.  Дело  закончилось  всеобщим   недовольством,
знакомый чуть не спятил, собирая по своим  знакомым  для  Лелика  десять
тысяч, а Лелик ныл и канючил, что понес колоссальные  убытки,  пятьдесят
злотых были спорными, а ему пришлось  срочно  продать  немного  долларов
(хотя уж тут мы со знакомым были ни при  чем)  по  исключительно  низкой
цене, а если бы не спешил, то получил бы  за  них  на  двести  пятьдесят
злотых больше, а может, даже и триста злотых,  другими  словами,  судьба
нанесла ему чрезвычайно болезненный удар, и вот так всю жизнь.
   После этого я поклялась больше никогда, ни за какие сокровища в  мире
не иметь с ним дела.
   Вот почему, когда позвонил Лелик и загробным  голосом  известил,  что
судьба нанесла ему очередной удар, моя реакция была весьма сдержанной.
   -  Нет,  нет,  я  не  могу  по  телефону,  -  конспиративным  шепотом
надрывался несчастный. - Ведь речь идет  как  раз  о  тех,  ну  помнишь,
которые мне пришлось продавать по дешевке.
   Я поняла, что он говорит о своих долларах, и  опрометчиво  предложила
прийти ко мне и рассказать толком, раз по телефону почему-то нельзя.
   Лелик заявился в тот же день, оторвав  меня  от  каторжной  работы  в
области атомной физики. Был он жутко взволнован,  обрамляющая  его  лицо
блонд-бородка предводителя викингов беспокойно металась во все стороны.
   - Меня обокрали! - известил он. - Кража со взломом! То есть взлома не
было, одна кража. Проникли в квартиру и украли. Наверное, воры,  ты  как
думаешь?
   - Нет, марсиане! Что украли-то?
   - Все! А какие марсиане?
   Вот и попробуй с ним разговаривать нормально!
   - Все равно какие. Скажи толком, что у тебя украли?  Неужели  все?  И
осталось лишь то, что на тебе?
   - На мне этого не было! То есть я не то хотел сказать, а то, что я не
носил при себе, оно нормально лежало дома, откуда мне  было  знать,  что
они дверь взломают, хотя они и не взломали,  а  просто  отперли,  ключом
наверное? То есть не ключом, я думаю - отмычкой, а ты что думаешь?
   Что я думаю, я ему не сказала, все-таки как-никак я получила неплохое
воспитание, и вместо этого вежливо переспросила:
   - Что же такое у тебя украли? Что ты держал дома?
   Во  взгляде  Лелика  выразилось  безграничное  страдание  из-за  моей
непонятливости.