сразу после его  ухода  я  позвонила  Баське  и
потребовала объяснений. Баська сказала, что никакого Гавела не знает,  в
чем дело - не понимает, а что до забегаловки, то она уже  давно  там  не
была и спасибо, что напомнила. То-то Павел будет мне благодарен...
   Я чертыхнулась, пожелала Гавелу лопнуть и повесила трубку.

***

   А затем ко мне пришла расстроенная Янка и пожаловалась на Доната.  Он
стал какой-то странный, вечерами уходит из дому, возвращается совершенно
трезвый, ничего не говорит, и больше она этого не вынесет.
   - В том, что он ничего не говорит, странностей не вижу, - заметила я.
- Было бы странно, если бы он вдруг стал разговорчивым.
   - Да он не только сам ничего не говорит, но и не выносит, когда с ним
говорят!
   Я хотела было сказать, что те же самые симптомы наблюдались  у  моего
мужа  перед  разводом,  но  вовремя  прикусила  язык.  Может,  у  Доната
появилась другая женщина? Но об этом я тоже  Янке  не  сказала,  она  же
продолжала анализировать душевное состояние мужа:
   - Он  как  будто  все  время  чем-то  расстроен.  Или  из-за  чего-то
нервничает. Или чем-то недоволен. Или еще что-то в  этом  роде.  Нет,  я
больше не выдержу, он меня в гроб вгонит.
   Я предположила, что Донат запутался в какой-нибудь афере.
   - Но тогда должна же быть от нее хоть какая польза! Я еще не слышала,
чтобы у аферистов с начала до конца были только неприятности. Да и какую
аферу он может проворачивать в своем НИИ пространственного планирования?
Пространство крадут, что ли?
   Такое предположение мне показалось сомнительным, а  поведение  Доната
обеспокоило. Будь у меня побольше времени, я предложила бы  Янке  вдвоем
организовать за ним слежку, чтобы выяснить, какие у  него  неприятности.
Но времени не было, а мои попытки успокоить Янку ни к чему не привели.
   А потом опять появился Гавел. Я поехала в филателистический магазин и
хотела оставить машину на стоянке на улице Хожа. Тут я  увидела,  как  с
нее выруливает Гавел. При виде меня он затормозил, выскочил из машины  и
бегом кинулся ко мне.
   - Что ты тут делаешь? - с возмущением крикнул  он.  -  Там  твой  дом
горит, а ты себе разъезжаешь по городу?!
   На минуту окаменев, я тут же рванула с места и со скоростью  пожарной
машины помчалась к дому.  Гавел  не  из  тех,  кто  способен  на  глупые
розыгрыши, а в доме у меня все-таки  были  дорогие  моему  сердцу  вещи.
Проделав путь за рекордное  время,  я  убедилась,  что  дом  стоит  себе
спокойно и вообще ничего поблизости не горит. В ответ на высказанные  по
телефону претензии Гавел холодно заявил, что ему так показалось и я  еще
должна быть благодарна за заботу. А я вдруг уверилась: врет, видимо, ему
нужно было, чтобы я уехала, вот только зачем - неизвестно.
   Просто удивительно, но всем  этим  странным  событиям  я  не  уделила
должного внимания, отметая их в сторону, чтобы не  мешали  моей  главной
задаче - космическим лучам. Подсознательно, однако, уже чувствовала, что
вот-вот не  выдержу.  А  тут  еще  позвонила  Баська  и  слезно  просила
разыскать для  нее  гуцульский  узор  вышивки  со  старой  подушки  моей
бабушки, который я когда-то срисовала на миллиметровку. Не подействовали
никакие отговорки, и мне пришлось перевернуть вверх дном  всю  квартиру,
чтобы разыскать этот  узор.  Уже  тогда  я  подумала,  что,  видно,  над
космическими лучами тяготеет какое-то проклятие, ведь никогда  до  этого
на моем творческом пути не вставало столько  непонятных  или  совершенно
идиотских преград.
   Ну а через два дня мой сын запустил вонючку, а потом позвонил светлой
памяти покойник Дуткевич...
   Вот что вспомнилось мне перед визитом к майору. Но я понимала, что не
могу поделиться с ним ни одним из своих воспоминаний, пока сама в них не
разберусь, пока  сама  не  выявлю  связи  между  всеми  этими  странными
событиями...

***

   За утро майор провернул гигантскую  работу  и  теперь  знал  обо  мне
абсолютно все: о баллонах, о битве под киоском, о Лелике  и  Вишневском.
Сколько живу на свете, еще никто не проявлял  ко  мне  такого  интереса.
Майор так дотошно изучил меня, что теперь  его  вопросы,  без  сомнения,
преследовали лишь одну цель:  убедиться  в  моей  правдивости.  Уверена,
ответы на них он знал и без меня.
   - Да, вот еще что, - небрежно бросил он. - Кто такой пан Ракевич? Чем
он занимается?
   Не зная толком, чем Гавел занимается, я дала расплывчатый ответ:
   - Он, знаете ли,  деловой  человек,  я  уже  говорила.  Большие  дела
делает. А по специальности фармацевт. Кажется, работает на  предприятии,
где производят на экспорт косметические товары. Но не уверена.
   - И это, по-вашему, большие дела?
   - Не о том речь. О  торговых  сделках,  которыми  пан  Ракевич  очень
гордится. И хвастается передо мной,  потому  что  доверяет.  Сомневаюсь,
впрочем, надо ли вам о них говорить.
   Майор заметил с легким укором:
   - Я не занимаюсь хозяйственными преступлениями, я расследую убийство.
И меня интересуют все причастные к нему лица. И пожалуйста, не пытайтесь
меня убедить, что вы лучше знаете, кто причастен, а кто нет.
   Я обиделась.
   - И не собираюсь! Возможно, с виду  я  полная  идиотка,  но  вы  ведь
знаете, внешность иногда обманчива! Что же касается пана  Ракевича,  то,
насколько я его знаю...
   - Уточните, насколько именно. И сколько времени?
   - Ну, знаю, и все тут. Что значит "насколько"? Знакомы много  лет,  а
встречаемся по-разному-то каждый день, то раз в два года. Знаю,  где  он
живет, но не знаю, чем занимается. В одном лишь уверена  твердо:  в  его
делах все чисто, ничего незаконного. Уж об этом он заботится особенно.
   - А почему особенно?
   - Потому что любит путешествовать. И значит,  должен  быть  чист  как
стеклышко, иначе не получит загранпаспорта. Мне он многое порассказал  в
приступе откровенности, боюсь, не повредить бы ему. Очень не хочется.
   - Все-таки когда вы с ним познакомились?
   - О, еще в довоенные годы. Правда, тогда я была девчонкой, он  старше
меня лет на десять. Его родители были знакомы с моими.  Через  несколько
лет после войны мы  случайно  встретились  -  и  вот  время  от  времени
видимся.
   Майор   закурил   сигарету   и,   откинувшись,   принялся   задумчиво
раскачиваться на задних ножках стула.  Вперед-назад,  вперед-назад.  Ну,
точь-в-точь как мои сыновья, которые таким образом вывели из  строя  два
стула у мамы и три в собственном  доме.  Тут  же  за  разрушением  чужой
мебели я наблюдала с искренним удовольствием.
   Майор размышлял, уставившись куда-то в пространство за мной.  Наконец
очнулся.
   - Покойный знал его. Знал также и Барбару Маковецкую. А они  знакомы?
Пани Маковецкая и пан Ракевич?
   Я и сама уже думала над этим. Ведь не случайно же Гавел ябедничал  на
Баську, предупреждал, что у меня будут из-за  нее  неприятности.  Как  в
воду глядел! Неужели  знал,  что  Дуткевича  прикончат,  а  Баська  даст
покойному номер моего телефона?  Ясновидец  он,  что  ли?  Может,  Гавел
предвидел и то, что покойный позвонит мне за минуту  до  смерти?  Смешно
говорить майору о  таком,  но  обманывать  милицию  я  тоже  не  хотела,
поэтому, взвешивая каждое слово, сказала все-таки правду:
   - Не знаю. И не скрою от вас, пан майор, Маковецкую я прямо  спросила
об этом. Ответила, что не знает. Я же хорошо  помню,  как  сама  ей  его
показала. На улице. Издалека.
   Майор перестал ломать мебель и  взгляд  из  пространства  перевел  на
меня.
   - Давайте говорить откровенно.  Вы  наверняка  и  сами  догадались  -
сейчас  меня  интересуют  все  связи,  все  контакты  людей  из   вашего
окружения. Что вам известно о них? Кто из  ваших  знакомых  поддерживает
связь друг с другом и знакомы ли они между  собой?  Например,  знает  ли
Ракевич  Рокоша?  Знает  ли  Рокош  Маковецкую?  Знает   ли   Тарчинский
Ракевича?
   Вот уж не ожидала! Майор явно переоценил мою сообразительность.
   - Ничего не понимаю! Ведь не меня же убили, а Дуткевича! Я  вот  она,
перед вами, пан майор! Живехонькая! При чем тут мои знакомые?
   Взгляд майора стал загадочным и непроницаемым.
   - Все говорит о том, что именно вы - центральный пункт аферы. Как  вы
сами этого не понимаете? Ну, подумайте хорошенько. Ведь вы  неоднократно
утверждали, что милицию любите...
   - Люблю!
   - Вот и прекрасно! Раз любите, помогите следствию.
   Уходила я  из  Управления  милиции  в  состоянии  полной  прострации,
получив задание составить список всех  моих  знакомых  -  и  ближних,  и
дальних, - а также пометить, кто из них с кем  знается.  Интересно,  как
это сделать? Пронумеровать их, что ли? А может, лучше разметить цветными
карандашами, а стрелочки  провести  фломастером?  Оригинальные  все-таки
методы расследования применяет майор.
   В голове у меня был полнейший сумбур. И еще я с грустью подумала, что
расстанусь с моими физиками надолго, ибо придется заняться совсем другой
деятельностью. Сама разберусь, что кроется за всеми  событиями,  кто  из
моих  знакомых  и  почему  связан  с  ними.  А  то   ненароком   подведу
кого-нибудь...

***

   Составив и вручив майору требуемый список,  я  собиралась  немедленно
кинуться в разведку, но  тут  из  Копенгагена  позвонила  Алиция,  чтобы
узнать, как готовят утку по-пакистански, о  которой  я  ей  с  восторгом
когда-то рассказывала.
   Странно, ведь утку меня научили готовить у Эвы,  а  Эва  была,  можно
сказать, у Алиции под носом, в Роскилле. Узнав это, Алиция  обрадовалась
и кончила разговор.
   Часа через два Алиция позвонила снова. Эва не знала. Она видела,  как
я записывала рецепт, и сама не стала записывать - сочла это достаточным,
а помнит лишь, что для приготовления данного блюда  требуется  множество
ингредиентов, из которых теперь ручается только за  утку.  Пришлось  мне
вытащить старый блокнот и продиктовать рецепт, после чего я посоветовала
ей приготовить лучше говядину по-пакистански - эффект тот же, а  намного
проще. А потом спросила, зачем ей  вообще  это  нужно.  В  ответ  Алиция
нервно расхохоталась.
   - Я должна отметить юбилей. Десятая годовщина моего приезда в Данию и
работы в нашей конторе. К тому  же  мне  повысили  зарплату.  Будут  все
родственники мужа, коллеги по работе, ну и здешние поляки. Нет,  не  вся
эмиграция, только  знакомая.  Нет,  это  безнадежно,  отвертеться  никак
нельзя.
   Услышав такое, я с еще большим жаром стала настаивать на говядине. Мы
с ней обсудили меню, я обещала  выслать  посылкой  московский  борщок  и
спиртное.
   - Только прошу тебя, не отправляй больше  чем  по  одной  бутылке,  -
попросила Алиция. -  Лучше  сделай  несколько  посылок  и  в  каждую  по
пол-литра, хоть одна проскочит без пошлины. А то здешние  мерзавцы  меня
уже запомнили и проверяют каждую посылку, специально за  ними  охотятся.
Представляешь, выучили наизусть названия всех польских водок!
   Мне пришла в голову гениальная идея.
   - А ты мне скажи, как по-датски малиновый сироп. Я напишу на  бутылке
и в декларации, у нас никто не поймет, а  у  вас,  как  всегда,  поверят
написанному. Может, и проскочит.
   Алиция  пришла  в  восторг  и  продиктовала,  что   требовалось.   Мы
расстались.
   Тут же позвонила взволнованная Зося и спросила, умею  ли  я  готовить
рольмопсы.
   - Конечно, умею, - ответила я, удивленная сходством катаклизмов. -  А
у тебя что, тоже юбилей?
   - А, ты уже знаешь! - обрадовалась Зося. -  Ну  да,  все  дело  в  ее
дурацком юбилее. Вот я и хочу выслать Алиции рольмопсы,  а  то  она  там
загнется с готовкой. Знаешь, она ведь еще собирается делать  вареники  с
капустой!
   - Успокойся, не сделает, у них капусты нет.
   - Есть! Позавчера в Данию выехала делегация  Аре  Полоны,  так  Анита
отправила с ними четыре килограмма квашеной капусты. А грибы у нее еще с
осени остались.
   Я тоже встревожилась и расстроилась из-за Алиции, представив  подругу
в эпицентре кухонного циклона. Тем более что она  никогда  не  проявляла
способностей в области стряпни.
   - Вот я и подумала, - продолжала Зося. - Вышлю ей  хоть  рольмопсы  -
уже легче, не надо думать о закуске. Даже  здорово  получится.  Польский
фольклор обеспечен: рольмопсы, вареники...
   -  ...борщок,  -  дополнила  я,  -  а  главным  блюдом   будет   мясо
по-пакистански.  Может,  меню  составлено  и  не  очень   удачно,   зато
экзотично. Датчане подумают,  что  так  принято  у  поляков,  поляки  же
набросятся на селедку и  забудут  про  все  остальное.  Ты  права,  гони
рольмопсы!
   - Легко сказать, я же не умею их делать! Потому и звоню тебе. Помоги,
а? Я куплю селедку, очищу, замочу, а потом вместе  сделаем,  ладно?  Они
ведь могут лежать?
   - В маринаде, конечно, могут. А успеет ли Алиция их  получить?  Я  не
спросила, когда торжество.
   - Через три недели. Времени у нас немного. Я завтра же куплю селедку.
   Даже ради лучшей подруги я не стала предлагать свою помощь по очистке
селедки. О нет! И ограничилась лишь инструктажем по изготовлению  гвоздя
Алициного юбилея: селедку очистить от костей, нарезать на тонкие длинные
полоски и вымачивать сорок восемь часов, причем половину этого срока - в
воде, а вторую половину - в молоке. Но тут я вспомнила, что в список для
майора не внесла кое-кого из знакомых, и переключилась на другое.

***

   Через пять дней в хвост очереди на главпочтамте пристроился  один  из
Зосиных знакомых, некто Соколовский.  Зося  узнала,  что  он  собирается
отправить  в  Швецию  коробку  шоколадных  конфет,  и,  воспользовавшись
случаем, попросила его заодно отправить в Данию и наши рольмопсы.
   Рольмопсов получилось  ровно  семь  килограммов.  По  нашим  с  Зосей
подсчетам, именно такое количество могло  спасти  Алицию.  Ведь  мы  как
рассуждали: если их будет меньше, то одно из двух - или Алиция сразу  же
все слопает сама и будет страдать от угрызений совести, или  воздержится
и тоже будет страдать. Семи же килограммов за столь короткое время ей ни
в жизнь не  слопать,  пусть  себе  пробует  сколько  хочет,  гостям  еще
останется.
   Семь кэгэ селедки в плотно закрытой металлической банке  представляли
слишком  большую  тяжесть  для  женщины,  поэтому  ею  обременили   пана
Соколовского, который, без всякого сомнения,  был  мужчиной  и  которому
ведь все равно отправлять посылку, так что какая разница - одну или две.
   Так получилось, что в тот день  пану  Соколовскому  жутко  не  везло.
Вышло из строя колесо машины, в запасном испортился  вентиль,  машину  с
женой пан Соколовский оставил в мастерской, договорившись встретиться  в
городе,  а  сам  помчался  к  зубному  врачу.  Потом  Зося  вручила  ему
рольмопсы, с женой  он  почему-то  разминулся,  такси  поймать  не  мог,
опоздал в прачечную, оставшуюся часть трассы одолел с помощью нескольких
видов городского транспорта  и  когда,  наконец,  пристроился  в  хвосте
очереди  на  главпочтамте  и  поставил  на  пол   тяжеленную   банку   с
рольмопсами,  почувствовал,  как  все  его  существо  протестует  против
маринадов.
   Теперь можно было отдохнуть и  оглядеться.  Пан  Соколовский  обратил
внимание на стоящего перед ним  в  очереди  молодого  человека,  который
небрежно держал под мышкой огромную  посылку.  "Надо  же,  громадная,  а
какая легкая", - с  завистью  подумал  пан  Соколовский,  травмированный
тяжестью рольмопсов. Истекая потом,  проклиная  все  на  свете  -  Зосю,
Алицию, селедку, колесо и того, кто придумал почту,  -  пан  Соколовский
невольно заинтересовался содержимым легкой посылки.
   Подошла  очередь  молодого  человека.  Он,   оказывается,   отправлял
дамастовое пуховое одеяло небольших размеров. Пан Соколовский подглядел,
что в таможенной декларации было написано "детское одеяло  из  пуха",  и
подумал: жаль, у Алиции нет детей, может, она  не  устраивала  бы  тогда
юбилеев.
   Одеяльце взвесили, насчитали пошлину, запаковали и бросили в  тележку
с другими посылками. Молодой человек удалился.
   Настала очередь рольмопсов.
   - А банка закрыта герметически? - спросила таможенница, ознакомившись
с декларацией.
   - Герметически, а  как  же!  -  поспешил  заверить  пан  Соколовский,
которому стало плохо при мысли, что придется тащить  этот  балласт  Зосе
обратно.  Он  не  задумываясь  поклялся  бы,  что  банка  -  монолит  из
пуленепробиваемой стали. - Если желаете, для гарантии  перевяжу  ее  еще
веревкой.
   - Перевяжите, - согласилась таможенница  и  перестала  интересоваться
подозрительной банкой, по опыту зная, что забота  отправителей  о  своих
посылках  ни  в  какое  сравнение  не  идет  со  стараниями  даже  самых
добросовестных почтовых работников.
   Банку с рольмопсами перевязали  веревкой,  завернули  в  бумагу,  еще
перевязали, стукнули несколько раз штемпелем и тоже бросили  в  тележку.
Дело  было  в  конце  рабочего  дня,   отдел   заграничных   отправлений
закрывался, и последней партии посылок предстояло переночевать на почте.
Отправить их собирались лишь на следующее утро.
   Между вечером и утром была  еще  ночь.  Небрежно  брошенная  на  кучу
посылок, банка с рольмопсами  ударилась  боком  о  ящичек  со  спиртным.
Спиртное не пострадало, у банки же от удара сдвинулась  крышка,  которая
вопреки мнению пана Соколовского все-таки не представляла единого целого
с банкой. Немного сдвинулась, совсем капельку...
   Утром  в  помещение  первой  вошла  заведующая  отделом   заграничных
отправлений в сопровождении охранника,  и  оба  сразу  же  почувствовали
странный запах. Запах был острый и какой-то очень знакомый. Оба, как  по
команде, одновременно потянули носом воздух.
   - Воняет чем-то, - констатировал охранник.
   - Господи боже мой! - произнесла заведующая, побледнев. -  Не  иначе,
что-то разбилось! И чего только люди не отправляют!
   Подойдя к тележке с посылками, она увидела страшную вещь: из посылки,
лежащей на самом  верху,  что-то  текло.  Пахло  остро,  пронзительно  и
аппетитно.
   - Помереть  мне  на  этом  месте  -  селедка!  -  уверенно  определил
охранник.
   Отдел заграничных отправлений охватила паника.  Будь  испорчена  одна
посылка - куда ни шло.  Выплатить  одну  компенсацию,  извиниться  перед
одним человеком - невелика беда. Но ведь  здесь  катаклизм,  катастрофа,
кошмар! Пострадала не одна посылка, а, быть может, все лежащие под  ней.
В  посылках  же  -  дорогие  ткани,  шерсть,  ценные  предметы   одежды,
дорогостоящие продукты, сладости. При мысли о сумме, в которую обойдется
выплата компенсаций, у сотрудников отдела волосы встали дыбом.
   Заведующая, взяв в помощь двух сотрудниц, рыдая и  проклиная  разными
словами отправителей, которые черт-те что посылают,  занялась  подсчетом
ущерба.
   После двух часов тяжкой работы она немного успокоилась:  не  так  все
плохо, главпочтамту банкротство  пока  не  грозит.  Большинство  посылок
содержало  или  алкогольные  напитки,  совершенно  не  пострадавшие   от
селедки, или льняное постельное белье, которое и  так  часто  стирается.
Безнадежно испорчены  были  только  две  посылки:  залитое  рольмопсовым
маринадом  детское  пуховое  одеяльце  и   бандероль   с   книгами,   не
представляющими, к счастью, библиографической  ценности.  Еще  некоторое
сомнение  вызвала,  правда,  сухая  колбаса,  издающая  теперь   крепкий
селедочный запах.
   Подумав, заведующая и ее подчиненные пришли  к  выводу,  что  селедка
колбасе не помеха, а селедочный запах,  может,  даже  повышает  вкусовые
качества колбасы.
   Оставалось  составить  официальный  протокол  и  написать   извещения
пострадавшим отправителям. Протокол заведующая писала лично, ей помогала
контролерша.
   - А вот поваренной книги нам ни в жизнь не найти,  -  мрачно  бубнила
контролерша. - Она в магазинах расходится вмиг. Что теперь делать?
   Заведующая отложила ручку и еще раз осмотрела подмокшую книгу.
   - В конце концов, прочитать можно, - сказала она.  -  Оставим,  пусть
отправитель сам  решает,  пошлет  такую  или  вообще  никакой.  Что  там
дальше?
   Контролерша с  легким  отвр